Корин художник картины. Уроженец Палеха Павел Дмитриевич Корин не стал иконописцем, как его дед и отец

В 1925 году в своей московской резиденции (тогда это был Донской монастырь) умер патриарх Тихон. Смерть святителя Русской православной церкви вызвала массовое паломничество народа к одру умершего. По всем дорогам к Москве, к стенам Донского монастыря, потекли потоки людские. Безмолвно, день и ночь, шла вся православная Русь. Торжественная церемония отпевания, духовенство всех степеней и рангов, толпы верующих, среди которых были фанатики и юродивые...

*кликабельна

Реквием. Русь уходящая. 1935-1959

Побывали там и писатели, и композиторы, и ученые, и художники - все, кто мог тогда осознать значение происходящего. Среди художников оказался искренний певец "Святой Руси" М.В. Нестеров, а с ним ученик и к тому времени самый уже близкий друг его Павел Корин. Он и увидел, как эта Русь, убогая в повседневной жизни, в эти последние - трагические для нее и одновременно звездные мгновения - проявила всю силу своего характера. Эта Русь и уходила по-русски, уходом своим являя знак вечности.

Разные персонажи - молодые и старые, мужчины и женщины, епископы и монахи, игуменьи и молодые монашенки, калеки и нищие на каменных ступенях церквей и просто миряне. Все они уходили в прошлое с непреклонной верой, что уход этот временный, с надеждой на возвращение и убежденностью в правоте и святости своего дела. Сам художник плакал, когда вслед за ушедшими из храма служителями культа стали рушить прекрасные памятники зодчества, украшенные фресками талантливых мастеров.

Павел Корин сделал тогда для памяти несколько карандашных набросков. А на одном из рисунков подписал: "Встретились два схимника, как будто бы вышли из земли... Из-под нависшей седой брови смотрит глаз, одичало смотрит". Именно тогда и зародилась у молодого художника идея написать большую картину, которой он дал название "Реквием".

Сначала это были просто этюды, которые он писал самозабвенно, с вдохновением, доходящим до отчаяния. Еще не до конца были ясны сюжет и композиция картины, а характеры действующих лиц уже рождались на полотне. Они были живые - со своими страстями, верой, смятением. Иногда некоторые коллеги забрасывали семена сомнения в душу художника, но не охлаждали его творческого пыла, хотя и сильно терзали.

В Палехе, а затем в Москве, в иконописной мастерской, П. Корин часто соприкасался со служителями Русской православной церкви, и этот мир стал ему хорошо знаком. Впечатлительный художник с большой остротой почувствовал и понял всю глубину трагического положения церкви, вступившей в конфликт с молодой советской властью. Эта борьба носила ожесточенный характер, и когда в стране началось уничтожение духовенства, П. Корин понял: уходит со сцены общественной жизни великая сила. Именно в этом уходе виделось ему глубокое, полное внутреннего драматизма художественное полотно.

Когда П. Корин решил написать большую картину, увековечивающую уходящую старую Русь, он говорил: "За всю Церковь нашу переживал, за Русь, за русскую душу. Тут больше меня, чем всех этих людей; я старался их видеть просветленными и сам быть в приподнятом состоянии... Для меня заключено нечто невероятно русское в понятии "уходящее". Когда все пройдет, то самое хорошее и главное - оно все останется".

Не считая себя портретистом, П. Корин задумал создать многофигурную композицию с ярко выраженной сюжетной основой: "Церковь выходит на последний парад". Этюды к задуманной картине были сделаны им задолго до окончательного эскиза ее композиции. Это были уже вполне самостоятельные, мастерские портреты, общее число которых достигало нескольких десятков.

Отец и сын. (С.М. и Ст.С. Чураковы). 1931

Одним из самых ранних (некоторые исследователи считают его и самым лучшим) был этюд "Отец и сын". Это парный портрет скульптора-самоучки СМ. Чуракова и его сына, впоследствии известного художника-реставратора. Они представлены почти в полный рост. Изображенная на первом плане фигура Чуракова-старшего - высокого, крепкого сложения старика с бородой микеланджеловского пророка - поражает зрителя необычайной силой. Уверенно стоит он на широко расставленных ногах, приподняв правое плечо и заложив за спину руки, держащие клюку. Голова его склоняется долу; красивое лицо с высоким открытым лбом, изборожденным резкими морщинами, осенено глубокой думой.

Стоящий позади него сын как бы дополняет этот образ, развивая и варьируя тему глубокого раздумья. Внешне фигура юноши напоминает фигуру отца. Правда, она значительно меньше и тоньше, но и здесь та же глубоко сосредоточенная поза с опущенной головой и сомкнутыми руками. При всем том зрителю ясно, что перед ним совершенно разные, во многом даже контрастные фигуры.

Тонкое, нервное лицо молодого человека, обрамленное густыми темно-каштановыми волосами, закрывающими лоб; жиденькая юношеская бородка, судорожно сплетенные пальцы рук - все говорит о более сложной и одновременно более слабой внутренней организации.

«Трое» в центре старица Елагина, слева Софья Мих. Голицына Павел Корин 1933-35 г.г.

Через несколько лет П. Корин написал этюд "Трое". Три женские фигуры, являющие три разных возраста, отразили три разных подхода мастера к решению портретного образа. Центральная фигура - приземистая, сгорбленная старуха-монахиня, тяжело опирающаяся на клюку... Перед зрителем предстает одна из главенствующих церковных особ, может быть, в прошлом - настоятельница какого-нибудь монастыря. Длинная черная ряса с накидкой облекает эту мрачную фигуру. Из-под огромной, надвинутой на лоб шапки с меховой опушкой и прикрывающего щеки черного платка рельефно выделяются мастерски вылепленные цветом детали старческого лица. С первого взгляда на нее зрителю ясно, что перед ним личность властная, решительная, мужественная.

За спиной старухи, справа, стоит пожилая женщина в полумонашеской одежде. Ее красивое лицо в обрамлении черного платка, с высоким открытым лбом и добрыми, печальными глазами овеяно какой-то особой душевной теплотой и тихим спокойствием, говорит о трудной, многострадальной судьбе, мудром терпении и стойкости русской женщины.

Третья фигура - молодая большеглазая красавица, стройная и высокая - олицетворяет героико-романтическое направление в творчестве П. Корина. Она в таком же темном полумонашеском одеянии, как и ее соседка, но горделиво приподнятая голова ее не покрыта.

Протодьякон М.К. Холмогоров

В 1935 году последовал еще один этюд - портрет протодьякона М.К. Холмогорова, а потом еще и другие. Когда появились еще первые этюды к "Реквиему", многие встретили их просто в штыки. Признавая бесспорную одаренность П. Корина, его упрекали за уход от действительности, поэтизацию мрачных сторон "наследия прошлого", апологию религиозности и за многое другое. Однако уже в этих этюдах было своеобразное отражение революции, пусть пока и косвенное. Суть такого отражения заключалась, в предельном накале страстей человеческих, в могучей стихии веры. "Реквием" в этюдах постепенно вырастал до символического "реквиема" уходящему старому миру.

Иеромонах Пимен и Епископ Антоний

Митрополит Трифон

В конце 1930-х годов П. Корин перестал писать этюды к своей картине, объясняя это чисто внешними фактами - нападками недоброжелателей и т.д. Но были и более глубокие причины мировоззренческого характера и творческого порядка. Стремительно развивалась новая жизнь, требовавшая от художника обновления и расширения тематики творчества. Обращение к новым героям (портреты замечательных деятелей советской культуры) заметно притормозило работу над задуманной картиной, но не остановило ее.

Молодой иеромонах. Отец Федор. 1932

Приехавший однажды к художнику A.M. Горький подробно расспрашивал о композиции будущего полотна, поинтересовался и названием. "Реквием", - не очень уверенно ответил художник. - "Адреса не вижу. Название должно определять содержание. - А потом писатель проговорил, взглянув на этюды: - Они все эти - уходящие. Уходят из жизни. Уходящая Русь. Я бы так и назвал: "Русь уходящая".
И как-то сразу после этих слов все определилось у П. Корина. Все стало на свои места, идея и замысел картины приобрели ясную и четкую стройность.

Схимница мать Серафима из Ивановского монастыря в Москве

Схимница из Ивановского монастыря. Этюд к картине «Реквием». 1930-е.

Почти четверть века (хотя и со значительными перерывами) писал Павел Корин окончательный эскиз картины, который и завершил в 1959 году. Этот эскиз был уменьшенным вариантом задуманного полотна, он не просто дает представление о его композиции и художественном строе, но и раскрывает конкретное содержание каждого образа. Это эскиз многофигурного группового портрета, созданного по примеру лучших образцов этого жанра.

Нищий. 1933

Действие своей картины П. Корин развернул в глубине Успенского собора Московского Кремля. Многоликая толпа, заполнив собор, готовится к торжественному выходу. Такое решение сюжета позволило художнику обратить всех героев картины лицом к зрителю, что в свою очередь способствует наиболее многогранному раскрытию портретных характеристик.

В центре картины П. Корин расположил высшее духовенство. В одном храме одновременно вместе сошлись четыре патриарха, последовательно возглавлявшие Русскую православную церковь. Уже одно только это обстоятельство говорит в пользу того, что замысел всего полотна не сводится лишь к отображению трагически уходящей Святой Руси. Долгое время некоторые искусствоведы (например, Г. Васильев) рассматривали картину П. Корина как "последний парад осужденных историей на небытие". Критик отмечал, что "их отчужденность от жизни безжалостно подчеркнута безлюдием огромного собора. Художник задумал свою картину как "Реквием" - отходную могучему общественному явлению, именуемому православием".

Схиигуменья мать Фамарь. 1935

Молодая монахиня. 1935

Да, мысль о происходящей трагедии читается и в композиции картины, и в лицах ее персонажей. Но лица большинства из них омрачены не только скорбью, они отмечены и глубокими сосредоточенными раздумьями. В картине и намека нет, что перед нами представлены жертвы великой исторической ломки, смиренно принимающие приговор эпохи. Поэтому среди персонажей очень мало склоненных фигур и людей с поникшим взором. Слева от амвона зритель видит высокого, гордо откинувшего голову иеромонаха. Рядом с ним представлены два народных типа: древний, но еще полный неугасимых сил старик и нищий-слепец. На переднем плане уже называвшиеся выше три женские фигуры. Богата разнообразными типами и характерами правая часть композиции. Общий красновато-синий колорит полотна с обильными вкраплениями золота, строгая величавость фона, заполненного чудесно интерпретированной художником русской живописью, таинственное мерцание свечей - все усиливает суровую, напряженную торжественность этой монументальной сцены.

Задуманная П. Кориным "Русь уходящая" - полотно крупного историко-философского плана. Но художник так и не перенес готовую в сущности картину на большой холст. Натянутый на гигантский подрамник, холст этот и поныне стоит в мастерской-музее художника. Почему же его не коснулись ни кисть, ни даже уголь?

Некоторые считают, что художник почувствовал непреодолимое противоречие между замыслом и выбранным им путем его воплощения. А. Каменский, например, писал: "Корин задумал свою огромную картину как торжественный реквием, как высокую трагедию. Но трагедия лишь тогда обретает настоящую жизненную силу и величие страстей, когда при конкретном столкновении погибающая сторона обладает своей исторической справедливостью и человеческой красотой. У персонажей "Руси уходящей" этих качеств нет. Лучше всех это доказал сам Корин в своих этюдах. Он изобразил с... психологической силой вереницу духовных и физических калек, упорствующих фанатиков, слепорожденных, умирающих без прозрения... И вот когда Корин стал компоновать из своих этюдов картину, намереваясь создать трагическую композицию, объективное содержание созданных им же самим отдельных образов стало противоречить общему замыслу. У Корина хватило душевной зоркости, чтобы это понять, и мужества, чтобы отказаться от создания полотна".

Однако, как уже говорилось выше, факты противоречат утверждению, будто художник пришел к выводу о нецелесообразности завершения своей картины. Л. Зингер, например, отмечает, что в эскизе есть просто прекрасные персонажи: тот же старик-богатырь из пары "Отец и сын", некоторые женские типы - плоть от плоти тех вечных прообразов, что в свое время породили боярыню Морозову и стрельцов у В. Сурикова, Марфу и Досифея у Мусоргского, отца Сергия у Л. Толстого.

Но картина оказалась незавершенной не столько по воле самого художника. Партийные функционеры стояли на страже принципа социалистического реализма в литературе и искусстве, ревностно следили за тем, чтобы "идейно вредные" и "чуждые народу" произведения никогда не увидели свет.
Еще в 1936 году от одного из них, А. Ангарова, поступило письмо на имя И.В. Сталина: "Подготовка Корина к основной картине выражается в сотне эскизов, натурщиками для которых служат махровые изуверы, сохранившиеся в Москве остатки духовенства, аристократических фамилий, купечества и т.д. Так, например, среди натурщиков Корина имеется человек, окончивший два высших учебных заведения и в 1932 году постригшийся в монахи. Корину позируют бывшие княгини, ныне ставшие монахинями, попы всех рангов и положений, протодьяконы, юродивые и прочие подонки...

Наши попытки доказать ему ложность взятой им темы пока не имели успеха... Прошу Вашего указания по этому вопросу".

Сам П. Корин в последние годы страстно хотел завершить свою картину. Единственным серьезным препятствием стали возраст и резкое ухудшение здоровья художника. Ему было уже около семидесяти лет, он перенес два инфаркта, а работа требовала много сил. И все же мастер не хотел сдаваться.
П.Д. Корин собирался даже заказать специальное подъемное кресло и начать работы. Но силы убывали, и незадолго до кончины художник с горечью произнес: "Не успел".

Сам П. Корин никогда не верил в окончательный уход Святой Руси, в исчезновение православной духовности. Он страстно верил: "Русь была, есть и будет. Все ложное и искажающее ее подлинное лицо может быть пусть затянувшимся, пусть трагическим, но только эпизодом в истории этого великого народа".

Моя Родина

Северная баллада - левая часть триптиха Александр Невский. 1943

Старинный сказ - правая часть триптиха Александр Невский. 1943

Александр Невский. Центральная часть триптиха. 1942

Спас Ярое Око. 1932

Левая часть эскиза неосуществленного триптиха Сполохи. 1966

Правая часть эскиза неосуществленного триптиха Сполохи. 1966

Центральная часть эскиза неосуществленного триптиха Сполохи. 1966

Архимандрит Отец Никита.

Местоблюститель Патриаршего престола Блаженнейший Сергий Митрополит Московский и Коломенский (будущий патриарх Сергий). 1937 год

Пересвет и Ослябя - правая часть эскиза-варианта неосуществленного триптиха
Дмитрий Донской. 1944

Дмитрий Донской и Сергий Радонежский - центральная часть эскиза-варианта неосуществленного триптиха
Дмитрий Донской. 1944

Дмитрий Донской. Утро Куликова поля. 1951

Сельский священник. Отец Алексий. Фрагмент

Иеромонах Митрофан. Фрагмент

Отец Иван, священник из Палеха. 1931

Схиигумен Митрофан и Иеромонах Гермоген. 1933
На обороте на верхней планке подрамника авторская надпись: Схиигумен О. Митрофан (с крестом) из «Зосимовой пустыни»

Собор Святого Петра в Риме. 1932.

Портрет Кукрыниксов

Портрет А.М. Горького. 1932

Портрет Н.А. Пешковой. 1940

Портрет М.В. Нестерова. 1939

Портрет К.Н. Игумнова. 1941-1943

Портрет маршала Г.К. Жукова. 1945

Корин, Павел Дмитриевич

П.Д. Корин - одна из самых крупных, сложных и трагических фигур в русском искусстве XX в.

Родился он в знаменитом селе Палех в семье потомственных иконописцев. Жизненная стезя была предопределена. Однако талант требовал развития. Корин перебирается в Москву, в 1911 г. становится помощником М. В. Нестерова в работе над росписью церкви Марфо-Мариинской обители.

Встреча с Нестеровым, понимавшим искусство как духовный подвиг, а также другая "встреча" - с творчеством А. А. Иванова, преклонение перед его подвижнической жизнью укрепили в Корине мечту отдать всю жизнь служению искусству, достичь высот мастерства, стать продолжателем великих традиций русской живописи.

В 1916 г. Корин заканчивает МУЖВЗ, но, неудовлетворенный своими первыми самостоятельными работами, осознает, сколь далек заветный идеал, сколь труден путь к намеченной цели.
В 1918-25 гг., в самый разгар смуты в стране и в искусстве, Корин словно несет добровольное послушание: много рисует, копирует, изучает анатомию. Он убежден, что новые и новейшие художественные течения не расширяют, а резко сужают возможности художника, не дают ему в руки достаточных пластических средств, что это движение не вверх, а вниз.

В 1925 г. Корин, как некогда А. А. Иванов, обретает свою тему. В апреле этого года умирает патриарх Тихон. В Москву на его похороны собирается вся православная Россия. Потрясенный увиденным ученик Нестерова, православный русский человек, Павел Корин осознает себя художником этой России, казалось бы обреченной, но продолжающей жить, уверенной в своей духовной правоте. Он задумывает изобразить крестный ход во время похорон патриарха.

Вскоре началась работа над подготовительными этюдами к картине, которую Корин назвал "Реквием". Одновременно художник создает первую крупную работу - панорамный пейзаж "Моя родина" (1928). Это вид на Палех издали. Корин словно прикасается к родной земле, набираясь сил для воплощения грандиозного замысла. Он вновь словно клянется в верности великой национальной традиции, своим постоянным учителям - А. А. Иванову и М. В. Нестерову. Работа над этюдами к большой картине заняла десять лет.

Последний портрет - митрополита Сергия, будущего патриарха - написан в 1937 г. Исполненные с редкой для искусства XX в. пластической мощью этюды вместе составляют уникальную портретную серию. Православная Русь - от нищего до высших церковных иерархов - предстает перед зрителем. Персонажи объединены общим состоянием, полны внутреннего духовного огня, но при этом каждый обладает индивидуальным характером.

В 1931 г. мастерскую Корина неожиданно посещает М. Горький. От него картина получила новое название - "Русь уходящая", что исказило первоначальный замысел, но и "прикрыло" художника от возможных нападок. Благодаря Горькому, братья Павел и Александр Корины едут в Италию. Там они изучают работы старых мастеров, Павел Дмитриевич пишет пейзажи и известный портрет Горького (1932). В это время окончательно складывается живописный стиль Корина: мощная пластическая лепка, чеканная и обобщенная форма, сдержанная и одновременно насыщенная цветовая гамма с введением отдельных цветовых акцентов, живопись плотная, многослойная, с использованием лессировок (Корин - блестящий знаток техники живописи).

После смерти Горького в 1936 г. обстоятельства жизни художника резко изменились, он фактически был вынужден прекратить работу над картиной. Уже подготовленный огромный холст так и остался нетронутым. Эскиз (1935-37) показывает, что "Русь уходящая" могла стать самым значительным произведением русской живописи после 1917 г., исполненным мощи и символического значения. Это Церковь, выходящая на бой. В центре - три патриарха, Тихон, Сергий и Алексий, современником которых был Корин. Перед ними митрополит в красном пасхальном облачении (Пасха - праздник Воскресения и вечной жизни). Огромный архидиакон непомерно (и намеренно) длинной рукой вздымает вверх кадило жестом, означающим начало литургии: "Благослови кадило, Владыка!" - но обращается не к патриархам, как того требует обряд, а как бы прямо к Богу. Это Церковь, "уходящая" в вечность.
По сути, те же качества духовного подвижничества подчеркивает Корин в портретах деятелей культуры и науки, заказ на которые художник получает в 1939 г. Среди портретируемых - М. В. Нестеров, А. Н. Толстой, актеры В. И. Качалов, Л. М. Леонидов, пианист К. Н. Игумнов; после войны к ним добавились портреты М. С. Сарьяна, С. Т. Конёнкова, Кукрыниксов, итальянского живописца Р. Гуттузо.

При всем мастерстве и силе этих произведений, в самой их живописи есть ощущение трагического надрыва, живопись как бы замыкается и кристаллизуется, уходит непосредственность, картины словно закованы в броню гладких, плотных мазков. Это естественно. И сам Корин чувствует себя воином, постоянно отражающим натиск враждебных сил.

В годы Великой Отечественной войны художник обращается к исторической теме, работать над которой он продолжал до самой смерти. Образы воинов - защитников не просто родной земли, но духовных идеалов России - привлекают Корина. Таков Александр Невский - центральная фигура знаменитого одноименного триптиха (1942), - в котором живут черты и святых с древнерусских икон, и могучих героев итальянского Возрождения.

Всю жизнь Корин вел бой. Как художник. Как собиратель обреченных на гибель произведений древнерусского искусства. Как выдающийся реставратор, которому человечество обязано спасением многих великих произведений, в том числе шедевров Дрезденской галереи. Как общественный деятель - защитник культурных памятников России. Но одержать главную победу - завершить труд, к которому он сознавал себя призванным, - Корину не удалось.

Павел Дмитриевич Корин (1892-1967) — русский советский художник, портретист, монументалист. Родом из города Палех Владимирской области. Учился в Училище Живописи, Ваяния и Зодчества.

Одноэтажный старомосковский особнячок между Большой и Малой Пироговской - дом Павла Корина. Сейчас здесь - мемориальный музей-мастерская Павла Дмитриевича Корина, филиал Третьяковской галереи. Произведения Павла Корина попали в галерею еще в 1927 году. Сейчас в Лаврушинском переулке много его картин, рисунков. Он навсегда вошел в Третьяковскую галерею, и она сама вошла в его дом.

И хотя мастерская Корина стала музеем, все а доме - живое, немузейное. Здесь не гаснет очаг домашнего уюта. На стенах в гостиной - акварели, написанные Павлом Кориным в Италии, в Палехе - родном его селе. Над старинным диваном - портрет молодого Корина кисти его учителя Михаила Васильевича Нестерова. В черной рубашке, с палитрой в руке, он смотрит куда-то в сторону - весь захваченный творчеством. Лихорадочно горят его глаза, огнем пылают краски на палитре. «Вдохновение» - так хочется назвать этот портрет.

В гостиной за большим круглым столом, в уютных креслах, обитых зеленым штофом, сиживали многие выдающиеся люди: писатель Алексей Николаевич Толстой, артист Василий Иванович Качалов, архитектор Алексей Викторович Щусев, художники , Диего Ривера, . .. Многие считали за честь побывать у Корина. Больше всего поражает библиотека. Сотни томов в кожаных переплетах с золотым тиснением, книги, которыми мог бы гордиться любой библиофил.

В доме Павла Дмитриевича Корина все дышит искусством. В каждом предмете - вкус мастера, его художественное чутье, тонкое понимание им красоты и благородства вещей. Этот мир созвучен творческим исканиям Корина. Человек, живший здесь, мог сказать: «Мое искусство должно быть духовно-титаническим. На высоте духа!»

С. Разгонов

Мир искусства не скуп на парадоксы. Музыкальный авангард подарил искушенному слушателю произведения без единого звука. Авангард художественный приучил любоваться зияющей пустотой висящей на стене рамы. Впрочем, и тут и там всегда предполагался некий Смысл, а значит, были те, кто претендовали на его постижение, устраивая овации создателям неведомых шедевров.

Гораздо чаще, к сожалению, неотесанная глыба мрамора или нетронутая стопка листов нотной бумаги - лишь свидетельство несозданного, памятник Творческого Несвершения. При жизни Павла Дмитриевича Корина перед огромным, восемь на семь метров, цельным куском холста, аккуратно натянутым и тщательно загрунтованным, не было слышно похвал и аплодисментов. Шли годы, а холст оставался нетронутым, становясь мало-помалу неким символом судьбы художника.

…Мальчик из Палеха был трудолюбив. Именно усердие не позволило ему на первых порах затеряться среди других потомственно-даровитых одногодков, получивших занятие иконописью как главное наследство. И вот он уже в Москве, в иконописных мастерских, а через некоторое время - в учениках у самого Михаила Васильевича

Дневник Корина отразил мучительные внутренние процессы тех лет. Сколь ошеломляющим было «открытие» того, что «кроме художественного ремесла на свете есть искусство»! Что было делать? «Обдирая кожу, вылезал я из иконописи».

Природа наградила его даром ученичества. Корин сам отмерял себе сроки, сам выбирал эталоны. Годы на анатомический театр, на копии с любимых мастеров, на беспримерные походы по старым русским городам, где и Феофан Грек. Полуголодное существование, случайные заработки, позже - нелегкий хлеб реставратора. Первые самостоятельные работы появляются, когда художнику тридцать три. «Вечный» ученик сразу признан зрелым мастером; его картины приобретены Третьяковской галереей.

Дальше - признание и снова труд. Именно тогда, по словам жены художника, у Корина родился замысел Картины. Среди безоглядного строительства светлого будущего он задумывает писать «Реквием». На похороны патриарха Тихона (1925 г.) со всей былой России собрались «калики перехожие, странники», «вылезли изо всех щелей замшелые схимники». Острым чутьем художника Корин прорицает: «Написать все это, не дать уйти! Это - реквием…»

Реквием. Эскиз общей композиции. 1935-1939 годы.

И начинаются этюды. Модели для Картины он собирает буквально на улице. Некоторых приходится караулить, чтоб не сбежали, иных - обкладывать тряпками с бензином из-за чрезмерной вшивости. Столетний старик. Грязный безногий нищий. Отец и сын плотники… Этюды выходили такими, что вскоре о них заговорили все московские любители живописи.

Волна слухов докатилась до М. Горького. Писатель лично посетил мастерскую Корина и после просмотра картин назвал его искусство «настоящим, здоровым и кондовым». Похвалой дело не ограничилось. Знакомство с Алексеем Максимовичем обернулось для художника давно желанной поездкой в Италию. Контракт со «Всекохудожником» давал средства и возможность сосредоточиться на Картине. Горький, одобрив замысел, тонко посоветовал сменить название на «Уходящая Русь». Его усилиями был заказан и нужный холст. Он же предложил Корину написать свой портрет, чтобы «оправдать» пребывание художника за границей. Портрет удался, и после Павлу Дмитриевичу довелось писать Качалова и и Нестерова, А. Толстого и Жукова.

Портрет художника М. С. Сарьяна. 1956 год.

Портрет скульптор С. Т. Конёнкова. 1947 год.

Портрет художника М. В. Нестерова. 1930 год.

Портрет А. Н. Толстого. 1940 год.

Портрет артиста Л. М. Леонидова. 1939 год.

Портрет итальянского художника 1961 год.

Портрет пианиста К. Н. Игумнова. 1941-1943 годы.

А что же Картина? Со смертью Горького ее пришлось отложить. Едва удалось отстоять этюды, которые ему пришлось выкупать (!) у «Всекохудожника», отказавшегося финансировать дальнейшую работу и требовавшего сдать все, что уже сделано. Это была открытая травля. Двадцать лет художник брался за любые заказы, давал уроки, чтобы расплатиться за собственные этюды, без которых не могла быть написана Картина. Помимо всего прочего, Кориных едва не выселили из флигеля…

Первая персональная выставка Павла Дмитриевича состоялась по случаю его семидесятилетия. Успех был огромный, посетителей масса, стояли очереди. А старый художник, наслаждаясь так поздно пришедшей славой, все еще верил, что приступит к своей Картине, что если не допишет до конца, то хоть рисунок осилит, «холст испачкает». Через несколько лет его не стало.

Александр Невский. Мозаичный плафон станции метро «Комсомольская».

Он оставил нам великолепные монументальные портреты, дом-музей с коллекцией мебели, икон и картин, мозаики станции метро «Комсомольская-кольцевая» и витражи «Новослободской». И просторный загадочный холст, спутник почти всей творческой жизни, мистический двойник его написанных картин.

«Всему дана двойная честь:
быть тем - и тем. Предмет бывает
тем, что он в самом деле есть,
и тем, что он напоминает».

В Московском мемориальном музее Корина (ныне — филиал Государственной Третьяковской галереи) эти образы вызывают неподдельный и все растущий интерес, как соотечественников художника, так и иностранных посетителей музея. Пожалуй, этот интерес объясняется не столько живописным мастерством, хотя оно очевидно, сколько, характером самих образов коринской эпопеи. Современного зрителя, столь многоопытного и искушенного, потрясает высочайший психологизм персонажей и удивительная концентрация духовности. И вот, постигший суетную мудрость XX века, зачастую изверившийся, наш современник застывает у полотен и, завороженный, может быть, впервые так остро ощущая многоликость человеческого бытия, стремится вобрать в себя частицу той глубокой духовной мощи и нравственной силы, которой наполнены эти образы.

Высокий профессионализм и реалистическая манера живописи делают героев коринской «Руси» поразительно живыми. Это люди удивительной неподдельности и открытости, их сила духа не подавляет, скорее наоборот: являя собой молчаливый пример настоящего человеческого достоинства, они побуждают и зрителя распрямиться и призывают к духовной собранности и мужеству. Не случайно в печальные для России 1930-е годы повторно посетивший Павла Корина, уже обреченный, Н.И.Бухарин произнесет: «Павел Дмитриевич, извините, но я чувствовал необходимость побывать еще раз у Вас, еще раз глянуть на Вашу «Русь»… чтобы обрести силы к возможному грядущему…»

…Под большинством полотен стоят даты тех страшных для России лет: 1930, 1931, 1933, 1935 и, наконец, 1937! И когда это замечает современный посетитель музея, его изумление еще более возрастает. Вопросы возникают одни и те же: кто эти люди, где их Корин увидел, как создавался цикл?

Увидел их Корин весной 1925 года на похоронах патриарха Тихона. Патриарх умер в своей московской резиденции, в то время — Донском монастыре. Это событие — смерть первоиерарха русской церкви — вызвало массовое паломничество к одру умершего. По всем дорогам к Москве, к стенам Донского монастыря потекли полноводные людские реки. Трагического обличия, безмолвно, день и ночь шла и шла эта Русь. Побывали там и писатели, и композиторы, и художники — все те, кто мог осознать значение происходящего. Среди художников оказался искренний певец этой духовной, или, как он сам ее называл, «Святой» Руси — Михаил Васильевич Нестеров. А с ним неизменный спутник и уже к тому времени самый близкий друг — Павел Корин. Оба — и ученик, н наставник — смотрели на это шествие глазами философов, сознавая, что присутствуют при последнем, столь неожиданном и массовом явлении, казалось бы, давно ушедшей и вдруг появившейся снова из тьмы веков Руси паломников, калик перехожих, схимников и монахов.

Схимница из Вознесенского монастыря.

Молодая монахиня. Фрагмент.

Схимница из Ивановского монастыря.

Схиигуменья (матушка Фомарь).

Эта Русь, волею судьбы просуществовавшая на земле тысячелетие и за это тысячелетие не изменившая ни единой черты своего духовного лика, в новых исторических условиях была обречена. И уходила, зная, что уходит навсегда, но предпочитая уйти, исчезнуть нежели изменить своей сути. Корин видит, как эта самая Русь, в огромном большинстве своем убогая в повседневной жизни, в эти последние, трагические для нее, но одновременно звездные мгновения проявляет всю силу характера. Она, эта Русь, и уходила по-русски, являя самим своим уходом знак вечности.

Стоит ли удивляться, что у художника с таким философским складом ума, каким наделен был Павел Корин, возникло острое желание запечатлеть столь величаво-трагический исход, сохранить для будущих поколений образы и характеры этих людей.Нужно представить себе ситуацию в России тех дней, чтобы понять трудности художника, задавшегося подобной целью. Но самой большой проблемой оказалась проблема позирования, Как.уговорить паломника или монаха постоять перед мольбертом в Москве 1930-х голов?! За советом и помощью Корин приходит к своему другу и наставнику Михаилу Васильевичу Нестерову. Михаил Васильевич готов помочь и рекомендует Корина своему знакомому, одному из живших тогда в Москве уже на покое иерархов русской церкви — митрополиту Трифону. Митрополит Трифон, в миру князь Борис Александрович Туркестанов (или Туркишвили), принадлежал к древнему княжескому грузинскому роду, а по матери — к роду Нарышкиных. Человек, получивший блестящее светское образование, огромного благочестия, непревзойденный проповедник, он снискал огромную популярность и любовь среди верующих. Вся тогдашняя православная Россия уважала и чтила его. Митрополит Трифон принимает Павла Корина и соглашается позировать. Правда, сославшись на некрепкое здоровье, больные ноги и преклонный возраст, — всего лишь на четыре сеанса. В очень трудных, напряженных условиях за отпущенные ему эти четыре сеанса мастер написал лишь голову иерарха. Все остальное, — прекрасно найденное для психологической характеристики митрополита — огненное пасхальное облачение со всеми атрибутами, — Корин будет писать и прописывать уже с манекена. Вот откуда некоторая диспропорция в изображении модели. Но главное было достигнуто. Образ митрополита Трифона был запечатлен и вполне удался.

Митрополит Трифон.

Сельский священник (о. Алексий).

Может быть, именно из-за этих жесточайших условий, недостатка времени для работы с натуры галерея портретов «Реквиема» растет очень быстро.

Одновременно ширится молва о художнике Павле Корине. К нему в мастерскую стремятся попасть многие. Летом 1930 года уже не в Москве, даже не в России, но далекой Италии, в Сорренто услышит имя Павла Корина Алексей Максимович Горький. И тогда же примет твердое решение: непремено вернувшись в Москву, посетить мастерскую художника. Этот день наступает. 3 сентября 1931 года Горький приехал к Корину. Увидев уже многочисленные образы «Реквиема», потрясенный, покидая живописную мастерскую Корина,произнес: «Послушайте, Корин да вы настоящий, большой художник, и Вам есть что сказать. Вы накануне создания великого, эпопеи. Это чувствуется. Смотрите же, Корин,непременно напишите!…»

С этого момента Алексей Максимович берет живописца под свое noкровительство. Вскоре, по совету Горького Корин изменит название эпопеи: вместо «Реквиема» — «Уходящая Русь». Тем самым писателю удается в какой-то легализовать грандиозное дело художника. Понимание и забота Горького позволяют Корину трудиться над темой «Реквиема» в течение пяти лет — вплоть до смерти самого писателя. С уходом из жизни Алексея Максимовича, положение живописца осложняется, быстро исчезают условия, необходимые для продолжения и завершения работы над эпопеей. Последний образ «Уходящей Руси» помечен 1937 годом. Это огромный, в рост портрет митрополита Сергия, тогдашнего местоблюстителя патриаршего престола.

Митрополит Сергий.

На этом величественном образе известнейшего иерарха стоит остановиться подробнее не только из-за того, что ся достойно завершает грандиозную галерею образов «Уходящей Руси» (по размерам — это один из двух наибольших этюдов, которые сам художник называл «басы-профундо»), но и ради напоминания нашим современникам всей значимости Сергия в истории русского православия и в истории нашего Отечества.

Этот иерарх возглавил русскую церковь сразу после кончины патриарха Тихона и оставался во главе ее вплоть до 1944 года. Уже этот факт говорит о его мудрости и недюжинных дипломатических способностях. Сейчас, наверное, уже не осталось людей, которые могли бы свидетельствовать, что это был человек, от которого буквально в первые часы войны Сталин получил моральное ободрение.

Тогда же митрополит написал свое знаменитое «Обращение к православной пастве России», в котором призывал «верных чад» русской церкви помогать воинству российскому в одолении страшного врага. Кстати, известный абзац из этого обращения, вместе с «братьями и сестрами» прочтет Сталин в памятном своем выступлении 1941 года. И фактически из рук этого иерарха советское командование приняло танковые бригады, названные именами русских богатырей: «Илья Муромец», «Добрыня Никитич», «Алеша Попович», полностью оснащенные на средства, собранные верующими.

Образ митрополита Сергия — один из немногих, в котором мы имеем возможность узнать конкретное историческое лицо, послужившее натурой для художника. В большинстве же случаев нам неизвестны люди, позировавшие Корину. Сам художник на этот обычный (и самый частый) вопрос отвечал уклончиво и односложно: «Живые люди, когда я их писал». Мало того, такое, в общем-то, естественное любопытство вызывало у него обычно легкую досаду, ибо подобная конкретизации образов лишала их философской осмысленности: недаром сам Корин называл свои этюды типами: «Молодой иеромонах», «Слепой», «Отец и сын», «Нищий» и так далее. Портрет митрополита Сергия одна из немногих персонифицированных работ мастера, и вместе с тем последняя в цикле образов «Руси уходящей».

Двое. Иеромонах Митрофан. Фрагмент.

Единственное, над чем Корин позволял себе размышлять и работать, вновь и вновь возвращаясь к теме «Руси», это разработка эскиза общей композиции. Под эскизом стоят даты: 1935-1959 -свидетельство того, что перед нами плод размышления всей жизни художника. О серьезности и грандиозности композиции свидетельствует и тот факт, что она строится для интерьера основного когда-то храма России — Успенского собора Московского Кремля.

Внимательного зрителя, изучающего общую композицию, несомненно озадачит воздетая огромная рука протодиакона. Ведь это жест, которым не оканчивается богослужебное действо, оно им предваряется. И в то же время художник восстанавливает первоначальное название эпопеи: «Реквием», то есть исход, последнее шествие. Как это совместить и сопоставить — «Конец» и «Начало», исход и предварение? Недоумение охватывает нас, — но не их, предстоящих нам на холсте. Ведь эти люди именно в конце видят начало, в окончании временного — начало вечного.

Еще одна загадка картины — это триумвират первосвятителей-патриархов.В каждый определенный исторический момент такая фигура может быть только одна, а на полотне их три. И образ каждого тщательно прописан, и мы узнаем в центре патриарха Тихона, умершего в 1925 году, справа от него — патриарха Сергия, умершего в 1944 году, а слева -преемника Сергия — патриарха Алексия, умершего в 1970 году. Перед нами как бы живая история русского православия XX века. Но самое удивительное то, что Павел Корин в 1935 году в образе рядового 25-летнего иеромнаха Пимена (Извекова) прозрел четвертого и поставил его на передний план! Это — фигура современного патриарха Пимена. Заметим, что уже на соответствующем этюде как бы живописным фоном для этого иеромонаха является фигура епископа, судя по панагии на груди.

И последнее. Это фигура митрополита Трифона. Он и в действительности был невеликого роста. На этюде он еще ниже. И вот, перенося этот персонаж в композицию, Павел Корин не только сохраняет ту телесную приуменьшенность, он усугубляет ее, доводя до гротеска. Ставя митрополита рядом с гигантом протодиаконом, он акцентирует его небольшую фигуру цветом, сохраняя пасхальное огненное облачение] Выделяя митрополита тоном и положением, мастер делает его стержнем колоссальной людской стены. Ведь если попытаться погасить этот факел, то неминуемо потухнет и обрушится огромная людская стена. Она немыслима без фигуры Тихона. Вот, пожалуй, тот аллегорический ключ, с которым следует подходить к раскрытию замысла живописца. Человек у Павла Корина — это всегда победа силы духа над плотью.

Архиепископ Владимир.

Недавно в экспозиции музея появился еще один мощный образ. Очевидные живописные достоинства выделяют его даже среди самых значительных образов «Руси». В сумрачном интерьере храма или молельни, слегка склонив голову, стоит фигура в архиерейском облачении и митре. Неведомо откуда бьющий сверху луч света выявил детали облачения: каменья митры, фигурную рукоять и драгоценную обнизь посоха. Над плечом иерарха и за его фигурой, в зыбком свете многочисленных свечей н разноцветных лампад, угадывается строгий образ Спаса оглавого. У опущенной правой руки иерарха изображено кадило с тлеющими углями ладана. Когда всматриваешься в этот образ, невольно возникают ассоциации с полотнами гениального голландца Рембрандта Ван Рейна: тот же неведомо откуда бьющий, почти мистический луч света выхватывает из сумрака и заставляет заиграть драгоценности, ризы, таинственно оживляет человеческий лик, чтобы он в странном полусвете-полумраке явил всю сложность человеческой натуры — «жертвы демонов, но постоянно стремящейся к совершенству…»

По свидетельству жены художника П.Т.Кориной, сам Корин почти никому не показывал этот этюд, отговариваясь тем, что вещь не закончена, лицо иерар ха не прописано, хотя сегодня становятся ясными подлинные причины мнимого небрежения мастером своим творением. Во-первых, этот лик а перед нами именно лик, а не лицо — не нуждается в прорисовке — он уже есть. Во-вторых, пере нами не просто образ, портрет какого то духовного лица, но портрет духовности, как таковой, и притом такой концентрации и силы, что аналогии можно найти только в иконе. Именно поэтому вероятно, имя картины — «Уходящая Русь» — стало вынужденным в те нелегкие времена, когда для прославлени духа истинно русского характера необходимо было хотя бы формально признать эти черты уходящими.

Те, кто знал Корина, знали и то, чт он не верил в уход, исчезновение духовности. Всем памятно его страстное утверждение: «Русь была, есть и будет. Всё ложное и искажающее ее подлинное лицо может быть пусть затянувшимя, пусть трагическим, но эпизодом в истории этого великого народа». Вот почему ныне, когда наступило время прозрений и итогов, образы его эпопеи, быть может, нужны людям, как никогда.

Вадим Нарциссов. Журнал «НН».

120 лет назад, в знаменитом селе Палех в семье потомственных иконописцев родился Павел Дмитриевич Корин - одна из самых крупных, сложных и трагических фигур в русском искусстве XX в.

Дом Кориных в Палехе

После окончания сельской школы в 16 лет был принят в иконописную палату Донского монастыря. Помогал Нестерову расписывать церкви. Встреча с Нестеровым, понимавшим искусство как духовный подвиг, а также другая "встреча" - с творчеством А. А. Иванова, преклонение перед его подвижнической жизнью укрепили в Корине мечту отдать всю жизнь служению искусству, достичь высот мастерства, стать продолжателем великих традиций русской живописи.

Корин много достиг и добился. Но самое главное произведение в его жизни, в которое он вложил много сил и свою душу,так и осталось незаконченным...

В 1916 г. Корин заканчивает МУЖВЗ, но, неудовлетворенный своими первыми самостоятельными работами, осознает, сколь далек заветный идеал, сколь труден путь к намеченной цели. В 1918-25 гг., в самый разгар смуты в стране и в искусстве, Корин словно несет добровольное послушание: много рисует, копирует, изучает анатомию. Он убежден, что новые и новейшие художественные течения не расширяют, а резко сужают возможности художника, не дают ему в руки достаточных пластических средств, что это движение не вверх, а вниз.

В 1925 г. Корин, как некогда А. А. Иванов, обретает свою тему. В апреле этого года умирает патриарх Тихон. В Москву на его похороны собирается вся православная Россия. Потрясенный увиденным ученик Нестерова, православный русский человек, Павел Корин осознает себя художником этой России, казалось бы обреченной, но продолжающеи жить, уверенной в своей духовной правоте. Он задумывает изобразить крестный ход во время похорон патриарха.

12 апреля 1925 года на похороны святителя Тихона в Донском монастыре, казалось, собралась вся Москва, если не вся Россия. Точно ожила картина XVII века. И когда - после семи лет гонений на Православие! Это был своего рода последний Собор Святой Руси.

Среди множества людей в толпе было и два художника - Павел Дмитриевич Корин и Михаил Васильевич Нестеров. Потрясенный увиденным, Корин воскликнул:
— Это же картина из Данте! Это «Страшный суд» Микеланджело! Написать все это, не дать уйти. Это реквием!

Именно тогда зародилось у него намерение написать большую историческую картину, которая явилась бы образом всей Святой Руси.
Все 12 дней прощания верующих со своим Патриархом Корин провел в Донском монастыре. Здесь он сделал первые зарисовки. Затем, уже в мастерской, он начинает писать портреты - эскизы для будущего шедевра.

Похороны Патриарха явились поводом для написания большой исторической картины, композиция которой определилась далеко не сразу. Но замысел ее десятки лет оставался неизменным - написать шествие всей Руси на Страшный суд.
Один из первых композиционных эскизов Корин вписал в пейзаж Иосафатовой долины под Иерусалимом. Потом он задумал сделать местом действия Рим в Италии. Но все эти проекты были побеждены замыслом переместить место действия в главный собор Третьего Рима, который последние пятьсот лет являлся по сути центром восточного христианства. Идея Третьего Рима также связана со Страшным судом, потому что «четвёртому Риму не бывать». Именно Третий Рим должен достоять до Страшного суда и встретить Второе пришествие Христа. Так, следуя логике псковского старца XV века Филофея, коринские герои оказываются в главной твердыне Третьего Рима - Московском Кремле, у стен его духовного центра - Успенского собора.

Осенью 1932 года Корина впервые пускают в закрытый тогда для посещения Кремль. В течение следующего года художник делает наброски Успенского собора и Соборной площади, помещая своих героев то на Соборной площади, то на паперти Успенского собора. Над последним композиционным эскизом художник начал работать в 1935-м, а закончил его только к 1959 году.

В Успенском соборе Московского Кремля, в центре, на специальном архиерейском помосте стоят протодиакон Михаил Холмогоров и митрополит Трифон (Туркестанов), за ними три Патриарха Московских и всея Руси - Алексий (Симанский), Тихон (Белавин) и Сергий (Страгородский), за ними сонм архиереев, из которых узнаются только Новгородский митрополит Антоний (Стадницкий), митрополит Петр (Полянский) и митрополит Антоний (Храповицкий).

По сторонам от центральной оси храма находится множество священников, монахов и мирян. На первом плане по центру сидит нищий, чуть правее схимница со свечой, за ней отец и сын. За ними видны стоящие на помосте схиигумен Митрофан и архимандрит Никита. Правее четырёх человек первого плана на небольшом расстоянии от них стоит группа монашествующих. Из этой группы на первый план выходят иеромонах Пимен (Извеков) и епископ Антоний, чуть левее и дальше от первого плана протодиакон Холмогоров, ещё дальше - молодой монах, за ним стоит молодая монахиня, и видна только голова схимницы из Вознесенского монастыря, ещё дальше - схиигумения Фамарь. С левой стороны от широкой ковровой дорожки, обозначающей центральную ось собора, ближе всего к зрителю стоят трое. На втором плане, слева от архиерейского помоста, на котором у края стоит протодиакон Холмогоров с кадилом, стоят схиигумен Агафон, слепой и иеромонах Алексий, дальше - старик, отец Алексий из Палеха и протоиерей Митрофан Сребрянский (в монашестве архимандрит Алексий). Некоторые из них недавно прославлены в лике святых.

Все они стоят спиной к иконостасу и алтарю, Царские врата закрыты. Можно предположить, что литургия в Успенском соборе только что завершилась. Возможно, что на последнем эскизе композиции «Руси уходящей» представлен момент окончания последнего богослужения в Успенском соборе, состоявшегося на Пасху 1918 года, литургии, которую возглавлял епископ Дмитровский Трифон (Туркестанов), викарий Московской епархии.

На картине все отслужившие литургию архиереи вышли из алтаря, Царские врата за ними закрылись, и все приготовились к шествию, наподобие крестного хода, только этот «крестный ход» должен направляться ко Христу на Страшный суд. Поэтому митрополит Трифон стоит рядом с протодиаконом и смотрит в ту же сторону, в которую направлена рука с кадилом. А она направлена не на восток, как принято, и не к служащему архиерею, то есть митрополиту Трифону, а на запад.

Очевидно, что в данном случае этот жест и возглашение обращены непосредственно к Богу. Разумеется, архидиакон на всякой церковной службе обращается к Богу Невидимому, ведь на богослужении, по учению Православной Церкви, незримо для нас присутствует Христос. Но в таком случае возникает вопрос: почему митрополит Трифон смотрит в ту же сторону, на запад, куда обращен жест архидиакона? Очевидно, что митрополит Трифон, как и почти все остальные присутствующие в Успенском соборе, смотрят на фреску «Страшный суд», которая как раз и расположена на западной стене. Если мы встанем мысленно на место митрополита Трифона и посмотрим в том же направлении, что и он, то мы убедимся, что смотрит он на образ Спасителя на фреске и жест протодиакона обращен к Нему же.

Представляется, что митрополит Трифон на картине видит Реального, Живого, Воплощенного Бога. Через это художник не просто сравнивает происходившее на похоронах Патриарха со Страшным судом, а непосредственно вносит в свою картину идею реальности скорого наступления Страшного суда.

Важно отметить, что на картине изображена вся полнота земной Церкви. Реальные живые члены Церкви: епископы, священники, монахи и миряне; странник и нищий, молодые и старые, мужчины и женщины, простые мастеровые и бывшие князья и княжны, люди, исполненные горячей веры и сомневающиеся, находящиеся в состоянии внутренней духовной борьбы и обессиленные, опустившие руки; праведники, молитвенники, мученики и исповедники, но и грешники, со своими страстями, и предатель, который, как Иуда, тоже необходим для полноты, ибо «один из вас Меня предаст», три Патриарха Московских (каждый в своё время являлся главой Русской Православной Церкви) и глава Зарубежного Синода Русской Православной Церкви митрополит Антоний (Храповицкий), вышедший из евхаристического общения с Местоблюстителем Патриаршего престола Сергием, который, в свою очередь, запретил его в служении. Изображены уже умершие Патриархи, потому что всего несколько мгновений осталось до начала Страшного суда, а мёртвые, и в первую очередь верные, должны восстать на суд, который с них и начнётся.

Картина Корина завершает поиск исторической темы, который начал еще Александр Иванов. Если Иванов нашел свою тему в самом важном событии в истории человечества - явлении воплотившегося Бога в мир, то Корин осветил вторую по значительности мировую тему - Второе пришествие Христа.

Итак, образ русской истории у Корина получается следующий. От некой временной точки отсчёта отходят две исторические перспективы. Одна - в прошлое, которое олицетворяет Успенский собор Московского Кремля с его чудотворными иконами, православными святынями, захоронениями митрополитов и Патриархов Московских, начиная с их родоначальника святителя Петра, кафедральный собор Московского княжества и Московского царства, главный собор Российской империи, в котором венчались на царство русские цари, начиная с Ивана Грозного и заканчивая Николаем II.

Вторая историческая перспектива - будущее, это Второе пришествие Христа, которое олицетворяет фреска «Страшный суд» на западной стене собора. Зритель Его не видит, но как будто зрит Его отражение в деисусе иконостаса. Но насколько же далеко от нас отстоит Второе пришествие? Глядя на чрезвычайно взволнованное состояние митрополита Трифона, кажется, что ещё мгновение - и Страшный суд уже начнётся. Но сколь долго будет длиться это мгновение, сколько ещё в этой перспективе может встать людей и событий?..

В центре картины стоят три Патриарха, двое уже умерших, один тогда здравствовавший, а ведь это ситуация уже не 1935 года, а 1959. В 1935 году в живых не было ни одного Патриарха, и Сергий (Страгородский) был только Местоблюстителем. Мы уже знаем, кто стал следующим после Алексия I Патриархом, но Корин этого так и не узнал. Он даже не пережил Алексия (Симанского), который уже на момент избрания его Местоблюстителем после смерти Патриарха Сергия был самым старшим по хиротонии среди епископов. Однако с переднего плана правой стороны картины в упор пронзительным взглядом на нас смотрит молодой иеромонах Пимен, ставший Патриархом и почивший в 1990 году. Так вот сколько прошло на самом деле лет за одно мгновение. Сколько же их будет ещё? «О дне же том и часе никто не знает, ни ангелы небесные, а только Отец Мой один» (Мф. 24, 36) . Глядя на коринское полотно, с уверенностью можно утверждать лишь одно: этот день и час будет не только грозным, но и прекрасным...

Вскоре началась работа над подготовительными этюдами к картине, которую Корин назвал "Реквием". Одновременно художник создает первую крупную работу - панорамный пейзаж "Моя родина" (1928). Это вид на Палех издали. Корин словно прикасается к родной земле, набираясь сил для воплощения грандиозного замысла. Он вновь словно клянется в верности великой национальной традиции, своим постоянным учителям - А. А. Иванову и М. В. Нестерову.

Работа над этюдами к большой картине заняла десять лет. Последний портрет - митрополита Сергия, будущего патриарха - написан в 1937 г. Исполненные с редкой для искусства XX в. пластической мощью этюды вместе составляют уникальную портретную серию. Православная Русь - от нищего до высших церковных иерархов - предстает перед зрителем. Персонажи объединены общим состоянием, полны внутреннего духовного огня, но при этом каждый обладает индивидуальным характером.

В 1931 г. мастерскую Корина неожиданно посещает М. Горький. От него картина получила новое название - "Русь уходящая", что исказило первоначальный замысел, но и "прикрыло" художника от возможных нападок. Горький принял самое активное участие в его судьбе. Выхлопотал у советского правительства для него поездку в Италию для обучения. Благодаря Горькому, братья Павел и Александр Корины едут в Италию. Там они изучают работы старых мастеров, Павел Дмитриевич пишет пейзажи и известный портрет Горького (1932). В это время окончательно складывается живописный стиль Корина: мощная пластическая лепка, чеканная и обобщенная форма, сдержанная и одновременно насыщенная цветовая гамма с введением отдельных цветовых акцентов, живопись плотная, многослойная, с использованием лессировок (Корин - блестящий знаток техники живописи).

После смерти Горького в 1936 г. обстоятельства жизни художника резко изменились, он фактически был вынужден прекратить работу над картиной. Уже подготовленный огромный холст так и остался нетронутым.
Эскиз (1935-37) показывает, что "Русь уходящая" могла стать самым значительным произведением русской живописи после 1917 г., исполненным мощи и символического значения. Это Церковь, выходящая на бой. В центре - три патриарха, Тихон, Сергий и Алексий, современником которых был Корин. Перед ними митрополит в красном пасхальном облачении (Пасха - праздник Воскресения и вечной жизни). Огромный архидиакон непомерно (и намеренно) длинной рукой вздымает вверх кадило жестом, означающим начало литургии: "Благослови кадило, Владыка!" - но обращается не к патриархам, как того требует обряд, а как бы прямо к Богу. Это Церковь, "уходящая" в вечность....

В годы Великой Отечественной войны художник обращается к исторической теме, работать над которой он продолжал до самой смерти. Образы воинов - защитников не просто родной земли, но духовных идеалов России - привлекают Корина. Таков Александр Невский - центральная фигура знаменитого одноименного триптиха (1942), - в котором живут черты и святых с древнерусских икон, и могучих героев итальянского Возрождения.

Наиболее известные работы: триптих «Александр Невский», портреты Г. К. Жукова и М. Горького. Тематическим картинам и портретам в исполнениии мастера свойственны одухотворённость и волевая собранность образов, монументальная строгость композиции и рисунка.

Среди монументальных работ художника — мозаичные плафоны на станции «Комсомольская» кольцевой линии метро, витражи станции «Новослободская», мозаики станции «Смоленская».

После войны Корин руководил реставрацией полотен Дрезденской галереи. Руководил реставрационной мастерской Музея изобразительных искусств имени А. С. Пушкина. Во Владимирском соборе Киева реставрировал фрески и лично восстанавливал роспись В. Васнецова и Нестерова.
Обширная коллекция икон, собранных Кориным, является одной из известнейших и наиболее изученных в России.

В 1966 году подписал письмо 25-ти деятелей культуры и науки генеральному секретарю ЦК КПСС Л. И. Брежневу против реабилитации Сталина.
Умер 22 ноября 1967 года в Москве, похоронен на Новодевичьем кладбище (участок № 1).

Центральным, но так и не оконченным, полотном Павла Корина считается «Реквием» («Русь уходящая»).

Всю жизнь Корин вел бой. Как художник. Как собиратель обреченных на гибель произведений древнерусского искусства. Как выдающийся реставратор, которому человечество обязано спасением многих великих произведений, в том числе шедевров Дрезденской галереи. Как общественный деятель - защитник культурных памятников России. Но одержать главную победу - завершить труд, к которому он сознавал себя призванным, - Корину не удалось.

Нестеров Михаил.
Портрет художников П.Д. и А.Д. Кориных. 1930

Тогда шла война. Страшная, беспощадная Великая Отечественная. Вот лежит один раненый в лазарете - лечится. Приходит к нему командир, полковник, и говорит:

За ваше мужество и отвагу вручаю вам, рядовой, боевую награду! -
Отдает солдату медаль, руку жмет, поздравляет. А солдат ему:

Позвольте мне, товарищ полковник, рассказать вам одну историю. Не могу больше молчать!

В прошлом году, как отступали наши части под напором немецких танков, довелось мне заночевать в одном селе. И жила в том селе бабка, которую местные называли не иначе, как Фрося-колдунья. Будто бы гадает она, судьбу предсказывает. И все, что ни скажет, сбывается. В ее-то избе и провели мы ночь. Военное дело - опасное, с воздуха в тебя бомбы летят, с земли - пули да снаряды, а жизнь одна... Вот и уговорили Фросю погадать. Та согласилась, только каждому, говорит, его судьбу тайно скажу.

Корин Павел Дмитриевич.
«Портрет маршала Георгия Константиновича Жукова» 1945
Государственная Третьяковская галерея

Дошла до меня очередь. Посмотрела мне бабка в лицо... «Тебя, милок, от пули книга спасет!» Посмеялся я тогда: надену, мол, книгу на голову вместо каски... Ан по-бабкиному вышло! Через месяца два, ночью, сидел я у костра и вдруг шальная немецкая пуля ударила прямо в грудь. А за пазухой у меня лежала книга писателя Горького: из вещмешка вынул и за пазуху положил. Вот, думал, поужинаю и при свете костра маленько почитаю. Не пришлось почитать! А в лазарете врач мне сказал: «Если 6 не книга - не здесь бы ты лежал!» И с тех пор я потерял покой!

Да почему ж покой-то потерял? - удивляется полковник. - Обошла смерть стороной - живи и радуйся!

Оригинал записи и комментарии на

Максим ТЫЧКОВ, Член Союза художников России, преподаватель СПб ГХПА

Культура в жизни России играет роль исключительную. Некоторые художественные произведения определяли образ и направление мыслей целых поколений. Другие явились оправданием эпох, в которые они создавались.

Жил во времена недавние худож­ник, имя которого можно поставить рядом с именем Александра Ивано­ва – по дерзновению и величествен­ности задач, по уровню мастерства- и служение искусству которого до­стойно назвать подвигом.

Павел Дмитриевич Корин был ху­дожником не только по призванию, но и по самому рождению. Его при­ход в большое искусство подготав­ливало не одно поколение крестьян­ иконописцев из знаменитого села Палех. В 1909 году шестнадцатилет­ний мастер-иконописец Павел Корину ехал в Москву продолжать художе­ственное образование. Сердце его лежало к реалистической живописи, он приходил в восторге рассматри­вая репродукции с картин великих мастеров Высокого Возрождения. С поры первого знакомства с эти­ми образцами и на всю оставшуюся жизнь незыблемо составились его идеалы в искусстве: только высокое, трагичное, духовное, героическое должно являться содержанием его творчества. Он понимал, что высо­кие мысли должно выражать могу­чей пластикой.

Поселившись в Москве, Корин познакомился с М.В.Нестеровым. Молодой палешанин нашел в лице маститого художника друга, едино­мышленника и мудрого наставника, который направил его на путь систе­матического художественного обра­зования.

Окончив институт живописи, ва­яния и зодчества, Корин продолжал совершенствовать художествен­ное ремесло. До 30 лет не дерзал браться за собственное творчество, считал себя учеником. По собствен­ному выражению, «вытравливал из себя XVII век», последовательно развивая свой и без того мощный дар рисовальщика. Личная глубокая вера, укорененность в народных традициях, недюжинный талант и исключительная трудоспособность Ко­рина готовили для русской культуры художника яркого и вдумчивого.

В сложное время вступал в ху­дожественную жизнь молодой, исполненный сил Павел Корин. К началу ХХ века в русской живо­писи после долгих ее блужданий в холодном западном академизме, политизированном передвижниче­стве, маргинальном декадентстве сложился и начал развиваться национальный «Русский стиль». В 1916 году М.В.Нестеров написал картину «Душа народа.., которой подвел итог возвращения русского искусства на исконную христиан­скую почву. На этой большой не­стеровской картине – Царь и юро­дивый, старцы и отроки, солдаты и монахини, крестьяне и великие русские писатели – молящаяся, пасхальная Русь. Но чувствуется в ней какая-то тревога…

Десять лет спустя в России отме­нят преподавание истории, ее заме­нят «политграмотой». Настанет вре­мя, о котором пророчески сказал поэт: «И много понтийских пилатов, и много лукавых иуд Отчизну свою распинают, Христа своего продают». Д народ-молитвенник, воспетый Не­стеровым, через два года после соз­дания им этой картины начнет отка­зываться от своей веры или платить за ее исповедание кровью.

Революция, как гигантское на­воднение, затопит русские берега, поднимет со дна всю грязь и муть и вынесет их на поверхность, до не­узнаваемости изменит державное русло русской жизни. Много пройдет времени, прежде чем успокоится река, осядет ил, снова появится от­ражение. Придут другие поколения русских людей и снова в отражении увидят Небо, но берега уже будут дру­гими… Корину выпала роль свидете­ля русской катастрофы. Оставленное им творческое наследие помогает хоть немного представить очертания погибшей великой Русской Империи и увидеть тот путь, по которому мог­ло пойти русское искусство.

Павел Корин был последовате­лем традиции, идущей со времен А. Иванова, когда вершинным родом живописи считалась живопись «исто­рическая». «Исторический живопи­сец” должен писать настоящих ге­роев, выражать своим творчеством великие, а не сиюминутные мысли. На нем большая ответственность за выбор темы и ее воплощение. При Александре Иванове русское общество искало правды на двух по­люсах: «западничества» и «славяно­фильства». Находясь в итальянском уединении, издали наблюдая за этим разделением, Иванов дерзно­вением своего творчества созерцал вершины надмирные и воспарял на ту высоту, докоторой подобные раз­деления не доходят.

Корин жил в иные времена, ког­да разделение затронуло основы бытия. Перед каждым встали вопро­сы: «кто ты?» и «с кем ты?». Историче­ский живописец Корин не мог прой­ти мимо этой трагедии. Он готовил себя к большой картине, искал свою тему.

Не мог Корин выбрать иную тему для главной картины своей жизни, чем разделение русского народа . Всем своим духовным, художествен­ным, гражданским устроением он был подготовлен к тому, чтобы вос­принять подлинный пафос происхо­дящих событий и, минуя классовые политические, сословные предрас­судки, увидеть истинных героев сво­его времени.

В 1925 году в Донском монасты­ре на отпевании Патриарха Тихона Корин обрел сюжет своей будущей картины. Все сословия и чины быв­шей России, люди всех возрастов и профессий собрались здесь, чтобы отдать последнее целование Патри­арху-исповеднику и засвидетель­ствовать свою верность гонимой Церкви. Стоя в этом нескончаемом людском потоке, художник зримо увидел, как красиво и непобедимо Добро. Зло, сбросив все личины и маски, открыто уничтожало лучших представителей народа, парализо­вав страхом остальную его часть. Люди, пришедшие на отпевание Па­триарха, свой выбор сделали. Потом они будут уходить поодиночке, но сейчас они – соль земли Русской, собрались последний раз вместе. Здесь же у художника сложился весь замысел будущего полотна. Перед ним вставал образ высокого трагиз­ма и величия. Последний парад ты­сячелетней Православной Руси. Это будет не пасхальная тема, о которой поведал Нестеров, а тема Страстной Пятницы. Последний классик рус­ской живописи, Корин назвал заду­манную картину «Реквием».

Начав работу над эскизом буду­щего полотна, он занялся поисками своих «героев» – людей, внешне и внутренне похожих на тех, кого он видел у гроба Патриарха Тихона. В своих хождениях по монастырям и церквам Москвы Корин часто встре­чал яркие типы и характеры, но на предложение о позировании всякий раз получал отказ. Терял уже в то время русский народ одно из основ­ных своих качеств – доверчивость, и непонятна была для многих «блажь» художника, затеявшего в такое ли­хое время какую-то картину.

Через Нестерова Корин решил обратиться к владыке Трифону Тур­кестанову. Легендарная личность был митрополит Трифон.

В молодости, получив блестящее образование, он после встречи с преп. Амвросием Оптинским избрал монашеский путь. Он нес послушание и в пересыльной тюрьме, и в окопах Первой мировой войны, с которой вернулся с Георгиевским крестом, золотой панагией с надписью: «За храбрость» и с ослепшим от ранения глазом. Митрополит пользовался всенародной любовью, «своим Вла­дыкой» его считали интеллигенты и кухарки. Для последних он до рево­люции служил ночные литургии, чтоб они могли говеть и причащаться, не оставляя дневных дел. Среди ду­ховных чад владыки были актриса М.Н.Ермолова, певица А.В.Нежда­нова, дирижер Н.С.Голованов, ху­дожник М.В.Нестеров. В конце З0-х годов митрополит Трифон жил на по­кое. Сподвижник Патриарха Тихона, он вдохновлял многочисленную па­ству на твердое стояние в вере.

К этому владыке и обратился Па­вел Корин. И тот горячо поддержал и благословил его замысел, согласил­ся позировать несколько сеансов. Благословение митрополита Трифо­на и написанный с него портрет от­крыли Корину сердца людей, к ко­торым теперь обращался художник с той же просьбой о позировании. Узнав, что «сам владыка Трифон сто­ял перед ним», эти люди соглашались на непривычное занятие.

Для Корина начался период на­пряженной и вдохновенной работы, длившийся с 1929 по 1937 год, ког­да он создал всю галерею этюдов к «Реквиему». 32 образа запечатлел художник на монументальных по­лотнах. Это было время наивысшего расцвета его дарования.

Как и его герои, он всей своей жизнью, убеждениями, верой был поставлен по ту сторону черты, кото­рую новая власть отвела «лишним»людям. Недаром М.Нестеров писал о братьях Кориных: «… эта порода лю­дей сейчас вымирает и, быть может, обречена на полное уничтожение. И, однако, пока они существуют, я не устану ими любоваться». Портрет молодого Павла Корина, сделанный Нестеровым в 1925 году, показыва­ет человека того же духовного скла­да, что и те люди, которых писал сам Корин для своего «Реквиема».

В 1930 году Корин пишет «Схим­ницу из Ивановского монастыря». Придя позировать «по послушанию», она не заметила обстановки мастер­ской, не стала вникать в замысел ху­дожника, а сразу предалась привыч­ному делу – молитве. Весь сеанс она стояла не шелохнувшись с медным крестом и зажженной свечой в ру­ках. Когда свеча догорела, предло­жили сделать перерыв. Жена худож­ника хотела взять у монахини крест, но, вскрикнув, выронила его: от пла­мени свечи он нестерпимо накалил­ся. На вопрос, как же она держала его все время, схимница просто от­ветила: «Так ведь я молилась…»

Писал Корин и священника из своего родного села Палех ­о. Алексия. Простой русский батюшка, он пережил самоубийство сына, заклейменного «виной» родителя, измену паствы, осквернение своего храма…

Поразительный портрет «Отца и сына» – Сергея Михайловича и Сте­пана Сергеевича Чураковых. Два поколения из большой семьи плот­ников и скульпторов-самоучек, всем своим видом исповедающих доброт­ность в труде, патриархальность в быту. Корин сохранил для нас облик представителей традиционной рус­ской семьи с незыблемыми нрав­ственными устоями и иерархией взаимоотношений между поколени­ями.

На картине 1932 года «Молодой послушник» изображен будущий но­вомученик российский о. Феодор Богоявленский. Тогда он, недавний выпускник медицинского факульте­та, только готовился к постригу, жил у последних монахов Зосимовой пу­стыни. В разгар безбожной пятилет­ки он собирался отречься от мира. А мир готовился ответить ему «клас­совой ненавистью». На подрамнике портрета Корин написал: «Опоздал монах, опоздал…»

Среди этюдов был и «Портрет слепого». Этого своего героя Корин увидел в Дорогомиловском собо­ре, где тот служил регентом одного из клиросов. Позже А.М. Горького, впервые пришедшего смотреть ко­ринские этюды, поразят пальцы слепого, которыми он как бы «видит»пространство перед собой. Но ему дано было видеть и другое. Когда он позировал, то чутко ловил звуки улицы, идущие с 6-го этажа, говорил: «А Вавилон-то шумит!» …Собор, в ко­тором регентовал этот коринский ге­рой, в конце 40-х был снесен.

…Шла вторая «безбожная» пяти­летка. Началось уничтожение крес­тьянства. Газеты пылали ненавистью к «бывшим» – духовенству, профес­сорам, дворянам. На производствах устраивались открытые голосования за смертную казнь «врагам народа», дети отрекались от собственных ро­дителей. В 1930 году была объявле­на «война храмам».

Корин жил в своей мастерской на Арбате – неуютной мансарде, за­ставленной огромными слепками классических греческих скульптур, подобранных им с улицы, куда их выбросили сторонники супрематиз­ма. Вместе с братом Александром и верной женой и помощницей Пра­сковьей Тихоновной они жили впро­голодь, подрабатывая написанием транспарантов для демонстраций и преподаванием. О Павле Корине и его картине ходили легенды по Мо­скве. Мало кто видел его этюды, но весть, что среди ужасной действи­тельности живет художник, который пишет столпов гонимого правосла­вия и думает посвятить им большую картину, казалась невероятной, все­ляла во многих мужество. Сам ху­дожник, посягнувший на столь оди­озную тему, ходил по лезвию ножа. Он, далекий от художественных те­чений своего времени, был лишен постоянных заказов. Материальной возможности осуществить свой мас­штабный замысел у него не было, и изменения положения не предвиде­лось.

И вот в 1931 году мансарду на Арбате посетил М. Горький. С это­го момента пролетарский писатель взял художника под свое покрови­тельство. В этом же году он устроил поездку братьев Кориных в Европу и Италию для знакомства с подлин­никами шедевров мирового искус­ства. Он содействовал устройству Павла Дмитриевича в реставра­ционные мастерские Пушкинского музея, чтобы тот имел постоянный заработок. Но, главное, Горький соз­дал все условия для осуществления масштабного замысла «Реквиема». В 1932 году он обустраивает для ху­дожника просторную мастерскую в отдельном флигеле на Малой Пиро­говской, заказывает в Ленинграде огромный тканый холст для будущей картины, а кроме того, обеспечива­ет неприкосновенность Корина от нападок и гонений.

История русской культуры знала дружбу между гениальным писате­лем и гениальным художником, где писатель взялся своим авторитетом решить материальные трудности художника. Так, в 1847 году Н.В. Го­голь написал статью «Исторический живописец Иванов», где разъяснил российской общественности гран­диозность, сложность и величие задуманного Александром Ивано­вым полотна, призвал поддержать и помочь осуществить художнику его картину на «всемирный сюжет». Конечно, роль Гоголя в общении с Ивановым не сводилась только к по­средничеству между «итальянским затворником» и российским обще­ством. Он оказывал художнику ду­ховную и моральную поддержку. Это было общение единомышленников, обогатившее творчество друг друга и обогатившее русскую культуру.

Участие Горького в судьбе Кори­на – факт несомненный, но вряд ли можно говорить об их единомыс­лии или взаимном влиянии друг на друга. Оба тонкие, чисто русские интеллигенты, они принадлежали к разным полюсам широкой русской стихии. Горький, в молодости окры­ленный революционными идеями, во всеуслышание воспел насилие, был замечен самим Лениным. После революции запоздало прозрел, уви­дев, что этот русский бунт не только «жесток и бессмысленен», но и ги­белен для народа. Пытался засту­паться за отдельных представителей интеллигенции, за что его едва тер­пели в Стране Советов. Возможно, в поддержке Корина Горький находил утешение и оправдание краху своей жизни. Помимо этого, он распознал в бывшем палехском иконописце выдающегося художника своего времени. Он был поражен мастер­ством, глубоким психологизмом, художественной правдивостью, артистизмом этюдов к «Реквиему». Одобрил и общий замысел, истол­ковав его по-своему. Горький сам искал во всем героизм, связав свои чаяния с революцией. В задуманной Кориным картине он видел в первую очередь «народность», эпичность, соответствующую тому тектониче­скому сдвигу земных слоев, который происходил в послереволюционной России. Он предложил свое назва­ние картине: «Русь уходящая». Под этим именем коринский этюд и за­мысел вошли в историю искусства.

На эскизе «Реквиема» в интерье­ре Успенского собора Московского Кремля в две стороны раскрылись крылья колоссальной людской сте­ны. Огромная рука архидиакона как будто дает звук огромному колоколу, и звук этот плавной волной проходит по молчаливому людскому строю и выходит за пределы картины.

Рядом с богатырем-архидьяко­ном – маленькая фигура митропо­лита Трифона в алом пасхальном облачении, которая ярким факелом горит в центре композиции, осве­щая собой все пространство карти­ны. Преобладающий в картине алый цвет – это цвет христианского муче­ничества.

Повернув весь сонм предстоя­щих спиной к алтарю, смешав атри­буты и жесты разных богослужений, художник сознательно показывает символичность, обобщенность и ис­ключительность изображенного со­бытия.

Сразу трех патриархов изобра­зил Корин в центре на амвоне: Свя­тейшего Тихона, Патриарха Сергия и Патриарха Алексия 1. Присутствует на картине и Патриарх Российский Пимен, он изображен в правом углу картины 25-летним иеромона­хом, каким увидел его художник в1935 году.

В этом есть удивительное про­рочество Корина, изобразившего одновременно на своей картине че­тырех первосвятителей Церкви Рус­ской, обнимающих своим правлени­ем весь период советской власти от начала до его завершения.

Присутствие на картине мно­жества схимников, чье призвание- молитва за весь мир, свидетель­ствует, что это стояние значимо не только для российской, но и для ми­ровой истории.

Потушенные свечи паникадил, брусья строительных лесов, рас­чертившие справа живое простран­ство храма, – как символ попрания Правды на Руси, разрушения незы­блемых традиций, насилия над не­прикосновенным.

Когда смотришь после галереи этюдов-портретов на детально сде­ланный небольшого размера эскиз”Реквиема», первое впечатление, что художник механически объ­единил натурные этюды, просто ма­стерски соблюдая законы ритма и равновесия. И что есть некоторая композиционная робость в том, что он сохранил все позы, которые при­нимали его модели во время пози­рования. Происходит это, вероятно, от того, что на камерный и суховатый эскиз давят своей монументальной мощью насыщенные жизненной правдой и художественной энергией портреты-этюды.

Этот эскиз – плод многолетнего (с 1935 по 1959 г.) труда и размыш­лений художника, и он требует ответ­ного зрительского «стояния» передним – тогда только открывается композиционная многослойность, символическая наполненность и верность одной мысли. И сами со­бой отпадают замечания о натурной зависимости автора.

Художник-мыслитель, всю жизнь изучавший наследие старых масте­ров, Корин сумел решить сложней­шую композиционную задачу. В му­зыке Реквием – это многоголосное циклическое хоровое произведение траурного характера. Корин сумел языком пластики и цвета выразить эпопею вселенского масштаба и драматизма, выявив все составляю­щие музыкального жанра.

С 1936 года наступил черный период в жизни художника. После смерти Горького на Корина обру­шился поток обвинений в том, что он «оторвался от действительности, не участвует в развитии пролетар­ского искусства, ушел в живописа­ние реакционной среды» и что все созданное им до сих пор – ошибка. Немало усердствовали в травле Ко­рина «собратья» по цеху. Это позже, уже в последние десятилетия своей жизни он будет признан крупней­шим художником современности, патриархом “социалистического ре­ализма», получит звание Народного художника СССР, его серия портре­тов полководцев и деятелей искус­ства войдет в сокровищницу миро­вого портретного искусства. …А в конце 40-х Корина не раз пытались выселить из мастерской. Третьяков­ская галерея убрала из постоянной экспозиции все картины Павла Ко­рина, объявленного “формалистом». Когда художник обратился в дирек­цию музея с просьбой дать ему на время некоторые, находящиеся в Третьяковке этюды к «Реквиему», нужные ему для работы над карти­ной, то получил ответ, что он может выкупить их. Корин перевез все свои, ставшие ненужными новой Третьяковке, картины в мастерскую и потом более 20 лет выплачивал долг за свои работы.

В период высшего расцвета сво­его дарования, в момент горения своим замыслом художник был на­сильственно отстранен от работы. Тогда же Корин тяжело заболел.

На много лет заслонил собой работу над “Реквиемом» проект ис­полнения колоссальных мозаичных фризов для Дворца Советов, за ко­торый Корин взялся, чтобы доказать свою художественную благонадеж­ность и лояльность власти.

По-настоящему талант Корина оказался востребован во время Великой Отечественной войны. Эта небывалая беда вынудила власть вспомнить о тысячелетней истории России, вызвала всплеск творче­ских и духовных сил у нашего начав­шего терять историческую память народа. Корин все свое знание о духовной красоте и стержневых качествах русского человека, вы­несенное из этюдов к “Реквиему», вложил в триптих «Александр Не­вский», написанный им в 1942 году. Эта работа наравне с гимном «Вста­вай, страна огромная» явилась в

тот период чем-то большим, нежели простое художественное произве­дение.

Павел Корин не написал своего “Реквиема». С 1932 года и до самой смерти художника в его мастерской стоял исполинский холст, загрунто­ванный серой краской, к которому так и не притронулась рука мастера. Он как немой укор. Но не художнику, а эпохе, в которой ему выпало жить. Огромный холст – как размах нашей необъятной Родины, а его нетрону­тость – символ не реализованного нашим народом могучего творческо­го потенциала. Гениальные этюды Корина, как и выдающиеся подвиги, которыми украсил себя русский на­род, истощив свои последние силы, творились не во имя, а вопреки сво­ему времени.

3навшие Павла Корина на зака­те его жизни свидетельствуют, что у него были глаза исстрадавшегося человека. Он часто с горечью повто­рял, что не выполнил своего предна­значения.

Были чисто внешние причины, из-за которых Корин так и не смог начать свою картину. Время всег­да работает не на художника, за­думавшего произведение крупной формы. С течением жизни, пока ху­дожник вынашивает свой замысел и трудится над ним, меняется мир вокруг, меняется он сам. «Что В на­чале пути стоило легкого взгляда, то теперь ужасный труд», – призна­вался в свое время А.Иванов. Сам Иванов сумел сохранить неповреж­денным свой замысел и довести его через многие годы до завершения лишь потому, что жил затворником

в Италии, вдали от гущи обществен­ных российских событий. Корин не мог жить вне своего времени, хоть он тоже слыл затворником. Сколь­ких обособившихся от советской действительности «бывших» людей перемолол молох репрессий или борьба за существование вынудила оставить высокие идеалы! Благо­даря Горькому Корин уцелел и мог свободно заниматься своим творче­ством. Но для работы над картиной нужно было отрешиться от всего, выпасть из жизни, подняться над действительностью. Разве мог он от­влечься от картин разрушения того, что составляло основу и ценность его жизни, от страданий и гибели близких ему людей? Получив через Горького доступ к «сильным мира сего», он постоянно ходатайствовал за друзей, знакомых священников, чьих-то родственников, которых са­жали, высылали, лишали избира­тельных прав. Сердце его не знало покоя и в более поздние «благопо­лучные» времена, когда он пытался силой своего авторитета спасать от разрушений и уничтожения памят­ники архитектуры, художественные ценности. Всю свою долгую жизнь

Корин был лишен главного условия для работы над своей эпопеей – покоя внешнего и внутреннего. Но он не оставлял мысль начать и сделать главную картину своей жизни. Неза­долго до смерти он говорил: «Этой зимой я все-таки запачкаю свое большое полотно…» Тогда же Кори­ным были заказаны механические леса для облегчения работы над ис­полинским холстом…

Значение, которое могла иметь его картина для русской культуры и истории, осознавали многие совре­менники Корина. Владыка Трифон благословил его на этот труд, Горь­кий просил его написать картину, всемерно и масштабно помогал в этом. Нестеров тоже завещал дове­сти до конца начатую работу, даже, шутя, грозил, что будет приходить с того света и понуждать закончить картину.. .

Сейчас все этюды и эскиз к «Рек­виему», собранные воедино, выстав­лены в мемориальной мастерской П.Д. Корина в Москве на Малой Пи­роговской. Чуткое сердце зрителя, болеющее болью своей Родины, со­единит в себе разрозненные фраг­менты коринской эпопеи и составит их в своем воображении в единую картину. И родится уверенность, что «Реквием» Корина существует.

Русская живопись прошла путь от преподобного Андрея Рублева, изобразившего неизобразимое – Предвечный Совет, Пресвятой Тро­ицы, через гений А.Иванова, посяг­нувшего выразить в красках тайну Боговоплощения, к Павлу Корину, засвидетельствовавшему в своем творчестве верность русского наро­да Христу.