Проза журнала Современник и русский реалистический роман середины XIX века. Пореформенная россия и русский роман второй половины xix века (н

Позапрошлое столетие стало интересным этапом развития истории человечества. Появление новых технологий, вера в прогресс, распространение идей просвещения, развитие новых общественных отношений, зарождение нового класса буржуазии, которое стало доминирующим во многих странах Европы – все это нашло отражение и в искусстве. Литература 19 века отражала все переломные моменты развития общества. Все потрясения и открытия нашли отражение на страницах романов именитых писателей. Литература ХIX века – многогранна, разнообразна и очень интересна.

Литература 19 века как индикатор общественного сознания

Столетие началось в атмосфере Великой французской революции, идеи которой захватили всю Европу, Америку и Россию. Под воздействием этих событий появились величайшие книги 19 века, список которых вы можете найти в этом разделе. В Великобритании с приходом к власти королевы Виктории началась новая эпоха стабильности, которая сопровождалась национальным подъемом, развитием промышленности и искусства. Общественное спокойствие породило лучшие книги 19 века, написанные во всевозможных жанрах. Во Франции же, напротив, происходило множество революционных волнений, сопровождающихся сменой политического строя и развитием общественной мысли. Разумеется, это тоже повлияло на книги 19 века. Литературный век закончился эпохой декаданса, которому характерны мрачные и мистические настроения и богемный образ жизни представителей искусства. Таким образом, подарила литература 19 века произведения, которые необходимо прочитать каждому.

Книги 19 века на сайте «КнигоПоиск»

Если вас интересует литература 19 века, список сайта «КнигоПоиск» поможет вам найти интересные романы. Рейтинг составлен на основе отзывов посетителей нашего ресурса. «Книги 19 века» - список, который никого не оставит равнодушным.

1. «Анна Каренина» Лев Толстой

Роман о трагической любви замужней дамы Анны Карениной и блестящего офицера Вронского на фоне счастливой семейной жизни дворян Константина Лёвина и Кити Щербацкой. Масштабная картина нравов и быта дворянской среды Петербурга и Москвы второй половины XIX века, сочетающая философские размышления авторского alter ego Лёвина с передовыми в русской литературе психологическими зарисовками, а также сценами из жизни крестьян.

2. «Госпожа Бовари» Гюстав Флобер

Главная героиня романа - Эмма Бовари, жена врача, живущая не по средствам и заводящая внебрачные связи в надежде избавиться от пустоты и обыденности провинциальной жизни. Хотя сюжет романа довольно прост и даже банален, истинная ценность романа - в деталях и формах подачи сюжета. Флобер как писатель был известен своим стремлением довести каждое произведение до идеала, всегда стараясь подобрать верные слова.

3. «Война и мир» Лев Толстой

Роман-эпопея Льва Николаевича Толстого, описывающий русское общество в эпоху войн против Наполеона в 1805-1812 годах.

4. «Приключения Гекльберри Финна» Марк Твен

Гекльберри Финн, сбежавший от жестокого отца, вместе с беглым негром Джимом сплавляются на плоту по реке Миссисипи. Спустя некоторое время к ним присоединяются проходимцы Герцог и Король, которые в итоге продают Джима в рабство. Гек и присоединившийся к нему Том Сойер организуют освобождение узника. Тем не менее Гек освобождает Джима из заточения всерьёз, а Том делает это просто из интереса - он знает, что хозяйка Джима уже дала ему свободу.

5. Рассказы А. П. Чехова

За 25 лет творчества Чехов создал около 900 различных произведений (коротких юмористических рассказов, серьёзных повестей, пьес), многие из которых стали классикой мировой литературы. Особенное внимание обратили на себя «Степь», «Скучная история», «Дуэль», «Палата № 6», «Рассказ неизвестного человека», «Мужики» (1897), «Человек в футляре» (1898), «В овраге», «Детвора», «Драма на охоте»; из пьес: «Иванов», «Чайка», «Дядя Ваня», «Три сестры», «Вишнёвый сад».

6. «Миддлмарч» Джордж Элиот

Мидлмарч – это название провинциального городка, в котором и вокруг которого разворачивается действие романа. Множество персонажей населяют его страницы, и их судьбы переплетены волей автора: это ханжа и педант Кейсобон и Доротея Брук, талантливый врач и ученый Лидгейт и мещанка Розамонда Винси, ханжа и лицемер банкир Булстрод, пастор Фербратер, талантливый, но бедный Уилл Ладислав и многие, многие другие. Неудачные браки и счастливые супружеские союзы, сомнительное обогащение и возня вокруг наследства, политические амбиции и честолюбивые интриги. Мидлмарч – городок, где проявляются многие людские пороки и добродетели.

7. «Моби Дик» Герман Мелвилл

“Моби Дик” Германа Мелвилла считается самым великим американским романом XIX века. В центре этого уникального, написанного вопреки законам жанра произведения – погоня за Белым китом. Захватывающий сюжет, эпические морские картины, описания ярких человеческих характеров в гармоничном сочетании с самыми универсальными философскими обобщениями делают эту книгу подлинным шедевром мировой литературы.

8. «Большие надежды» Чарльз Диккенс

“В романе “”Большие надежды”” - одном из последних произведений Диккенса, жемчужине его творчества - рассказана история жизни молодого Филипа Пиррипа, прозванного в детстве Пипом. Мечты Пипа о карьере, любви и благополучии в “”мире джентльменов”” разбиваются в один миг, едва он узнает страшную тайну своего неизвестного покровителя, преследуемого полицией. Деньги, окрашенные кровью и отмеченные печатью преступления, как убеждается Пип, не могут принести счастья. Да и в чем оно, это счастье? И куда заведут героя его мечты и большие надежды?

9. «Преступление и наказание» Федор Достоевский

Сюжет разворачивается вокруг главного героя, Родиона Раскольникова, в голове которого созревает теория преступления. Раскольников сам очень беден, он не может оплатить не только учёбу в университете, но и собственное проживание. Мать и сестра его тоже бедны; вскоре он узнает, что его сестра (Дуня Раскольникова) готова выйти замуж за человека, которого не любит, ради денег, чтобы помочь своей семье. Это было последней каплей, и Раскольников совершает преднамеренное убийство старухи-процентщицы и вынужденное убийство её сестры, свидетельницы. Но Раскольников не может воспользоваться краденым, он прячет его. С этого времени начинается ужасная жизнь преступника.

Дочь состоятельного помещика и большая мечтательница, Эмма пытается разнообразить свой досуг, организовывая чужую личную жизнь. Будучи уверенной, что она никогда не выйдет замуж, она выступает в роли свахи для своих подруг и знакомых, но жизнь преподносит ей сюрприз за сюрпризом.

XIX ВЕКА

Русский роман XIX века.

Наибольшего расцвета жанр романа в России испытывает в XIX ст., когда достигли зрелости самые раВНОобразные его виды: социальный, политический, исторический, философский, психологический, любовный, семейно-бытовой, приключенческий, фантастический. Осваивая достижения других жанров, реалистичный роман XIX в. широко охватывает различные сферы жизни, критически раскрывает социальные проблемы, глубоко вникает во внутренний мир персонажей. Успешно развивается психологический роман («Преступление и наказание» Ф. Достоевского, «Анна Каренина» Л. Толстого) и одновременно создаются колоссальные эпопеи («Война и мир» Л. Толстого).

Характерные черты российского реалистического романа XIX в.:

Интерес к современности, стремление в ее воссоздании к объективности, достоверности, точности;

Детализация быта, окружения, социальной среды;

Отображение жизни с помощью типичных характеров, действующих типовых обстоятельств;

Социальный анализ;

«саморазвитие» героев, поступки которых не случайны, а обусловлены чертами характера и обстоятельствами;

Историзм, принципы которого романтики применяли в прошлом, а реалисты - и до современности.

Большой вклад в разработку жанра романа в русской литературе XIX в. сделали О. Пушкин («Евгений Онегин»), М. Лермонтов («Герой нашего времени»), И. Тургенев и М. Салтыков-Щедрин создали замечательные образцы социального (а И. Гончаров - бытового) романа, тесно связанного с актуальными общественными проблемами. Л. Толстой, Ф. Достоевский и другие русские писатели-реалисты стали настоящими мастерами психологического анализа, они отразили в своих произведениях напряженные духовные поиски современников. Русский реализм середины XIX в., не теряя своей социальной остроты, обращался к вопросам философским, выдвигал извечные проблемы человеческого существования.

Уже сами названия некоторых романов могут подсказать читателю, насколько неодинаковой встанет у них одна и та же «российская действительность». «Отцы и дети», «Преступление и наказание», «Война и мир» - заголовки, заряженные конфликтностью, причем эти конфликты раВНОго рода. В одном случае - столкновение поколений, за которым встает историческая отличие стремлений и убеждений. В другом - трагически перенесена в душу человека борьба. В третьем сталкиваются грозные стихии жизни, вовлекают в себя не отдельного человека, а целые народы.

Русский роман играет особую роль в процессе формирования и развития этого жанра в мировой литературе второй половины XIX в., прежде всего это романы Л. Толстого («Война и мир», «Анна Каренина», «Воскресение») и Ф. Достоевского («Преступление и наказание», «Идиот», «Братья Карамазовы» и др.). В творчестве этих выдающихся писателей достигает вершины одна из решающих качеств романа - его способность через углубленный психологизм воплощать общечеловеческий смысл в частных судьбах и личных переживаниях героев.

Сохраняя верность традициям раннего русского романа А. Пушкина и М. Лермонтова, русский роман 60-х лет обогащался новыми чертами в творчестве каждого выдающегося художника: чертами эпопеи - в Л. Толстого; огромным философско-психологическим размахом - в Ф. Достоевского, герои которого живут в прямом соотнесении с целым миром, с прошлым и будущим человечества.

Человек и мир в изображении Толстого и Достоевского находятся в живом и постоянном взаимодействии. Героям-искателям важно понять тайну человеческой личности, основу мироздания. Толстой и Достоевский стремятся к выявлению общих законов, управляющих частным и общественной жизнью людей, обращаются к моральным проблемам, которые раскрываются через взаимоотношения персонажей. Внутренние монологи передают переживания героями своих поступков и поступков других людей, проявляя таким образом скрыты намерения и тайны души персонажей.

Современников и последователей Л. Толстого удивляла и восхищала необычная форма романа «Война и мир»: широкий эпический размах, углубленный анализ индивидуальных судеб, характеров и взаимоотношений людей. Создавая «Илиаду» нового времени, Толстой не копировал опыт древних греков, в эпосе которых жизнь отдельного человека растворялось в потоке внешних событий. Читателей поражала яркость персонажей толстовского романа, богатство принципов их изображения. Сила эпического повествования Толстого в том, что он расширил ее пределы, включил в исторический поток тему народных масс и показал их решающую роль.

В своих романах Ф. Достоевский (как В. Шекспир в трагедиях) обращается к изображению такого жизненного факта, который в своем переломном моменте раскрывает наивысшее душевное напряжение героя - взрыв подготовлен и самим характером человека, и совпадением социальных условий. В произведениях писателя впервые рассказывается о незаметную, отброшенный обществом человека как личность, овладевающая вечные, эпохальные явления.

Можно Сказать, что Л. Толстому и Ф. Достоевскому принадлежит особое место в истории русского реализма. Именно благодаря им русский реалистический роман приобрел мирового значения. их психологическая мастерство, проникновение в «диалектику души» открывали путь художественным исканиям писателей XX века. Роман Толстого и Достоевского имел огромное влияние на дальнейшее развитие жанра в мировой литературе. Выдающиеся романисты XX вв.- Т. Манн, А. Франс, Г. Роллан, К. Гамсун, Дж. Голсуорси, В. Фолкнер, Э. Хемингуэй и др. - оказались прямыми последователями Толстого и Достоевского.

Статья посвящена анализу русского исторического романа в контексте культурного сознания. Автор выделяет исторический роман как особый феномен, отражающий развитие русской культурно-исторической мысли в XIX в. С точки зрения автора, исторический роман возник и формировался в атмосфере романтических исканий, на почве романтического интереса к национально-историческому прошлому. Для романтиков слияние истории с поэтическим вымыслом как средством художественного общения казалось залогом подлинной правды.

Анализируя основные исторические произведения, автор отмечает, что развитие у романистов идеи аксиологических границ идеала, понимание несовместимости этого идеала с уже закрепившимися в коллективном сознании, но несостоятельными и уже изживающими себя социально-политическими и философско-историческими доктринами определили иное, альтернативное направление писательских интенций на пути поисков положительного начала национальной жизни. При всем различии индивидуальных позиций представителей разных направлений объединяло стремление раскрыть движущие силы, смысл и цели истории в категориях добра и зла, частного и всеобщего, предопределения и свободы человека в истории. Художественное сознание последней трети века (как, впрочем, и в предыдущие десятилетия) предвосхищало это стремление и подготавливало последующие историософские выводы.

В ходе проделанного исследования делается вывод, что на протяжении всего XIX века в русской литературе происходило бурное развитие возникшего на рубеже веков жанра исторического романа. Актуализированный в контексте процесса всеобщей национальной самоидентификации и отразивший особенности общественного исторического сознания и отечественной научной историософии исторический роман двигался преимущественно по двум направлениям: писатели либо активно продолжали развивать этико-эстетические идеи зарубежных и отечественных предшественников, либо, активно включаясь в процесс развития исторической мысли и кардинально переосмысливая уже наработанные приемы, создавали оригинальные творения, формируя при этом новые тенденции развития исторического повествования. Это позволяет выявить некоторые общие закономерности функционирования жанра в художественной системе русской романистики.

Ключевые слова и фразы: исторический роман, русская литература, Вс. Соловьев, художественное сознание.

Annotation

The article is devoted to analysis of Russian hysterical novel in the context of the cultural consciousness. The author defines the historical novel as a specific phenomenon, reflecting the development of Russian cultural-historical thought in the nineteenth century From the point of view of the author of the historical novel emerged and developed in an atmosphere of a romantic quest, motivated by romantic interest in national historical past. For the romantics the fusion of history with poetic fiction as a means of artistic communication, it seemed the key to genuine truth.

Analyzing the main historical works, the author notes that the development of the novelists ideas axiological boundaries of the ideal, understanding the incompatibility of this ideal is already entrenched in the collective consciousness, but already untenable and self-obsoleting socio-political and philosophical-historical doctrines determined otherwise, an alternative direction of the writers ‘ intentions towards finding a positive beginning of the national life. With all the differences of individual perspectives of the different directions have in common the desire to reveal the driving forces, the meaning and purpose of history in the categories of good and evil, private and universal, of predestination and human freedom in history. Artistic consciousness of the last third of the century (as, indeed, in the previous decade) had anticipated this desire and thus prepared the subsequent conclusions.

Done in the course of the study it is concluded that throughout the XIX century in the Russian literature there was a rapid development emerged at the turn of the century the historical novel genre. Updated in the context of the process of the universal of national identity and reflecting the peculiarities of social historical consciousness and national scientific philosophy of history the historical novel was moving mainly in two directions: writers or actively continued to develop the ethical and aesthetic ideas of foreign and domestic predecessors, or, actively engage in the process of development of historical thought and radically rethinking the already developed techniques, created the original creation, shaping new trends in the development of historical narrative. It allows to reveal some common regularities of the functioning of genre in the artistic system of the Russian romance.

Key words and phrases: a historical novel, Russian literature, V. Soloviev, artistic consciousness.

О публикации

Русский исторический роман XIX века в контексте культурного сознания

Russian historical novel of the nineteenth century in the context of the cultural consciousness

Исторический роман в современном понимании этого слова возник в Западной Европе в конце XVIII – начале XIX века, когда историческое сознание начало выступать в роли одного из важнейших факторов мировоззренческой культуры, а исторические события и участие в них отдельного человека становились важным объектом художественного рефлексирования. Именно тогда исторический роман как жанр стал доминантным для художественной словесности, приобрел собственно литературные формы, что было обусловлено ситуацией, когда «качественно новый культурно-исторический мир XIX века, существенно расширивший свое цивилизационное пространство, породил ряд новых парадигм историософской мысли, воплотившихся прежде всего в литературе – историческом романе, исторической поэме, исторической драматургии, опытах литературно-художественного философствования» .

Но прежде чем говорить об историческом романе как об определенном жанре в литературе со своими специфическими признаками, необходимо отметить, что ни содержание, ни форма на протяжении многих десятилетий не давали неопровержимых оснований выделять его в самостоятельный вид эпического рода, развивающегося по своим собственным имманентным законам.

Так, в созданных на рубеже XVIII-XIX веков исторических романах история выступала лишь в качестве фона для развертывания авантюрно-приключенческих, любовных, назидательно-дидактических и других сюжетов. В этих романах «отсутствовали живые человеческие характеры как выразители конкретных исторических эпох, судьбы героев развивались изолированно и независимо от судеб истории» .

Однако успешное развитие с середины 20-х годов XIX века повествовательной прозы сделало возможным появление более совершенного исторического романа, т.к. в это время впервые закладывались «основы того художественного историзма, который, начиная с 1830-х годов, становится одним из необходимых элементов любого повествования не только об историческом прошлом, но и о современности» . Имеется в виду принцип постижения действительности, смысл которого состоит в том, что вся реальность осознается по своей сущности как историческая. Характер этого историзма проецируется на литературу, в которой начинает формироваться романистика нового типа, эволюционировавшая на протяжении всего XIX века.

Первая половина XIX века ознаменована появлением вызвавших широкий общественный резонанс произведений В. Скотта, В. Гюго, А. Виньи и других писателей, обратившихся к изображению прошлого, но одно из первых истинно исторических произведений, по мнению большинства исследователей, – роман «Мученики» (1809) – принадлежит перу Ф.Р. Шатобриана.

Важно отметить, что именно в англоязычной литературе был создан исторический роман, в разнообразных жанровых формах которого сложно коррелировали документальное и художественное начала, а также разные принципы воспроизведения действительности и человека. Это привело к возникновению различных жанровых форм: национально-исторической эпопеи, исторического романа-путешествия, религиозно-исторического романа, историко-приключенческого романа, романа-исторического исследования, назидательно-дидактического исторического романа, авантюрно-любовного исторического романа и других, получивших распространение в большинстве европейских литератур. Сформировавшиеся в европейской исторической романистике жанровые традиции получили развитие и в русской исторической повествовательной прозе.

Анализируя генезис и эволюцию жанра русского исторического романа, мы будем придерживаться взглядов А.Н. Веселовского, который считал, что история литературы – это не только история «генералов», т.е. вершинных произведений и гениальных авторов, но и «совокупность множества авторских художественных воль» . В нашем обзоре представлены не столько классические и общепризнанные исторические произведения, сколько малоизвестные, а также забытые по разным причинам тексты, которые позволяют обнаружить основные закономерности, формирующиеся в беллетристике и массовой литературе, и увидеть целостный литературный контекст эпохи. Этот контекст оказывается тем фундаментом, на котором возводятся единичные, но уникальные по своей жанровой природе и художественной ценности явления русской классики, представленные творениями А.С. Пушкина, Н.В. Гоголя, Л.Н. Толстого.

Исходя из задач нашего исследования, представленные произведения на историческую тему будут рассматриваться через призму концепции «личность – история», вокруг которой к концу XIX столетия сформировалось множество различных идей и теорий весьма широкого спектра. В системе предложенных теоретиками концептуальных моделей следует выделить две основополагающие. Одна из них, т.н. теория «героя и толпы», исходит из того, что творцами истории могут быть только значительные личности, «герои», поворачивающие ход истории в нужное им русло, а народ – это инертная, неорганизованная «толпа», ведомая в нужном направлении взявшей на себя историческую ответственность личностью. Другая – состоит в том, что действия множества людей, соединяясь вместе, в результате определяют согласованное движение истории как естественно-исторического процесса. Неразрывно связанные между собой проблемы «личность и история» и «власть и народ», ставшие объектом художественного рефлексирования русских писателей, породили многообразную, сложную и противоречивую историческую романистику. Объектом нашего внимания является более частная проблема – «женщина и власть», поэтому преимущественное внимание мы уделяем тем произведениям, в которых изображаются женщины-правительницы.

Общий интерес русского образованного общества к национальному прошлому России возник еще в середине XVIII века. Труды М.В. Ломоносова, В.Н. Татищева, М.М. Щербатова, И.Н. Болтина заложили основы отечественной историографии. Великая Французская революция, наполеоновские войны и другие крупнейшие события рубежной эпохи содействовали пробуждению национального самосознания русского человека. Процесс национальной самоидентификации актуализировал интерес общества к историческому прошлому, которое могло объяснить природу русской самобытности.

Таким образом, взрыв интереса к историческому повествованию в литературе России начала XIX века был спровоцирован несколькими факторами:

1. формированием жанра исторического романа на Западе, прежде всего, появлением произведений В. Скотта и проникновением западного исторического романа в Россию;
2. ситуацией, которая сложилась на рубеже веков: процессом национальной самоидентификации и интересом к обстоятельствам формирования национального характера, которые заставили обратиться к национальному прошлому;
3. развитием отечественной исторической науки.

Возникновение интереса к отечественной истории в значительной степени связано с Отечественной войной 1812 года, выступлением декабристов и выходом в свет «Истории государства Российского» Н.М. Карамзина. Обобщающий характер карамзинского исторического сочинения свидетельствовал о необходимости систематизации историософских рефлексий рубежной эпохи. Не удивительно, что трансформация словесно-ритуального поведения человека в исторической ситуации в жанр исторического романа как особой литературной формы начинается в русской литературе в XVIII веке и достигает своей полноты в XIX веке. В это время комплекс жизненных ситуаций, подчиненный главной идее – осмыслению исторической судьбы России, осознается как тема, которая становится основным признаком жанра. Эта тенденция находит воплощение в различных жанровых формах и модификациях, равновесие между которыми обусловлено этико-эстетическими критериями, сформированными к этому времени в культурном сознании.

История стала не только предметом изучения, но и источником поэтического вдохновения, что нашло свое воплощение в различных жанрово-родовых формах художественной литературы 20 – 30-х годов XIX века. Собственно русский исторический роман сформировался немного позднее, чем в Англии, Франции и Германии, где в 20-е годы XIX века подобные произведения были уже широко распространены. В России первое историческое повествовательное произведение вышло в 1829 году, а широко издаваться исторические романы стали начиная с 1831 года , хотя первой оригинальной попыткой написания русского исторического «повествования» стали произведения Н.М. Карамзина (1766-1826) «Наталья, боярская дочь» (1792), «Марфа-посадница, или Покорение Новагорода» (1802). Эти повести предстали литературным результатом исторических занятий Н.М. Карамзина, и именно они открыли читателю русскую старину, явились первым шагом в художественном освоении исторического материала.

Именно Н.М. Карамзин одним из первых в русской литературе актуализировал проблему «женщина и власть». Он воздал должное характеру самобытной личности Марфы Борецкой из повести «Марфа-посадница, или Покорение Новагорода», стремившейся отстоять независимость Новгородской республики. Марфа уверена в том, что «жена слабая бывает сильна одною любовию, но, чувствуя в сердце ее небесное вдохновение, она может превзойти великодушием самых великих мужей и сказать року: «Не страшусь тебя!» . Образ «гражданки новагородской» Марфы, защитницы вольности, был одним из первых ярких героических женских образов в нашей литературе.

Исторические жанры в это время становятся особенно значимыми, что в немалой степени обусловлено состоянием общественного сознания, которое в поисках новых аксиологических ориентиров апеллировало к истории. Но если в XVIII веке жанровый пафос был непосредственно связан с темой и определял иерархическую жанровую систему, то в романах начала XIX века зависимость жанра от темы ослабевает. В литературном движении этого времени обнаруживаются явные тенденции смены социально-философских, религиозно-этических и художественных ориентаций, связанных с напряженными поисками «духа истории», которые отражаются в основных признаках первых десятилетий века – отказе от прежних идеологических и художественных приоритетов и создании новой этико-эстетической системы. Однако этот процесс развивался сложно и неоднозначно, поскольку «феномен русской культуры этого периода состоит в том, что процесс утверждения национальной историософии и формирования основных принципов историзма осуществляется и обретает отчетливые черты не в научном сознании, а в недрах литературы – именно она продуцирует или выявляет основные тенденции, аккумулированные в культурном поле, и только затем они определяются в сфере методологии исторической науки» .

Настроения высших кругов русского общества в период после Отечественной войны 1812 года, замешанные на мистике и оккультизме, нашли свое отражение в сюжетике ряда исторических повествований (А.А. Бестужев-Марлинский, М.Н. Загоскин, О.М. Сомов, В.К. Кюхельбекер и др.). В произведениях этих писателей проблемы художественного историзма воплощаются на новой мировоззренческой основе, что неизбежно ведет к переоценке эстетических принципов и влечет за собой изменения в сфере художественных жанров. Проблемы «личность и история», «личность и власть», «власть и мораль», «историческая нравственность» и другие решаются в исторических романах в соответствии с новым эстетическим сознанием эпохи, способы изображения и оценки личности соотносятся со сложными процессами национальной жизни. Художественно-эстетическая мысль оказывается неразрывно связанной с историософской и этической, с поисками новых концептуальных моделей развития исторического процесса, в которых жанр приобретает статус содержательной доминанты. При этом «от пропаганды гражданских и политических идей искусство уходит как будто в сферы этических и философских проблем. Но этика оборачивалась гражданственностью, верное изображение обыкновенной жизни обнаруживало ее противоречия. Даже история и ее герои оценивались с позиций нравственности, и это неожиданно открывало новые черты в исторических событиях, показывало народность или антинародность, антигуманизм государственного деятеля, военачальника, властителя» .

Система морально-нравственных ценностей, их абсолютный, общечеловеческий смысл и конкретно-историческое, национальное значение проверяются на исторических событиях и лицах романов В.Т. Нарежного (1780-1825), в которых наиболее ярко осуществилось соотношение единичного и всеобщего.

В 1798 году вышла небольшая повесть Нарежного на историческую тему «Рогвольд», в сборнике повестей «Славенские вечера» (1809), романах «Бурсак» (1824), «Гаркуша, малороссийский разбойник» (не закончен, в XIX веке не издавался) писатель обращается к различным историческим эпохам. В «Словенских вечерах», посвященных первым русским князьям, В.Т. Нарежный создал поэтический образ древнего славянского мира и населил его идеализированными образами государственных деятелей, реальных и вымышленных. Читатели и критики пытались найти в романах Нарежного на исторические темы приметы достоверности, но призрачная, сказочная история является здесь маской для фантастической утопии. В понимании историзма литературы В.Т. Нарежный шел по пути заимствования материалов из исторических источников. Однако чаще всего писатель пользовался лишь историческими названиями славянских племен, языческой мифологией, отдельными реальными ситуациями, практически не воссоздавая историческую картину эпохи, а используя их для развития вымышленных сюжетов повестей, работающих на воплощение политических идей автора.

Стоит отметить появившиеся в эти годы сентиментально-риторические по стилю исторические повести В.А. Жуковского «Марьина роща» и К.Н. Батюшкова «Предслава и Добрыня», в которых элементы фантастики становились преобладающими факторами художественного мастерства авторов и которые были «мало историчны, как и повести Н.М. Карамзина» .

А.А. Бестужев (Марлинский) (1797-1837) начинал как подражатель Н.М. Карамзина и В. Скотта. В исторических повестях «Роман и Ольга, повесть 1396 года» (1823), «Ревельский турнир» (1825), «Изменник» (1825) и др. свойственное раннему романтизму любование экзотикой истории, рыцарского и древнерусского быта соединилось с попытками мыслить в художественной прозе исторически, с интересом к другим национальным культурам и их развитию во времени. В сравнении с Н.М. Карамзиным, А.А. Бестужев был более точен и конкретен в изложении исторических фактов, в описании обычаев и внешней обстановки. Обращение писателя к народным песням, сказкам, пословицам как к источнику художественно-стилистических средств для воссоздания национально-исторического прошлого являлось новаторским для того времени. Сам А.А. Бестужев определил жанровое значение своих исторических повестей как «двери в хоромы полного романа» .

Главной заслугой А.А. Бестужева явилась разработка поэтики русского исторического романа, он предложил основные принципы структурирования исторического повествования и ряд сюжетных схем, которые вслед за ним весьма активно и эффективно разрабатывали другие русские писатели. Однако «историзм повестей Бестужева еще очень условен. Художественное воспроизведение исторического события основано на заранее заданном истолковании его, а не на изучении подлинных исторических причин» . Осмысливая вопрос о значении личности в истории, писатель придает ей решающее значение, показывая сильных, смелых, зачастую жестоких и непокорных представителей власти, которые играют определяющую роль в описываемых событиях (например, героя повести «Замок Венден» Винно фон Рорбаха).

В 1819 году (впервые начало романа было опубликовано в 1816 году) вышло историко-романтическое произведение Ф.Н. Глинки (1786-1880) «Зиновий Богдан Хмельницкий, или Освобожденная Малороссия». Описывая жизненный путь украинского гетмана Хмельницкого, автор ввел в русскую литературу украинскую тему, на материале которой размышлял о роли личности в истории. В романе нашла яркое воплощение идея о нераздельности мира, в котором природа, история и государственность составляют нерасчленимое единство.

Показать эпоху через значение личности в развитии исторического процесса попытался А.О. Корнилович (1800-1834) в повестях «Утро вечера мудренее» (1820), «За богом молитва, за царем служба не пропадают» (1825), «Татьяна Болтова» (1828), романе «Андрей Безымянный» (1832). Стоит отметить, что, с одной стороны, здесь впервые личности и жизни главного персонажа были приданы вполне реальные исторические очертания, с другой – в его облике проявлены психологические черты, типичные для романтического героя .

По мнению писателя, просвещением народа, экономическим развитием Российское государство обязано только деятельности правителей. Воплощением образа «просвещенного правителя» для Корниловича был Петр I, который предстает в героическом обличии, чему способствует незаурядная внешность русского императора. Такое изображение Петра вполне отвечало романтической концепции выдающейся личности и полностью соответствовало взглядам автора на роль Петра в русской истории. Черты идеального государя Корнилович находил так же у Ивана Грозного, Бориса Годунова, Михаила Федоровича, Алексея Михайловича.

В 20 – 30-е годы XIX века исторический жанр в русской словесности стал фактом литературы и достиг затем расцвета в творчестве классиков А.С. Пушкина, Н.В. Гоголя и беллетристов М.Н. Загоскина и И.И. Лажечникова. Лучшие романы этих писателей были написаны в традициях европейского исторического романа, сложившегося под влиянием В. Скотта, А. Виньи, В. Гюго, но опыт отечественных писателей XVIII – начала XIX веков не был совершенно забыт.

Эта литературная традиция в полной мере воплотилась в творчестве М.Н. Загоскина (1789-1852), у которого «усвоение манеры В. Скотта оказывалось простой декларацией, а в действительности автор следовал более элементарным образцам «исторического» повествования, сплавляя в своем произведении весьма разнородные тенденции» . Первый русский классический исторический роман «Юрий Милославский, или Русские в 1612 году» (1829), а также другие исторические произведения — «Аскольдова могила» (1833), «Кузьма Рощин» (1836), «Искуситель» (1838), «Тоска по родине» (1839), «Кузьма Петрович Мирошев» (1844), «Брынский лес» (1845), «Русские в начале XVII столетия» (1848) – внесли в русскую историческую прозу новое стилистическое направление: драматическое начало романов. В то же время М.Н. Загоскин понимал всю серьезность поставленной перед собой задачи.

М.Н. Загоскин в своих произведениях сумел передать специфику описываемой исторической эпохи, показать ее основные черты, описать повседневную жизнь и быт. Это было важным шагом на пути создания русского исторического романа, для которого в 20-е годы XIX века был создан своеобразный фундамент, необходимый для возведения монументального здания русской исторической прозы.

«Юрий Милославский» Н.М. Загоскина стал предвестником многих русских исторических романов: следом за ним появились «Дмитрий Самозванец» (1830), «Мазепа» (1834) Ф.В. Булгарина, «Клятва при гробе господнем» (1832) Н.А. Полевого, «Последний Новик» (1833) И.И. Лажечникова и др. Каждый из этих авторов предлагал свою интерпретацию закономерностей развития исторического процесса и роли личности в истории и формировал собственную поэтику исторического повествования, в которой, однако, можно обнаружить некоторые общие тенденции.

Так, большой популярностью пользовались исторические произведения И.И. Лажечникова (1790-1869) «Ледяной дом» (1835), «Басурман» (1838), «Опричник» (1843), «Последний Новик, или Завоевание Лифляндии в царствование Петра Великого» (1831-1833) и др.

В романе «Ледяной дом» судьба героев полностью подчинена происходящим в стране историческим процессам, так же, как и в «Басурмане», где писатель описывает эпоху образования единого Русского государства при Иване III, и это сложное время определяет судьбу главного героя. Важные события любой исторической эпохи, в представлении Лажечникова, могут быть значимыми для развития государства, но трагичными для судьбы отдельной личности. В этой связи Н.Н. Петрунина отметила, что «Лажечников отвергает представление о допетровской московской Руси как о царстве идиллического патриархального “благообразия”», но «…противостоит он и предшественникам либерального западничества, историкам-“скептикам”, которые видели в русском средневековье лишь застой, мракобесие, историческую неподвижность» .

Исторические романы Ф.В. Булгарина (1789-1859) генетически восходят к западноевропейскому авантюрному типу романа. Булгарин стал автором русского романа нового, «вальтер-скоттовского» типа, имевшего большой успех («Иван Иванович Выжигин», 1829, «Дмитрий Самозванец», 1830). Менее известны исторические произведения Ф.В. Булгарина «Падение Вендена» (1827), «Эстерка» (1828), «Мазепа» (1834), которые весьма показательны как один из моментов развития приключенческого русского исторического повествования.

В другом романе «Дмитрий Самозванец» Ф.В. Булгарин полемизирует с А.С. Пушкиным, создавая отрицательный образ Бориса Годунова, который совершил коварное убийство Дмитрия, следуя своим жестоким принципам и наклонностям. Таким образом, интерпретация исторической личности и концептуальная модель истории, положенные в основу произведений А.С. Пушкина и Ф.В. Булгарина, были диаметрально противоположны и отражали различные процессы, происходившие в русском историческом и эстетическом сознании первой половины XIX века.

Перу В.К. Кюхельбекера (1797-1846) принадлежат такие произведения, как «Русский декамерон 1831 года» (1836), «Последний Колонна» (1837), а также «эстонская» повесть «Адо» (1824), отразившая исторические взгляды декабристов, где «любовный сюжет лишь оживляет более важные для автора политические и гражданские идеи» , влияющие на исторический процесс.

Кюхельбекер придавал большое значение роли личности в истории, пытаясь в своих произведениях показать отрицательное влияния на развитие общества властолюбивых и эгоистичных исторических деятелей байронического толка, ставивших свои желания выше общественных интересов («Ижорский» (1826), «Агасвер» (1846)). В противовес подобным личностям Кюхельбекер создал положительный образ гражданина, борца за социальную справедливость и счастье народа («Последний Колонна» (1837)).

В эти годы исторический роман приобретает несомненное просветительское значение, заменяя для многих читателей отсутствовавшие исторические сочинения, позволяющие узнать о нравах, обычаях, частной жизни, этнографических и бытовых обстоятельствах национальной действительности, психологических и морально-нравственных особенностях русских людей различных исторических эпох. «Утолить жажду» исторических знаний читателям помогали произведения Р.М. Зотова (1795-1871) — «Двадцатипятилетие Европы в царствование Александра I», «Наполеон на острове святой Елены», «Два брата, или Москва в 1812 г.» (1850), «Леонид, или Некоторые черты из жизни Наполеона I» (1832), «Никлас-Медвежья лапа», «Шапка юродивого» (1831), «Бородинское ядро и Березинская переправа» (1844) «Таинственный монах» (1871). В романе «Таинственный монах» для нас представляет интерес упоминание о царевне Софье Алексеевне Романовой, одной из выдающихся женщин своего времени. Писатель рисует образ властной, хитрой, жестокой правительницы, которая пыталась возвыситься путем измены и заговоров.

Еще одним представителем беллетристики 30 – 40-х гг. XIX века был К.П. Масальский (1802-1861). Этот писатель приобрел известность в начале 1830-х годов, когда стали появляться его исторические романы и повести, в частности, «Стрельцы» (1832), «Русский Икар», «Черный ящик» (1833), «Регентство Бирона» (1834), «Осада Углича» (1841). Критика отмечала, что К.П. Масальский умел заинтересовать читателя ловко построенным авантюрным сюжетом. Но романисту не удалось связать частную жизнь главного героя романа «Стрельцы» Бурмистрова с мощным движением истории. Правда, на последних страницах произведения появляется фигура Петра I как мудрого и справедливого государя, который помогает герою решить все его проблемы.

В другом своем романе «Регентство Бирона» Масальский показал влияние происходящих исторических процессов на судьбу своих героев более удачно. Для этого в качестве центральной линии сюжета он избрал события, связанные с государственным переворотом 1740 года, здесь судьба героев полностью зависит от этого важного исторического момента.

Стоит отметить, что В.А. Недзвецкий называет романы Р.М. Зотова и К.П. Масальского «русскими поделками» и утверждает, что они «профанировали форму исторического романа» . К таким же малохудожественным произведениям критики причисляли роман А. Андреева «Довмонт, князь Псковский» (1835), В. Эртеля «Гаральд и Елисавета, или Век Иоанна Грозного» (1831) и т.п. В нашу задачу не входит анализ художественных достоинств и недостатков этих произведений, мы приводим их в качестве подтверждения тезиса о многообразии форм русского исторического романа.

Нельзя не учитывать, что исторический роман возник и формировался в атмосфере романтических исканий, на почве романтического интереса к национально-историческому прошлому. Для романтиков слияние истории с поэтическим вымыслом как средством художественного общения казалось залогом подлинной правды. А.А. Бестужев видел в творческом воображении писателя «главное средство художественного познания исторического прошлого» . Это положение составляло основу романтико-идеалистической теории интуитивного проникновения в историю. Важнейшим источником и необходимым элементом исторического романа из эпохи Древней Руси романтическая критика считала фольклор. Но история и вымысел в романтическом понимании разрывались, а нравы, быт, исторические факты существовали сами по себе, вне связей с внутренним миром человека. Отступление от идей романтизма и формирование реалистических начал в исторической прозе связано с произведениями писателей 40-х годов XIX века: Н.А. Полевого, А.Ф. Вельтмана и других.

Среди исторических романов этого времени отметим, прежде всего, сочинения историка, журналиста и писателя Н.А. Полевого (1796-1846), в частности, его наиболее известный исторический роман «Клятва при гробе Господнем» (1832), а также повести и новеллы «Святочные рассказы» (1826), «Повесть о Симеоне, суздальском князе» (1828), «Краковский замок» (1829), «Рассказы русского солдата» (1834), «Иоанн Цимисхий» (1841), «Пир Святослава Игоревича, князя киевского» (1843) и др. Произведения писателя на историческую тему, по сравнению с прозой Карамзина и Бестужева, в гораздо большей степени были насыщены реальным историческим содержанием, теснее связаны с действительными событиями русской истории.

В своих художественных произведениях Н.А. Полевой развивал историческую концепцию о решающей роли «народного начала» в истории, которую он обосновал в шеститомном историческом исследовании «Истории русского народа» (1829-1833). Свои взгляды писатель вырабатывал в полемике с наследием Н.М Карамзина, считавшего, что история России – это история ее правителей.

В одном ряду с исторической прозой Н.А. Полевого стоят произведения А.Ф. Вельтмана (1800-1870), который заложил основы русской исторической романистики с ее «высокой нравственностью и острой сюжетностью» , поставив вопросы о роли личности в истории и влиянии эпохи и общественного строя на формирование человеческой индивидуальности. Его роман «Кощей бессмертный» (1833) был провозглашен современниками шедевром русской исторической прозы. Популярностью пользовались и другие произведения Вельтмана — «Предки Калимероса», «Светославич, вражий питомец. Диво времен Красного Солнца Владимира» (1835), «Александр Филиппович Македонский» (1836), «Райна, королевна Болгарская» (1843). Романам А.Ф. Вельтмана присущ фольклорно-исторический колорит повествования и высокие художественные достоинства, которые позволили читателям и критикам выделить его из толпы беллетристов, поставив в один ряд с М.Н. Загоскиным, А.А Бестужевым, И.И. Лажечниковым, видя в них классиков русской исторический прозы .

Исторические произведения Н.В. Кукольника (1809-1868) «Сержант Иван Иванович Иванов, или Все заодно» (1841), повести и рассказы, посвященные эпохе Петра I, «Два Ивана, два Степаныча и два Костылькова» (1844), «Иоанн III, собиратель земли Русской» (1868) и др. свидетельствуют еще об одном направлении в развитии русского исторического повествования.

Н.В. Кукольник развивал в рамках исторического романа любовно-авантюрное направление, предвосхитив в своих поисках романистику А. Дюма. Его литературные поиски шли также по направлению создания романа историко-биографического жанра, позволявшего реализовать свои представления о роли личности в истории, согласно которым в центре исторических событий находятся сильные личности, способные влиять на окружающих.

Новые жанровые формы исторического романа создает и Г.Ф. Квитка (1778-1843) (псевдоним – Грыцько Основьяненко). Его историко-этнографические очерки «Головатый» (1839), «Панна Сотниковна», «Украинские дипломаты» (1841), «1812 год в провинции», «Сказания о Гаркуше» (1842), «Малороссийские повести, рассказываемые Грыцькой Основьяненко» (1834-1837), «Пан Халявский» (1840) оказали сильное влияние на последующую украинскую литературу тем, что дали толчок развитию новых жанровых форм – художественно-публицистического историко-бытового очерка и историко-бытового романа. Однако для его произведений характерны подчеркнутый дидактизм и проповедь христианского смирения, что, несомненно, умаляет роль личности в историческом движении.

В целом, исторические романы 40-х годов, по мнению С.М. Петрова, представляли собой подражательную, эпигонскую литературу . В это время происходила смена этико-эстетических приоритетов в русской литературе, ломались устоявшиеся традиции, создавались новые. Большое влияние на этот процесс оказывала натуральная школа. Поэтому в 1851 году И.С. Тургенев, сам написавший историко-бытовую повесть «Три портрета» (1846), в которой следовал традициям «Капитанской дочки» А.С. Пушкина, в рецензии на исторический роман Е. Тур «Племянница» констатировал упадок жанра исторического романа .

К середине XIX века в культурном сознании русского общества сформировалось понимание своей национально-духовной сущности, места и роли в мире. Варианты философской рефлексии относительно исторического процесса, историчности индивидуального человеческого существования и форм его протекания, предложенные различными историками и философами, оказались опробованными на художественных моделях, созданных беллетристами середины века. Включенная в историософско-культурологический дискурс, русская историческая романистика не только отражала историко-философские споры своего времени, но и часто опережала общественно-философскую мысль, провоцировала, формировала и сталкивала различные направления и течения (западническое и славянофильское, консервативно-охранительное и либеральное, материалистическое и религиозно-метафизическое и т.д.).

Это было результатом внутриполитических реформ, положивших начало дискуссиям о путях развития России, её месте в мире и в истории. Подъем общественного интереса к национально-историческому прошлому произошел в 1860-е годы, определив новый виток в развитии исторической темы в литературе. Это, прежде всего, сказалось в развитии исторической драмы, однако и в повествовательной прозе на исторические темы формировались новые тенденции.

В 1862 году был издан исторический роман А.К. Толстого (1817-1875) «Князь Серебряный» (1861) из эпохи Ивана Грозного, который задумывался писателем ещё в 40-е годы. Роман следовал, с одной стороны, западным тенденциям («Сен-Мар» де Виньи), с другой – продолжал тенденции, возникшие в исторической романистике А.А. Бестужева, М.Н. Загоскина и И.И. Лажечникова, критически истолковывая практику абсолютной самодержавной власти. Ивана Грозного писатель изобразил жестоким тираном, оказавшим пагубное влияние на формирование русского национального характера. Таким образом, по мнению А.К. Толстого, личность в истории, особенно абсолютный монарх, наделена огромным влиянием на происходящие события. Не русский народ создал коварного Ивана Грозного, а сам жестокий царь воспитал в своих подданных отрицательные качества.

Поиски новых принципов постижения исторической действительности в значительной степени корректируются влиянием все более распространяющихся и утверждающихся в отечественной исторической науке западных историософских схем и концептуальных построений, в которых главенствующую роль играет разум. Рассматривая историю как концентрированное выражение экономических отношений, философы и историки придавали ему решающее значение в ускорении хода исторического процесса.

Материалистические взгляды в последней трети века распространяются на область социально-философской антропологии, философии, истории и этики. Вслед за Л. Фейербахом, провозгласившим, что человек «единственный, универсальный и высший предмет философии» , Н.Г. Чернышевский заявил, что «основанием всему, что мы говорим о какой-нибудь социальной отрасли жизни <…>, должны служить общие понятия о натуре человека, находящихся в ней побуждениях и деятельности и ее потребностях» . Все это постепенно обусловило утилитарную переоценку морали по отношению к истории: в 60-е годы основные позиции завоевывает нигилистический и утопический морализм (А.И. Герцен, Д.И. Писарев, Н.А. Добролюбов, Н.Г. Чернышевский, П.Н. Ткачев), а затем социальный морализм народничества (П.Л. Лавров, Н.К. Михайловский), который в 70–80-е годы дополняют Н.В. Шелгунов и В.И. Танеев.

Идеи о личном интересе морали, об общественной пользе как критерии добродетели, о человеке как продукте среды и обстоятельств (Гельвеций) были усвоены и творчески переработаны русскими мыслителями применительно к истории. Так, П.Л. Лавров в «Исторических письмах» утверждал, что человек сознательно или бессознательно прилагает ко всей истории те нравственные критерии, которые представлялись безусловными. Нравственный идеал истории, с точки зрения Лаврова, является единственным фактором, способным придать истории смысл и перспективы, так как вся история есть воплощение идеала справедливости.

Исходя из этого, классический исторический роман в русской литературе второй половины XIX века обращался к прошлому, чтобы понять настоящее и осмыслить пути развития будущего. Настоящее, как крайне негативное, как бы удалялось из исторического контекста, образовывался мостик между прошлым и будущим. У большинства романистов историческое прошлое выступало как нечто более привлекательное, чем настоящее, поэтому оно идеализировалось и романтизировалось как залог достойного будущего, которое в этих произведениях зачастую поэтизировалось. Поэтому одной из главных этико-эстетических задач исторического произведения стала необходимость создания новых жанровых форм, способных к художественному воплощению перспектив развития России.

В качестве примера можно привести романы «Пугачевцы» (1874), «На Москве» («Мор на Москве») (1880), «Ширь и мах» (1885), «Крутоярская царевна» (1893), «Петербургское действо» (1880), «Свадебный бунт», «Владимирские Мономахи» Е.А. Салиаса-де-Турнемира (1842-1908) и др.

Темы для своих романов Салиас-де-Турнемир брал, главным образом, из «славного века» Екатерины II. Роман «Пугачевцы», работая над которым, писатель тщательно собирал материалы в архивах и предпринимал поездки на места действий Пугачева, имел громкий успех у читателей . Однако критики, указывая на яркость и колоритность языка, на удачную обрисовку некоторых второстепенных личностей и характерных сторон Екатерининской эпохи, ставили в упрек автору чрезмерное подражание «Войне и миру» Л.Н. Толстого . Е.А. Салиас считал, что личность в истории не играет большой роли, поскольку исторический процесс представляет собой особый скрытый механизм, поток причинно-следственных связей («На Москве»).

В 70 – 90-х годах XIX века широкой известностью пользовались романы Г.П. Данилевского (1829-1890) «Потемкин на Дунае» (1876), «Мирович» (1879), «На Индию при Петре» (1880), «Княжна Тараканова» (1883), «Сожженная Москва» (1885), «Чёрный год» (1888). Большинство исторических романов Г.П. Данилевского было посвящено эпохе Екатерины II. Они отличались стремлением к событийной эффектности, яркостью образов, реалистичным изображением эпохи, поскольку писатель был большим знатоком XVIII века не только по книгам, но и по живым семейным преданиям.

Так, в романе «Сожженная Москва» содержалось много эпизодов и образов, «обнаруживающих литературные связи с «Войной и миром» Толстого» . Явное влияние произведения Толстого на роман Данилевского проявилось не только во внешнем сходстве некоторых героев и положений, но и в своеобразном обращении писателя к толстовской концепции трактовки войны как национального бедствия, в изображении народного сопротивления, в отношении к личности Наполеона. Но, оценивая личность Наполеона с нравственных позиций и развенчивая миф о его историческом величии, Данилевский в то же время считал его единственным виновником войны, что отразило противоречие писателя в понимании роли личности в истории.

Одним из самых плодотворных писателей конца XIX был Д.Л. Мордовцев (1830-1905) («Тень Ирода» («Идеалисты и реалисты») (1876), «Великий раскол» (1878), «Лжедмитрий» (1879), «Царь и гетман» (1880), «Мамаево побоище» (1881), «Господин Великий Новгород» (1882), «Двенадцатый год» (1880), «Замурованная царица» (1884), «Державный плотник» (1895) и др.).
В романах Д.Л. Мордовцева сюжетную основу часто составляли важные исторические события, к которым неоднократно обращались писатели 20 – 30-х годов XIX века: борьба новгородцев за свои вольности, противостояние раскольников и официальной церкви, Отечественная война 1812 года и т.п. В своих произведениях Мордовцев, опираясь на исторические факты, пытался в художественной форме осмыслить законы и превратности исторического процесса. Писатель старался не подгонять героев под нехитрую схему заранее установленной интриги – чаще всего любовной, а понять их такими, какими они были или могли быть, но так и не сумел подняться до истинного историзма. По мнению современных исследователей, в основе творческого метода Мордовцева лежит «…переплетение реминисценций из светской и духовной литературы», которые становятся «…основой квазиисторического романа» .

Почти все сочинения Е.П. Карновича (1823(?)-1885): «Мальтийские рыцари в России» (1878), «На высоте и на доле: Царевна Софья Алексеевна» (1879), «Любовь и корона» (1879), «Самозванные дети» (1880), «Придворное кружево» (1885), «Пагуба» (1887), «Переполох в Петербурге» (1887), в которых автор обращается к событиям XVII-XVIII веков, — свидетельствуют об иной тенденции, которая состоит в добросовестном привлечении всех важных и второстепенных исторических материалов и бережному сохранению не только исторических фактов, но даже реплик подлинных участников рассматриваемых событий. Поэтому его исторические повествования в большей степени похожи на труды профессионального историка, чем на художественные произведения, и могут быть использованы в качестве достоверных источников для характеристики той или иной исторической эпохи.

А.Ф. Писемский (1820-1881) в поздний период своего творчества (70 – 80-е годы XIX века) обращался к исторической романистике, которая развивается в русле сложившегося духовно-нравственного направления русской литературы. В одном из главных своих романов («Масоны» (1880)) писатель стремился изобразить духовное и моральное развитие человека в зависимости от исторических событий. Выявление историософии Писемского в целом и определение его отношения к роли личности в истории в частности для нас представляется затруднительным, поскольку писатель никогда не отличался четкостью мировоззрения .

Исторические романы П.В. Полежаева (1827-1894) «Престол и монастырь. Исторический роман в 2-х частях из русских летописей 1682-1689 гг.» (1878), «Бирон и Волынский» (или «150 лет назад»), «Лопухинское дело», «Фавор и опала», «Царевич Алексей Петрович» (1885) и др., основанные на редких источниках, документах, научных трудах, решали задачу по возможности объективно и популярно рассказать о выдающихся личностях в истории русского государства, раскрыть трагизм их судеб, показать влияние среды и обстоятельств на их деяния. Провоцирование интереса к неизвестным моментам отечественной истории, популяризация исторических личностей в их политической и психологической своеобычности, стремление заставить читателей задуматься над тем, кто и что определяет исторический результат, — все это вполне укладывалось в рамки тех задач, которые ставились перед иллюстративным историческим повествованием.

В.В. Крестовский (1840-1895) в своих исторических произведениях руководствовался патриотической идеей об исторической роли русского народа. Поэтому материал, собранный при подготовке «Истории лейб-гвардии Уланского Его Величества полка» (1876), использовал в исторических повестях и очерках «Деды» (1876), «Уланы Цесаревича Константина» (1875). Очерки о русско-турецкой войне, публиковавшиеся в журнале «Русский вестник», вошли в книгу «Двадцать месяцев в действующей армии (1877-1878)» (1879). Крестовский, безусловно, разделял мнение Ф.М. Достоевского, который писал, что русским надо сначала научиться уважать свой народ и свою национальность, тогда и другие народы будут к нам относиться с должным пиететом.

Беллетрист и драматург П.П. Сухонин (1821-1884) (псевдоним А. Шардин), автор ряда исторических романов («Род князей Зацепиных или борьба начал» (1880), «Княжна Владимирская (Тараканова), или Зацепинские капиталы» (1881), «На рубеже» (1882), «На рубеже двух столетий» (1883)) и повестей на исторические сюжеты («Федор Васильевич» (1856), «Неудавшаяся королева» (1884), сборника «Исторических рассказов» (1884) и др.) – один из немногих, кто задумывался о роли женщины в истории. В романе «На рубеже двух столетий» автором представлен яркий образ императрицы Екатерины II. Однако гендерная ситуация уходит на второй план, подчиняясь идее о неразрешимом противоречии между народом и властью. Сухонин в иронической форме рассказывает о славном правлении царицы, при котором всем сословиям, кроме крестьянства, было хорошо жить. «Вот крестьянам… Да те были крепостные, подлый народ, стоило ли о них говорить?» .

Еще одна весьма заметная тенденция заключалась в продолжении и развитии авантюрно-приключенческих сюжетов на базе национальной истории и культуры в духе А. Дюма, что обнаруживается, например, в произведениях М.Н. Волконского и Н.Э. Гейнце.

М.Н. Волконский (1860-1917) является автором романов на исторические темы: «Мальтийская цепь» (1891), «Брат герцога» (1895), «Кольцо императрицы» (1896), «Ищите и найдете» (1904), «Тайна герцога» (1912), «Князь Никита Федорович» (1914) и других, тогда еще новых для русской литературы образцов историко-приключенческого жанра. В своих романах писатель отстаивал идеи монархизма, считая, что самодержавие – идеальная форма правления для России. Личность монарха занимает центральное место почти во всех произведениях М.Н. Волконского («Кольцо императрицы», «Князь Никита Федорович» и др.), однако он часто использует при этом образ «маленького человека», который в силу исторических обстоятельств приобретает важное значение в жизни своих современников («Брат герцога», «Мальтийская цепь», «Тайна герцога»).

За свою недолгую жизнь Н.Э. Гейнце (1852-1913) издал более сорока романов и повестей, среди которых важное место занимали романы исторические. После успеха своего первого исторического романа «Малюта Скуратов» (1891) Гейнце в романе «Аракчеев» (1893) представил нетрадиционный образ военачальника А.А. Аракчеева как страдающего и несчастного человека. Продолжая традиции русской реалистической литературы в изображении социальных конфликтов, Н.Э. Гейнце в изображении личности был ориентирован на эстетику романтизма первой половины XIX столетия, которая выводила свободного человека за социальные рамки. Относительность историзма писателя проявляется в том, что вышедшие большими тиражами романы «Князь Тавриды» (1895), «Коронованный рыцарь» (1895), «Генералиссимус Суворов» (1896), «Судные дни Великого Новгорода» (1897), «Новгородская вольница» (1895), «Ермак Тимофеевич» (1900) и др. можно условно назвать историческими только из-за упоминания в них исторических личностей и событий.

В исторической беллетристике в это время формируется новое направление – военно-историческая проза. Одним из первых крупных художественных произведений о героической обороне Севастополя стал исторический роман М.М. Филиппова (1858-1903) «Осажденный Севастополь», изданный в 1888-1889 годах. Л.Н. Толстой, сам являвшийся участником Крымской войны, относил эту книгу к числу ценных художественных свидетельств эпохи: «…Прочел роман… «Осажденный Севастополь» и был поражен богатством исторических подробностей. Человек, прочитавший этот роман, получит совершенно ясное и полное представление не только о Севастопольской осаде, но и о всей войне и причинах ее…» .

В 80-е годы заявляет о себе как исторический романист Всеволод Сергеевич Соловьев (1849-1903). Успех приходит к писателю уже после публикации первого исторического романа «Княжна Острожская» (1876), далее почти каждый год автор представляет на суд читателей и критиков новые исторические произведения: «Юный император» (1877), «Капитан гренадерской роты» (1878), «Царь Девица» (1878), «Касимовская невеста» (1879), «Царское посольство» (1890), «Жених царевны» (1893) и др., а «80-е годы XIX века стали пиком славы Вс. Соловьёва как писателя, его имя гремело по всей России, им зачитывались в великосветских салонах, в интеллигентских кругах, знала его и читающая публика попроще. Писатель достиг той цели, к которой упорно и настойчиво стремился: сделал русскую историю в ее художественном виде достоянием народа» .

Хронология романов Соловьева охватывает, в основном, два века русской истории – XVII и XVIII. Разделяя суждения некоторых историков – представителей «государственной школы», считавших, что судьбы державы вершили великие государственные деятели, Вс. Соловьёв главное внимание в своих романах уделял носителям государственного начала. Обращается он и к гендерному аспекту проблемы власти, который находит свое воплощение в нескольких произведениях писателя.

Наряду с уже упомянутыми писателями, к исторической теме в своем творчестве обращались О. Сомов, Г. Самаров, А. Ладинский, П.Н. Петров, В.А. Ушаков, Н.Ф. Павлов, В.Я. Ивченко (Светлов), Н.И. Мердер (Северин), И.Т. Калашников, Б.М. Федоров и другие авторы, произведения которых также находили своего читателя и ценителя в XIX веке. Мы не ставим перед собой масштабной цели – охватить в своем кратком обзоре творчество всех этих авторов, но отметим, что они также внесли свой определенный вклад в развитие и становление жанра исторического романа в русской литературе XIX века.

Аналитический взгляд на русскую историческую романистику XIX века позволяет обнаружить, что в ней нашли свою реализацию исторические концепции разных десятилетий. Поразительное разнообразие научно-исторических направлений, течений и школ, в рамках которых воплощается консервативно-охранительное, либеральное, материалистическое и другие представления о закономерностях исторического процесса, породило особую художественную историософию, которая отразилась в жанровом многообразии исторического повествования.

Крупные отечественные историки Н.И. Костомаров, С.М. Соловьев, В.О. Ключевский, как и идеологи народничества П.Л. Лавров, Н.И. Кареев, направляют развитие историософской мысли материалистическому пониманию исторических закономерностей, что привело к возникновению исторической романистики одного направления.

Идея аксиологических границ идеала, понимание несовместимости этого идеала с уже закрепившимися в коллективном сознании, но несостоятельными и уже изживающими себя социально-политическими и философско-историческими доктринами определили иное, альтернативное направление писательских интенций на пути поисков положительного начала национальной жизни.

При всем различии индивидуальных позиций представителей разных направлений объединяло стремление раскрыть движущие силы, смысл и цели истории в категориях добра и зла, частного и всеобщего, предопределения и свободы человека в истории. Художественное сознание последней трети века (как, впрочем, и в предыдущие десятилетия) предвосхищало это стремление и подготавливало последующие историософские выводы.

Таким образом, на протяжении всего XIX века в русской литературе происходило бурное развитие возникшего на рубеже веков жанра исторического романа. Актуализированный в контексте процесса всеобщей национальной самоидентификации и отразивший особенности общественного исторического сознания и отечественной научной историософии исторический роман двигался преимущественно по двум направлениям: писатели либо активно продолжали развивать этико-эстетические идеи зарубежных и отечественных предшественников, либо, активно включаясь в процесс развития исторической мысли и кардинально переосмысливая уже наработанные приемы, создавали оригинальные творения, формируя при этом новые тенденции развития исторического повествования. Это позволяет выявить некоторые общие закономерности функционирования исследуемого жанра в художественной системе русской романистики.

Список литературы / Spisok literatury

На русском

1. Беляев Ю. Любимец читающей России // Евгений Салиас. Сочинения: В 2 т. / Вст. ст., сост. и коммент. Ю. Беляева. – М., 1991. – Т. 1. Историческая проза.
2. Бестужев-Марлинский А.А. Сочинения: В 2 т. – М., 1958. – Т. 2.
3. Веселовский А.Н. Историческая поэтика. – М., 1989.
4. Дудина Т.П. Русская историческая драматургия XIX века (Этико-аксиологический аспект): Монография. – Елец, 2006.
5. Карамзин Н.М. Марфа-посадница, или покорение Новагорода // Карамзин Н.М. Избранные произведения: В 2 т. – М. — Л., 1964.
6. Королева Н.В., Рак В.Д. Личность и литературная позиция Кюхельбекера // В.К. Кюхельбекер. Путешествие. Дневник. Статьи. – Л., 1979.
7. Машинский С.И. Художественный мир Гоголя. – М., 1979.
8. Недзвецкий В.А. История русского романа XIX века: неклассические формы: курс лекций. – М., 2011.
9. Огрызков К. Салиас Евгений Андреевич // Липецкая энциклопедия: В 3 т. – Липецк, 2001. – Т. 3.
10. Очерки истории русской театральной критики. – Л., 1975-1979. – Кн. 1.
11. Плеханов С. Н. Писемский (ЖЗЛ). – М., 1986.
12. Переверзев В.Ф. Предтеча Достоевского // Переверзев В.Ф. У истоков русского реалистического романа. – М., 1965.
13. Петров С.М. Русский исторический роман XIX века. – М., 1964.
14. Петрунина Н.Н. Романы И.И. Лажечникова // Лажечников И.И. Сочинения: В 2 т. – М., 1987. – Т. 1.
15. Ребеккини Д. Русские исторические романы 30-х гг. ХIХ века // Новое литературное обозрение. – 1998. – № 34.
16. Розен А.Е. Записки декабриста // И дум высокое стремленье… / Сост. Н.А. Арзуманова; примеч. И.А. Мироновой. – М., 1980.
17. Сахаров А.Н. Историческая сага Всеволода Соловьева // Вопросы истории. – 2003. – № 9. – С. 74-107.
18. Степанов Н.Л. Проза двадцатых-тридцатых годов // История русской литературы: В 10 т. / АН СССР. Ин-т русской литературы. – М. — Л., 1941-1956. – Т. VI. Литература 1820-1830-х годов. 1953.
19. Сорочан А.Ю. «Квазиисторический роман» в русской литературе XIX века: Д.Л. Мордовцев: Монография. – Тверь, 2007.
20. Толстой Л.Н. Собрание сочинений: В 22 т. – М., 1984. – Т. 20.
21. Тургенев И.С. Полное собрание сочинений: В 12 т. – М., 1956. – Т. 11.
22. Фейербах Л. Избранные философские произведения: В 2 т. – М., 1955. – Т. 1.
23. Шардин А. (П.П. Сухонин) Польский проходимец, или на рубеже столетий // Авантюристы: Из эпохи царствования Екатерины Великой. – М., 1995.
24. Щеблыкин И.П. Ранние традиции русской исторической прозы // Вопросы литературы XVIII века. Ученые записки. Сер. Филология. – Пенза, 1972. – Т. 123.
25. Чернышевский Н.Г. Литературная критика // Полное собрание сочинений: В 15 т. – М., 1947. – Т. 1.

English

1. Belyaev YU. Lyubimec chitayushchej Rossii // Evgenij Salias. Sochineniya: V 2 t. / Vst. st., sost. i komment. YU. Belyaeva. – M., 1991. – T. 1. Istoricheskaya proza.
2. Bestuzhev-Marlinskij A.A. Sochineniya: V 2 t. – M., 1958. – T. 2.
3. Veselovskij A.N. Istoricheskaya poehtika. – M., 1989.
4. Dudina T.P. Russkaya istoricheskaya dramaturgiya XIX veka (EHtiko-aksiologicheskij aspekt): Monografiya. – Elec, 2006.
5. Karamzin N.M. Marfa-posadnica, ili pokorenie Novagoroda // Karamzin N.M. Izbrannye proizvedeniya: V 2 t. – M. — L., 1964.
6. Koroleva N.V., Rak V.D. Lichnost’ i literaturnaya poziciya Kyuhel’bekera // V.K. Kyuhel’beker. Puteshestvie. Dnevnik. Stat’i. – L., 1979.
7. Mashinskij S.I. Hudozhestvennyj mir Gogolya. – M., 1979.
8. Nedzveckij V.A. Istoriya russkogo romana XIX veka: neklassicheskie formy: kurs lekcij. – M., 2011.
9. Ogryzkov K. Salias Evgenij Andreevich // Lipeckaya ehnciklopediya: V 3 t. – Lipeck, 2001. – T. 3.
10. Ocherki istorii russkoj teatral’noj kritiki. – L., 1975-1979. – Kn. 1.
11. Plekhanov S. N. Pisemskij (ZHZL). – M., 1986.
12. Pereverzev V.F. Predtecha Dostoevskogo // Pereverzev V.F. U istokov russkogo realisticheskogo romana. – M., 1965.
13. Petrov S.M. Russkij istoricheskij roman XIX veka. – M., 1964.
14. Petrunina N.N. Romany I.I. Lazhechnikova // Lazhechnikov I.I. Sochineniya: V 2 t. – M., 1987. – T. 1.
15. Rebekkini D. Russkie istoricheskie romany 30-h gg. HIH veka // Novoe literaturnoe obozrenie. – 1998. – № 34.
16. Rozen A.E. Zapiski dekabrista // I dum vysokoe stremlen’e… / Sost. N.A. Arzumanova; primech. I.A. Mironovoj. – M., 1980.
17. Saharov A.N. Istoricheskaya saga Vsevoloda Solov’eva // Voprosy istorii. – 2003. – № 9. – S. 74-107.
18. Stepanov N.L. Proza dvadcatyh-tridcatyh godov // Istoriya russkoj literatury: V 10 t. / AN SSSR. In-t russkoj literatury. – M. — L., 1941-1956. – T. VI. Literatura 1820-1830-h godov. 1953.
19. Sorochan A.YU. «Kvaziistoricheskij roman» v russkoj literature XIX veka: D.L. Mordovcev: Monografiya. – Tver’, 2007.
20. Tolstoj L.N. Sobranie sochinenij: V 22 t. – M., 1984. – T. 20.
21. Turgenev I.S. Polnoe sobranie sochinenij: V 12 t. – M., 1956. – T. 11.
22. Fejerbah L. Izbrannye filosofskie proizvedeniya: V 2 t. – M., 1955. – T. 1.
23. SHardin A. (P.P. Suhonin) Pol’skij prohodimec, ili na rubezhe stoletij // Avantyuristy: Iz ehpohi carstvovaniya Ekateriny Velikoj. – M., 1995.
24. SHCHeblykin I.P. Rannie tradicii russkoj istoricheskoj prozy // Voprosy literatury XVIII veka. Uchenye zapiski. Ser. Filologiya. – Penza, 1972. – T. 123.
25. CHernyshevskij N.G. Literaturnaya kritika // Polnoe sobranie sochinenij: V 15 t. – M., 1947. – T. 1.

ПОРЕФОРМЕННАЯ РОССИЯ И РУССКИЙ РОМАН ВТОРОЙ ПОЛОВИНЫ XIX ВЕКА (Н. И. Пруцков)

Завоевания русского романа первой половины XIX века в значительной мере предопределили исторические судьбы и идейно - художественные принципы романа пореформенных десятилетий. Глубочайшая связь с освободительным движением, историзм мышления, прогрессивная устремленность героев и идеалов, особый интерес к человеку, озабоченному не личным преуспеянием, а исканием дела и осознающему свой долг перед обществом, народом, - таковы существенные тенденции, определившиеся в романах Пушкина и Лермонтова, Гоголя и Герцена, Тургенева и Гончарова. Непрерывность и преемственность в идейно - общественных исканиях отчетливо обнаруживаются в последовательной смене героев русского романа.

Пушкин и Лермонтов, Гоголь и Герцен, Тургенев и Гончаров создали русский социально - психологический роман еще в дореформенное время. Его идейно - художественная система не вмещается в привычные рамки западноевропейского романа. Развитие зарубежного романа было связано прежде всего с той действительностью и с теми идеями, которые сложились в результате буржуазной революции. Последняя и определила великий взлет западноевропейского романа XIX века. Но уже к середине столетия выдающиеся умы человечества (среди них многие русские писатели и мыслители) начинают осознавать, что идеи буржуазной революции исчерпали себя, более того - они опошлились, выродились, а сложившаяся социальная действительность не соответствует провозглашенным революцией идеалам братства, равенства и свободы. И такое осознание отражало реальную картину жизни, в которой уже начинал действовать пролетариат, выковывалось и его теоретическое оружие - марксизм. Но писатели Запада середины XIX века не могли еще понять воодушевляющую историческую миссию пролетариата и всепобеждающую правду учения научного социализма; такое понимание придет значительно позже, в конце века, особенно же в XX столетии.

Поэтому в капиталистических странах Запада возникало острое ощущение кризиса, распада революционно - гуманистических идеалов прошлого и так или иначе связанного с этими идеалами высокого искусства. С другой стороны, как реакция на все эти процессы начали возникать (особенно после поражения революции 1848 года) «новые» веяния в социологии и философии, отступающие от заветов великих просветителей, утопистов - социалистов. Появились подобные веяния и в искусстве, и в них обнаружился отход от традиций великих реалистов.

Флобер, например, отчетливо понимал начавшийся процесс упадка западноевропейского реализма, он глубоко чувствовал трагедию художника в буржуазном мире, говорил о его разрыве с действительностью, о потере им «руководящей нити», о вырождении творчества в изощренное мастерство ради мастерства. В письме к Луи Буйле от 4 июня 1850 года Флобер с горечью признал, что европейские романисты не имеют точки опоры, что у них под ногами колеблется почва. В европейской литературе, по его словам, есть таланты, накоплен богатый опыт мастерства. «Оркестр, - писал Флобер, - у нас сложный, палитра богатая, средства разнообразные. Во всяких уловках и завязочках мы смыслим, вероятно, больше, чем когда бы то ни было. Нет, вот чего нам не хватает - внутреннего начала, сущности, самой идеи сюжета».

Показательным для понимания тех трудностей, какие выпадали на долю художника в западноевропейском буржуазном обществе, был путь такого социально чуткого писателя, как Золя. Он настойчиво стремился не только осознать сущность современной ему эпохи, ознаменованной борьбой пролетариата и буржуазии, но и выразить глубокую симпатию к рабочему классу («Жерминаль»), Однако Золя, изучая и художественно изображая царство капитала и труда, так и не сумел разобраться во всей сложности социальных противоречий. Он оказался в зависимости от всякого рода буржуазных учений и теорий.

Русская литература и ее ведущий жанр - социально - психологический роман - развивались в других исторических условиях, имели иную почву, и поэтому уже в эпоху Пушкина, Лермонтова и Гоголя приобрели такие качества, которые обратили на себя особое внимание многих представителей зарубежной культуры. Французский писатель Ксавье Мармье еще в 1861 году в статьях о Пушкине и Лермонтове отмечал захватывающую силу реализма русских писателей и высказал предположение, что русский народ обладает всеми необходимыми качествами, чтобы скорее, чем кто?либо, развить тот реализм в литературе, который станет основой современного искусства. Неразрывная связь творчества Пушкина, Лермонтова и Гоголя с жизнью народа, соединение подлинно поэтического вдохновения («неосязаемой мечты») с трезвой мыслью, с правдой («трезвой действительностью»), конкретность и объективность художественного мышления и необыкновенная простота воплощения замысла - эти черты творений основоположников русского реализма и русского романа отмечены многими зарубежными литераторами.

Русский роман второй половины XIX века отражал складывавшуюся в России буржуазную действительность. Однако эта последняя, в силу национального своеобразия развития России, была особого рода. Естественно, что и ее воздействие на развитие русского романа привело к глубоко своеобразным результатам. Известно, что русская буржуазия и капитализирующееся дворянство не были способны до конца провести дело буржуазного преобразования России. Дальше крайне куцых буржуазно - либеральных реформ, проводимых сверху и обеспечивающих развитие капитализма по помещичьему, антидемократическому пути, они не шли. Это сразу же обнаружило и уродство развивающегося российского капитализма, и убожество российского либерализма.

Крестьянский вопрос, вопрос о демократических преобразованиях не были решены либеральными реформами 60–х годов. Поэтому бурно развивались другие, антилиберальные силы. Революционно - крестьянская, общенародная борьба за преобразование России всколыхнула всю пореформенную Россию, захватила классиков русского романа, а среди них и тех, которые субъективно, по своим убеждениям были далеки от идей буржуазно - крестьянской революции. Это и вдохнуло в реалистический русский роман такие идеи, породило такой тип художественного мышления, обусловило такие способы изображения народной жизни, которые стали органически присущи русскому реализму, русскому роману как выражение их национального своеобразия.

После 1861 года и вплоть до 1904 года в России шла трудная, но неуклонная подготовка буржуазно - демократической революции. С этим процессом и были прежде всего связаны судьбы реалистической русской литературы в целом, судьбы русского романа в особенности. Органическую связь русского романа с революционно - освободительным движением, с политической борьбой, с идейными, социально - философскими и эстетическими исканиями, со всей силой обнаружившуюся во второй половине XIX века, осознавали и передовые круги зарубежного общества, представители зарубежной литературы и общественной мысли.

В 1859–1861 годах в России сложилась революционная ситуация, определившая первый демократический подъем в стране. В судьбах русского романа, как и литературы в целом, первая революционная ситуация и общий перевал в социально - экономическом развитии России имели исключительное значение. Именно в 60–е годы появляются романы и повести о «новых людях» и - в противовес им - антинигилистическая беллетристика; формируется народный роман, создаются роман - эпопея и утопический социалистический роман, расцветает оригинальная проза писателей - демократов.

Чуткий ко всему новому, нарождающемуся, Тургенев одним из первых почувствовал перемены в судьбах русского романа, уловил его новые возможности и новые конфликты; он понял, что время Онегиных и Печориных, Бельтовых и Рудиных прошло и наступила эпоха разночинца - эпоха Инсаровых и Базаровых, людей общественного дела и борьбы. Романы Тургенева «Отцы и дети», «Дым» и «Новь» воспринимались в Западной Европе и Америке как художественный комментарий к русским революционным событиям 60–70–х годов. Тургеневу принадлежит выдающаяся роль в завоевании русской литературой мирового авторитета. Этому способствовали сила тургеневского реализма в художественном воспроизведении и оценке действительности, многочисленные переводы его произведений и широкие личные связи писателя с крупнейшими деятелями литературы Западной Европы.

За рубежом Тургенева называли гуманнейшим защитником прав своего народа и писателем - новатором, открывающим новые пути в литературно - художественном развитии человечества. Мопассан в своей статье о Тургеневе (1883) очень точно охарактеризовал одну из основных особенностей тургеневского романа. Она состоит в том, что русский романист отбросил столь характерные для зарубежной прозы старые формы романа с закулисными нитями действия, со всевозможными драматическими комбинациями и создал роман без искусственной интриги, без литературных происшествий, свободный от штампов и авторского произвола в построении фабулы, в обращении с героями и событиями. Мысль Мопассана о необходимости новой эстетики романа перекликается с суждениями Флобера об отсутствии в современной ему литературе точки опоры и господстве в ней формального искусства интриги. Оба писателя искали возможностей оздоровления искусства романа. Русские романисты указали путь к этому. Они создали роман, характеризующийся такими особенностями, которые утверждали эстетику «обычной жизненной нормы». Отвергая приемы построения занимательной, эффектной и произвольной фабулы, они думали прежде всего о правдивом изображении действительности, о социальной значимости рисуемых типов и событий. Именно Тургенев, опираясь на опыт Пушкина и Лермонтова, создал яркий роман о личности, интересы которой устремлены на поиски путей общественного служения. Тургеневский герой поставлен в условия крупных общественно - политических событий, в условия переломных десятилетий в судьбах родины.

По - своему осознал кризис русского общества и перевал его истории Л. Н. Толстой. В центре его внимания стоят герои, которые, сталкиваясь с жизнью народа, начинают осознавать ложность помещичьего бытия. Они переживают глубокий духовный кризис, ведут упорную, мучительную борьбу с собой, тянутся к народу, пытаясь найти с ним общий язык. Толстой мечтал создать такой «концепционный роман», в котором уложилась бы самая суть его раздумий над тем, что совершалось в русской действительности. «Главная мысль романа, - говорил он, - должна быть невозможность жизни правильной помещика образованного] нашего века с рабством. Все нищеты его должны быть выставлены и средства исправить указаны».

Если Толстой был готов положительно ответить на свой вопрос - не лучше ли жизнь мужиков жизни дворянства, - то и Ф. М. Достоевский в «Записках из Мертвого дома» (1860–1862) признал, что многие из каторжан, которые совершили преступление, защищаясь от своих притеснителей, являются самыми даровитыми и сильными людьми.

Романы пореформенных лет стали более народными в том смысле, что идейные искания многих выдающихся романистов, а также и духовная жизнь создаваемых ими героев тесно связаны с думами о народе я зачастую протекают в условиях непосредственных отношений с народом. Крушение старых устоев жизни и поиски новых ее форм - типичный элемент сюжетов многих романов второй половины XIX века, начиная с романа революционного демократа - социалиста Чернышевского и кончая произведениями Эртеля. С потрясающей реалистической силой и гениальной глубиной это сознание необходимости коренного обновления жизни и человека выражено в романах Толстого и Достоевского, в прозе Щедрина.

Толстой обогатил русский и мировой роман художественным исследованием «диалектики души» и раскрыл связь диалектики духовного мира героя с самыми глубинными процессами жизни пореформенной России. Тургенев во многом способствовал распространению популярности Толстого за границей. Он устраивал в Париже вечера, посвященные Толстому, делал доклады о «Войне и мире», посылал толстовский роман Флоберу, Тэну, Абу. Автор «Отцов и детей» понимал противоположность толстовских романов господствующей манере французских романистов и все же был уверен, что французы должны понять силу и красоту романа «Война и мир».

К 80–90–м годам имя Толстого приобрело мировую известность. Со- держание и форма толстовских романов произвели во всем мире огромное впечатление. Известный датский критик Георг Брандес в 1908 году в письме к редактору «Русских ведомостей» В. М. Соболевскому выразил изумление перед удивительной силой и жизненностью описаний в произведениях Толстого. Брандес подчеркнул необычайную глубину «Хозяина и работника» Толстого, его привел в восхищение роман «Воскресение».

В связи с работой над «Войной и миром» Толстой осознает новаторский характер, национальное своеобразие и жанровые особенности русского романа. Он говорит об отходе русского романа, начиная с Пушкина, от приемов романа западноевропейского. 06 этом же пишут представители и зарубежной литературы. Ромена Роллана восхищала не только толстовская сила индивидуализации в портретной галерее «Войны и мира». Обратил он внимание и на новую концепцию толстовского романа. Русский автор от романа о личной судьбе героев перешел к роману об армиях и народах, о больших человеческих массах и исторических эпохах. Ромен Роллан называл «Войну и мир» новейшей Илиадой, а вся западноевропейская критика видела в этом романе величественное возрождение эпоса.

Оригинальностью характеризуется проза М. Е. Салтыкова - Щедрина. Его новаторство отвечало живым запросам пореформенной России, в нем отразилось стремление великого сатирика создать такой тип художественной прозы, который явился бы могучим фактором в борьбе за изменение действительности, служил бы делу подготовки «почвы будущего». Достаточно сопоставить произведения Щедрина с произведениями таких выдающихся западноевропейских сатириков XIX века, как Диккенс и Теккерей, чтобы убедиться, что беспощадность отрицания и ясность политической устремленности, истинность и народность, насыщенность передовыми гуманно - демократическими идеалами, зрелость философской мысли и художественно - публицистическая выразительность обеспечили Щедрину в мировой литературе одно из почетных мест среди самых выдающихся художников - новаторов.

В щедринском реализме наиболее ярко и сильно обнаружились такие черты, которые в той или другой степени были присущи русскому роману вообще и роль которых особенно повысилась в пореформенных условиях. Непосредственная связь прозы с самыми актуальными (с точки зрения интересов народа) социально - политическими вопросами своего времени - такова одна из этих особенностей. Щедрин считал, что роман призван непосредственно изображать общественную жизнь. Главный источник зла Щедрин искал не в людях, а в общественных порядках, в политическом строе жизни. Это и определило черты щедринского романа, жанровые его особенности. Щедрин, развивая заветы Гоголя, раздвинул границы романа таким образом, что основным его предметом стала вся русская жизнь, Россия в целом. Об этом свидетельствует и роман - обозрение «Господа ташкентцы», и исторический роман - хроника «История одного города», и собственно социально - психологический роман с традиционной его формой «Господа Головлевы». В своем анализе психологии человека Щедрин проник до социальных и политических основ жизни.

Щедрин обогатил средства художественной литературы путем привнесения в нее научной, философской и политической публицистики. Такая тенденция уже обнаруживалась в истории русского романа, по гениально она развита и утверждена лишь в творчестве Щедрина. Он создал новый тип художественной прозы, новые типы романа. Щедрин блестяще использовал многообразие художественно - публицистических форм для многостороннего раскрытия действительности.

На развитие зарубежной литературы сильнейшее воздействие оказали романы Достоевского. Жанр психологического романа в мировой литературе он обогатил искусством художественного анализа бесконечно сложного и неисчерпаемо глубокого внутреннего мира человека. Выдающийся бельгийский поэт Эмиль Верхарн, испытавший влияние Достоевского, передал Брюсову свой отзыв о творце «Бедных людей». По мнению Верхарна, Достоевский исследует характеры до самых глубин, до того смутного и хаотического, что заложено в каждом человеке; его анализ безупречен, но в то же время он не остается холодным наблюдателем - он умеет быть и ангелом, и палачом в одно и то же время. Вот почему Достоевский кажется Верхарну писателем совершенно исключительным.

Зарубежные писатели и критики не всегда понимали, что хаотическое, запутанное, противоречивое и темное начало в духовном мире героев Достоевского было порождено в конечном счете не темпераментом человека и не национальными особенностями «иррациональной русской души», а общественными условиями пореформенной России. Но существенно то, что многие зарубежные поклонники Достоевского обратили внимание на его гуманизм, на его бунтарство против буржуазного мира. В тревожных и мучительных, часто трагически завершающихся исканиях героев Достоевского зарубежный читатель ощутил мятежную и в то же время гуманистическую силу. Сила эта служила борьбе с тем строем жизни, который обрекал на страдания и гибель миллионы людей.

Если Толстой раскрыл «диалектику души» в неразрывной связи с диалектикой жизни и нарисовал картину той великой ломки сознания и общественных отношений, которая привела Россию к революции, то Достоевский своим путем также пришел к мысли о необходимости коренных перемен в жизни, в человеческом характере. Он постиг уродливую сущность современного ему человека, развращенного крепостничеством и капиталистическим хищничеством, безудержной борьбой за власть одного человека над другим. Писатель настойчиво искал возможностей для возрождения человеческой личности, он верил в человека, в светлые судьбы своей родины, хотя так и не мог понять действительных ее путей. Романы Достоевского и других выдающихся русских романистов пореформенной поры были ярким свидетельством глубочайшего и все более обостряющегося кризиса русской жизни после 1861 года, ее неустойчивости и хаотичности. Но вместе с тем в них отражалось и поступательное развитие русского общества, которое завершилось социалистической революцией.

Переходная эпоха, когда совершалась «быстрая, тяжелая, острая ломка всех старых „устоев“ старой России» и укладывалась незнакомая, чуждая, непонятная и страшная широким массам новая буржуазная Россия, выдвинула новые реалистические принципы, оригинальные формы романа, новых его героев, характерные ситуации и конфликты, типические для времени обстоятельства. «Водоворот все усложняющейся общественно - политической жизни» формировал новый тип художественного мышления, вызывал серьезные сдвиги в жанровых формах повести и романа, очерка и рассказа. Бурная ломка старых форм всего строя жизни и психики, возникновение нового в духовном мире и общественных отношениях обогащали действительность, расширяли арену реализма, пробуждали в обществе и в человеке новые силы, создавали почву для дальнейшего развития нравственного мира индивидуальности, для проявления ее «человеческих сущностей». Все это предъявляло мастерству романиста очень сложные требования. Возникала необходимость в новом типе романа о современности, о смене эпох и культур, в романе, передающем драматизм переживаемого перевала русской истории. Процесс драматизации структуры романа и повести, их героев проник и в произведения тех художников, творческий облик которых вполне сложился в дореформенные десятилетия («Обрыв» Гончарова, «Дым» и «Новь» Тургенева и др.). Нарастающие темп и напряженность совершающихся в жизни и сознании людей процессов властно управляли сюжетом романа и пересоздавали всю его художественную систему. Сюжет романа вбирал в себя существеннейшие проблемы и конфликты, ситуации и процессы эпохи. Движение снизу и кризис верхов; «новые люди» и старая Россия; разнообразное проявление «знамений времени» в общественной жизни и в идейных исканиях; ломка отживших форм, норм жизни и мышления; история формирования личности из народа; пробуждение масс под влиянием новых обстоятельств их жизни; смена и борьба разных укладов и поколений; отношения плебейства и барства; поиски передовой личностью из разночинцев и дворянства возможностей к сближению с народом; мучительные попытки заимствования «веры» у мужика - таковы наиболее характерные сюжетные элементы прогрессивного романа второй половины XIX века.

Сюжетной основой многих романов пореформенной поры явилось воспроизведение истории пробуждения самосознания личности. В. И. Ленин говорил, что ломка крепостнических отношений и замена их капиталистическими, весь этот «экономический процесс отразился в социальной области „общим подъемом чувства личности“, вытеснением из „общества“ помещичьего класса разночинцами, горячей войной литературы против бессмысленных средневековых стеснений личности и т. п.». В этих условиях появился герой страстных исканий, герой, выламывающийся из своей родной среды, герой - протестант из народа и герой - революционер, носитель социалистического идеала.

Воспроизведение новой эпохи в русской жизни, истории пробуждения и подъема чувства личности, общественного самосознания, вскрытие и объяснение источников этого процесса, его хода и результатов требовали новой системы, новой поэтики романа и повести, новых способов типизации и индивидуализации. В прозе второй половины XIX века повышается роль автора, который теперь зачастую выступает рассказчиком или комментатором, истолкователем и учителем жизни, приобщающим читателя к процессу своей мысли. Усилия романистов все более сосредоточиваются на раскрытии крайне противоречивой социальной психологии. В трактовке обстоятельств на первый план выдвигаются общественные, социально - экономические отношения. Все большую роль приобретает при этом сюжет как средство передачи всего образа жизни, ее форм, смены в ней двух эпох. Структура русского романа первой половины XIX века зачастую была связана с личной историей главного героя. В сюжете романа того времени существенную роль играли любовные отношения; в этом романе, как правило, изображался сравнительно небольшой круг лиц, связанных узами родственных отношений, дружбы, совместной жизни в дворянских гнездах и т. п. Особое внимание обращалось на индивидуальную психологию, на главного героя, который был центром романа. Во всем этом, конечно, просвечивало в той или иной степени и нечто общее в жизни всей страны, в ее общественных отношениях. Но, как правило, последние не являлись непосредственным предметом романа. В гостиной Ласунской («Рудин» Тургенева) еще недостаточно остро ощущалась жизнь крепостной деревни. Позже концепция романа решительно изменяется. В мир гостиных, в семейные гнезда и дружеские кружки властно и настойчиво входит жизнь народа, что пересоздает самую систему романа, вносит новое видение мира, открывает новые предметы изображения.

В «Дыме» и «Нови», сравнительно с «Рудиным» и «Дворянским гнездом», Тургенев лишь обогатил структуру своего романа, но не создал новую. То же самое следует сказать и об «Обрыве» Гончарова. Но как знаменательно и это обновление романической системы! В нем явно обнаружились тенденции, характерные для пореформенной эпохи, рас ширяющие масштабность самого повествования. Писемский и Достоевский пошли на более глубокую ломку своей поэтики романа.

Решетников, Гл. Успенский, Помяловский, Слепцов, Кущевский и другие беллетристы - демократы в структуре своих повестей и романов иногда отправляются, как Щедрин и Толстой, от «принципа семейственности». По данный принцип в реалистической системе этих писателей приобретает новое значение в связи с их выходом за рамки частной жизни в большую трудовую жизнь, в связи с вторжением в общие процессы, характеризующие движение жизни, идей и психики от старого к новому.

На первый взгляд сюжет романа Слепцова «Трудное время» кажется традиционным: передовой человек, революционер пробуждает сознание женщины, освобождает ее от иллюзий и ведет к разрыву с семьей, со всей той средой, в которой она жила. Но не любовь является силой, вдохновляющей Марию Николаевну на поиски новых путей жизни. Поэтому и сюжет романа не ограничен узким кругом семьи, личных отношений, изображением тех или других личных достоинств и недостатков. Как романист Слепцов связан с тургеневской традицией («Рудин», особенно «Накануне»), но вместе с тем, как бы в противовес ей, он создает и свою художественную концепцию жизни, характеров. Основная коллизия романа «Трудное время» не ограничена сферой семейных отношений Рязанова, Щетинина и Марии Николаевны. Революционер Рязанов, с одной стороны, как бы вводит Марию Николаевну в мир крестьянской жизни, а с другой - сбрасывает все покровы с грубо эгоистического, помещичьего отношения Щетинина к крестьянам. «Просветление» Марии Николаевны возникает и развивается не под воздействием чувства любви, а главным образом под влиянием реальной школы народной жизни. В зависимости от этого складывается духовная жизнь Марии Николаевны, история ее отношений с мужем, с Рязановым, с крестьянами.

В другой форме и на ином материале тот же принцип построения романа осуществляет и Решетников. Пусть не всегда умело, но он выходит из рамок частной жизни отдельных лиц и семейств в большую жизнь трудового народа. Писатель создает «народный роман», в котором главным типическим лицом выступает трудовой люд, «страдательная среда». Решетников первый доказал, как заметил Н. Щедрин, что простонародная жизнь дает достаточно материала для романа. Появление такого романа диктовалось самой действительностью, условиями пореформенной жизни народа, его пробуждением, но было подготовлено и традициями гоголевского направления. Для Решетникова был важен опыт Григоровича, автора романов из народного быта (среди них особенно «Переселенцы», а также «Рыбаки»). Однако художественная структура романов Решетникова, их идейная направленность, вся их поэтическая атмосфера глубоко отличны от идейно - художественной системы Григоровича. Композиция романа Решетникова «Где лучше?» наглядно передает процесс пробуждения чувства человеческого достоинства у героев из народа под влиянием всей совокупности обстоятельств их жизни.

Романистов пореформенной эпохи влечет к себе проблемный роман, роман общественно - нравственных исканий, влекут герои, которые в своем мышлении, в чувствованиях и поступках выходят из сферы личных, семейных отношений в большой мир жизни всей страны, ее народа, ее идейных, социальных и этических исканий. Этих героев воодушевляют идеи служения народу, общего блага, спасения родины и всего человечества, они ищут пути преобразования жизни и совершенствования человека. В романе «Война и мир» Толстой гениально слил в одно целое, в масштабах целой исторической эпохи, личные, семейные, сословно - классовые отношения своих героев и жизнь государства, нации, армии.

Внутренняя жизнь его героев, их стремления и идеалы формируются и развиваются на почве их отношений с жизнью всей страны. Искания, думы этих героев приобретают общенациональный характер и смысл. И в этом заключается их эпическая природа. Характерна и позиция автора. Он определяет и взвешивает ценность своих героев с точки зрения их способности выйти в своих мыслях, стремлениях и поступках из сферы частного, индивидуального, эгоистического в сферу общую, в область всеобщего блага, счастья. Все это определило исключительное жанровое своеобразие произведения Толстого. «Война и мир» - это на- ционалыю - героическая эпопея, воссоздающая подвиг русского народа в одну из самых драматических эпох истории России. В то же время «Война и мир» - реалистический социально - психологический, исторический и философский роман. В нем воспроизведены общественные конфликты и духовные искания, присущие дореформенному периоду, но они насквозь проникнуты духом современности. В них видна позиция писателя как участника литературно - общественного движения 60–х годов. Эпопея Толстого могла возникнуть лишь в условиях бурной и глубокой ломки социального строя русской жизни, под воздействием массового крестьянского движения и идейных исканий 60–х годов.

Может показаться, что в романе «Анна Каренина» Толстой отошел от собственных завоеваний, достигнутых им в «Войне и мире» - Основания для такого заключения дает и сам романист, указавший на то, что в романе об Отечественной войне его занимала мысль народная, а в романе об Анне Карениной - мысль семейная. Однако толстовский семейный роман обладает такими качествами, которые свидетельствуют о дальнейшем, после «Войны и мира», развитии реалистической системы. Исследователи установили, что проблема народа в «Анне Карениной» играет исключительно большую роль, но раскрыта она главным образом через духовные и нравственные искания героев. И в этом заключается глубокий смысл. Художник от романа о прошлом обратился к роману о современной ему действительности. Эта действительность подсказала Толстому новый способ изображения внутреннего мира героя - в его исканиях огранической связи с народной жизнью. Поэтому он в романе «Анна Каренина», именно в его заключительной части, сумел сделать тот огромный шаг вперед в понимании действительности, который явился началом решительного перелома в жизненной и творческой позиции писателя, во всем его мировоззрении.

Рамки традиционного любовно - семейного романа раздвинулись в «Анне Карениной». Толстой как будто искусственно присоединил к интимной истории Анны Карениной совершенно иную историю Константина Левина. Но в действительности такое построение романа было закономерным и необходимым. Оно не нарушало его цельности, значительно увеличивало масштабы воспроизведенной в нем действительности, ставило нравственные искания Левина в зависимость от крестьянской жизни. Да и интимная драма самой Анны в романе приобрела общественный смысл и не была, с точки зрения духа времени, чужеродна истории поисков Левиным жизни «для души, по правде, по - божьи». С этой точки зрения осознается и структура романа в целом, раскрывается смысл органического, «внутреннего», как говорил Толстой, а не фабульного единства в нем двух сюжетных линий, судеб двух его главных героев.

Выдающиеся романисты второй половины XIX века осознавали и художественно воспроизводили новые формы и процессы пореформенной, капитализирующейся жизни. Даже Гончаров, наиболее устойчивый, неподатливый духу текущего времени, вынужден был в «Обрыве» значительно отойти от установившейся у него (на почве изображения дореформенной жизни) поэтики романа и расширить масштабность охвата жизни, средствами сюжета и композиции передать кризис старого и возникновение нового. И структура романов Тургенева, начиная с «Дворянского гнезда», приобретает новые черты. Рамки тургеневских романов раздвигаются, их сюжеты начинают вбирать в себя широкие картины народной и помещичьей жизни, общественного движения, идеологической и политической борьбы.

Ф. М. Достоевский, а затем и Гл. Успенский с наибольшей остротой, до трагической боли ощутили брожение и хаос в сознании и жизни людей переходного времени. Характерно, что в 60–е годы художественное мышление Гл. Успенского воплощалось преимущественно в привычных жанровых формах повести, рассказа и очерка. «Разоренье» воспринималось писателем в процессе его создания как роман. Начиная же с 70–х годов автор «Больной совести» остро осознает всю невозможность продолжения работы в своей прежней манере. Он решительно отказывается от стеснительных теперь для него традиционных жанров. Писатель ищет такие- художественные формы, которые, по его представлению, могли бы передать со всей драматической остротой ощущение нарастающей тревожной неустойчивости и противоречивости русской жизни переходного времени, позволили бы в живой форме откликнуться на злобу дня, порожденную этим временем, а вместе с тем давали бы ему свободу в выражении собственных тревог и болей за положение и судьбу русского человека.

Эпоха тревожной неустойчивости, полная драм и трагедий в судьбах народа и интеллигенции, «убила» в Успенском возможности к созданию романа, до крайности обострила все его художественное мышление, определила взволнованный, «личностный» тон его произведений. При этом не следует забывать, что острые впечатления от «переворотившейся» действительности падали на подготовленную почву. Вся психика художника, с ее повышенной чуткостью, обнаженностью нервов, была «открыта» для драматической действительности, которая терзала эту психику. С подобным душевным строем невозможно было создавать романы, добиваться художественности, оставаться на позициях органического мышления и творить в рамках привычных жанровых форм. Успенский, как и Щедрин, смело ломал эти формы. Достоевский по характеру своей душевной организации был близок Гл. Успенскому. Он улавливал распад и деградацию старого и проницательно угадывал возникновение тех новых сил буржуазного общества, античеловеческая, разрушительная власть которых определяла трагические судьбы людей. Но это не привело Достоевского к отходу от романа и повести. «Дух нового времени» воплощался у него в этих формах. Однако их внутренняя художественная логика приобретала новые черты. Все особенности романов Достоевского, не исключая стиля, тона и форм повествования, несли на себе печать пореформенного времени. Структура его романов резко меняется после пережитого им духовного перелома 1863–1864 годов. В сюжеты романов Достоевского широкой волной вливаются «злоба дня», «текущий момент» - власть денег, игра нездоровых страстей, пробужденных новым временем, судебная хроника, политические процессы. Воспроизведение «низких», «грязных» бытовых подробностей сочетается у Достоевского с постановкой больших философско - этических вопросов своего времени. Хроника прошлого сливается с современностью в «Бесах» и «Братьях Карамазовых». Взлеты и падения, бунт и смирение, преступление и раскаяние, красота и безобразие, гармония и хаос - все эти противоположности совмещаются у Достоевского и являются своеобразным выражением беспорядочной, трагически хаотической жизни. Достоевский поражает воспроизведением многообразных глубинных проявлений жизни и человеческого духа переходного времени. Стремление к обобщающему синтезу проблем, форм воспроизводимой действительности и форм повествования характеризует новаторство его романов. В художественно - философском обобщении фактов жизни он порой поднимается до романтического символа («Легенда о великом инквизиторе»).

Достоевский резко противопоставлял тип своего романа романам Тургенева и Гончарова, а особенно Толстого. Для характеристики различных тенденций в реализме второй половины XIX века показательна полемика Достоевского и Гончарова. Поводом для этой полемики явилось письмо Гончарова к Достоевскому от 11 февраля 1874 года. В нем автор «Обломова» утверждал, что зарождающееся не может быть типом, так как последний «слагается из долгих и многих повторений или наслоений явлений и лиц». Гончаров считал, что творчество «объективного художника» «может являться только тогда… когда жизнь установится; с новою, нарождающеюся жизнию оно не ладит». Через два года в статье «Намерения, задачи и идеи романа „Обрыв“» (1876) Гончаров вновь вернулся к вопросу о формах жизни, достойных искусства. «Искусство серьезное и строгое, - говорил он, - не может изображать хаоса, разложения… Истинное произведение искусства может изображать только устоявшуюся жизнь в каком?нибудь образе, в физиономии, чтобы и самые люди повторились в многочисленных типах под влиянием тех или других начал, порядков, воспитания, чтобы явился какой?нибудь постоянный и определенный образ формы жизни и чтобы люди этой формы явились во множестве видов или экземпляров… Старые люди, как старые порядки, доживают свой срок, новые пути еще не установились… Искусству не над чем остановиться пока».

Достоевский отвергает положения Гончарова о том, что подлинное искусство не может иметь дело с современной неустоявшейся действительностью. Ответное письмо Достоевского на письмо Гончарова от 11 февраля 1874 года не сохранилось. Но в «Дневнике писателя» (за январь 1877 года), а также в романе «Подросток» («Заключение») Достоевский полемизирует с Гончаровым по вопросу о формах современной ему действительности и возможностях ее воспроизведения в романе. «Если в этом хаосе, - пишет он, - в котором давно уже, но теперь особенно, пребывает общественная жизнь, и нельзя отыскать еще нормального закона и руководящей нити даже, может быть, и шекспировских размеров художнику, то, по крайней мере, кто же осветит хотя бы часть этого хаоса и хотя бы и не мечтая о руководящей нити? Главное, как будто всем еще вовсе не до того, что это как бы еще рано для самых великих наших художников. У нас есть, бесспорно, жизнь разлагающаяся… Но есть, необходимо, и жизнь вновь складывающаяся, на новых уже началах. Кто их подметит и кто их укажет? Кто хоть чуть - чуть может определить и выразить законы и этого разложения и нового созидания?».

Автор «Подростка» и считает себя художником, улавливающим процессы разложения старого и созидания нового. Он противопоставляет себя писателям, которые воспроизводят законченные формы и сложившиеся типы действительности и которые на этой основе создают произведения, характеризующиеся завершенностью и целостностью. Такие писатели, по убеждению Достоевского, не могут изображать современность, лишенную устойчивости, полноты выражения. Они невольно должны будут обратиться к историческому роду творчества и в прошлом искать «приятные и отрадные подробности», «красивые типы», создавать «художественные законченные» картины. Достоевский иронизирует над подобными писателями. К их числу он готов отнести всех своих выдающихся современников, особенно Толстого. В оценках Достоевским творчества своих великих современников было много субъективного. Толстого уже в предреформенные годы властно захватила современность, эпоха ломки и брожения. Его творческое воображение особенно поразил характер, находящийся в непрерывных напряженных поисках истины и правды, в состоянии духовного кризиса и перелома, разрыва со своей средой, с привычной обстановкой жизни. И своего любимого героя из дворян Толстой под воздействием жизни и собственных исканий должен был все более сближать с народом. В последнем же романе Толстого, «Воскресении», Нехлюдов становится отщепенцем своего сословия. Романист вводит его в ту «виноватую Россию», в которой с такой потрясающей силой обнаружил он трагическую судьбу трудового народа. И именно в этой среде отверженных Толстой теперь находит настоящих своих героев. Его Катюша Маслова, различные типы революционеров - совершенно новые герои из народа.

Достоевский, как и Щедрин, осознает себя художником «смутного времени». «Работа, - заявляет он, - неблагодарная и без красивых форм. Да и типы эти (порожденные переживаемым «беспорядком и хаосом», - Ред.)… еще дело текущее, а потому и не могут быть художественно законченными. Возможны важные ошибки, возможны преувеличения, недосмотры. Во всяком случае, предстояло бы слишком много угадывать. Но что делать, однакож, писателю, не желающему писать лишь в одном историческом роде и одержимому тоской по текущему? Угадывать и… ошибаться». Таким и был Достоевский - романист. Всем стилем своих романов он передавал динамику, биение пульса современной ему «переворотившейся» и «укладывающейся» жизни. И подобно Толстому, но своими путями, он сумел это осуществить, проникая в глубины человеческой души. В этом отношении уже показательна и самая композиция романов Достоевского. История формирования характеров, воспроизведение разнообразных обстоятельств этого формирования, что так характерно для романов Гончарова и Толстого, - все это не входит прямо в сюжет его романа, а предшествует ему, отодвигается в предысторию. Главное же в сюжете - конечные драматические и трагические конфликты и катастрофы, события и страсти, столкновения идей и следствия всего этого. Эпическое воспроизведение действительности Достоевский, имеющий дело с драмой мятежно ищущей и страдающей души своего героя, решал драматическим способом. Драматизм присущ не только композиционному построению романов Достоевского. Драматическими средствами он воспроизводит и характеры.

С этим связана огромная роль в романах Достоевского внутренней речи героев, их записок и исповедей, а также диалога, дискуссий. Драматизм событий и внутренней жизни героев был присущей романам Достоевского формой выражения напряженного биения пульса современной ему действительности.

В пореформенные десятилетия шла не только бурная ломка старого. В этом водовороте рождалась новая Россия, противоречия буржуазного развития, переплетаясь с крепостническими пережитками, становились все более острыми. Ни один из насущных вопросов не был разрешен, а поэтому «подземные ключи жизни» продолжали свою великую работу.

В 1879–1881 годах сложилась вторая революционная ситуация в России, она определила новый демократический подъем в стране, который, как и в 1859–1861 годах, не вылился в массовую революционную борьбу и сменился годами реакции. 1881 год - конец золотого века русского революционного народничества, начало его перерождения в мещанско- кулацкий либерализм. Своей непосредственной цели - «пробуждения народной революции», как указывает В. И. Ленин, народники «не достигли и не могли достигнуть».

Торжество буржуазного порядка, разгром революционных сил в стране и разгул реакции после 1881 года вызвали и соответствующие настроения в русском обществе. Эти настроения проникали в журналистику, в литературу, в русский роман. Решительный отход от революционного наследства 60–70–х годов, сознательное стремление оклеветать или опошлить это наследство, противопоставление ему теории «малых дел», забвение политики и игнорирование злободневных вопросов народной жизни - таковы основные тенденции в настроениях той части русского образованного общества, которое решило «поумнеть» и слиться с новыми условиями жизни. «Поумнел» - так назвал Боборыкин свою повесть 1890 года, а в романе «За работу!» он сделал попытку развенчать русского писателя - демократа, его служение русскому мужику.

Изживание бывшими демократами своих верований в социализм, в мужика и в боевое искусство, общее понижение идейного уровня литературы, а также обмельчание духовного мира интеллигента, широкое распространение обывательских настроений - вся эта мутная волна захватила Боборыкина и Засодимского, Потапенко и Бажина. Она же породила и целую плеяду новых беллетристов, типичных «восьмидесятников» - Лугового, Баранцевича и др. Творчество этих прозаиков было в количественном отношении очень обильным, оно заслоняло классический роман, крупнейшие представители которого (Тургенев, Достоевский, Гончаров) в рассматриваемый период уже завершали свой творческий путь.

Для понимания особенных условий этого сложного периода в истории русского романа следует вспомнить ту характеристику, какую дал этой реакционной эпохе в истории России В. И. Ленин. «Ведь в России, - писал он, - не было эпохи, про которую бы до такой степени можно было сказать: „наступила очередь мысли и разума“, как про эпоху Александра III! …Именно в эту эпоху всего интенсивнее работала русская революционная мысль, создав основы социал - демократического миросозерцания». И в высшей степени знаменательно, что именно в эту эпоху титан русского и мирового реализма Л. Толстой создал роман «Воскресение», идейно - художественная концепция которого является ключом для понимания новых судеб русского романа в ту переломную эпоху русской жизни. Главный герой романа Нехлюдов стоит в ряду предшествующих толстовских «ищущих» героев. И в этом смысле «Воскресение» связано с прошлым, с пройденной автором ступенью в видении мира. Однако значительно меняется способ раскрытия образа Нехлюдова. Как справедливо пишет Б. Бурсов, Нехлюдов «занят не столько тем, что происходит с ним самим, сколько тем, что происходит с другими». И последнее имеет принципиальное значение, так как ведет героя к признанию объективной силы вещей, не зависящей от его желаний и воли. Эта тенденция пробивала себе путь в литературе не только в романах, но и в других прозаических жанрах, подготавливавших будущий расцвет русского романа в новых условиях и на новых основаниях. В этом плане исключительно велика роль Чехова, хотя он писал пе романы, а рассказы, повести и новеллы. В этих жанрах он освещал проблемы такого характера, которые были «подвластны» русскому классическому роману, а их структура зачастую обладает особенностями миниатюрного романа.

Русские поэты второй половины XIX века в биографиях и критике Из книги Мировая художественная культура. XX век. Литература автора Олесина Е

Русские поэты второй половины XIX века в биографиях и

Из книги Мысль, вооруженная рифмами [Поэтическая антология по истории русского стиха] автора Холшевников Владислав Евгеньевич

Русские поэты второй половины XIX века в искусстве Говоря о русском искусстве XIX века, специалисты часто называют его литературоцентричным. И действительно, русская литература во многом определила тематику и проблематику, общую динамику развития и музыки, и

Из книги История русского романа. Том 2 автора

Пушкинская традиция в русской поэзии второй половины XIX века 1. Пушкин как герой русской литературы. Стихи о Пушкине его современников: Дельвига, Кюхельбекера, Языкова, Глинки. Пушкин – «идеальный» русский поэт в представлении поэтов-последователей: Майкова, Плещеева,

Из книги История русского романа. Том 1 автора Филология Коллектив авторов --

Отечественная поэзия второй половины XX в Трудности осмысления История русской поэзии XX в. еще не написана, хотя на подступах к решению этой важной задачи сделано немало. Особенно «не повезло» середине и второй половине столетия, которые, если и уступают началу века по

Из книги Зарубежная литература XX века. Учебно-методическое пособие автора Гиль Ольга Львовна

Стих второй половины XIX века Метрика. Основные завоевания этого периода в области метрики - широкое распространение 3-сложных размеров (III, 19, 24, 26, 36, 38, 51, 52, 55, 56, 60 и др.) и дактилических рифм. Если раньше 3-сложниками пользовались только в малых жанрах, то Некрасов и другие

Из книги Немецкоязычная литература: учебное пособие автора Глазкова Татьяна Юрьевна

ГЛАВА XI. НАРОДНИЧЕСКИЙ РОМАН (Н. И. Пруцков) 1Народнический роман создавался профессиональными литераторами, а также и практиками народнического движения, участниками «хождения в народ» и народовольческой борьбы. В народнической прозе сложились два основных типа

Из книги Литра автора Киселёв Александр

ГЛАВА III. РУССКИЙ РОМАН ПЕРВОЙ ЧЕТВЕРТИ XIX ВЕКА. ОТ СЕНТИМЕНТАЛЬНОЙ ПОВЕСТИ К РОМАНУ (Е. Н. Купиянова - §§ 1–6, Л. Н. Назарова - §§ 7–9) 1Развитие русской литературно - общественной мысли от просветительства XVIII века к декабризму, от сентиментального культа чувства к

Из книги История Петербурга в преданиях и легендах автора Синдаловский Наум Александрович

ГЛАВА III. РУССКИЙ РОМАН 40–50–х ГОДОВ (Н. И. Пруцков) 1Эволюция русского романа в 40–50–х годах неотделима от развития других прозаических жанров, в особенности повести. Повесть и роман в эту эпоху постоянно сближаются, переходят друг в друга, взаимно обогащаясь и развиваясь

Из книги автора

Зарубежная литература второй половины ХХ в Цель и задачи курса Цель курса – формирование у студентов представления о литературе ХХ в. как культурно-историческом феномене, о глубинной связи постмодернизма с модернизмом, о специфике неореализма, об особенностях массовой

Из книги автора

Литература второй половины XX века Литература Германии Раздел Германии и образование ФРГ и ГДР в 1949 г. привело к существованию двух разных литератур. Различия в сфере культурной политики обнаружились сразу, в том числе по отношению к возвращавшимся эмигрантам.

Из книги автора

Литература Австрии середины и второй половины XX века Как и раньше, в этот период литература Австрии впитывает и отображает основные тенденции литературы других западноевропейских стран. Так, творчество Германа Броха (Hermann Broch, 1886–1951) стоит в одном ряду с произведениями Д.

Из книги автора

Швейцарская литература второй половины XX века Одним из самых известных швейцарских писателей этого периода является Фридрих Дюрренматт (Friedrich D?rrenmatt, 1921–1990) – прозаик, драматург, автор психологического детектива. Писать драмы, в том числе для радиопостановок, он

Из книги автора

Русская литература второй половины XIX века, или Роман по-русски Во второй половине XIX века в литературе закрепляются основные «специализации»: проза, поэзия, драматургия, критика. После долгих лет господства поэзии на первое место выходит проза. А самые большие

Из книги автора

Петербург второй половины XIX века ОДНИМ ИЗ САМЫХ ЗНАЧИТЕЛЬНЫХ событий в экономической, хозяйственной, да и политической жизни России середины XIX века стало строительство железной дороги между Петербургом и Москвой. Дорога была в полном смысле слова прямой, или