Где учился щедрин. Салтыков-щедрин михаил евграфович
Биография
Ранние годы
Михаил Евграфович Салтыков родился 15(27) января 1826 года в старинной дворянской семье, в имении родителей, в селе Спас-Угол Калязинского уезда Тверской губернии . Был шестым ребёнком потомственного дворянина и коллежского советника Евграфа Васильевича Салтыкова (1776-1851). Мать писателя, Ольга Михайловна Забелина (1801-1874), была дочерью московского дворянина Михаила Петровича Забелина (1765-1849) и Марфы Ивановны (1770-1814). Хотя в примечании к «Пошехонской старине » Салтыков и просил не смешивать его с личностью Никанора Затрапезного, от имени которого ведётся рассказ, но полнейшее сходство многого из сообщаемого о Затрапезном с несомненными фактами жизни Михаила Салтыкова позволяет предполагать, что «Пошехонская старина» имеет отчасти автобиографический характер.
Первым учителем М. Е. Салтыкова был крепостной человек его родителей, живописец Павел Соколов; потом с ним занимались старшая сестра, священник соседнего села, гувернантка и студент Московской духовной академии . Десяти лет от роду он поступил в , а два года спустя был переведён, как один из лучших учеников, казённокоштным воспитанником в Царскосельский лицей . Именно там он и начал свою деятельность писателя.
Начало литературной деятельности
В 1844 году окончил лицей по второму разряду (то есть с чином X класса), 17 из 22 учеников были исключены, потому что поведение их аттестовалось не более как «довольно хорошим»: к обычным школьным проступкам (грубость, курение, небрежность в одежде) у Щедрина присоединялось «писание стихов» «неодобрительного» содержания. В лицее под влиянием свежих ещё тогда Пушкинских преданий каждый курс имел своего поэта; на XIII курсе эту роль играл Салтыков. Несколько его стихотворений было помещено в «Библиотеке для чтения » 1841 и 1842 годов, когда он был ещё лицеистом; другие, напечатанные в «Современнике » (ред. Плетнёва) в 1844 и 1845 годах, написаны им также ещё в лицее; все эти стихотворения перепечатаны в «Материалах для биографии М. Е. Салтыкова», приложенных к полному собранию его сочинений.
Ни одно из стихотворений Михаила Салтыкова (отчасти переводных, отчасти оригинальных) не носит на себе следов таланта; позднейшие по времени даже уступают более ранним. М. Е. Салтыков скоро понял, что у него нет призвания к поэзии, перестал писать стихи и не любил, когда ему о них напоминали. Однако в этих ученических упражнениях чувствуется искреннее настроение, большей частью грустное, меланхоличное (в тот период у знакомых Салтыков слыл под именем «мрачного лицеиста»).
В августе 1845 года Михаил Салтыков был зачислен на службу в канцелярию военного министра и только через два года получил там первое штатное место - помощника секретаря. Литература уже тогда занимала его гораздо больше, чем служба: он не только много читал, увлекаясь в особенности Жорж Санд и французскими социалистами (блестящая картина этого увлечения нарисована им тридцать лет спустя в четвёртой главе сборника «За рубежом»), но и писал - сначала небольшие библиографические заметки (в «Отечественных записках » ), потом повести «Противоречия» (там же, ноябрь 1847) и «Запутанное дело» (март ).
Уже в библиографических заметках, несмотря на маловажность книг, по поводу которых они написаны, проглядывает образ мыслей автора - его отвращение к рутине, к прописной морали, к крепостному праву ; местами попадаются и блёстки насмешливого юмора.
В первой повести М. Е. Салтыкова, «Противоречия», которую он никогда впоследствии не перепечатывал, звучит, сдавленно и глухо, та самая тема, на которую были написаны ранние романы Ж. Санд: признание прав жизни и страсти. Герой повести, Нагибин - человек, обессиленный тепличным воспитанием и беззащитный против влияний среды, против «мелочей жизни». Страх перед этими мелочами и тогда, и позже (например, в «Дороге» в «Губернских очерках») был знаком, по-видимому, и самому Салтыкову - но у него это был тот страх, который служит источником борьбы, а не уныния. В Нагибине отразился, таким образом, только один небольшой уголок внутренней жизни автора. Другое действующее лицо романа - «женщина-кулак», Крошина - напоминает Анну Павловну Затрапезную из «Пошехонской старины», то есть навеяно, вероятно, семейными воспоминаниями Михаила Салтыкова.
Гораздо крупнее «Запутанное дело» (перепечатано в «Невинных рассказах»), написанное под сильным влиянием «Шинели », может быть, и «Бедных людей », но заключающее в себе несколько замечательных страниц (например, изображение пирамиды из человеческих тел, которая снится Мичулину). «Россия, - так размышляет герой повести, - государство обширное, обильное и богатое; да человек-то глуп, мрёт себе с голоду в обильном государстве». «Жизнь - лотерея», подсказывает ему привычный взгляд, завещанный ему отцом; «оно так, - отвечает какой-то недоброжелательный голос, - но почему же она лотерея, почему ж бы не быть ей просто жизнью?» Несколькими месяцами раньше такие рассуждения остались бы, может быть, незамеченными - но «Запутанное дело» появилось в свет как раз тогда, когда Февральская революция во Франции отразилась в России учреждением так называемого Бутурлинского комитета (по имени его председателя Д. П. Бутурлина) , облечённого особыми полномочиями для обуздания печати .
Вятка
Здоровье Михаила Евграфовича, расшатанное ещё с половины 1870-х годов, было глубоко подорвано запретом «Отечественных записок». Впечатление, произведённое на него этим событием, изображено им самим с большой силой в одной из сказок («Приключение с Крамольниковым», который «однажды утром, проснувшись, совершенно явственно ощутил, что его нет») и в первом «Пёстром письме», начинающемся словами: «несколько месяцев тому назад я совершенно неожиданно лишился употребления языка»…
Редакционной работой М. Е. Салтыков занимался неутомимо и страстно, живо принимая к сердцу всё, касающееся журнала. Окружённый людьми ему симпатичными и с ним солидарными, Салтыков чувствовал себя благодаря «Отечественным запискам» в постоянном общении с читателями, на постоянной, если можно так выразиться, службе у литературы, которую он так горячо любил и которой посвятил в «Круглом годе» такой чудный хвалебный гимн (письмо к сыну, написанное незадолго до смерти, оканчивается словами: «паче всего люби родную литературу и звание литератора предпочитай всякому другому»).
Незаменимой утратой был для него поэтому разрыв непосредственной связи между ним и публикой. Михаил Салтыков знал, что «читатель-друг» по-прежнему существует - но этот читатель «заробел, затерялся в толпе, и дознаться, где именно он находится, довольно трудно». Мысль об одиночестве, о «брошенности» удручает его всё больше и больше, обостряемая физическими страданиями и в свою очередь обостряющая их. «Болен я, - восклицает он в первой главе „Мелочей жизни“ . Недуг впился в меня всеми когтями и не выпускает из них. Измождённое тело ничего не может ему противопоставить». Последние его годы были медленной агонией, но он не переставал писать, пока мог держать перо, и его творчество оставалось до конца сильным и свободным: «Пошехонская старина» ни в чём не уступает его лучшим произведениям. Незадолго до смерти он начал новый труд, об основной мысли которого можно составить себе понятие уже по его заглавию: «Забытые слова» («Были, знаете, слова, - сказал Салтыков Н. К. Михайловскому незадолго до смерти, - ну, совесть, отечество, человечество, другие там ещё… А теперь потрудитесь-ка их поискать!.. Надо же напомнить!»..). Он умер 28 апреля (10 мая) 1889 года и погребён 2 мая (14 мая), согласно его желанию, на Волковском кладбище , рядом с И. С. Тургеневым .
Основные мотивы творчества
«Униженные и оскорблённые встали передо мной, осиянные светом, и громко вопияли против прирождённой несправедливости, которая ничего не дала им, кроме оков». В «поруганном образе раба» Салтыков признал образ человека. Протест против «крепостных цепей», воспитанный впечатлениями детства, с течением времени обратился у Михаила Салтыкова, как и у Некрасова, в протест против всяких «иных» цепей, «придуманных взамен крепостных»; заступничество за раба перешло в заступничество за человека и гражданина. Негодуя против «улицы» и «толпы», М. Е. Салтыков никогда не отождествлял их с народной массой и всегда стоял на стороне «человека, питающегося лебедою» и «мальчика без штанов». Основываясь на нескольких вкривь и вкось истолкованных отрывках из разных сочинений Салтыкова, его враги старались приписать ему высокомерное, презрительное отношение к народу; «Пошехонская старина» уничтожила возможность подобных обвинений. Немного, вообще, найдётся писателей, которых ненавидели бы так сильно и так упорно, как Салтыкова. Эта ненависть пережила его самого; ею проникнуты были даже некрологи, посвящённые ему в некоторых органах печати. Союзником злобы являлось непонимание. Салтыкова называли «сказочником», его произведения - фантазиями, вырождающимися порою в «чудесный фарс» и не имеющими ничего общего с действительностью. Его низводили на степень фельетониста , забавника, карикатуриста , видели в его сатире «некоторого рода ноздрёвщину и хлестаковщину с большою прибавкою Собакевича ». М. Е. Салтыков как-то назвал свою манеру писать «рабьей»; это слово было подхвачено его противниками - и они уверяли, что благодаря «рабьему языку» сатирик мог болтать сколько угодно и о чём угодно, возбуждая не негодование, а смех, потешая даже тех, против кого направлены его удары. Идеалов, положительных стремлений у Михаила Салтыкова, по мнению его противников, не было: он занимался только «оплеванием», «перетасовывая и пережёвывая» небольшое количество всем наскучивших тем. В основании подобных взглядов лежит в лучшем случае ряд явных недоразумений. Элемент фантастичности, часто встречающийся у Салтыкова, нисколько не уничтожает реальности его сатиры. Сквозь преувеличения ясно виднеется правда - да и самые преувеличения оказываются иногда не чем другим, как предугадыванием будущего. Многое из того, о чём мечтают, например, прожектёры в «Дневнике провинциала», несколько лет спустя перешло в действительность. Между тысячами страниц, написанных М. Е. Салтыковым, есть, конечно, и такие, к которым применимо название фельетона или карикатуры - но по небольшой и сравнительно неважной части нельзя судить о громадном целом. Встречаются у Салтыкова и резкие, грубые, даже бранные выражения, иногда, быть может, бьющие через край; но вежливости и сдержанности нельзя и требовать от сатиры. Рабий язык, говоря собственными словами Михаила Салтыкова, «нимало не затемняет его намерений»; они совершенно ясны для всякого, кто желает понять их. Его темы бесконечно разнообразны, расширяясь и обновляясь сообразно с требованиями времени. Есть у него, конечно, и повторения, зависящие отчасти от того, что он писал для журналов; но они оправдываются, в основном, важностью вопросов, к которым он возвращался. Соединительным звеном всех его сочинений служит стремление к идеалу, который он сам (в «Мелочах жизни») резюмирует тремя словами: «свобода, развитие, справедливость». Под концом жизни эта формула кажется ему недостаточною. «Что такое свобода, - говорит он, - без участия в благах жизни? Что такое развитие без ясно намеченной конечной цели? Что такое справедливость, лишённая огня самоотверженности и любви»? На самом деле любовь никогда не была чужда М. Е. Салтыкову: он всегда проповедовал её «враждебным словом отрицанья». Беспощадно преследуя зло, он внушает снисходительность к людям, в которых оно находит выражение часто помимо их сознания и воли. Он протестует в «Больном месте» против жестокого девиза: «со всем порвать». Речь о судьбе русской крестьянской женщины, вложенная им в уста сельского учителя («Сон в летнюю ночь» в «Сборнике»), может быть поставлена по глубине лиризма наряду с лучшими страницами Некрасовской поэмы «Кому на Руси жить хорошо». «Кто видит слёзы крестьянки? Кто слышит, как они льются капля по капле? Их видит и слышит только русский крестьянский малютка, но в нём они оживляют нравственное чувство и полагают в его сердце первые семена добра». Эта мысль, очевидно, давно овладела Салтыковым. В одной из самых ранних и самых лучших его сказок («Пропала совесть») совесть, которою все тяготятся и от которой все стараются отделаться, говорит своему последнему владельцу: «отыщи ты мне маленькое русское дитя, раствори ты передо мной его сердце чистое и схорони меня в нём: авось он меня, неповинный младенец, приютит и выхолит, авось он меня в меру возраста своего произведёт да и в люди потом со мной выйдет - не погнушается… По этому её слову так и сделалось. Отыскал мещанишка маленькое русское дитя, растворил его сердце чистое и схоронил в нём совесть. Растёт маленькое дитя, и вместе с ним растёт в нём и совесть. И будет маленькое дитя большим человеком, и будет в нём большая совесть. И исчезнут тогда все неправды, коварства и насилия, потому что совесть будет не робкая и захочет распоряжаться всем сама». Эти слова, полные не только любви, но и надежды, - завет, оставленный Михаилом Салтыковым русскому народу. В высокой степени своеобразны слог и язык М. Е. Салтыкова. Каждое выводимое им лицо говорит именно так, как подобает его характеру и положению. Слова Дерунова, например, дышат самоуверенностью и важностью, сознанием силы, не привыкшей встречать ни противодействия, ни даже возражений. Его речь - смесь елейных фраз, почёрпнутых из церковного обихода, отголосков прежней почтительности перед господами и нестерпимо резких нот доморощенной политико-экономической доктрины. Язык Разуваева относится к языку Дерунова, как первые каллиграфические упражнения школьника к прописям учителя. В словах Фединьки Неугодова можно различить и канцелярский формализм высшего полёта, и что-то салонное, и что-то Оффенбаховское. Когда Салтыков говорит от собственного своего лица, оригинальность его манеры чувствуется в расстановке и сочетании слов, в неожиданных сближениях, в быстрых переходах из одного тона в другой. Замечательно умение Салтыкова подыскать подходящую кличку для типа, для общественной группы, для образа действий («Столп», «Кандидат в столпы», «внутренние Ташкентцы», «Ташкентцы приготовительного класса», «Убежище Монрепо», «Ожидание поступков» и т. п.). Второй из упомянутых подходов, восходящий к идеям В. Б. Шкловского и формалистов, М. М. Бахтина указывает на то, что за узнаваемыми «реалистичными» сюжетными линиями и системой персонажей скрывается коллизия предельно абстрактных мировоззренческих концептов, в числе которых «жизнь» и «смерть». Их борьба в мире, исход которой писателю представлялся неочевидным, и представлена с помощью разных средств в большей части текстов Щедрина. Следует отметить, что отдельное внимание писатель уделял мимикрии смерти, облекающейся во внешне жизненные формы. Отсюда мотив кукол и кукольности («Игрушечного дела людишки», Органчик и Прыщ в «Истории одного города»), зооморфные образы с разными видами переходов от человека к зверю (очеловеченные звери в «Сказках», звероподобные люди в «Господах Ташкентцах»). Экспансия смерти и формирует тотальную дегуманизацию жизненного пространства, которую отображает Щедрин. Неудивительна частота появления в текстах Щедрина мортальной темы. Эскалация мортальных образов, достигающая почти степени фантасмагории, наблюдается в «Господах Головлёвых»: это не только многочисленные повторяющиеся физические смерти, но и угнетённое состояние природы, разрушение и тление вещей, разного рода видения и мечтания, расчёты Порфирия Владимирыча, когда «цифирь» не только теряет связь с реальностью, но переходит в своего рода фантастические видения, завершающиеся сдвигом временных пластов. Смерть и смертоносность в социальной реальности, где Щедрин болезненно остро видит отчуждение, ведущее к утрате человеком самого себя, оказывается только одним из случаев экспансии смертоносного, что заставляет отвлечь внимание только от «социального бытописательства». В таком случае реалистические внешние формы письма Михаила Салтыкова скрывают глубинную экзистенциальную направленность щедринского творчества, делают его сопоставимым с Э. Т. А. Гофманом, Ф. М. Достоевским и Ф. Кафкой. Мало таких нот, мало таких красок, которых нельзя было бы найти у М. Е. Салтыкова. Сверкающий юмор, которым полна удивительная беседа мальчика в штанах с мальчиком без штанов, так же свеж и оригинален, как и задушевный лиризм, которым проникнуты последние страницы «Господ Головлёвых» и «Больного места». Описаний у Салтыкова немного, но и между ними попадаются такие перлы, как картина деревенской осени в «Господах Головлёвых» или засыпающего уездного городка в «Благонамеренных речах». Собрание сочинений М. Е. Салтыкова с приложением «Материалов для его биографии» вышло в первый раз (в 9 томах) в год его смерти () и выдержало с тех пор много изданий. Сочинения Михаила Салтыкова существуют и в переводах на иностранные языки, хотя своеобразный стиль Салтыкова представляет для переводчика чрезвычайные трудности. На немецкий язык переведены «Мелочи жизни» и «Господа Головлёвы» (в Универсальной библиотеке Реклама), а на французский - «Господа Головлёвы» и «Пошехонская старина» (в «Bibliothèque des auteurs étrangers», изд. «Nouvelle Parisienne»). ПамятьВ честь Михаила Салтыкова названы:
Адреса в Санкт-Петербурге
БиблиографияИсследователи творчестваПубликации текстов
Научное издание «Сказок»:
Примечания
ЛитератураМемуары и воспоминания
Салтыков-Щедрин Михаил Евграфович - (наст. фам. Салтыков; псевд. Н.Щедрин; (1826-1889), русский писатель-сатирик, публицист. Родился 15 (27) января в с.Спас-Угол, Калязинского уезда Тверской губ. в старой дворянской семье, с ранних лет наблюдал дикость крепостнических нравов. Десяти лет от роду поступил в московский дворянский институт, затем был, как один из лучших воспитанников, переведен в Царскосельский лицей и принят на казенный счет. В 1844 окончил курс. В лицее под влиянием еще свежих преданий пушкинской поры каждый курс имел своего поэта - эту роль и играл Салтыков. Несколько его стихотворений, исполненных юношеской грусти и меланхолии (у тогдашних знакомых он слыл «мрачным лицеистом»), было помещено в «Библиотеке для Чтения» за 1841 и 1842 и в «Современнике» в 1844 и 1845. Однако он вскоре осознал, что у него нет призвания к поэзии, и перестал писать стихи. Всякому безобразию свое приличие. Салтыков-Щедрин Михаил Евграфович В августе 1844 зачислен на службу в канцелярию военного министра, но литература занимала его гораздо больше. Он много читал и проникался новейшими идеями французских социалистов (Фурье, Сен-Симона) и сторонников всякого рода «эмансипации» (Жорж Санд и др.) - картина этого увлечения нарисована им тридцать лет спустя в четвертой главе сборника За рубежом. Подобными интересами был во многом обязан сближению с кружком радикалов-вольнодумцев под руководством М.В.Петрашевского. Начинает писать - сначала небольшие книжные рецензии в «Отечественные Записки», потом повести - Противоречия (1847) и Запутанное дело (1848). Уже в рецензиях проглядывает образ мыслей зрелого автора - отвращение к рутине, к прописной морали, негодование по поводу реалий крепостного права; попадаются блестки искрометного юмора. В первой повести улавливается тема ранних романов Ж.Санд: признание прав «вольной жизни» и «страсти». Запутанное дело - более зрелое сочинение, написанное под сильным влиянием гоголевской Шинели и, вероятно, Бедных людей Достоевского. «Россия, - размышляет герой повести, - государство обширное, обильное и богатое; да человек-то глуп, мрет себе с голоду в обильном государстве». «Жизнь - лотерея, - подсказывает ему привычный взгляд, завещанный отцом; - оно так.., но почему же она лотерея, почему ж бы не быть ей просто жизнью?» Эти строки, на которые прежде, наверное, никто не обратил бы особого внимания, были опубликованы сразу после французской революции 1848, отозвавшейся в России учреждением негласного комитета, облеченного особыми полномочиями для обуздания печати. В результате 28 апреля 1848 Салтыкова выслали в Вятку. Царскосельского выпускника, молодого дворянина наказали не столь строго: он был определен канцелярским чиновником при вятском губернском правлении, занимая затем ряд должностей, был и советником губернского правления. Служебные обязанности принимал близко к сердцу. Провинциальную жизнь, в самых темных ее сторонах, хорошо узнал благодаря многочисленным командировочным поездкам по вятскому краю - богатый запас сделанных наблюдений нашел место в Губернских Очерках (1856-1857). Скуку умственного одиночества разгонял внеслужебными занятиями: сохранились отрывки его переводов французских научных трудов. Для сестер Болтиных, одна из которых в 1856 стала его женой, составил Краткую историю России. В ноябре 1855 ему разрешено было окончательно оставить Вятку. В феврале 1856 был причислен к министерству внутренних дел, потом назначен министерским чиновником особых поручений и командирован в Тверскую и Владимирскую губернии для обозрения делопроизводства местных комитетов ополчения. Вслед за возвращением из ссылки возобновилась его литературная деятельность. Имя надворного советника Щедрина, которым были подписаны появлявшиеся в «Русском Вестнике» Губернские Очерки, сделалось популярным. Собранные в одну книгу, они открыли литературную страницу в исторической летописи эпохи либеральных реформ Александра II, положив начало так называемой обличительной словесности, хотя сами принадлежали к ней лишь отчасти. Внешняя сторона мира кляуз, взяток, злоупотреблений наполняет всецело лишь никоторые из них; на первый план здесь выдвигается психология чиновничьего быта. Сатирический пафос еще не получает исключительных прав, в духе гоголевской традиции юмор на ее страницах периодически сменяется откровенным лиризмом. Русское общество, только что пробудившееся к новой жизни и с радостным удивлением следившее за первыми проблесками свободы слова, восприняло очерки едва ли не как литературное откровение. Обстоятельствами тогдашнего «оттепельного» времени объясняется и тот факт, что автор Губернских Очерков мог не только оставаться на службе, но и получать более ответственные должности. В марте 1858 был назначен рязанским вице-губернатором, в апреле 1860 переведен на ту же должность в Тверь. Параллельно очень много пишет, - печатаясь сначала в разных журналах (помимо «Русского Вестника» в «Атенее», «Библиотеке для чтения», «Московском вестнике»), а с 1860 - почти исключительно в «Современнике». Из созданного на заре реформ - между 1858 и 1862 - составились два сборника - Невинные рассказы и Сатиры в прозе. В них появляется собирательный образ города Глупова, символ современной России, «историю» которого Салтыков создал несколькими годами позже. Среди прочего описывается и процесс либеральных нововведений, в котором острый глаз сатирика улавливает скрытую ущербность - попытки сохранить в новых формах старое содержание. В настоящем и будущем Глупова усматривается один «конфуз»: «Идти вперед - трудно, идти назад - невозможно». В феврале 1862 впервые вышел в отставку. Хотел поселиться в Москве и основать там новый журнал; но когда ему это не удалось, переехал в Петербург и с начала 1863 стал фактически одним из редакторов «Современника». В продолжении двух лет помещал в издании беллетристические произведения, общественные и театральные хроники, письма, рецензии на книги, полемические заметки, публицистические статьи. Стеснения, которые радикальный «Современник» на каждом шагу испытывал со стороны цензуры, побудили опять поступить на службу. В это время наименее активно занимается литературной деятельностью. Как только главным редактором «Отечественных Записок» с 1 января 1868 стал Некрасов, сделался одним из самых усердных их сотрудников. Салтыков-Щедрин (псевдоним Н. Щедрин) Михаил Евграфович (1826 1889), прозаик. Родился 15 января (27 н.с.) в селе Спас-Угол Тверской губернии в старинной дворянской семье. Детские годы прошли в родовом имении отца в "...годы... самого разгара крепостного права", в одном из глухих углов "Пошехонья". Наблюдения за этой жизнью найдут впоследствии отражение в книгах писателя. Получив хорошее домашнее образование, Салтыков в 10 лет был принят пансионером в Московский дворянский институт, где провел два года, затем в 1838 переведен в Царскосельский лицей. Здесь начал писать стихи, испытав большое влияние статей Белинского и Герцена, произведений Гоголя. В 1844 после окончания лицея служил чиновником в канцелярии Военного министерства. "...Везде долг, везде принуждение, везде скука и ложь..." такую характеристику дал он бюрократическому Петербургу. Другая жизнь более привлекала Салтыкова: общение с литераторами, посещение "пятниц" Петрашевского, где собирались философы, ученые, литераторы, военные, объединенные антикрепостническими настроениями, поисками идеалов справедливого общества. Первые повести Салтыкова "Противоречия" (1847), "Запутанное дело" (1848) своей острой социальной проблематикой обратили на себя внимание властей, напуганных французской революцией 1848. Писатель был выслан в Вятку за "...вредный образ мыслей и пагубное стремление к распространению идей, протрясших уже всю Западную Европу...". В течение восьми лет жил в Вятке, где в 1850 был назначен на должность советника в губернском правлении. Это дало возможность часто бывать в командировках и наблюдать чиновный мир и крестьянскую жизнь. Впечатления этих лет окажут влияние на сатирическое направление творчества писателя. В конце 1855, после смерти Николая I, получив право "проживать где пожелает", возвратился в Петербург и возобновил литературную работу. В 1856 1857 были написаны "Губернские очерки", изданные от имени "надворного советника Н. Щедрина", ставшего известным всей читающей России, назвавшей его наследником Гоголя. В это время женился на 17-летней дочери вятского вице-губернатора, Е. Болтиной. Салтыков стремился сочетать труд писателя с государственной службой. В 1856 1858 являлся чиновником особых поручений в Министерстве внутренних дел, где были сосредоточены работы по подготовке крестьянской реформы. В 1858 1862 служил вице-губернатором в Рязани, затем в Твери. Всегда стремился окружать себя на месте своей службы людьми честными, молодыми и образованными, увольняя взяточников и воров. В эти годы появились рассказы и очерки ("Невинные рассказы", 1857㬻 "Сатиры в прозе", 1859 62), а также статьи по крестьянскому вопросу. В 1862 писатель вышел в отставку, переехал в Петербург и по приглашению Некрасова вошел в редакцию журнала "Современник", который в это время испытывал огромные трудности (Добролюбов скончался, Чернышевский заключен в Петропавловскую крепость). Салтыков взял на себя огромную писательскую и редакторскую работу. Но главное внимание уделял ежемесячному обозрению "Наша общественная жизнь", которое стало памятником русской публицистики эпохи 1860-х. В 1864 Салтыков вышел из редакции "Современника". Причиной послужили внутрижурнальные разногласия по вопросам тактики общественной борьбы в новых условиях. Он возвратился на государственную службу. В 1865 1868 возглавлял Казенные палаты в Пензе, Туле, Рязани; наблюдения за жизнью этих городов легли в основу "Писем о провинции" (1869). Частая смена мест службы объясняется конфликтами с начальниками губерний, над которыми писатель "смеялся" в памфлетах-гротесках. После жалобы рязанского губернатора Салтыков в 1868 был отправлен в отставку в чине действительного статского советника. Переехал в Петербург, принял приглашение Н. Некрасова стать соредактором журнала "Отечественные записки", где работал в 1868 1884. Салтыков теперь целиком переключился на литературную деятельность. В 1869㭂 пишет "Историю одного города" вершину своего сатирического искусства. В 1875 1876 лечился за границей, посещал страны Западной Европы в разные годы жизни. В Париже встречался с Тургеневым, Флобером, Золя. В 1880-е сатира Салтыкова достигла кульминации в своем гневе и гротеске: "Современная идиллия" (1877 83); "Господа Головлевы" (1880); "Пошехонские рассказы" (1883㭐). В 1884 журнал "Отечественные записки" был закрыт, после чего Салтыков вынужден был печататься в журнале "Вестник Европы". В последние годы жизни писатель создал свои шедевры: "Сказки" (1882 86); "Мелочи жизни" (1886 87); автобиографический роман "Пошехонская старина" (1887 89). За несколько дней до смерти он написал первые страницы нового произведения "Забытые слова", где хотел напомнить "пестрым людям" 1880-х об утраченных ими словах: "совесть, отечество, человечество... другие там еще...". Михаил Салтыков-Щедрин – известный русский писатель, журналист, редактор, государственный чиновник. Его произведения входят в обязательную школьную программу. Сказки писателя не зря именуются так – в них не только карикатурное высмеивание и гротеск, тем самым автор подчеркивает, что человек является вершителем собственной судьбы. Детство и юностьГений русской литературы родом из дворянской семьи. Отец Евграф Васильевич был на четверть века старше супруги Ольги Михайловны. Дочь московского купца вышла замуж в 15 лет и уехала за мужем в деревню Спас-Угол, которая тогда располагалась в Тверской губернии. Там 15 января 1826 года по новому стилю родился младший из шести детей – Михаил. Всего в семье Салтыковых (Щедрин – часть последовавшего со временем псевдонима) росли три сына и три дочери. По описаниям исследователей биографии писателя, мать, со временем превратившаяся из веселой девушки во властную хозяйку поместья, делила детей на любимчиков и постылых. Маленький Миша был окружен любовью, но и ему иногда попадало розгами. Дома постоянно стоял крик и плач. Как писал Владимир Оболенский в мемуарах о семье Салтыкова-Щедрина, в беседах писатель описывал детство в мрачных красках, однажды произнес, что ненавидит «эту ужасную женщину», ведя речь о матери. Салтыков знал французский и немецкий языки, получил блестящее начальное домашнее образование, позволившее поступить в Московский дворянский институт. Оттуда мальчик, проявивший недюжинное прилежание, попал на полное государственное обеспечение в привилегированный Царскосельский лицей, в котором образование приравнивалось к университетскому, а выпускникам присваивались чины согласно Табели о рангах. Оба учебных заведения славились тем, что выпускали элиту русского общества. Среди выпускников - , князь Михаил Оболенский, Антон Дельвиг, Иван Пущин. Однако, в отличие от них, Салтыков из чудного умного мальчика превратился в неопрятного, сквернословящего, часто сидящего в карцере парнишку, у которого так и не появилось близких друзей. Неспроста Михаила однокашники прозвали "Сумрачным лицеистом". Атмосфера в стенах лицея способствовала творчеству, и Михаил в подражание предшественникам начал писать стихи вольнодумского содержания. Такое поведение не осталось незамеченным: выпускник лицея Михаил Салтыков получил чин коллежского секретаря, хотя за успехи в учебе ему светил ранг повыше - титулярного советника. По окончании лицея Михаил устроился служить в канцелярию военного ведомства и продолжил сочинять. Кроме этого, увлекся произведениями французских социалистов. Темы, поднятые революционерами, нашли отражение в первых повестях «Запутанное дело» и «Противоречия». Вот только с источником публикации начинающий писатель не угадал. Журнал «Отечественные записки» в то время находился под негласной политической цензурой, считался идейно вредным. По решению надзорной комиссии Салтыкова отправили в ссылку в Вятку, в канцелярию при губернаторе. В ссылке, помимо служебных дел, Михаил изучал историю страны, переводил сочинения европейских классиков, много ездил и общался с народом. Салтыков чуть было не остался насовсем прозябать в провинции, пусть и дослужившись до советника губернского правления: в 1855-м на императорский трон был коронован , и о рядовом ссыльном попросту забыли. На помощь пришел Петр Ланской, представитель знатного дворянского рода, второй муж . При содействии его брата, министра внутренних дел, Михаила вернули в Петербург и дали место чиновника особых поручений в этом ведомстве. ЛитератураМихаил Евграфович считается одним из самых ярких сатириков русской литературы, виртуозно владеющий эзоповым языком, романы и рассказы которого не утратили злободневности. Для историков произведения Салтыкова-Щедрина – это источник познания нравов и обычаев, распространенных в Российской империи 19 века. Перу писателя принадлежат такие термины, как «головотяпство», «мягкотелый» и «благоглупость». По возвращении из ссылки Салтыков переработал опыт общения с чиновниками русской глубинки и под псевдонимом Николай Щедрин опубликовал цикл рассказов «Губернские очерки», воссоздав характерные типажи жителей России. Сочинения ждал большой успех, имя автора, впоследствии написавшего немало книг, в первую очередь будут связывать с «Очерками», исследователи творчества писателя назовут их знаковым этапом в развитии русской литературы. В рассказах с особой теплотой описываются простые люди-работяги. Создавая образы дворян и чиновников, Михаил Евграфович вел речь не только об основах крепостного права, но и акцентировал внимание на моральной стороне представителей высшего сословия и нравственных основах государственности. Вершиной творчества русского прозаика считается «История одного города». Сатирический рассказ, полный аллегории и гротеска, современники оценили не сразу. Более того, автора поначалу обвинили в том, что он насмехается над обществом и пытается очернить исторические факты. В главных героях-градоначальниках показана богатая палитра человеческих характеров и общественных устоев – взяточники, карьеристы, равнодушные, одержимые абсурдными целями, откровенные глупцы. Простой же народ выступает как слепо подчиняющаяся, готовая все стерпеть серая масса, которая действует решительно, только оказавшись на краю гибели. Такое малодушие и трусость Салтыков-Щедрин высмеял в «Премудром пискаре». Произведение, несмотря на то, что именуется сказкой, адресовано вовсе не детям. Философский смыл повествования о рыбе, наделенной человеческими качествами, заключен в том, что одинокое существование, замкнутое только на собственном благополучии – ничтожно. Еще одна сказка для взрослых – «Дикий помещик», живое и веселое произведение с легким налетом цинизма, в котором простой народ-труженик открыто противопоставляется самодуру-помещику. Литературное творчество Салтыкова-Щедрина получило дополнительную подпитку, когда прозаик начал работать в редакции журнала «Отечественные записки». Общее руководство изданием с 1868 года принадлежало поэту и публицисту . По личному приглашению последнего Михаил Евграфович возглавил первый отдел, занимающийся публикацией беллетристики и переводных произведений. Основная масса собственных сочинений Салтыкова-Щедрина также вышла на страницах «Записок». В их числе - «Убежище Монрепо», по словам литературоведов – калька семейной жизни писателя, ставшего вице-губернатором, «Дневник провинциала в Петербурге» - книга о не переводящихся на Руси авантюристах, «Помпадуры и помпадурши», «Письма из провинции». В 1880-м отдельной книгой опубликован эпохальный остросоциальный роман «Господа Головлевы» - повествование о семье, в которой главная цель – обогащение и праздный образ жизни, дети давно превратились в обузу для матери, в целом семья живет не по закону божьему и, не замечая того, движется к самоуничтожению. Личная жизньС супругой Елизаветой Михаил Салтыков познакомился в вятской ссылке. Девушка оказалась дочерью непосредственного начальника писателя, вице-губернатора Аполлона Петровича Болтина. Чиновник делал карьеру в сфере образования, хозяйственном, военном и полицейском ведомствах. Поначалу опытный служака опасался вольнодумца Салтыкова, но со временем мужчины подружились. В семье Лизу звали Бетси, девушка называла писателя, который был старше ее на 14 лет, Мишелем. Однако вскоре Болтина перевели по службе во Владимир, и семья уехала за ним. Салтыкову же запретили покидать пределы Вятской губернии. Но, по преданию, он дважды нарушал запрет, чтобы повидать возлюбленную. Категорически воспротивилась браку с Елизаветой Аполлоновной мать писателя, Ольга Михайловна: мало того, что невеста слишком молода, так еще и приданое за девушкой дают не солидное. Разница в годах вызвала сомнение и у владимирского вице-губернатора. Михаил согласился подождать один год. Молодые люди поженились в июне 1856-го, мать жениха на венчание не приехала. Отношения в новой семье складывались сложно, супруги часто ссорились, сказывалась разница характеров: Михаил - прямой, вспыльчивый, в доме его боялись. Елизавета же, наоборот, мягкая и терпеливая, не обремененная знаниями наук. Салтыкову не нравились жеманство и кокетство жены, он называл идеалы супруги «не весьма требовательными». По воспоминаниям князя Владимира Оболенского, Елизавета Аполлоновна в разговор вступала невпопад, делала замечания, не относящиеся к делу. Произносимые женщиной глупости ставили собеседника в тупик и злили Михаила Евграфовича. Елизавета любила красивую жизнь и требовала соответствующего финансового содержания. В этом муж, дослужившийся до звания вице-губернатора, еще мог поспособствовать, но постоянно влезал в долги и называл приобретение собственности безалаберным поступком. Из произведений Салтыкова-Щедрина и исследований жизни писателя известно, что он играл на фортепиано, разбирался в винах и слыл знатоком ненормативной лексики. Тем не менее, Елизавета и Михаил прожили вместе всю жизнь. Жена переписывала произведения мужа, оказалась хорошей хозяйкой, после смерти писателя грамотно распорядилась наследством, благодаря чему семья не испытывала нужду. В браке родились дочь Елизавета и сын Константин. Дети никак не проявили себя, чем огорчали знаменитого отца, безгранично их любившего. Салтыков писал: «Несчастливы будут мои дети, никакой поэзии в сердцах, никаких радужных воспоминаний». СмертьЗдоровье немолодого писателя, страдавшего от ревматизма, сильно подорвало закрытие «Отечественных записок» в 1884-м. В совместном решении министерства внутренних дел, юстиции и народного просвещения издание было признано распространителем вредных идей, а сотрудники редакции – членами тайного общества. Последние месяцы жизни Салтыков-Щедрин провел в постели, гостям просил передать: «Я очень занят – умираю». Умер Михаил Евграфович в мае 1889 от осложнений, вызванных простудой. Согласно завещанию писателя похоронили рядом с могилой на Волковском кладбище Санкт-Петербурга.
Библиография
Михаил Евграфович Салтыков-Щедрин (настоящая фамилия Салтыков, псевдоним Николай Щедрин). Родился 15 (27) января 1826 года - умер 28 апреля (10 мая) 1889 года. Русский писатель, журналист, редактор журнала «Отечественные записки», Рязанский и Тверской вице-губернатор. Михаил Салтыков родился в старой дворянской семье, в имении родителей, селе Спас-Угол Калязинского уезда Тверской губернии. Был шестым ребёнком потомственного дворянина и коллежского советника Евграфа Васильевича Салтыкова (1776-1851). Мать писателя, Забелина Ольга Михайловна (1801-1874), была дочерью московского дворянина Забелина Михаила Петровича (1765-1849) и Марфы Ивановны (1770-1814). Хотя в примечании к «Пошехонской старине» Салтыков-Щедрин и просил не смешивать его с личностью Никанора Затрапезного, от имени которого ведётся рассказ, но полнейшее сходство многого из сообщаемого о Затрапезном с несомненными фактами жизни Салтыкова-Щедрина позволяет предполагать, что «Пошехонская старина» имеет отчасти автобиографический характер. Первым учителем Салтыкова-Щедрина был крепостной человек его родителей, живописец Павел Соколов; потом с ним занимались старшая сестра, священник соседнего села, гувернантка и студент Московской духовной академии. Десяти лет от роду он поступил в Московский дворянский институт, а два года спустя был переведён, как один из лучших учеников, казённокоштным воспитанником в Царскосельский лицей. Именно там он и начал свою деятельность писателя. В 1844 году окончил лицей по второму разряду (то есть с чином X класса), 17 из 22 учеников, потому что поведение его аттестовалось не более как «довольно хорошим»: к обычным школьным проступкам (грубость, курение, небрежность в одежде) у него присоединялось «писание стихов» «неодобрительного» содержания. В лицее под влиянием свежих ещё тогда Пушкинских преданий каждый курс имел своего поэта; на XIII курсе эту роль играл Салтыков-Щедрин. Несколько его стихотворений было помещено в «Библиотеке для чтения» 1841 и 1842 годов, когда он был ещё лицеистом; другие, напечатанные в «Современнике» (ред. Плетнёва) 1844 и 1845 год, написаны им также ещё в лицее все эти стихотворения перепечатаны в «Материалах для биографии И. Е. Салтыкова», приложенных к полному собранию его сочинений. Ни одно из стихотворений Салтыкова-Щедрина (отчасти переводных, отчасти оригинальных) не носит на себе следов таланта; позднейшие по времени даже уступают более ранним. Салтыков-Щедрин скоро понял, что у него нет призвания к поэзии, перестал писать стихи и не любил, когда ему о них напоминали. Однако в этих ученических упражнениях чувствуется искреннее настроение, большей частью грустное, меланхоличное (в тот период у знакомых Салтыков-Щедрин слыл под именем «мрачного лицеиста»). В августе 1844 Салтыков-Щедрин был зачислен на службу в канцелярию военного министра и только через два года получил там первое штатное место - помощника секретаря. Литература уже тогда занимала его гораздо больше, чем служба: он не только много читал, увлекаясь в особенности и французскими социалистами (блестящая картина этого увлечения нарисована им тридцать лет спустя в четвёртой главе сборника «За рубежом»), но и писал - сначала небольшие библиографические заметки (в «Отечественных записках» 1847), потом повести «Противоречия» (там же, ноябрь 1847) и «Запутанное дело» (март 1848). Уже в библиографических заметках, несмотря на маловажность книг, по поводу которых они написаны, проглядывает образ мыслей автора - его отвращение к рутине, к прописной морали, к крепостному праву; местами попадаются и блёстки насмешливого юмора. В первой повести Салтыкова-Щедрина, «Противоречия», которую он никогда впоследствии не перепечатывал, звучит, сдавленно и глухо, та самая тема, на которую были написаны ранние романы Ж. Санд: признание прав жизни и страсти. Герой повести, Нагибин - человек, обессиленный тепличным воспитанием и беззащитный против влияний среды, против «мелочей жизни». Страх перед этими мелочами и тогда, и позже (например, в «Дороге» в «Губернских очерках») был знаком, по-видимому, и самому Салтыкову-Щедрину - но у него это был тот страх, который служит источником борьбы, а не уныния. В Нагибине отразился, таким образом, только один небольшой уголок внутренней жизни автора. Другое действующее лицо романа - «женщина-кулак», Крошина - напоминает Анну Павловну Затрапезную из «Пошехонской старины», то есть навеяно, вероятно, семейными воспоминаниями Салтыкова-Щедрина. Гораздо крупнее «Запутанное дело» (перепечатано в «Невинных рассказах»), написанное под сильным влиянием «Шинели», может быть, и «Бедных людей», но заключающее в себе несколько замечательных страниц (например, изображение пирамиды из человеческих тел, которая снится Мичулину). «Россия, - так размышляет герой повести, - государство обширное, обильное и богатое; да человек-то глуп, мрёт себе с голоду в обильном государстве». «Жизнь - лотерея», подсказывает ему привычный взгляд, завещанный ему отцом; «оно так, - отвечает какой-то недоброжелательный голос, - но почему же она лотерея, почему ж бы не быть ей просто жизнью?» Несколькими месяцами раньше такие рассуждения остались бы, может быть, незамеченными - но «Запутанное дело» появилось в свет как раз тогда, когда Февральская революция во Франции отразилась в России учреждением так называемого Бутурлинского комитета (по имени его председателя Д. П. Бутурлина), облечённого особыми полномочиями для обуздания печати. В наказание за вольнодумие уже 28 апреля 1848 года он был выслан в Вятку и 3 июля определён канцелярским чиновником при Вятском губернском правлении. В ноябре того же года он был назначен старшим чиновником особых поручений при вятском губернаторе, затем два раза занимал должность правителя губернаторской канцелярии, а с августа 1850 был советником губернского правления. О службе его в Вятке сохранилось мало сведений, но, судя по записке о земельных беспорядках в Слободском уезде, найденной после смерти Салтыкова-Щедрина в его бумагах и подробно изложенной в «Материалах» для его биографии, он горячо принимал к сердцу свои обязанности, когда они приводили его в непосредственное соприкосновение с народной массой и давали ему возможность быть ей полезным. Провинциальную жизнь в самых тёмных её сторонах, в то время легко ускользавших от взора, Салтыков-Щедрин узнал как нельзя лучше, благодаря командировкам и следствиям, которые на него возлагались - и богатый запас сделанных им наблюдений нашли себе место в «Губернских очерках». Тяжёлую скуку умственного одиночества он разгонял внеслужебными занятиями: сохранились отрывки его переводов из Токвиля, Вивьена, Шерюеля и заметки, написанные им по поводу известной книги Беккарии. Для сестёр Болтиных, дочерей вятского вице-губернатора, из которых одна (Елизавета Аполлоновна) в 1856 стала его женой, он составил «Краткую историю России». В ноябре 1855 ему разрешено было, наконец, покинуть Вятку (откуда он до тех пор только один раз выезжал к себе в тверскую деревню); в феврале 1856 он был причислен к Министерству внутренних дел, в июне того же года назначен чиновником особых поручений при министре и в августе командирован в губернии Тверскую и Владимирскую для обозрения делопроизводства губернских комитетов ополчения (созванного, по случаю Восточной войны, в 1855). В его бумагах нашлась черновая записка, составленная им при исполнении этого поручения. Она удостоверяет, что так называемые дворянские губернии предстали перед Салтыковым-Щедриным не в лучшем виде, чем недворянская, Вятская; злоупотреблений при снаряжении ополчения им было обнаружено множество. Несколько позже им была составлена записка об устройстве градских и земских полиций, проникнутая мало ещё распространенной тогда идеей децентрализации и весьма смело подчеркивавшая недостатки действовавших порядков. Вслед за возвращением Салтыкова-Щедрина из ссылки возобновилась, с большим блеском, его литературная деятельность. Имя надворного советника Щедрина, которым были подписаны появлявшиеся в «Русском вестнике» с 1856 «Губернские очерки», сразу стало одним из самых любимых и популярных. Собранные в одно целое, «Губернские очерки» в 1857 выдержали два издания (впоследствии - ещё множество). Они положили начало целой литературе, получившей название «обличительной», но сами принадлежали к ней только отчасти. Внешняя сторона мира кляуз, взяток, всяческих злоупотреблений наполняет всецело лишь некоторые из очерков; на первый план выдвигается психология чиновничьего быта, выступают такие крупные фигуры, как Порфирий Петрович, как «озорник», первообраз «помпадуров», или «надорванный», первообраз «ташкентцев», как Перегоренский, с неукротимым ябедничеством которого должно считаться даже административное полновластие. |