Давид жак луи все картины. Работа с иллюстрацией

Данная картина демонстрирует нам характер и облик Жака-Луи Давида, каким художник сам себя ощущал. Он хотел, чтобы зрители узнали в нем человека волевого, сдержанного, страстного и склонного к душевному порыву. Достаточно только […]

Художник работал над картиной около двух лет и создал огромное полотно. Живописец изобразил около 150 персонажей. Каждый образ реалистичен и выполнен с точностью, мастер писал все персонажи с реальных людей. Художник давно […]

Давид – основоположник французского неоклассицизма, художественно переосмысливший стандарты классицизма и обновивший их в соответствии с эпохой. Пламенный революционер, сторонник французской революции, преданный Наполеону и считавший, что тот способен дать миру то, что […]

Работа талантливого французского художника Жака Луи Давида выполнена маслом на достаточно большом холсте. Давида считают основоположником неоклассицизма, опирающегося на труды античного наследия. Работа «Сафо и Фаон» выполнена в чертах позднего творчества художника. […]

Давид – французский художник, представитель неоклассицизма – революционного классицизма, не отторгающего старые каноны, но переосмысливающего их на свой лад. Неоклассицисты считали, что художник должен быть не просто наблюдателем и основное его предназначение […]

Вот, казалось бы, революционный живописец, воспеватель Французской революции и вдруг сюжет из древнеримской истории… Кому-то такое соседство покажется странным, но как раз именно тогда французские революционеры довольно часто обращались к римской истории. […]

Введение

Глава 1. Искусство реализма в период Великой Французской Революции

Глава 2. Творчество Жака Луи Давида до начала Великой Французской Революции

Глава 3. Творчество мастера в период революции. Термидорианский переворот

Заключение

Список литературы

ВВЕДЕНИЕ

Когда над горизонтом искусства холодным светилом поднялся Давид, в живописи произошел Великий перелом. Шарль Бодлер, 1825

Французское искусство XIX века представляет собой эпоху реализма, неразрывно связанную на протяжении практически всего столетия с событиями Великой Революции. Основоположником данного направления, осуществлявшего свою художественную деятельность еще в конце XVIII века, и оттуда же берущего свои истоки, принято считать Жака Луи Давида.

О данном мастере написано достаточное количество литературы, но, объективно говоря, исследователи его творчества расходятся во мнении, насколько действительно уникален его вклад в мировое искусство. Одни исследователи считают, что творчество Давида великолепно, его работы пластичны и прекрасны по цвету и композиции, по праву занимая свое место в одном ряду с Великими мастерами. Другие же, в свою очередь, приходят к мнению, что искусство Давида является лишь сугубо политическим и социальным, и, в общем-то, на деле художник практически не создал ничего выдающегося, третьи же занимают нейтральную позицию, отмечая, что его творчеству присуще и первое и второе.

Таким образом, ниже мы попытаемся разобраться, кто из авторов какой из точек зрения придерживается.

Книга известного итальянского историка искусства Л. Вентури «Художники нового времени» охватывает творчество крупнейших мастеров западноевропейской живописи первой половины и середины XIX века, характеризуя их творчество и оценивая их художественную деятельность, в том числе и творчество Давида.

Автор не описывает развернутую биографию художника, а дает лишь общую характеристику, попутно говоря и об основных направлениях искусства XIX века. Особое внимание автор уделяет современной мастеру историографии и художественной критике. Таким образом, в работе охарактеризованы не только творческий облик самого мастера, но и та среда, в которой он творил.

Особое достоинство работы Л. Вентури заключается в том, что помимо раскрытия историко-художественного процесса, эволюции искусства мастера, он ставит вопрос и о художественной ценности тех или других произведений. Кроме того, в своей работе автор дает прекрасный анализ картин, обязательно принимая во внимание лежащие в их основе философские и этические идеи. Вместе с тем, много внимания уделяет он и характеру живописного выражения этих представлений, самому выполнению картины.

Однако необходимо отметить, что через всю работу Л. Вентури проходит в качестве руководящей мысли убеждение автора, что конкретноисторические явления и идеи той или иной эпохи не играли сколько-нибудь определяющей роли в развитии художественного творчества великих мастеров, в чем мы, конечно, не можем с ним согласиться.

Говоря же непосредственно о творчестве Давида, автор отмечает, что «личный вклад Давида в развитие художественного вкуса заключается в строгости решения, уверенности, точности графической техники, в отрицании независимости искусства, в сознательном превращении искусства в политическое и социальное орудие». Таким образом, по его мнению, «он подготовляет путь для Курбе, но не оказывает никакого влияния на двух самых крупных художников первой половины века - Коро и Домье». Кроме того, автор убежден в том, что «Гойя - достойный жалости придворный, Констебл - деревенский житель консервативных взглядов, Давид - цареубийца. Однако именно Давид не участвует в той подлинной революции в искусстве, в том завоевании свободы в живописи, которыми гордится XIX век и которое Гойя и Констебл имели мужество начать. Поэтому Давид представляется столь же революционным в политике, сколь реакционным в живописи. Это означает, что самая жизнь интересовала его больше, чем искусство. Вот почему ему не удавалось или удавалось только в редких случаях создавать подлинные произведения искусства» . Таким образом, мы видим, что автор достаточно критично относится к творчеству мастера.

Иной точки зрения придерживается В. Князева в своей монографии «Жак Луи Давид» . Раскрывая биографические подробности жизни и творчества художника, автор с восхищеньем отзывается о Давиде не только как о прекрасном художнике в политическом аспекте, но в большей степени как о мастере, оставившем нам также и образы малой «человеческой комедии» в портретах своих близких, в портретах разбогатевших чиновников, импозантных военных, дипломатов, политических изгнанников, многие из которых не окончены. Они, по ее мнению, «обнажают перед нами секреты давидовского мастерства. В своей непосредственности, по крайней мере, кажущейся, они еще лучше, чем произведения законченные, запечатлели свое время» .

Тем не менее, автор, конечно же, отдает дань и общественным произведениям, но говорит о том, что, не смотря на то, что Давид более, чем кто-либо из современных ему художников, был связан с политической жизнью своей эпохи, и с революцией связаны его творческие триумфы и неудачи, одновременно он осуществлял революцию и в области художественного стиля. И уже около 1780 года уверенно возглавил «большой стиль», объединив политику и искусство: «Свидетель своей эпохи, Давид запечатлел ее в своих произведениях, привнеся в ее отображение упорядоченность, определенный стиль. И наоборот, несколько искусственно строгий неоклассический стиль у Давида смягчается и обновленным возрождается в силу требований реалистического отображения жизни. В этом непрерывном взаимодействии натуры и стиля и выявляется гений Давида».

И если говорить об отношении автора к искусству Давида в целом, необходимым будет привести следующие слова: «Речи и письма Давида говорят о том, каким он был страстным борцом за новое искусство. Его обширное литературное наследство свидетельствует о высоких требованиях, которые он предъявлял к искусству. Искренней, горячей верой в большое общенародное значение искусства проникнуты его работы» .

Подобной позиции придерживается и А.Н. Замятина в одноименной работе «Давид» . Автор так же достаточно подробно отображает творческий и политический путь художника, однако, огромным плюсом данной работы, на наш взгляд является огромное количество ссылок на первоисточник – речи и письма самого Давида. Именно поэтому данному труду в нашей работе отведено очень значительное место.

Сама же автор, говоря о революционном искусстве Давида, очень тепло отмечает, что уже то, почему Давид пошел навстречу этим требованиям революции, говорит о политической его прозорливости и глубоком понимании социальных задач своего искусства. По ее мнению, Давид сумел определить не только направление работы, но и выбор того вида искусства, который для данного исторического момента приобретал значение ведущего . Иначе говоря, не смотря на постоянные метания мастера в поисках идеала – изначально в античности, в событиях революции, а впоследствии и в Наполеоне, автор твердо убеждена, что именно благодаря постоянному влиянию своих кумиров мастерство Давида достигло небывалых вершин.

Но наиболее полным трудом, отразившем все самые наимельчайшие подробности жизни и творчества мастера явилась монография А. Шнаппера «Давид свидетель своей эпохи» . Именно в ней нами были найдены не только все самые выдающиеся события, определившие тенденции развития творчества Давида в ту или иную сторону, но и ряд, казалось бы, незначительных, но так или иначе сыгравших свою роль деталей в искусстве мастера. Данный труд так же основан на первоисточниках и свидетельствах современников, в нем представлено глубочайшее изучение тематики, а так же дан прекрасный анализ множества произведений.

Очень интересной в плане философского понимания произведений Давида оказалась книга Ж.Ф. Гийу «Великие полотна» . Автор характеризует творчество мастера как «три части созданной Давидом грандиозной серии произведений, повествующей о герое, который жертвует собой ради счастья своего народа: цикл мифа, цикл революции и цикл мира, скрепленного клятвой, ставшей основой нового порядка» . Кроме того, в работе дан очень глубокий анализ произведений, причем отличительной особенностью его является акцент не на стилистические особенности, а попытка проникнуть в суть темы каждого из циклов, характеризуя в них роль и сущность героя.

Еще двумя работами, которые следует назвать, являются «Давид. Смерть Марата» и «Ж.Л. Давид» . Обе повествуют о творческой и личной жизни художника, с той лишь разницей, что в первой работе акцент сделан на самые известные произведения, а вторая работа изобилует множеством мелких биографических подробностей, которые возможно было встретить только у А. Шнаппера. Обе работы основаны на уже вышеперечисленных трудах, однако в них включено множество великолепных иллюстраций.

Если же говорить непосредственно об исторической эпохе, то большую роль в понимании тех событий оказали книги Михайловой И.Н. и Петращ Е.Г. «Искусство и литература Франции с древних времен до XX века» , Н.А. Дмитриевой «Краткая история искусства» и «Всеобщая история искусства» под редакцией Ю.Д. Колпинского .

Во всех работах дана прекрасная характеристика событий периода революции, однако Н.А. Дмитриева, помимо всего прочего, еще и характеризует непосредственно само искусство данной эпохи.

Говоря о революционном классицизме, она упоминает теорию Руссо о близости к природе. Понятие «верности природе» в искусстве вообще, по ее мнению - многозначное и растяжимое понятие, его никогда не следует понимать слишком буквально. В природе заложено многое, и люди в зависимости от своих идеалов и вкусов склонны абсолютизировать и особо выделять то одни, то другие ее черты, которые в данный момент привлекают и кажутся самыми важными. Так и создается искусство - чудесный сплав объективно-природного и субъективно-человеческого. Ведь люди сами являются частью природы и, даже не желая ей подражать, все-таки это делают. А с другой стороны, даже желая следовать ей в точности, они неизбежно преображают ее на свой лад. Именно поэтому произведения художников эпохи французской революции ей кажутся «искусственными». Она говорит о том, что «мало естественного в их аллегориях, напыщенных жестах, в статуарности фигур, в вымученном рационализме» .

Таким образом, существует достаточное количество литературы по выбранной нами теме. Тем не менее, попытаться свести воедино все точки зрения, на наш взгляд, является достаточно актуальной проблемой, именно поэтому целью нашей работы явилась попытка отобразить творческий путь художника глазами многих искусствоведов и критиков искусства. Для наиболее полного раскрытия темы нами были поставлены следующие задачи:

1. раскрыть основные тенденции в искусстве периода Великой французской Революции;

2. проследить творческий путь художника вплоть до начала революционных событий;

3. выявить основные направления в творчестве Давида во время событий революции, а так же после термидорианского переворота.

В данной работе нами были использованы методы анализа научной литературы и биографический метод. Объектом в данном случае является искусство периода французской буржуазной революции, а предметом – творчество Давида.

ГЛАВА 1. ИСКУССТВО РЕАЛИЗМА В ПЕРИОД ВЕЛИКОЙ ФРАНЦУЗСКОЙ РЕВОЛЮЦИИ

Франция стала первой большой страной на Европейском континенте, где революция привела к разгрому феодального строя. Буржуазные отношения здесь утвердились в наиболее чистом виде. Вместе с тем во Франции, прошедшей через четыре революции, рабочее движение ранее, чем в других странах, приобрело характер боевых выступлений. Напряженная борьба народных масс против феодальной аристократии, затем против правящей буржуазии, активное участие в борьбе пролетариата наложили на ход истории особый героический отпечаток, который нашел свое отражение в искусстве Франции XIX века. Острые политические конфликты, свидетелями, а иногда и участниками которых были художники, поставили прогрессивное искусство в тесную связь с общественной жизнью.

Революционные идеи становятся основными в развитии культуры этого времени, обусловливая революционную направленность искусства, и в первую очередь революционного классицизма. Художники для выявления гражданских идеалов обращаются к античности, «чтобы скрыть от самих себя буржуазно-ограниченное содержание своей борьбы, чтобы удержать свое воодушевление на высоте великой исторической трагедии».

Иными словами, художественное выражение французской революции не было свободным выражением. Значительно большую роль здесь играло горячее стремление к общественному благу, стремление, которое привело к возобладанию политических и гражданских ценностей над художественными. Все художники, более или менее ценимые Наполеоном, приносили жертвы богу практицизма: им отказывали «в праве и даже в возможности находить удовлетворение в абстрактной сфере красоты» и возложили на них «обязанность делать вещи, которые могли бы получить полезное применение в соответствии с положительными интересами и практическими установлениями нации. Искусство ставит своей целью приносить пользу, но не узкому кругу привилегированных лиц, а всей нации и скорее массам, чем образованным людям». Как и в Греции, «искусство в настоящее время должно стать разумным установлением, немым, но всегда красноречивым законом, возвышающим мысль и очищающим душу. Что может быть прекраснее такого служения?» .

Поэтому закономерно то большое внимание, которое в период Революции уделяется искусству, неизменно подчеркивая его агитационную роль - оно рассматривается теперь не как «простое украшение на государственном здании, но как составная часть его фундамента». Отсюда основным долгом как правительства, муниципалитетов, так и частных лиц признана совместная работа над пробуждением и развитием эстетического чувства: большое внимание теперь уделяется преподаванию рисования в школах, организации музеев.

Таким образом, в период Великой французской Революции существовали две концепции искусства: «чистой и равнодушной неоклассической красоты» (концепция Винкельмана) и «искусства выразительного, полезного, общественного», требуемого политической жизнью революции и империи, чьи идеалы были абсолютно противоположны.

Тем не менее, как это не парадоксально, к примеру, Жак Луи Давид и его школа не различали этих идеалов, утверждая правоту то того, то другого, и в зависимости от темы пользовались техникой то классицистической, то экспрессивной. Э. Делакруа писал по этому поводу в своем дневнике: «Давид представляет собой своеобразное сочетание реализма с идеализмом. До сих пор он царит еще в известном смысле, и, не смотря на заметные изменения вкусов в современной школе, совершенно очевидно, что все исходит от него». . Но как правильно отмечает А.Н. Замятина, связь и взаимодействие элементов реализма и идеализации в творчестве Давида представляют собой явление исторически обусловленное тенденциями буржуазно-демократического движения этой эпохи .

И это была не только черта личной биографии Давида, но и всего направления классицизм, столь ярко им представленного. В заемные идеалы и нормы классицизма парадоксальным образом вмещались противоположные социальные идеи: и бунт против тирании, и поклонение тиранам, и ярое республиканство, и монархизм.

Искусство буржуазного классицизма повторило в миниатюре эволюцию почитаемого им Древнего Рима – от республики к империи, сохраняя стилевые формы и декоративную систему, сложившиеся при республике. В противоположность рококо классицизм, напитавшись идеями Руссо, провозглашал простоту и близость к природе. Сейчас лозунг «возвращения к природе», «естественности» кажется странным в устах классицистов, потому что их произведения несколько надуманны. Тем не менее, идеологи классицизма были уверены, что, подражая античности, искусство тем самым подражает и природе. Они чтили «простоту и ясность», не замечая, что их ясность была такой же условной формой, как вычурность рококо. В некоторых же отношениях, классицизм отступил от «природы» даже по сравнению с рококо хотя бы в том, что отверг живописное видение, а вместе с ним и богатую культуру цвета в живописи, заменив ее раскраской.

Если же упомянуть о том, что классицистические тенденции были перенесены и на вещи и принадлежности, то можно упомянуть слова Вигеля, который записывал в своих мемуарах: «Одно было в этом несколько смешно: все те вещи, кои у древних были для обыкновенного, домашнего употребления, у французов и у нас служили одним украшением; например, вазы не сохраняли у нас никаких жидкостей, треножники не курились, и лампы в древнем вкусе, со своими длинными носиками, никогда не зажигались» . Вигель безошибочно уловил элемент неорганичности в классицизме нового времени. Это уже не был органический большой стиль, подобно стилям былых времени.

И все же, по сути, все эти направления представляли особой, определенные ступени развития реализма XIX века, то есть реализма эпохи капитализма, чьей характерной особенностью, как уже упоминалось, являлось все нарастающее стремление к конкретно-историческому отображению действительности. К каким бы темам ни обращались художники, они стремились выявить национальные черты: и в прогрессивном романтизме, и даже в таком наиболее отвлеченном направлении, как революционный классицизм, обращение к античности связывалось с современной историей.

Впоследствии все эти тенденции еще более обостряются и сказываются как в тематике, которая ближе подходит к окружающей действительности, внося в нее критическую оценку, так и в художественном воплощении. Преодолеваются черты условности, свойственные, классицизму и романтизму, и реальный мир окончательно утверждается в конкретных формах самой жизни.

Найденные новые живописные приемы несли смысловую, эмоциональную нагрузку, позволяя художнику создать яркий, впечатляющий образ. Достижения французской живописи в этой области оказали большое воздействие на европейскую живопись.

Однако наряду с революционным классицизмом, отдавшим дань единению с природой, находят свое распространение и такие формы искусства, в которых более непосредственно могли воплотиться мысли и чаяния народа, не теряя при этом органической связи непосредственно с классицизмом. Среди таких явлений необходимо назвать массовые праздники, крупнейшим мастером и организатором которых так же являлся Жак Луи Давид. О том, что он очень любил свой труд, говорит тот факт, что на правительственное обращение к нему, как организатору празднеств, следовал ответ Давида: «Я благодарю Верховное существо, что оно дало мне некоторый талант для прославления героев Республики. Посвящая свой талант такому назначению, я особенно чувствую ему цену» .

Народный темперамент проявился в национальных плясках разных провинций, которые порой предшествовали официальным церемониям. В проведении праздников было много стихийного, шедшего непосредственно от народа, но официальные программы церемоний стремились внести в празднества строго регламентируемую торжественную стройность. К примеру, в проекте праздника Федерации можно прочитать буквально лозунг классицизма: «…трогательная сцена их объединения будет освещена первыми лучами солнца». Среди развалин Бастилии будет «воздвигнут фонтан Возрождения в виде олицетворения Природы» и далее: «место действия будет просто, убранство его будет заимствовано у природы» .

На празднества отпускались громадные средства, а сценарии давали новую концепцию публичного праздника. Композиция определялась не центральной фигурой демонстрируемого героя и пассивными зрителями, но активным и равноправным участием всех. В организации масс преследовалась цель, прежде всего, подчеркнуть всеобщее равенство, оттенив в то же время индивидуальные черты членов этого общества равных.

Таким образом, пафос борьбы, стремление воплотить революционный дух народа, присущие прогрессивному искусству, развивавшемуся при жесточайшем сопротивлении со стороны официальных кругов, в значительной мере определили своеобразие французского искусства и его национальный вклад в историю мирового искусства.

ГЛАВА 2. ТВОРЧЕСТВО ЖАКА ЛУИ ДАВИДА ДО НАЧАЛА ВЕЛИКОЙ ФРАНЦУЗСКОЙ РЕВОЛЮЦИИ

К началу XIX века общепризнанным лидером среди художников был Жак Луи Давид – самый последовательный представитель неоклассицизма. Свое художественное образование он начал в мастерской Вьенна, с 1766 года учился в Королевской Академии живописи и скульптуры, а в 1771 году успешно участвовал в конкурсе на Римскую премию картиной «Битва Минервы с Марсом» (1771; Лувр). Картина была написана в духе академической манеры того времени, однако же, успех картины не обеспечил Давиду желанной награды. Профессор Вьен, возможно, задетый тем, что ученик выступил, предварительно его не осведомив, в целях педагогического воздействия, отклонил премию под тем предлогом, «что для первого раза Давид может считать себя счастливым уже потому, что он понравился своим судьям». Почтительный к старшим, Давид доброжелательно объяснял поступок профессора так: «Я думаю, что Вьен говорил так для моей пользы, по крайней мере я не могу предположить никакой другой цели со стороны учителя» . Две следующие попытки добиться желаемого так же оказались безуспешными, и когда в 1774 году Давид за картину «Антиох, сын Селевка, короля Сирии, больной любовью, которою он проникся к Стратонике, своей мачехе, врач Эразистрат обнаруживает причину болезни» добился, наконец, долгожданной награды, то известие о победе так потрясло его, что он упал в обморок и, придя в себя, откровенно воскликнул: «Друзья мои, в первый раз за четыре года я вздохнул легко» . Те стилистические изменения, которые заметны в этой картине по сравнению с «Боем Марса и Минервы», не являются проявлением творческой индивидуальности Давида, а лишь отражают те сдвиги, которые происходят в официальном искусстве. Господствующий стиль рококо изживает себя в эфемерном возрождении академизма и в возврате к классическим традициям XVII века: характер сюжета конкурсной картины представляет собой исторический анекдот, но приемы его разработки остались по существу теми же.

Таким образом, лишь в 1775 г. осуществляется поездка в Италию, куда он отправляется как стипендиат Академии вместе с Вьенном. Путешествие было для Давида началом нового периода его ученичества. До сих пор он затверживал приемы изображения, теперь он учится воспринимать впечатления художественных образов живописи и скульптуры. Италия раскрыла Давиду глаза на античный мир. Свое обращение к античности Давид любил связывать с именем Рафаэля: «О, Рафаэль, божественный человек, ты, поднявший меня постепенно до античности… Ты же дал мне возможность понять, что античность еще выше тебя» .

Давид захотел вновь учиться, но уже противоположным методом, исходя не из изучения приемов без отношения к содержанию, но овладевая этими приемами, как средством выражения содержания, которое может быть бесконечно увлекательным и о котором надо уметь рассказать на языке живописцев. Александр Левуар так описывает поведение Давида: «Он не писал больше; как юный школьник, он принялся рисовать в течение целого года глаза, уши, рты, ноги, руки и довольствовался ансамблями, копируя с лучших статуй…» .

В голове Давида уже возникали творческие замыслы, в которых он стремился к такому идеалу: «Я хочу, чтобы мои работы носили бы отпечаток античности в такой мере, что если бы один из афинян вернулся в мир, они показались бы ему работой греческих живописцев» .

И уже в первой картине, показанной по возвращении из Италии, «Велизарий, узнанный солдатом, который служил под его командованием, в тот момент, когда женщина подает ему милостынго» (1781; Лилль, Дворец изящных искусств), он попытался осуществить задуманное. Показательно, что Давид берет теперь не мифологический сюжет, а исторический, хотя и овеянный легендой. Стиль искусства Давида в этой картине уже достаточно четко выявился.

Однако важно отметить, что в этом же Салоне было выставлено другое произведение Давида - портрет графа Потоцкого (1781; Варшава, Национальный музей). Поводом к написанию портрета послужил жизненный эпизод: в Неаполе Давид стал свидетелем того, как Потоцкий усмирил необъезженного коня. Пусть несколько театрален жест Потоцкого, приветствующего зрителя, но по тому, как конкретно, со всеми характерными подробностями, художник передал облик портретируемого, как нарочито подчеркнул небрежность в одежде, как противопоставил спокойствие и уверенность седока горячему беспокойному нраву лошади, видно, что художнику не была чужда передача реальной действительности в ее живой конкретности. С этих пор творчество Давида идет как бы по двум направлениям: в исторических картинах на античные темы художник в отвлеченных образах стремится воплотить идеалы, волнующие предреволюционную Францию; с другой стороны, он создает портреты, в которых утверждает образ реального человека. Эти две стороны его творчества остаются разобщенными вплоть до революции.

Так, в 1784 году Давид пишет «Клятву Горациев» (Лувр), которая явилась первым реальным триумфом Давида и которая, несомненно, была одним из предвестников Революции. В «Клятве Горациев» Давид заимствует сюжет из античной истории, для того чтобы воплотить передовые идеи своего времени, а именно: идею патриотизма, идею гражданственности. Эта картина с ее призывом к борьбе, к свершению гражданского подвига - одно из ярких проявлений революционного классицизма со всеми его стилистическими особенностями. Солдатская тривиальность принесения клятвы, мелодраматическая поза отца, манерная томность женщин мешают видеть художественные достоинства этого произведения. Но в то же время никто не может забыть, что в этом произведении в первый раз изобразительная риторика выражена с такой простотой, с таким умением подчеркнуть контраст между силой воинов и слабостью женщин.

Как бы восполняя отсутствие индивидуального, конкретного момента в художественном строе своих исторических композиций, Давид пишет портреты г-на и г-жи Пекуль (Лувр). Если в «Клятве Горациев» художник дает идеализированные, несколько абстрагированные образы, то здесь, напротив, он прибегает к утверждению материального мира без всякой его идеализации. Художник показывает некрасивые руки своих моделей с толстыми короткими пальцами, а в портрете г-жи Пекуль - ожиревшую шею, кожа которой нависает на жемчуг. Благодаря костюму и типу этой женщины в этом портрете не чувствуется ничего от классицизма. Из изучения классической формы Давид почерпнул только мощное построение, которое, с одной стороны, подчеркивает жизненную силу модели, а с другой - ее вульгарность.

Давид в своих портретах представляет то, что непосредственно наблюдает в действительности и, может быть, даже не желая этого, создает образы людей, которые довольны собой, своим богатством и охотно выставляют его напоказ.

Несколько в другой манере написан портрет «Лавуазье с женой» (1788; Нью-Йорк, Институт Рокфеллера). Красота линейных контуров, изящество жестов, грациозность, элегантность и утонченность образов должны передать обаятельный образ ученого и его жены. Современный Давиду критик писал: «...Лавуазье - один из наиболее просвещенных и великих гениев своего века, а его жена из всех женщин наиболее способна его оценить. В своей картине Давид передал их добродетель, их качества» . Понятие «добродетель» воплощено здесь в живых конкретных образах.

Если же говорить о манере письма художника в этот первый дореволюционный период, то можно отметить, что уже в 1784 году достиг полной зрелости в ремесле искусства. Эволюция его стиля продолжается до конца жизни, но основа – его виртуозность остается неизменной. Однако, первые произведения Давида еще не были классицистическими и носили на себе печать той манерности XVIII века, крупнейшим представителем которой был Буше. Однако уже в первых произведениях Давид обнаруживает некоторую нечувствительность к цвету и живейший интерес к передаче выражения лиц. Отрывок из воспоминаний Этьена Делеклюза уточняет это: «Видите ли, мой друг, что я называл тогда не обработанной античностью. Срисовав весьма тщательно и с большим трудом голову, я возвращался к себе и делал рисунок, который вы здесь видите. Я приготовлял ее под современным соусом, как я выражался в то время. Я слегка хмурил ей брови, подчеркивал скулы, чуть-чуть приоткрывал рот, т. е. придавал ей то, что современные художники называют выражением и что сегодня я называю гримасой. Понимаете, Этьен? И все же нам трудно приходится с критиками нашего времени - если бы мы работали точно в духе принципов древних мастеров, наши произведения нашли бы холодными» .

Уже в 1807 году Давид понимал, что чистое подражание древним холодно и безжизненно. И он отходит от древних образцов, вносит в рисунок выражение.

Но от передачи выражения до реализма путь не далек. Ту же настойчивость мастера, какую Давид проявлял в подражании древним, он вкладывал и в передачу объектов окружающего мира. В «Раздаче знамен» один из современников Давида восхищался правдивостью изображения солдат: «Лицо, рост, даже ляжки... характерны для данного рода оружия: приземистый пехотинец, подтянутый, с короткими ногами, какими отличаются люди, отбираемые для этих полков» . Но это был реализм поверхностный, точная передача видимой действительности, без участия воображения и с очень малым чувством. Отсюда обвинение Давида в отсутствии у него любви к людям, которое неоднократно повторялось и в дальнейшем. Но техника Давида имела решающее значение. Бланш полагает, что эта техника и есть искусство: «искусство непосредственное, вопреки кажущейся его напряженности, реалистическое, искусное ремесло добросовестного работника … нечто хорошо сделанное, скромное, но прибегающее к грубым эффектам» . И действительно, этот далекий от искусства реализм Давида был необычайно виртуозен и подобен классицизму, стремившемуся создать чистую красоту. Менялись только изображаемые объекты - античная статуя или живая природа. Но процесс изображения в обоих случаях был тождествен, виртуозность имитации совершенна и уверенна.

Следствием этого в творчестве Давида явилась «мужественная и мощная проза», как характеризует Делакруа одну из его картин . Но все же проза, а не поэзия, крепившаяся в отношении к искусству как средству, а не цели, как средству для достижения морального, социального и политического идеалов.

ГЛАВА 3. ТВОРЧЕСТВО МАСТЕРА В ПЕРИОД РЕВОЛЮЦИИ. ТЕРМИДОРИАНСКИЙ ПЕРЕВОРОТ

В Салоне 1789 года, открытие которого состоялось в атмосфере революционного напряжения, внимание всех приковывает картина Давида, выставленная под названием «Брут, первый консул, по возвращении домой после того, как осудил своих двух сыновей, которые присоединились к Тарквинию и были в заговоре против римской свободы; ликторы приносят их тела для погребения» (1789; Лувр). Сила воздействия этой риторичной картины Давида на его революционных современников, по всей видимости, объясняется тем, что, взяв сюжет из античной истории, Давид вновь показал героя, для которого гражданский долг был выше всего.

Революционные события дали непосредственный толчок дальнейшему развитию творчества Давида. Теперь патриотические темы вовсе не надо было искать в античности, героика вторгается в саму жизнь. Давид начинает работать над произведением, запечатлевающим событие, которое произошло 20 июня 1789 года, когда в Зале для игры в мяч депутаты давали клятву «Ни под каким видом не расходиться и собираться всюду, где потребуют обстоятельства, до тех пор, пока не будет выработана и установлена на прочных основах конституция королевства» (Лувр). В этой картине могли слиться воедино обе отмеченные выше тенденции Давида. Здесь представилась художнику возможность выразить идею гражданственности в образах современников. По-видимому, именно так понимал свою задачу Давид, выполняя сорок восемь подготовительных портретов. И все же, когда рисунок с общей композицией был выставлен в Салоне 1791 года, художник делает надпись, что не претендует на портретное сходство. Давид хотел показать революционный порыв народа. Строгое логическое построение композиции, патетика жестов - все это было характерно и для прежних полотен Давида. Однако здесь художник стремится дать почувствовать взволнованность собравшихся и передать ощущение грозы, которая действительно пронеслась над Парижем в день этого знаменательного события. Развевающийся занавес вносит напряженный динамизм, не свойственный более ранним произведениям Давида. Кроме того, чувства каждого гражданина теперь не только подчинены общему энтузиазму, но отмечены и некоторыми индивидуальными чертами. Это первое произведение Давида, изображающее современное историческое событие, и в нем он уже говорит несколько иным языком, чем в своих картинах на античные сюжеты.

Все чаще и чаще начинают от художников требовать отображения современной жизни. «Царство свободы открывает перед искусством новые возможности,- пишет Катремер де Кенси,- чем больше нация приобретает чувство свободы, тем ревностней она в своих памятниках стремится дать верное отображение своего быта и нравов» .

Несколько картин революционного содержания было выставлено в Салоне 1793 года. Давид откликается на трагическое событие своей эпохи. Он пишет убитого Лепелетье - героя революции, голосовавшего, как и сам Давид, за казнь короля и убитого роялистами накануне казни Людовика XVI. Во всем Давид остался верен принципал классицизма - художник не столько хотел представить портрет убитого Лепелетье, сколько создать образ патриота, преданного своей родине. Значение этой картины раскрывает сам Давид в речи, произнесенной в Конвенте 29 марта 1793 года при поднесении картины: «Истинный патриот должен со всем старанием пользоваться всеми средствами для просвещения своих соотечественников и постоянно показывать им проявления высокого героизма и добродетели» . Картина до нас не дошла. Сохранилась лишь гравюра Тардье, исполненная по рисунку Давида.

В картине «Смерть Марата» (1793; Брюссель, Музей) Давид по-иному подошел к изображению убитого, хотя задача оставалась та же - воздействовать на чувства зрителя, дать ему урок патриотизма. Но с этой задачей здесь органически сочеталась другая тенденция искусства Давида: стремление к конкретной, индивидуальной характеристике, которая была присуща его портретам.

Когда известие об убийстве Марата пришло в Якобинский клуб, то Давид, бывший в то время председателем, поцелуем приветствовал гражданина, задержавшего Шарлотту Кордэ. На восклицание одного из присутствующих: «Давид, ты передал потомству образ Лепелетье, умершего за отечество, тебе остается сделать еще одну картину»,- Давид лаконически ответил: «Я ее и сделаю» . Он был глубоко потрясен и с лихорадочной быстротой работал над своим произведением. Оно было закончено через три месяца, торжественно представлено в Конвент и помещено вместе с портретом Лепелетье в зале заседаний с постановлением, «что они не могут быть изъяты оттуда ни под каким предлогом последующими законодателями» .

Давид изобразил Марата так, как он представлял его в момент смерти: сохранено ощущение, что Марат вот только что погиб, только что завершилась непоправимая горчайшая несправедливость, еще не разжалась рука, держащая перо, и на лице не разгладилась страдальческая складка, а вместе с тем картина звучит как реквием, и фигура убитого - как памятник ему. Давид изобразил Марата в реальной домашней обстановке, но мастер поднялся над повседневной действительностью и дал в этом смысле произведение возвышенно героическое. Художник нашел синтез эмоций мгновенного и вечного, что удается так редко. «Трагедия полная боли и ужаса» - так отозвался о его работе Ш. Бодлер .

Назначенный организатором траурной церемонии, Давид утверждал: «Я подумал о том, что было бы интересно представить его таким, каким я его увидел – пишущим во имя счастья народа» . Для аналогии с творчеством Давида интересно ознакомиться с протокольным сообщением о его посещении Марата. «Накануне смерти Марата обществом якобинцев было поручено Мору и мне осведомиться о его здоровье. Мы застали его в положении, которое меня потрясло. Перед нами стоял деревянный обрубок, на котором помещались чернила и бумага. Рука, высовываясь из ванны, писала последние мысли о спасении народа» .

«В этой картине есть одновременно и что-то нежное, и что-то хватающее за душу; в холодном воздухе этой комнаты, на этих холодных стенах, вокруг этой холодной и зловещей ванны чувствуется веяние души», - писал Ш. Бодлер . Давид больше уже никогда не поднимался до такой художественной высоты.

В революционные годы Давид создает ряд замечательных портретов, в которых хочет как бы рассказать о своих раздумьях и думах своих современников. Поиски все большей выразительности, стремление передать душевную теплоту человека - таков путь дальнейшего творчества художника в области портретного искусства. Все чаще художник представляет свои модели на гладком фоне, чтобы все внимание сосредоточить на человеке. Его интересуют самые различные психологические состояния. Спокойствие, безмятежность ощутимы как в выражении лица, так и в свободной, непринужденной позе маркизы д"Орвилье (1790, Лувр); в женственном облике госпожи Трюден (ок. 1790-1791, Лувр) выражены затаенное беспокойство и серьезность. Остро-выразителен карандашный рисунок - портрет Марии Антуанетты (Лувр), сделанный перед ее казнью, он граничит с карикатурой, раскрывает наблюдательность художника, умение схватывать самое характерное.

Творческая деятельность Давида до термидорианского переворота неразрывно связана с революционной борьбой: он был членом якобинского клуба, депутатом от Парижа в Конвенте; он входил в состав комиссии по народному просвещению, а затем по делам искусства, а также был членом Комитета общественной безопасности.

После контрреволюционного переворота Давид отрекся от Робеспьера, но все же был арестован и посажен в тюрьму. Во время пребывания в Люксембургской тюрьме из ее окна он пишет поэтичный уголок Люксембургского сада (1794; Лувр). Спокойствие разлито по всему пейзажу. И, наоборот, в автопортрете (1794; Лувр), написанном также в тюрьме, и так и оставшемся незаконченным, царит совсем другое настроение. Во взгляде Давида можно прочесть растерянность и беспокойство. Тревожные настроения вполне понятны у художника, который пережил крах своих идеалов.

Одновременно с автопортретом Давид создает другие образы. В портрете Серизиа и его жены (1795; Лувр) художник изобразил людей, живущих легко и бездумно. В портретах этого времени Давида прежде всего интересовала социальная характеристика. Он как бы показал этими произведениями сложность и противоречивость того времени.

В том же 1795 году он задумывает картину «Сабинянки останавливают битву между римлянами и сабинянами» (Лувр; 1799), которой он хотел показать возможность примирения партий, стоящих на различных политических платформах. Но замысел этой картины был фальшивым, и он вылился в холодное, академическое произведение. С этого времени вновь ощутим тот разрыв между исторической картиной и портретом, который можно было наблюдать в творчестве Давида до революции. В портретах Давид зорко всматривается в свои модели и вместе со сходством стремится передать характерность, подыскивая наиболее подходящие средства выражения. Интересно, что некоторые портреты Давида конца века выполнены в новой манере, об этом свидетельствует портрет молодого Энгра, неожиданно мягкий и живописный (ок.1800; Москва, Государственный музей изобразительных искусств им. А.С. Пушкина).

В портретах Давида мы всегда можем угадать отношение художника к модели, что очень ярко сказалось в таких произведениях, как «Бонапарт на перевале Сен-Бернар» (1800; Версаль) и портрет госпожи Рекамье (1800; Лувр). Нельзя не восхищаться этим своеобразным памятником эпохи Консульства, в котором как в зеркале отражены эстетические вкусы того времени. Обращение к античности теперь лишь предлог, чтобы создать особый мир, далекий от современности, мир чисто Эстетического любования.

Своей жизненностью и драматической выразительностью отличается незаконченный портрет Бонапарта, 1897 года (Лувр). В этой работе нет ни заранее заданной идеи, ни обычной для Давида завершенности картины.

Совсем в ином плане Давид пишет конный портрет Бонапарта «Переход Наполеона через Альпы». Давид видел теперь в Бонапарте только героя-победителя и принял заказ изобразить его спокойным на вздыбленном коне. Позировать, однако, Бонапарт отказывается: «Зачем вам модель? Думаете ли вы, что великие люди в древности позировали для своих изображений? Кого интересует, сохранено ли сходство в бюстах Александра. Достаточно, если его изображение соответствует его гению. Так следует писать великих людей» . Давид выполняет это желание и пишет не портрет, а скорее памятник полководцу-победителю. Он словно олицетворяет знаменитую фразу наполеона «Я хотел дать Франции власть над всем миром» .

Торе же в 1846 году так описывал данный портрет: «Эта фигура на коне тысячи раз воспроизводилась в бронзе и гипсе, на каминных часах и на деревенских сундуках, резцом гравера и карандашом, на обоях и тканях - словом, всюду. Пегий конь, поднявшись на дыбы, взлетает над Альпами, как Пегас войны» .

В 1804 году Наполеон Бонапарт стал императором, и Давид получил звание «первого живописца императора». Наполеон требует в искусстве восхваления империи, и Давид по его заказам пишет две большие композиции «Коронование императора и императрицы» (1806-1807; Лувр) и «Присяга армии Наполеону после раздачи орлов на Марсовом поле в декабре 1804 года» (1810; Версаль).

Портрет остается сильной стороной творчества Давида до конца его жизни, что же касается композиционных работ, то они, утратив былой революционный пафос, превращаются в холодные академические картины. Подчас его строгий стиль сменяется претенциозной изысканностью и красивостью, как, например, в картине «Сафо и Фаон» (1809; Эрмитаж).

В 1814 году Давид заканчивает картину «Леонид при Фермопилах» (Лувр), начатую еще в 1800 году. В ней он еще хотел выразить большую идею, как он сам об этом говорил, - «любовь к отечеству», но на деле получилась холодная академическая композиция. Классицизм конца XVIII века, который пришел на смену рокайльной живописи и отвечал революционным идеям того времени, теперь изживал себя, превращаясь в официальное искусство, и прогрессивные художники искали новых форм выражения, стремясь к искусству страстному, правдивому. Против этого нового искусства возражал Давид: «Я не хочу ни проникнутого страстью движения, ни страстной экспрессии...» Однако в портретное искусство Давида новые тенденции проникали все настойчивее.

Наступают годы реакции, и в 1814 году к власти приходят Бурбоны. Давид вынужден отправиться в эмиграцию, но, несмотря на это, в Париже его ученики продолжают чтить культ маэстро и ожидают его возвращения: «Ваши старейшие ученики Вас любят по-прежнему…» - пишут они Давиду . В период эмиграции наряду с маловыразительными композиционными произведениями, как, например, «Марс, обезоруживаемый Венерой (1824; Брюссель, Королевский музей изобразительного искусства), он создает ряд портретов, написанных в разной манере. Выписанность деталей характеризует портреты археолога Александра Ленуара (1817; Лувр) и актера Вольфа (1819-1823; Лувр). И, наоборот, в обобщенной манере написаны произведения, которые можно назвать портретами людей, потерявших иллюзии.

Таким образом, все творчество периода революции художника можно назвать идеалистическим, поскольку прославление политических ценностей и гражданского долга по отношению к своей Родине достигает неимоверных вершин. Но, не смотря на свою столь страстную любовь к ней, свои дни мастер так и оканчивает, не вернувшись домой. И как впоследствии скажет Э. Делакруа, «Вместо того, чтобы проникнуть в дух античности и соединить ее изучение с изучением природы, Давид явно стал отзвуком эпохи, для которой античность была лишь фантазией» .

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Подводя итоги данной работы, следует отметить, что в своем творчестве Давид воплотил основные этапы развития эстетического сознания Франции в один из самых героических периодов ее истории, что определяет особое место его искусства в Европейской культуре в целом.

Однако, Давид был не только знаменитым живописцем. Оказавшись свидетелем больших исторических событий, он стал их активным участником, выдающимся деятелем якобинской диктатуры и Конвента, представителем сокрушившего монархию Бурбонов, и утвердившего свою власть «третьего сословия», которое создало свой художественный стиль, первым выдающимся мастером и главой которого и стал Давид.

Творчество Давида – искусство, неразрывно связанное с четкой идеологией, с сознательным стремлением создать новую художественную систему, соответствующую новой эпохе.

И хотя истоки искусства Давида восходят к репертуару творческих форм и сюжетов, характерных для второй половины XVIII века, мастер в своем новом варианте классицизма воплощает с предельной ясностью отвлеченно-гражданственные идеалы эпохи буржуазной революции. Вместе с тем, именно он заложил основы реализма нового времени, главным образом в портрете.

В период революции творчество Давида воодушевляют передовые идеи его времени, сыгравшие большую политическую роль в истории Франции. Вдохновленный этими идеями, Давид служил идеалу революции как гражданин и живописец, показав пример органичного и неразрывного единства творческой и общественной деятельности художника. В те лучшие годы своей жизни Давид создает произведения, прославившие его имя в истории мирового искусства, и, напротив, мы видим, как идет на спад его искусство после термидорианского переворота.

Верный своему классу, уже пережившему революционный подъем, Давид отрекается от своего революционного прошлого и в этом отречении проступает ограниченность всей революции в целом. Безоговорочно встав на сторону Наполеона, увидев в нем свой новый идеал, Давид напрасно, однако, пытается достичь при помощи одного мастерства того, что могло быть создано лишь вдохновением, почерпнутым в великих событиях. И как бы мастер не стремился, но «первый живописец императора» так никогда и не смог сравняться с «первым живописцем революции».

И, тем не менее, если характеризовать все творчество Давида, можно сделать это словами Т. Готье, отметившего, что «Давид, чью славу на какое-то мгновение затмили клубы пыли, поднятые около 1830-х годов битвой романтиков и классицистов, видится нам отныне мастером, которого не могут умалить никакие посягательства» .

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

1. Вентури Л. Художники нового времени. М.: Изд-во иностр. лит-ры, 1956. с. 34-41;

2. Всеобщая история искусства. Искусство XIX века / Под ред. Ю.Д. Колпинского, Н.В. Яворской. Т.5. М.: Искусство, 1964. с. 21-32;

3. Гийу Ж.Ф. Великие полотна. М.: Слово, 1998. с. 150-157;

4. Давид. Смерть Марата / Под ред. Н. Астахова. М.: Белый город, 2002. 48 с.;

5. Дмитриева Н.А. Краткая история искусства. М.: Искусство, 1991. с. 250-252;

6. Европейская живопись XIII-XX веков / Под ред. В.В. Ванслова. М.: Искусство, 1999. с. 128-130;

7. Европейское искусство XIX века / Под ред. Б.В. Вейнмарн, Ю.Д. Колпинского. М.: Искусство, 1975. с. 22-28;

8. Жак Луи Давид / авт.-сост. В. Прокофьев. М.: Изобразит. Иск-во, 1960. 60 с.;

9. Жак Луи Давид / авт.-сост. Е. Федорова. М.: Белый город, 2003. 64 с.;

10. Замятина А.Н. Давид. Огиз: Изогиз, 1936. 124 с.;

11. История зарубежного искусства / Под ред. М.Т. Кузьминой, Н.Л. Мальцевой. М.: Искусство, 1984. с. 258-260;

12. История искусства стран Западной Европы XIX века. Франция. Испания / Под ред. Е.И. Ротенберг. Спб.: ДБ, 2003. с. 111-112;

13. Калитина Н.Н. Французский портрет XIX века. Л.: Искусство, 1985. с. 11-56;

14. Князева В. Ж.Л. Давид. М.-Л.: Искусство, 1949. 36 с.;

15. Михайлова И.Н., Петращ Е.Г. Искусство и литература Франции с древних времен до XX века. М.: КДУ, 2005. с. 250-261;

16. Цырлин И. Французские художники в борьбе за мир и демократию. М.: Искусство, 1951. 44 с.;

17. Шнаппер А. Давид свидетель своей эпохи. М.: Изобразит. Иск-во, 1984. 280 с.

Вентури Л. Художники нового времени. М., 1956.

Отправь заявку с указанием темы прямо сейчас, чтобы узнать о возможности получения консультации.

Накануне суровых событий Французской революции и во время самой революции искусство Франции оказалось захвачено новой волной классицизма. Передовой мыслящей части Франции было вполне ясно в эти годы, что монархия Бурбонов окончательно разваливается. Новые требования жизни вызвали потребности в новом искусстве, новом языке, в новых выразительных средствах. Увлечение античной культурой совпало с самыми насущными требованиями искусства героического, высокогражданственного,создающего образы, достойные подражания. Классицизм проявил себя во всех областях изобразительного искусства - в архитектуре, живописи, скульптуре.

Наиболее ярко влияние классицизма оказало на живопись. Вновь в искусстве выдвигается роль разума как главного критерия в познинии прекрасного, вновь искусство призывается прежде всего воспитывать в себе чуство долга, гражданственности, служить идеям государственности, а не быть забавой и наслаждением. Только теперь, в канун революции, это требование приобретает более конкретный, целенаправленный, целенаправленный характер.

В преддверии Великой Французской революции в живописи Франции появляется очень яркий, талантливый художник - Жак Луи Давид. В его творчестве античные традиции, эстетика классицизма слились с политической борьбой, органически сплелись с политикой революции, это и дало новую фазу классицизма во французской культуре - "революционный классицизм".

Давид был сыном парижского негоцианта (оптовый купец, коммерсант), окончил Королевскую академию. В своих ранних работах он близок традициям позднего барокко и даже некоторым элементам рококо. Получив "римскую премию" как лучший ученик Академии, он попадает в Италию в 1775 году. Там знакомится с памятниками античности, изучает труды итальянских художников. После этого Давид начинает использовать в своих работах то, что привлекало его в античности, однако, стараясь не подражать, а искать свой путь.

Надо сказать, что накануне революции идеалом французского буржуаазного общества, к которому принадлежал и Давид, была античность, но не греческая, а римская, времен Римской республики. Священники с кафедры цитируют не Евангелие, а римского историка Тита Ливия. В театре с большим успехом разыгрываются трагедии Корнеля, драматурга, который в образах античных героев прославлял гражданские доблести и чувство патриотизма. Так складывался новый стиль, и Давид выступил в своих картинах этого периода истинным его глашатаем ("Клятва Горациев").

С началом революционных событий Давид оформляет массовые празднества, занимается национализацией произведений искусства и превращением Лувра в национальный музей. Национальные праздники устраивались, например, в годовщину взятия Бастилии или провозглашения республики, в честь "Верховного существа" или торжественного перенесения останков Вольтера и Руссо в Пантеон. Большинство из этих праздников готовилось непосредственно Давидом. Каждое такое оформление являло собой синтез искусств: изобразительного, театрального, музыкального, поэтического, ораторского.

В 1793 году в Лувре открыт Национальный музей, который отныне стал и центром художественной культуры, и художественной школой. Туда и поныне приходят художники для копирования, для изучения шедевров мирового изобразительного искусства.

В 1790 году Давид приступает к большой картине по заказу якобинцев "Клятва в зале для игры в мяч", в которой задумал создать образ народа в едином революционном порыве. К сожалению, картина не была написана, кроме зарисовок, эскизов. Когда был убит "друг народа" Марат, художник пишет по поручению Конвента свою знаменитую картину "Смерть Марата".

С 1793 года Давид входит в Комитет общественной безопасности - и сближается с главой якобинской партии Робеспьером. Но после падения якобинской диктатуры политическая карьера художника обрывается, а его самого ненадолго арестовывают.

Его последующий путь - это путь от первого художника республики до придворного живописца империи. Во время Директории он пишет "Сабинянок". Начинает проявлять интерес к образу Наполеона. И в период империи Наполеона он становится первым живописцем императора. По его заказу пишет огромные картины "Наполеон на перевале Сен-Бернар", "Коронация" и пр.

Низвержение Наполеона и реставрация Бурбонов вынуждают Давида эмигрировать из Франции. Отныне он живет в Брюсселе, где и умирает.

Помимо исторических полотен Давид оставил большое количество прекрасных по живописи и характеристике портретов. Строгим изяществом своего письма Давид предопределил характерные черты того классицизма начала 19-го века, который получил название ампир.

В сентябре 1783 года Давид за эту картину был принят в действительные члены Королевской академии. Художник хотел показать здесь горестную судьбу героев, скорбь в связи потерей отца и мужа.

Мазков в картине почти не видно, гладкая поверхность холста кажется эмалевой, тела - одушевленными мраморами. Ледяной свет заливает комнату, где стоит погребальное ложе Гектора, блестит на бронзовом высоком канделябре и угасает в глубине, где траурные драпировки безмолвно напоминают о смерти. Глаза Андромахи, красные от слез, смотрят в глаза зрителю. Все здесь дышит настоящей древностью: оружие, скопированное с римских рельефов, чеканная бронза светильника, стройная резная мебель, похожая на ту, которую видел Давид в помпейских домах. Но главное, что взволновало зрителей - ощущение необходимости и благородства подвига.

Кавртина имела большой успех у зрителей.

Однажды Давид с приятелем наблюдали свиту короля, отправившуюся на охоту. Веселые восклицания, смех, оживленные голоса раздались с лужайки, расположенной поодаль. Несколько придворных и офицеров пытались по очереди вскочить на брыкающегося, видимо, почти не объезженного, жеребца. Конь был необыкновенно хорош - серый в яблоках, со спутанной длинной гривой. Он напомнил Давиду коней Диоскуров с римского Капитолия. Да и все здесь казалось ожившей древностью: дикий конь, рвущийся из рук людей, пронизанная солнцем роща, полуразрушенная стена патрицианской виллы вдалеке...

Никому не удавалось укротить жеребца, удержаться в седле было невозможно, самые искусные наездники потерпели неудачу. Наконец еще один решил попытать счастья. Очень молодой, тонкий, быстрый в движениях, он легкими шагами вышел на лужайку и сбросил кафтан. Оставшись в одном камзоле, юноша казался совсем хрупким рядом с огромным жеребцом. Почти не коснувшись стремян, он вскочил в седло и, сильно рванув поводья, поднял коня на дыбы. Пыль, комья земли полетели в глаза зрителям; жеребец бешеным аллюром метался в разные стороны, неожиданно останавливался, пытаямь сбросить всадника через голову, и снова карьером несся вперед. Все, затаив дыхание, следили за поединком человека и коня.

Человек победил. Вздрагивая и закидывая голову, кося налитыми кровью глазами, жеребец остановился на самой середине поляны. Наездник повернул к зрителям счастливое и усталое, совсем мальчишеское лицо и торжественно снял шляпу, салютуя королю. Грудь его тяжело вздымалась под синей орденской лентой, в глазах не погас еще азарт недавней борьбы, кружева жабо порвались, открыв шею. Зрители аплодировали как в театре. Эта сцена так ярко запечатлелась в глазах художника, что он стал писать картину.

Художник изобразил графа Потоцкого верхом на великолепном и уже покорном жеребце. Он снимает шляпу, салютуя королю. Светло-синяя лента ордена белого орла на груди графа, кремовые рейтузы, голубое небо, сочная зелень молодой травы, белые кружева рубашки Потоцкого, солнечные пятна на земле - настоящий праздник живописи!

Как видно, не только античность, но и современная жизнь, если в ней есть нечто от героики римлян, а может быть, и просто от мужества человека, способна прочно завладеть сердцем художника.

Давид выбрал исторический сюжет, навеянный романом известного в те годы литератора Жана Франсуа Мармонталя о печальной судьбе Велизария, полководца императора Юстиниана. Смешивая историю с легендой, Мармонталь описал жизнь мужественного воина, любимца солдат, одержавшего множество побед во славу своего властелина. Но Юстиниан не доверял Велизарию и боялся его. В конце концов император решил избавиться от слишком прославленного военначальника. Велизарий был лишен чинов и богатств, а затем по приказу жестокого и недоверчивого монарха ослеплен.

В книге Мармонталя Давид привлек один из последних эпизодов - старый воин узнает своего полководца в дряхлом, слепом нищем, просящем подаяние.

На картине изображены тяжелые пьедесталы, базы мощных колонн. Вдали холмы, напоминавшие Альбанские горы. Там, в густой массе деревьев, виднеются крыши домов и храмов...

Велизарий сидит на камне, голова его поднята вверх - он слеп, он не видит мира, только прислушивается к нему. Латы на плечах полководца печально оттеняют рубище, в которое он облачен. Мальчик-поводырь в светлой тунике протягивает вперед боевой шлем Велизария. И в этот шлем, так часто одним своим блеском наводивший ужас на врагов могущественной державы, в этот шлем, в котором Велизарий сражался в Персии, в Африке, в Риме, кладет подаяние какая-то добросердечная женщина.

Поодаль старый солдат с изумлением и ужасом смотрит на дряхлого слепца. не решаясь признать в нищем богатого и любимого солдатами прославленного полководца. Давид еще не отваживался доверить зрителю оценку события, и солдат как бы выражал удивление и горе самого художника.

Картина полна человечности, мужественного страдания и сострадания.

Однажды Давида взволновала пьеса Корнелия на сцене Французского театра - трагедия о Горации, как рассказ о мужественной и достойной жизни древних, как возрождение античной героики:

Вернулся в отчий дом после боя с врагами единственный оставшийся в живых сын старого Горация. Здесь он, победитель, увидел, как его родная сестра оплакивает смерть своего возлюбленного - юноши из враждебного рода. В гневе он ударом меча убил сестру. И вот юношу судят, а его старый отец защищает сына. Со сцены звучит горячая речь отца:

Святые лавры! Вы, которых здесь пятнают!

Вы, чьи листы главу от грома сберегают!

Допустите ли вы, чтоб враг, на казнь влача,

О, римляне, друзья, ужели вы готовы

Герою наложить позорные оковы?

Ужели будет тот безжалостно казним,

Кому свободою своей обязан Рим?!

И Давид задумывает картину о Горации и его сыновьях.

Полотно представляет собой огромный холст. На фоне сумрачных каменных аркад факелом горит алый плащ, накинутый на плечо младшего Горация. Три сына в полном боевом вооружении, в шлемах и с копьями простерли правую руку навстречу отцу в традиционном и мужественном жесте римского приветствия. Сам старик, подняв вверх холодно сияющие мечи, скрепляет клятву сыновей в верности долгу и готовности сражаться с врагами своим благословением и, как военначальник, напутствует их перед боем. В горестном оцепенении склоняются в объятия друг другу сестры воинов. От холста будто идет звон тяжелого и грозного оружия. Мечи, руки отца и сыновей, соединившись в самом центре полотна, символизируют смысл и значение картины: над всем, над человеческими чувствами и жизнями, над горем женщин и старостью отца возносится клятва в верности долгу и лезвия мечей.

Полотно Давида воплотило в живых и гордых людях, в строгих чертах античных героев понятия долга, чести и любви к отчизне, оно заставляло людей увидеть тщету и незначительность мелких житейских дел, светской суеты рядом с истинным величием духа, рядом с помыслами о свободе, отвечавшими настроению многих парижан.

Поэтому картина вызвала ажиотаж, не было равнодушных, были только друзья и враги. И поэтому так негодовали некоторые академики: они справедливо видели в картине не только нарушение принятых канонов, но и опасное вольнодумство.

Сюжет отсылает к знаменитой битве в ходе греко-персидских войн.
В сентябре 480 г. до н.э. в конце греко-персидской войны персы в попытке вторжения в Грецию совершают переход в скалистое ущелье Фермопилы. После двух дней боев персы решаются на отчаянный шаг, когда предатель Эфкальт указывает им обходной путь в тыл грекам. Предводитель спартанцев Леонид гибнет вместе с 300-ю спартанцами, окруженные неприятелями. Они вели героическое сопротивление против многократно превосходящих сил и бились до последнего, благодаря чему их соотечественники смогли эвакуировать мирных людей и подготовиться к обороне.
Центральным персонажем картины является царь Леонид, обнаженный и безоружный (но с большим круглым щитом, перевязью доспехов и в шлеме), присевший на обломок скалы, согнув левую ногу.
По правую руку - его брат Агис, с венком на голове, который надевают во время жертвоприношения перед битвой (древний обычай), и слепой Эврит, направляемый рабом спартанцев, замахивается копьем.
По другую сторону - группа спартанцев с трубачом поверх их голов. Солдаты сжимают оружие и щиты или целуют женщин перед тем, как идти на смерть.
Слева на картине солдат цепляется за скалу, чтобы выгравировать рукояткой фразу "Идущим в Спарту будет сказано, что мы умерли, подчиняясь их законам".
Картина "Леонид в Фермопилах" показывает не сам бой, а подготовку к нему.

Картина была написана в период французской революции, когда общество не знало еще, что их ждет завтра, но все были в оживленном ожидании перемен. Появления этого полотна ждали, как героя. Свобода композиции, прямой намек на современность приводило в восторг зрителей, но возмущало академиков, и они хотели запретитть выставлять крамольное, по их мнению, полотно. Однако пришлось уступить требованиям зрителей и картина была выставлена на обозрение.

Яркие всплески цвета разрывали темноватый холст. Жена Брута и прижавшиеся к ней дочери словно окаменели, немой крик, застывший на губах, делал их лица похожими на античные трагические маски. Брошенные на столе куски разноцветной материи, игла, воткнутая в клубок ниток, говорили о прежней жизни с ее обыденным и теперь навек утраченным безмятежным покоем.

Брут сидел у подножия статуи Рима, неподвижный, безмолвный, он заставил себя не обернуться, не смотреть на тела казненных сыновей. Фигура Брута, погруженная в тень, казалась статуей отчаяния и бескончной решимости.

Зрители, многие из которых уже принесли или готовы были принести любые жертвы во имя еще далекой свободы, стояли безмолвные и серьезные. В эти дни люди искренне забывали о житейских мелочах. Брут давал зрителям пример стойкости, необходимой каждому, кто обрек себя на борьбу.

Спартанская царевна Елена была самой красивой смертной женщиной Ойкумены. Говорили, что красота ей досталась по наследству от Зевса. Все мечтали стать ее мужем, но она всем отказывала. Елена была очень темпераментной по своей натуре и не очень придерживалась приличий в связях. Отец девушки, царь Тиндарей, опасаясь все новых проделок дочери, выдал ее замуж за богатого юношу, сына троянского царя Приама Менелая, безумно в нее влюбленного. После смерти отца Елены Менелай стал вместо него царем. Он боготворил свою супругу, не отходил от нее ни на шаг, чем вызывал у нее бешеную злость и негодование. Она грубила мужу, кричала на него и не скрывала, что нисколько его не любит. Желая смягчить строптивую жену, Менелай одаривал ее подарками, но это помогало ненадолго.
Все изменилось с тех пор, как Елена встретила прекрасного юношу Париса и влюбилась в него. От приезжих купцов Парис узнал, что в Спарте живет самая прекрасная женщина на земле. Он пожелал увидеть царицу и на нескольких кораблях отправился в Спарту к царю Менелаю. Радушно принял молодой царь гостя, а тот весь вечер, забыв о приличиях, не отводил от нее глаз. Елена явно отвечала незнакомцу взаимностью.
На другой день Менелай отправился по делам, а Парис встретился с Еленой, и они составили план побега. Она впустила троянского принца в свои покои и провела с ним несколько страстных ночей. А затем, собрав драгоценности, отправилась вместе с любовником на его корабле.
Троянцы полюбили Елену за ее красоту. Но Менелай не смирился с потерей супруги. Он поклялся уничтожить Менелая и его друзей и отправил войско в Трою. Но только через 10 лет с помощью хитрости и "Троянского коня" греки захватили Трою. Парис погиб от отравленной стрелы. А Менелай простил бросившуюся ему в ноги жену и жил с ней до самой смерти.

У Тита Ливия Давид разыскал рассказ о том. как в далекие века, которые даже римлянам казались древностью, произошла великая распря между римлянами и сабинянами. Римляне пригласили соседей сабинян на праздник, но намерения римлян были коварны: они неожиданно напали на гостей и захватили в плен присутствовавших на празднике сабинских женщин. Сабиняне решили отомстить, собрали войско и двинулись на Рим. Но в ту минуту, когда готова была разразиться кровавая битва, сабинские женщины бросились в самую гущу воинов и заставили их прекратить бой. С тех пор, говорила легенда, римляне и сабиняне объединились в единый народ.

Давид посчитал, что эта легенда будет как нельзя более своевременной в его эпоху. Ни одну картину Давид не писал так долго. Но наконец картина закончена.

Бурная битва застыла на полотне, скованная бесстрастной чистотой линий. Прекрасные, как мраморные статуи, обнаженные воины замерли с оружием в руках. Даже женщины сабинянки, бросившиеся разнимать врагов, будто окаменели, даже мать, поднявшая ребенка к небу, остановилась, подобно изваянию.

Лес взметнувшихся копий подымался в глубине картины у стен древнего Рима. Впереди два вождя остановились пред решительной схваткой. Ромул готов метнуть легкий дротик, предводитель сабинян Таций ждет врага с обнаженным мечом и поднятым щитом. Скопированное оружие могло поразить точностью очертаний. Всех героев картины Давид писал с натуры.

Картину посмотрел сам Наполеон, но он не понял ее. Реакция зрителей тоже оказалась двусмысленной: наряду с высокой оценкой знатоками искусства, понявшими ее актуальность в эти трудные времена, было много недоуменных веселых возгласов - как можно так много выставлять на всеобщее обозрение столько людей голыми! Глухая стена непонимания стояла между зрителями и холстом.

Художник написал картину на известный сюжет по поводу смерти римского философа, поэта и государственного деятеля Сенеки.
Сенека принадлежал к сословию всадников. По просьбе матери будущего императора Нерона стал его воспитателем.
С юности Сенека увлекался философией. Во время правления императора Калигулы входит в Сенат, быстро становится популярным оратором. Слава оратора и писателя Сенеки возбуждает зависть императора так, что тот хотел убить его, если бы не уговоры одной из наложниц.
В годы правления императора Нерона становится его первым советником. Влияние Сенеки на императора было огромно. Позже он получает высшую в империи должность консула, становится очень богатым.
Нерон уговаривает своих советников Сенеку и Бурра косвенно участвовать в убийстве своей матери Агриппины. После этого преступления отношения Сенеки с императором становятся все более натянутыми. Позднее Сенека подал в отставку и все свое состояние оставил императору Нерону.
Нерон, чувствуя огромное влияние Сенеки в обществе, мешающее ему, решает убрать своего воспитателя и советника. Сенека был приговорен к смерти, но имел право выбрать способ ухода из жизни.
Сенека решил покончить жизнь самоубийством. Несмотря на уговоры мужа, его жена Паулина решила уйти вместе с ним. Они оба вскрыли себе вены на руках. У Сенеки, который был уже стар, кровь текла медленно, и он вскрыл вены и на ногах. Так как смерть все не приходила, Сенека попросил врача дать ему яд.

Сократ - знаменитый древнегреческий философ. В обычной жизни отличался большой простотой, кротостью и необычайным мужеством в борьбе за истину и свои убеждения.
Обычно Сократ проповедовал на улицах, в основном привлекая молодежь к беседе, к обсуждению, помогая юношам вникать в суть понятий добра и зла, красоты, любви, бессмертия души, знаний и т.п.
Прямота суждений Сократа создали ему много врагов, которые обвинили его в развращении юношества и в отрицании государственной религии. Главным обвинителем Сократа был богатый и влиятельный демократ Анит.
Философа приговорили к смерти. Друзья предлагали ему бегство, но Сократ отказался и мужественно, спокойно выпил чашу с ядом цикуты.
Давид изобразил тюремную комнату. У голой каменной стены стоит простая кровать. На ней - Сократ, прощающийся со своими учениками. На полу лежат оковы, от которых уже освободили философа.
Художник противопоставляет строгое мужество старого философа глубокому отчаянию собравшихся вокруг него. Сам палач, передающий яд осужденному, потрясен происходящим.
В изножье кровати Давид изобразил Платона, погруженного в раздумье. У ложа сидит диалог Критон, входящий в состав Платоновского корпуса. Он более открыто, чем Платон, выражает свои чувства.У изголовья кровати самый экспрессивный из всех присутствующих - Аполлодор, греческий грамматик и философ. И конечно рядом ученики Сократа,не скрывающие своего горя.

Картина передает историческое событие: убийство врагами Французской революции издателя газеты "Друг народа" Жана Марата, который в газете особенно призывал казнить тирана-короля, иначе не будет покоя простым французам.

Марат был болен, поэтому лежал в ванне, накрытый простыней, принимая лечение от простуды. Накануне ему принесли письмо женщины, которая просила принять ее, чтобы рассказать о якобы готовящемся заговоре. В момент принятия ванны Марат как раз читал письмо, в другой руке у него перо. В это время пришла та женщина, и ее пропустили к Марату. Она вошла и вонзила нож в беззащитную грудь Марата, отомстив таким образом за казненного короля. На следующий день делегат от народа Гиро предложил написать картину о гибели Марата, друга простого народа.

Давид точно изобразил обстановку события: Марат лежит в ванне, в руке еще зажато письмо-прошение, голова, обернутая полотенцем, и другая рука, с пером, бессильно свесилась; рядом валяется нож. На тумбе, где лежат письменные принадлежности, крупно написано: "Марату - Давид".

Зловещее настроение придают холодные стены, холодная ванна. На лице Марата навеки запечатлено бессилие и страдание. Бледный, размытый колорит картины придает ей вид надгробной скульптуры.

Это полотно более чем два с половиной метра в ширину. Художник передает в картине триумфальное шествие императора Наполеона после Французской революции. Это памятник Наполеону - слегка театральная фигура на вздыбленном коне на фоне дикого горного пейзажа, на фоне бурного, с проносящимися облаками, неба.

Все было великолепно в этой картине: вздыбленный конь на краю пропасти, широкий плащ, бьющийся на ледяном ветру, спокойный жест руки генерала, посылающего вперед войска, лицо полководца, лишенное малейшей доли волнения. Все эффектные детали: блестящая сбруя, золоченый эфес сабли, шляпа с галуном, шитье воротника, взметенная грива лошади - были расположены на холсте в продуманном и четком беспорядке и составляли мозаику столь же единую, сколь богатую.

На холсте возник живой образ времени, прячущего за ослепительным блеском торжественных церемоний трезвый расчет и за гордостью побед - жажду власти.

На скале, попираемой копытами коня, выполняющей роль постамента, начертаны имена великих полководцев древности: Карла Великого и Ганнибала. Третье имя - Бонопарт.

Первый консул был очень доволен портретом и заказал три его копии.

Призывный жест протянутой руки впоследствии часто повторяется в картинах эпохи романтизма.

Папа Римский Пий II - основоположник Вифлеемского ордена. Во время обучения в университете зачитывался произведениями Цицерона, Ливия, и, подражая римским поэтам, писал эротические стихи. Был гуманистом. Проявил дипломатические способности при дворе германского императора Фридриха III, а затем стал его личным секретарем.
В 40 лет принял священнический сан и был назначен епископом Сиены, затем кардиналом, и, наконец, Папой Римским.
Будучи гуманистом, Пий поддерживал развитие культурной жизни при папском дворе. Интересовался классической литературой, писал латинские стихи.
Он всячески поддерживал попытки найти лекарство от свирепствующей тогда чумы. При дворе Пия II было составлено письмо турецкому султану, призывающее обратиться в христианство. Основал военный Орден святой Марии Вифлеемской.
рядом с Папой кардинал Капрара - он был назначен первым консулом Франции (в то время Наполеоном Бонопартом) - папским легатом при дворе Папф Пия II. Резиденцией Капрары стал Париж.
В 1802 году он был назначен Папой архиепископом Милана. А в 1804 году склонил Пия II к поездке в Париж для коронования Наполеона. Капрара в качестве архиепископа Милана короновал Наполеона как короля Италии, надев на него корону.

Люси Семплис Камилл Бенуа Демулен - французский адвокат, журналист и революционер. Инициатор похода на Бастилию, положившего начало Великой Французской революции.
Демулен был товарищем Максимилиана Робеспьера, проникся уважением к античному революционному духу.
Несмотря на заикание, он был прекрасным оратором, стал адвокатом.
Во время волнений в Париже обратился к толпе, призывая к оружию. Первый прикрепил к своей шляпе зеленую ленту (цвет надежды). Этот призыв дал первый толчок к разрушению Бастилии. Требовал провозглашения республики.
На процессе Людовика XVI стоял за смерть короля.
Однако, позднее Демулен стал в своих статьях призывать к милосердию, но Робеспьер перестал поддерживать его. В результате Демулен был осужден революционным трибуналом и казнен вместе с Дантоном.
На картине Демулен изображен в лучшие годы своей жизни с женой и ребенком.

Давид Жак Луи Давид Жак Луи

(David) (1748-1825), французский живописец, общественный деятель. Учился в Королевской академии живописи и скульптуры (1766-74) у Ж. М. Вьена. В 1775-80 в Италии изучал искусство античности, восприняв его как пример гражданственности художественного творчества. В предрево- люционную эпоху во Франции крупнейший представитель так называемого революционного классицизма. Произведения Давида 80-х гг. ("Смерть Сократа", 1787, Метрополитен-музей; "Ликторы приносят Бруту тела его сыновей", 1789, Лувр) присущи возвышенность замысла, сценическая торжественность образного строя, барельефность композиции, преобладание объёмно-светотеневого начала над колоритом. Публицистическая направленность, стремление выразить героические свободолюбивые идеалы эпохи через образы античности впервые нашли своё воплощение в картине Давида "Клятва Горациев" (1784, Лувр), воспринятой общественностью как призыв к революционной борьбе. В портретах Давида 80-х - начала 90-х гг. подчёркивается социальная сущность модели, воплощается классицистическое представление о волевом и деятельном человеке ("Врач А. Леруа", 1783, Лувр). Воодушевлённый Великой французской революцией, Давид стремился к созданию исторической картины на современную тему ("Клятва в зале для игры в мяч", 1791, не закончена). Картины "Убитый Лепелетье" (1793, не сохранилась) и особенно "Смерть Марата" (1793, Музей современного искусства, Брюссель) с её трагическим звучанием, суровой жизненной правдой, простотой и лаконизмом композиции, аскетической сдержанностью цвета и скульптурной монументальностью форм стали памятниками героям революции, совмещая черты портрета и исторической картины. Давид был активным деятелем революции, членом Конвента (1789-94), организовывал массовые народные празднества, создал Национальный музей в Лувре.

После контрреволюционного термидо- рианского переворота с конца 90-х гг. Давид вновь обратился к драматическим событиям античной истории, выделяя в них тему разрешения противоречий ("Сабинянки, останавливающие сражение между римлянами и сабинянами", 1799, Лувр). С 1804 Давид - "первый художник" Наполеона, написал ряд заказных, декоративно-эффектных парадных композиций и портретов ("Коронование Жозефины", 1805-07, Лувр). Поздние портреты Давида, отмеченные простотой композиции, пристальным вниманием к облику и внутреннему миру модели, прокладывали путь реалистическим исканиям живописцев XIX в. В 1816, после реставрации власти Бурбонов, был вынужден уехать в Брюссель. Давид был учителем А. Гро, Ф. Жерара, Ж. О. Д. Энгра и др.

Ж. Л. Давид. "Клятва горациев". 1784. Лувр. Париж.

,

,

Сочинения: в русском переводе: Речи и письма., М.-Л., 1933. Литература: В. Н. Березина, Ж. Л. Давид, Л., 1963; И. А. Кузнецова, Л. Давид, М., 1965; Verbraeken R., J.-L. David jugй par son йpoque et par la postйritй, P., 1973; Brookner A., J.-L. David, L., 1980; Schnapper A., David tйmoin de son temps, Fribourg, 1980.

(Источник: «Популярная художественная энциклопедия.» Под ред. Полевого В.М.; М.: Издательство "Советская энциклопедия", 1986.)

Смотреть что такое "Давид Жак Луи" в других словарях:

Давид, автопортрет (1794) … Википедия

Давид, автопортрет (1794) Имя при рождении: Jacques Louis David Дата рождения: 30 августа 1748 Место рождения: Париж … Википедия

Давид, Жак Луи Давид, автопортрет (1794) Имя при рождении: Jacques Louis David Дата рождения: 30 августа 1748 Место рождения: Париж … Википедия

Давид, Жак Луи - Жак Луи Давид. Портрет мадам Рекамье. ДАВИД (David) Жак Луи (1748 1825), французский живописец. Представитель классицизма. Восприняв античность как пример гражданственности, исполнил произведения большого общественного звучания (“Клятва… … Иллюстрированный энциклопедический словарь

Давид (David) Жак Луи (30.8.1748, Париж, ≈ 29.12.1825, Брюссель), французский живописец. Учился у исторического живописца Ж. М. Вьена в Королевской академии живописи и скульптуры в Париже (1766≈74). Ранние работы Д., в которых ощутимы отзвуки… … Большая советская энциклопедия

- (David) (1748 1825), французский живописец. Восприняв античность как пример гражданственности и свободолюбия, стал основоположником так называемого революционного классицизма конца XVIII в., исполнил строгие по композиции и ритму произведения… … Энциклопедический словарь

Давид, Жак Луи - (David, Jacques Louis) 1748, Париж 1825, Брюссель. Французский живописец. Выразив художественные идеалы французского общества накануне, во время и после Революции 1789, выступил не только как один из крупнейших мастеров просветительского… … Европейское искусство: Живопись. Скульптура. Графика: Энциклопедия

- (David, Jacques Louis) (1748 1825), французский живописец; родился в Париже 30 августа 1748. В 1766 стал учеником Жозефа Мари Вьена в Королевской Академии живописи и скульптуры. Вьен пробудил в молодом человеке страсть к классической античности и … Энциклопедия Кольера

- (David) исторический живописец, знаменитый преобразователь французской живописи конца XVIII столетия, имевший значительное влияние на направление искусства даже других стран (1748 1825). Еще в отрочестве он обнаружил выдающиеся художественные… …

- (David) исторический живописец, знамен. преобразователь франц. живописи конца XVIII ст., имевший значительное влияние на направление искусства даже других стран (1748 1825). Еще в отрочестве он обнаружил выдающиеся художественные способности; но … Энциклопедический словарь Ф.А. Брокгауза и И.А. Ефрона

Жак-Луи Давид

1748-1825гг.

французский живописец и педагог, крупный представитель французского неоклассицизма

Жозеф Вьен

Франсуа Буше

Когда у ребенка были замечены способности к рисованию, было решено, что он станет архитектором, как и оба его дяди.

Давид берёт уроки рисунка в Академии Святого Луки, в 1764 году родственники представляют его Франсуа Буше в надежде, что тот возьмёт Жака-Луи себе в ученики. Однако из-за болезни художника этого не произошло - тем не менее, он рекомендовал юноше начать заниматься у одного из ведущих мастеров исторической живописи раннего неоклассицизма Жозефа Вьена.

Королевская Академия живописи и скульптуры

Французская академия в Риме

Два года спустя, в 1766 году Давид поступает в Королевскую Академию живописи и скульптуры, где начинает заниматься в мастерской Вьена.

В 1775-1780 Давид обучался во Французской академии в Риме, где изучал античное искусство и творчество мастеров эпохи Возрождения.

Италия раскрыла Давиду глаза на античный мир. Свое обращение к античности Давид любил связывать с именем Рафаэля: «О, Рафаэль, божественный человек, ты, поднявший меня постепенно до античности… Ты же дал мне возможность понять, что античность еще выше тебя»

В 1771 году Давид успешно участвовал в конкурсе на Римскую премию картиной «Битва Минервы с Марсом». Картина была написана в духе академической манеры того времени, однако же, успех картины не обеспечил Давиду желанной награды. Профессор Вьен, возможно, задетый тем, что ученик выступил, предварительно его не осведомив, в целях педагогического воздействия, отклонил премию под тем предлогом, «что для первого раза Давид может считать себя счастливым уже потому, что он понравился своим судьям».

«Битва Минервы с Марсом»

Почтительный к старшим, Давид доброжелательно объяснял поступок профессора так: «Я думаю, что Вьен говорил так для моей пользы, по крайней мере я не могу предположить никакой другой цели со стороны учителя»

«Антиох, сын Селевка, короля Сирии..»

В 1774 году Давид за картину «Антиох, сын Селевка, короля Сирии, больной любовью, которою он проникся к Стратонике, своей мачехе, врач Эразистрат обнаруживает причину болезни» добился, наконец, долгожданной награды, то известие о победе так потрясло его, что он упал в обморок и, придя в себя, откровенно воскликнул: «Друзья мои, в первый раз за четыре года я вздохнул легко»

В 1775г. осуществляется поездка в Италию, куда он отправляется как стипендиат Академии вместе с Вьенном.

В голове Давида уже возникали творческие замыслы, в которых он стремился к такому идеалу: «Я хочу, чтобы мои работы носили бы отпечаток античности в такой мере, что если бы один из афинян вернулся в мир, они показались бы ему работой греческих живописцев»

И уже в первой картине, показанной по возвращении из Италии, «Велизарий, узнанный солдатом, который служил под его командованием, в тот момент, когда женщина подает ему милостынго» , он попытался осуществить задуманное.

«Велизарий, узнанный солдатом..»

Показательно, что Давид берет теперь не мифологический сюжет, а исторический, хотя и овеянный легендой. Стиль искусства Давида в этой картине уже достаточно четко выявился.

Портрет графа Потоцкого, поводом к написанию портрета послужил жизненный эпизод: в Неаполе Давид стал свидетелем того, как Потоцкий усмирил необъезженного коня. Пусть несколько театрален жест Потоцкого, приветствующего зрителя, но по тому, как конкретно, со всеми характерными подробностями, художник передал облик портретируемого, как нарочито подчеркнул небрежность в одежде, как противопоставил спокойствие и уверенность седока горячему беспокойному нраву лошади, видно, что художнику не была чужда передача реальной действительности в ее живой конкретности. С этих пор творчество Давида идет как бы по двум направлениям: в исторических картинах на античные темы художник в отвлеченных образах стремится воплотить идеалы, волнующие предреволюционную Францию; с другой стороны, он создает портреты, в которых утверждает образ реального человека.

«Клятва Горациев»

В 1784 году Давид пишет «Клятву Горациев» (Лувр), которая явилась первым реальным триумфом Давида и которая, несомненно, была одним из предвестников Революции. В «Клятве Горациев» Давид заимствует сюжет из античной истории, для того чтобы воплотить передовые идеи своего времени, а именно: идею патриотизма, идею гражданственности. Эта картина с ее призывом к борьбе, к свершению гражданского подвига - одно из ярких проявлений революционного классицизма со всеми его стилистическими особенностями.

Несколько в другой манере написан портрет «Лавуазье с женой» (1788; Нью-Йорк, Институт Рокфеллера). Красота линейных контуров, изящество жестов, грациозность, элегантность и утонченность образов должны передать обаятельный образ ученого и его жены.

Давид в своих портретах представляет то, что непосредственно наблюдает в действительности и, может быть, даже не желая этого, создает образы людей, которые довольны собой, своим богатством и охотно выставляют его напоказ.

Революционные события дали непосредственный толчок дальнейшему развитию творчества Давида. Теперь патриотические темы вовсе не надо было искать в античности, героика вторгается в саму жизнь. Давид начинает работать над произведением, запечатлевающим событие, которое произошло 20 июня 1789 года, когда в Зале для игры в мяч депутаты давали клятву «Ни под каким видом не расходиться и собираться всюду, где потребуют обстоятельства, до тех пор, пока не будет выработана и установлена на прочных основах конституция королевства».

Людовик XVI

Активно участвовал в революционном движении. В 1792 году был избран депутатом Национального Конвента, где примкнул к монтаньярам во главе с Маратом и Робеспьером, голосовал за смерть короля Людовика XVI. Являлся членом Комитета общественной безопасности, в качестве которого подписывал приказы об аресте «врагов революции». Из-за политических разногласий в это время развелся с женой.

«Клятва в зале для игры в мяч»

«Смерть Марата»

Стремясь увековечить события революции, Давид пишет ряд картин, посвящённых революционерам: «Клятва в зале для игры в мяч» (1791, не закончена), «Смерть Марата» (1793, Музей современного искусства, Брюссель).

Задача- воздействовать на чувства зрителя, дать ему урок патриотизма. Но с этой задачей здесь органически сочеталась другая тенденция искусства Давида: стремление к конкретной, индивидуальной характеристике, которая была присуща его портретам.

После контрреволюционного переворота Давид отрекся от Робеспьера, но все же был арестован и посажен в тюрьму. Во время пребывания в Люксембургской тюрьме из ее окна он пишет поэтичный уголок Люксембургского сада (1794; Лувр). Спокойствие разлито по всему пейзажу. И, наоборот, в автопортрете (1794; Лувр), написанном также в тюрьме, и так и оставшемся незаконченным, царит совсем другое настроение.

Во взгляде Давида можно прочесть растерянность и беспокойство. Тревожные настроения вполне понятны у художника, который пережил крах своих идеалов.

Автопортрет 1794г.

Бонапарт на Сен-Бернарском перевале (1801)

В 1797 году стал свидетелем торжественного въезда в Париж Наполеона Бонапарта и с тех пор становится его пылким сторонником, а после прихода того к власти - придворным «первым художником». Давид создаёт картины, посвящённые переходу Наполеона через Альпы, его коронации, а также ряд композиций и портретов приближённых к Наполеону лиц

«Коронование императора и императрицы»

«Присяга армии Наполеону»

В 1804 году Наполеон Бонапарт стал императором, и Давид получил звание «первого живописца императора». Наполеон требует в искусстве восхваления империи, и Давид по его заказам пишет две большие композиции «Коронование императора и императрицы» (1806--1807; Лувр) и «Присяга армии Наполеону после раздачи орлов на Марсовом поле в декабре 1804 года» (1810; Версаль).

«Сафо и Фаон»

Портрет остается сильной стороной творчества Давида до конца его жизни, что же касается композиционных работ, то они, утратив былой революционный пафос, превращаются в холодные академические картины. Подчас его строгий стиль сменяется претенциозной изысканностью и красивостью, как, например, в картине «Сафо и Фаон» (1809; Эрмитаж).

Наступают годы реакции, и в 1814 году к власти приходят Бурбоны. Давид вынужден отправиться в эмиграцию, но, несмотря на это, в Париже его ученики продолжают чтить культ маэстро и ожидают его возвращения: «Ваши старейшие ученики Вас любят по-прежнему…» - пишут они Давиду.

«Марс, обезоруживаемый Венерой»

В период эмиграции наряду с маловыразительными композиционными произведениями, как, например, «Марс, обезоруживаемый Венерой» 1824р., он создает ряд портретов, написанных в разной манере. Выписанность деталей характеризует портреты археолога Александра Ленуара (1817; Лувр) и актера Вольфа

Портрет Александра Ленуара