Из «литературных воспоминаний» о Тургеневе. Обломовщина базаровщина особенный человек новый человек нигилист
Самые увлечения Обломова и Базарова кажутся не более, как припадками умопомешательства, за которые они отвечать не должны, да и никогда не увлекаются они всем существом своим: мысль автора служит им балластом и придерживает к месту, откуда они поднялись. Происхождению своему от понятий знаменитые типы эти обязаны и своим поразительным сходством: ведь известно, что между самыми противоположными, исключительными понятиями существует родственная связь. На этом основании и разнородные типы, вышедшие из понятий, могут представлять, несмотря на противоположность свою, одно и то же лицо, только взятое в две различные минуты своего развития. Это именно мы видим на Обломове и Базарове. Понятно, что, проводя такую мысль, мы подразумеваем одну только нравственную их сущность, а не физическую, которая сближениям не подлежит, будучи формой, обусловливающей их личную, типическую особенность. , переродившийся в Базарова, должен был, конечно, измениться во внешнем виде, в образе жизни и в привычках, но зерно, из которого у одного растет непробудная душевная апатия, а у другого судорожная деятельность, не имеющая никакой нравственной опоры, заложено одно и то же в обеих натурах. Оно знакомо нам, как нельзя боле, как плод, данный свойствами нашего образования, особенностями нашего развития. Лишь только Обломов пробудился и раскрыл свои тяжелые глаза - он должен был действовать не иначе, как Базаров; мягкая, податливая натура его, покуда он находился в летаргическом состоянии, должна была преобразиться в грубую, животную природу Базарова; на этом условии Обломов только и мог подняться на ноги. Так точно и Базаров, не знающий на свете ничего святее запросов своей не вполне просветленной личности, - есть только Обломов, которого расшевелили и который стечением непредвиденных обстоятельств принужден думать и делать что-нибудь. У них одинаковый скептицизм по отношению к жизни; как Обломову все казалось невозможностью, так Базарову все кажется несостоятельным. Где же и было нажить Обломову, в пору его невозмутимой спячки, что-либо похожее на политическую веру, на нравственное правило или научное убеждение? Он умер без всякого содержания; вот почему, когда он воскрес, при иных условиях жизни, в Базарове - ему оставалось только сомневаться в достоинстве и значении всего существующего, да высоко ценить свою крепкую, живучую натуру. Цель его стремлений при этом не изменилась. Новым скептицизмом своим он достигал точно такого же душевного спокойствия, такой же невозмутимой чистоты совести и твердости в правилах, какими наслаждался и тогда, когда сидел в комнате своего домика на Петербургской стороне, между женою, диким лакеем и кулебяками. Постарайтесь сквозь всю внешнюю, обманчивую деятельность Базарова пробиться до души его: вы увидите, что он спокоен совершенно по-обломовски; житейские страдания и духовная нужда окружающего мира ему нипочем. Он только презирает их, вместо того, чтобы тихо соболезновать о них, как делал его великий предшественник. Прогресс времени! Оба они, однако же, выше бедствий, стремлений, падений и насущных требований человечества, и выше именно по причине морального своего ничтожества; они изобрели себе, каждый по-своему, умственное Утешение, Которое и ограждает их от всякого излишне скорбного чувства к ближним. Разница между ними состоит в том, что Базаров наслаждается сознанием своего превосходства над людьми с примесью злости и порывистых страстей, объясняемых преимущественно физиологическими причинами, а Обломов наслаждается этим сознанием кротко, успев подчинить свои плотские и тоже весьма живые инстинкты заведенному семейному порядку. Собственно говоря, отцы и дети изображены в литературе нашей не Одним Романом, что было бы не под силу и такому таланту, как г. Тургенев, а Двумя Замечательными романами, принадлежащими двум разным художникам, ошибавшимся и касательно выводов, которые могут быть сделаны из основной идеи их произведений. Г-н Гончаров думал, что на смену Обломовых идет поколение Штольцев, между тем как настоящая смена явилась в образе Базарова; г. Тургенев думал противопоставить Базаровым великого и малого рода их менее развитых отцов и забыл, что истинный родоначальник всех Базаровых есть Обломов, уже давно показанный нашему обществу. Отцы г. Тургенева поэтому кажутся и будут казаться подставными отцами, не имеющими ни малейшей связи с своим племенем, кроме акта рождения, очень достаточного, разумеется, для утверждения прав на фамилию, но мало достаточного для призн
ания духовного родства между членами ее. По крайней мере для нас слова: и базаровщина - выражают одно и то же представление, одну и ту же идею, представленную талантливыми авторами с двух противоположных сторон. Это художественные антиномии. И так велико значение творческих типов, хотя бы и обязанных своим происхождением понятию, что одно прозвание их открывает мгновенно длинную цепь идей и выясняет отвлеченную мысль до последних ее подробностей. Это лучезарное действие художественных образов свойственно и нашим замечательным близнецам - Обломову и Базарову (Фрагмент статьи «Г-н Помяловский» под условным названием (Базаров и Обломов).
В нем писатель создал незабываемый образ лишнего человека. Приступая к написанию романа, автор ставил цель рассказать читателю о жизни «честной и доброй симпатичной натуры, в высшей степени идеалиста, всю жизнь борющегося, ищущего правды, встречающего ложь на каждом шагу, обманывающегося и впадающего в апатию и бессилие».
Но вниманию читателя представляется более широкая картина, чем просто жизнь главного героя - Ильи Ильича Обломова. Роман Гончарова воспроизводит эпоху 40-50-х годов XIX века и дает яркое полотно помещичьей Обломовки и чиновничьего Петербурга с его калейдоскопом социальных типов - от крепостных слуг до представителей столичного барства.
Главный герой романа, Обломов Илья Ильич, человек «лет тридцати двух - трех от роду, среднего роста, приятной наружности, с темно-серыми глазами, но с отсутствием всякой определенной идеи, всякой сосредоточенности в чертах лица... мягкость была господствующим и основным выражением, не лица только, а всей души; а душа так открыто и ясно светилась в глазах, в улыбке, в каждом движении головы, руки». Таким читатель застает героя в начале романа, в Петербурге, на Гороховой улице, где он живет со своим слугой Захаром. Из главы «Сон Обломова», а также из отдельных, разбросанных по всему тексту штрихов, читатель узнает о детстве и юности героя. Он рос и воспитывался среди людей, которые понимали жизнь как «идеал покоя и бездействия», а труд считали наказанием.
Жизнь в Обломовке и привычка делать все с помощью других людей развили в герое апатическую неподвижность. Весь роман - это история человека, который медленно, но верно погружается в трясину апатии. Иной тип характера раскрыт в образе Андрея Штольца - немца по отцу, русского по матери. В Андрее с детства развивались такие черты, как инициативность и трудолюбие. Он не может понять Обломова и не теряет надежды возродить его к жизни. Уезжая в очередной раз за границу, Андрей поручает заботу о своем друге Ольге Ильинской - молодой девушке, лишенной светской фальши и кокетства. Она пыталась изменить Обломова, заставить его жить другой, активной и мыслящей жизнью. Но они по-разному понимали идеал жизни. Прощаясь с Ильей, Ольга говорит: «Я узнала недавно только, что любила в тебе то, что я хотела, чтоб было в тебе то, что указал мне Штольц, что мы выдумали с ним. Я любила будущего Обломова! Ты кроток, честен, Илья; ты нежен… как голубь; ты прячешь голову под крыло - и ничего не хочешь больше; ты готов всю жизнь проворковать под кровлей… да я не такая: мне мало этого, мне нужно чего-то еще, а чего - не знаю!»
Обломов и сам понимает, что не достоин Ольги, хотя любит ее искренне и бескорыстно. Их история любви красива и романтична, но у нее не может быть продолжения, потому что Илья и Ольга - разные люди. Если он представляет себе будущее в тихих, спокойных прогулках по саду, приятных беседах, встречах гостей, то для нее - это непрерывное движение вперед. Но именно Ольга сумела разглядеть иные, присущие цельной натуре, черты характера Обломова: честность, открытость, способность на глубокие чувства. Все эти качества чужды дельцам и карьеристам, которые периодически появляются у дивана Ильи Ильича. Каждый из них, рассказывая о своих занятиях и проблемах, являет собой тот или иной вариант активной и деятельной жизни, которую действительность предлагает герою вместо лежания на диване. После ухода каждого из гостей хозяин подводит своеобразный итог разговору с ним и выносит отрицательную оценку. Обломова совершенно не привлекает ни карьера, ни светские успехи, потому что он видит в них только бесполезную суету. Его же душа требует чего-то возвышенного и прекрасного, ради которого стоит подняться с дивана. Выросший на лоне русской природы, среди покоя и тишины, окруженный заботой и лаской, он не мог найти себя в расчетливом и суетливом мире большого города, в обществе, в котором, по его мнению, нет «интересов ума, сердца, нет всеобщей симпатии».
Обладающий огромной силой обобщения, образ Обломова относится к «вечным» образам не только русской, но и мировой литературы. Фигура главного героя неоднозначна и вызывает у читателей различные мнения. Одни видят в нем мудреца и созерцателя, человека с добрым, «голубиным», сердцем. Другие отмечают, главным образом, его лень и апатию, бесполезность и никчемность. Но автор, работая над романом, стремился к тому, чтобы читатель соединил все образы произведения в одно целое и смог составить представление о русской жизни и актуальных для этого времени проблемах. Рассказывая о жизни главного героя, Гончаров показал такое широкое понятие, как обломовщина. С одной стороны, оно включает в себя весь патриархальный уклад русской жизни с ее праздной сонливостью, культом еды, стремлением к тишине и покою, а с другой стороны - поэтичность, доброту и любовь. Слово «обломовщина » впервые произносит Штольц - друг Ильи Ильича и его антипод. Когда Андрей понимает, что надежды на возрождение Обломова к жизни нет, он восклицает: «Погиб… Навсегда погиб!», а позднее говорит Ольге, что в доме Ильи царит «обломовщина». Это понятие становится одновременно и ключевым, и роковым для главного героя. Все попытки Андрея Штольца и Ольги Ильинской возродить Илью Ильича оказываются безуспешными: трясина апатии берет вверх и поглощает живое и чистое начало героя, приводит его личность к гибели - вначале нравственной, а затем и физической. Таков итог жизни доброго и думающего человека, способного в иных условиях принести большую пользу обществу. Истоки его трагедии коренятся в общественном укладе патриархальной России. Лень и апатия героя - результат воспитания и окружающих обстоятельств. Именно « », справедливо названная Н.А. Добролюбовым чертой русского национального характера, искалечила судьбу главного героя и погубила его. И это было очень мучительно для самого Обломова, который «болезненно чувствовал, что в нем зарыто, как в могиле, какое-то хорошее, светлое начало, может быть, теперь уже умершее...» Чувство собственного достоинства, внутренняя свобода, привлекавшие к главному герою и Ольгу, и Штольца, не могут оставить безразличными и читателя.
Слово «обломовщина» стало нарицательным благодаря критику Н.А. Добролюбову . В своей статье он подробно рассмотрел проблему, затронутую Гончаровым и не потерявшую своей актуальности и в наши дни. Илья Ильич, делясь своими мыслями со Штольцем, говорит: «Наше имя легион», и он совершенно прав. Явление обломовщины, заглушающее волю и силу духа ради спокойствия и безмятежного благополучия, способно погубить многих людей. Поэтому каждый из нас должен задуматься, вовремя увидеть и искоренить признаки этой душевной болезни, способной «повергнуть человека в жалкое состояние нравственного рабства».
Выгодное отличие типов-понятий Гончарова и Тургенева от аналогичных образов, например, Н. Г. Помяловского (Молотов и Череванин) в том, что в случае с Обломовым и Базаровым эти типы «даны ‹…› нам жизнию» (Там же. С. 261); «сама мысль, которой они обязаны своим происхождением, родилась из непосредственного созерцания
общества, из проникновения, так сказать, в глубь его психологического настроения, из перехваченной тайны его существования» (Там же. С. 264).
Имея в виду «одну только нравственную их сущность, а не физическую», Анненков говорит о «поразительном сходстве» двух знаменитых героев: «…ведь известно, что между самыми противоположными, исключительными понятиями существует родственная связь» (Там же. С. 262). Более того, по логике критика, Обломов и Базаров могут быть поняты как «одно и то же лицо, только взятое в различные минуты своего развития. ‹…› Обломов, переродившийся в Базарова, должен был, конечно, измениться во внешнем виде, в образе жизни и в привычках, но зерно, из которого у одного растет непробудная душевная апатия, а у другого судорожная деятельность, не имеющая никакой нравственной опоры, заложено одно и то же в обеих натурах. Оно знакомо нам как нельзя более как плод, данный свойствами нашего образования, особенностями нашего развития. Лишь только Обломов пробудился и раскрыл свои тяжелые глаза – он должен был действовать не иначе как Базаров;1 мягкая, податливая натура его, покуда он находился в летаргическом состоянии, должна была преобразиться в грубую, животную природу Базарова: на этом условии Обломов только и мог подняться на ноги. Так точно и Базаров, не знающий на свете ничего святее запросов своей не вполне просветленной личности, есть только Обломов, которого расшевелили и который с течением непредвиденных обстоятельств принужден думать и делать что-нибудь. У них одинаковый скептицизм по отношению к жизни: как Обломову все казалось невозможностью, так Базарову все кажется несостоятельным. Где же и было нажить Обломову, в пору его невозмутимой спячки, что-либо похожее на политическую веру, на нравственное правило или научное убеждение?2 Он умер без всякого содержания; вот почему, когда
он воскрес, при иных условиях жизни, в Базарове, ему оставалось только сомневаться в достоинстве и значении всего существующего да высоко ценить свою крепкую, живучую натуру. Цель его стремлений при этом не изменилась. Новым скептицизмом своим он достигал точно такого же душевного спокойствия, такой же невозмутимой чистоты совести и твердости в правилах, какими наслаждался и тогда, когда сидел в комнатке своего домика на Петербургской стороне между женой, диким лакеем и кулебяками. Постарайтесь сквозь внешнюю, обманчивую деятельность Базарова пробиться до души его: вы увидите, что он спокоен совершенно по-обломовски; житейские страдания и духовная нужда окружающего мира ему нипочем. Он только презирает их, вместо того чтоб тихо соболезновать о них, как делал его великий предшественник. Прогресс времени! Оба они, однако же, выше бедствий, стремлений, падений и насущных требований человечества, и выше именно по причине морального своего ничтожества;1 они изобрели себе, каждый по-своему, умственное утешение, которое и ограждает их от всякого излишне скорбного чувства к ближним. Разница между ними состоит в том, что Базаров наслаждается сознанием своего превосходства над людьми с примесью злости и порывистых страстей, объясняемых преимущественно физиологическими причинами, а Обломов наслаждается этим сознанием кротко, успев подчинить свои плотские и тоже весьма живые инстинкты заведенному семейному порядку» (Там же. С. 262-263).2
И наконец, толкуемое таким образом родство Обломова и Базарова приводит Анненкова к совершенно оригинальному пониманию проблемы «отцов и детей», столь значимой для русской литературы середины XIX в.: «…отцы и дети изображены в литературе нашей не одним романом, что было бы не под силу и такому таланту, как г. Тургенев, а двумя замечательными романами, принадлежащими двум разным художникам, ошибавшимся и касательно выводов, которые могут быть сделаны из основной идеи их произведений. Г. Гончаров думал, что на смену Обломовых идет поколение практических Штольцев, между тем как настоящая смена явилась в образе Базарова; г. Тургенев думал противопоставить Базаровым великого и малого рода их менее развитых отцов и забыл, что истинный родоначальник всех Базаровых есть Обломов, уже давно показанный нашему обществу. Отцы г. Тургенева поэтому кажутся и будут казаться подставными отцами, не имеющими ни малейшей связи с своим племенем, кроме акта рождения, очень достаточного для признания духовного родства между членами ее. По крайней мере для нас слова „обломовщина” и „базаровщина” выражают одно и то же представление, одну и ту же идею, представленную талантливыми авторами с двух противоположных сторон. Это художественные антиномии. И так велико значение творческих типов, хотя бы и обязанных своим происхождением понятию, что одно призвание их открывает мгновенно длинную цепь идей и выясняет отвлеченную мысль до последних ее подробностей» (Там же. С. 263-264).
Уравнивая этих героев и в эстетическом плане (Обломов и Базаров – «понятия-типы»), и в социально-политическом («истинный родоначальник всех Базаровых есть Обломов»), Анненков, как отметил И. Н. Сухих, вступал «в необъявленный спор с Добролюбовым, говорившим об идущих на смену „обломовцам” героях „новой русской жизни”, и с Писаревым, для которого Базаров отменил Печориных и Рудиных».1
В статье «Исторические и эстетические вопросы в романе гр. Л. Н. Толстого „Война и мир”» (1868) Анненков наметил другую параллель: говоря о главных героях толстовского романа, критик первым называет «тяжелого, но
гуманно-развитого молодого Безухова, – тип, похожий на Обломова, если Обломова сделать безмерным богачом и побочным сыном одного из екатерининских орлов» (Там же. С. 356).
Очень большую группу критических отзывов о романе и его главном герое составляют отклики, относящиеся к концу XIX в. – 1910-м гг.
Неоднозначно к образам Обломова и Штольца, как и к творчеству Гончарова в целом, относился А. П. Чехов. «Читаю Гончарова, – писал он А. С. Суворину в начале мая 1889 г., – и удивляюсь. Удивляюсь себе: за что я до сих пор считал Гончарова первоклассным писателем? Его „Обломов” совсем неважная штука. Сам Илья Ильич – утрированная фигура, не так уж крупен, чтобы из-за него стоило писать целую книгу. Обрюзглый лентяй, каких много, натура не сложная, дюжинная, мелкая; возводить сию персону в общественный тип – это дань не по чину. Я спрашиваю себя: если бы Обломов не был лентяем, то чем бы он был? И отвечаю: ничем. А коли так, то и пусть себе дрыхнет. Остальные лица мелкие, пахнут лейковщиной, взяты небрежно и наполовину сочинены. Эпохи они не характеризуют и нового ничего не дают. ‹…› Ольга сочинена и притянута за хвост. А главная беда – во всем романе холод, холод, холод… Вычеркиваю Гончарова из списка моих полубогов».1 Резкими эпистолярными суждениями Чехова о свергнутом «полубоге», романе «Обломов» и его героях, которые, как известно, не были фигурами случайными,2 все-таки не исчерпывается его отношение к творчеству Гончарова. Очевидно отражение некоторых поэтических мотивов «Сна Обломова» в повести «Степь». М. О. Меньшиков писал о героях чеховских произведений «Страх», «Скучная история», «Дуэль», «Жена»,
«Соседи»: «…слабые и дряблые русские люди, новейшие Обломовы, решительно не умеющие жить, не умеющие устраивать ни своего, ни чужого счастья при самых прекрасных внешних обстоятельствах».1
Д. С. Мережковский в статье «И. А. Гончаров (Критический этюд)», напечатанной еще при жизни романиста,2
заметил, что автор «Обломова» резко выделяется на фоне других писателей своим особым отношением к природе. Процитировав часть описания обломовского мира, где говорится о небе, которое «ближе жмется к земле», чтобы «обнять ее покрепче, с любовью», критик заметил: «Вот природа, как ни один из новых поэтов не понимает ее, – природа, лишенная тайны, ограниченная и прекрасная, какой представляли ее древние: декорация для идиллии феокритовских пастухов или, еще лучше, для счастия патриархальных помещиков» («Обломов» в критике. С. 174).
«Литература 18 века» - Единство действия (одна сюжетная линия, действующих лиц не более 10). Резонер. Итог. Истоки мирового классицизма. Рационализм. Амплуа – стереотип характера, который переходит из пьесы в пьесу. Переходный характер, формирование светской литературы Имена Феофан Прокопович. Героиня - герой любовник - второй любовник.
«Культура серебряного века» - Тружусь, как раб, а для свободы Зову я ночь, покой и тьму. Гипотеза. Сколько бедствий, катастроф вобрал в себя период начала века! Моей божественной природы Я не открою никому. Не сотворю себе кумира Ни на земле, ни в небесах. Серебряного века силуэт... Цели: Надежды и разочарования, взлёты и падения, обретения и потери…
«Средневековая литература» - В иносказательной форме изображается жизнь средневековой Европы. Мы узнали о том, что в средние века существовал культ дамы. Какие известные произведения дошли до нас из эпохи Средневековья? Мы включили бы в экспозицию рассказ о «Романе о лисе». Мы включили бы в экспозицию рассказ о «Песни о Роланде».
«Поэзия 19-20 веков» - Символизм от греч. simbolon - знак, символ. Состав поэтов широк и разнообразен. Символисты использовали мелодизм, создавая сложные музыкально – словесные конструкции. Состав поэтов. Символизм. Кубофутуристы старались создатьв поэзии «куби-ческое построение словесной массы». Бунин, М. Цветаева… Реферат.
«Курс истории литературы» - Древнейшая переводная литература. Апокрифы. Главное в филологическом образовании. Дидактические единицы. Системы оценки для текущего контроля успеваемости. Экзамен. Периодизация. Жития. Место и значение русской литературы в историческом бытии этноса – народа – нации. Вопросы к экзамену. 4. Формы проведения учебной практики (Указываются формы проведения практики.
«Коллективизация в литературе» - Я твои богатства стерегу Я тебя храню от слепоты». Не беспорточник, а работящий, преуспевающий - и работник и предприниматель. Ф. Абрамов нередко говорил, что Россия прощается с деревней как с матерью. Не бывает крепкой державы, земля которой не кормит свой народ… МОУ «Лазурненская СОШ». Деградация крестьянина страшнее деградации почвы.
Всего в теме 18 презентаций
Введение
Иван Гончаров впервые в своем романе «Обломов» вводит новое для русской литературы понятие «обломовщины», которым обозначил особую социальную тенденцию, характерную, прежде всего, для русского народа, заключенную в полном безволии, апатичности, постоянной лени и чрезмерной мечтательности, когда иллюзии заменяют реальную жизнь, и человек деградирует. Само слово «обломовщина» произошло от имени главного героя произведения – Обломова и названия его родной деревни – Обломовки, которая и являлась средоточием всего того, что привело к постепенному угасанию Ильи Ильича как личности, его полной оторванности от мира и окончательному эскапизму. Изображение Обломова и «обломовщины» в романе Гончарова – это отражение процесса постепенного изменения, «слома» человека, которому прививают неестественные ценности и желания, что в итоге приводит к трагичным последствиям – обретению ложного смысла жизни, боязни реального мира и ранней смерти героя.
Обломовка и «обломовщина»
Корни появления «обломовщины» в Обломове лежат в детстве героя – Илья Ильич рос в далекой, в буквальном смысле оторванной от реального мира и центра России деревне – Обломовке. Поместье Обломовых расположилось в живописной, тихой, умиротворяющей местности, где климат радовал своей умеренностью и спокойствием, где не было сильных дождей, ураганов или ветров, бушующего моря или величественных гор, вместо которых раскинулись пологие холмы, даже небо «ближе жмется к земле», «чтоб обнять ее покрепче, с любовью: оно распростерлось так невысоко над головой, как родительская надежная кровля, чтоб уберечь, кажется, избранный уголок от всяких невзгод». Все здесь сулило «покойную, долговременную жизнь до желтизны волос и незаметную, сну подобную смерть». Даже поры года сменяли друг друга по календарю, не разрушая посевы весенними снегами, – все в Обломовке шло по привычному укладу, не меняясь десятки лет. В таком подобии рая на земле и развивались Обломов и обломовцы, даже природой огражденные от всяких невзгод, переживаний и утрат.
Люди в Обломовке жили от обряда к обряду – от рождения к свадьбе и от свадьбы к похоронам. Умиротворяющая природа усмиряла их нрав, делая тихими, безобидными и равнодушными ко всему: самые страшные злодеяния в деревне были связаны с кражей гороха или моркови, а найдя однажды мертвого человека из соседней деревни, они решили забыть об этом, так как жизнь других общин их не касалась, а значит покойник – не их проблема. Похожая ситуация была и с письмом из соседнего поместья, где был описан рецепт пива, но обломовцы боялись его открыть сразу, опасаясь недобрых вестей, способных нарушить привычное спокойствие деревни. Труд в Обломовке не любили, считая его повинностью и стараясь как можно быстрее сделать дело или вовсе переложить его на плечи другого. В поместье всю работу выполняли дворовые, которые, как видно на примере Захара, также были не самыми ответственными и трудолюбивыми людьми, но при этом оставались преданными слугами своих бар.
Дни обломовцев протекали в спокойствии и безделье, а самым важным событием был выбор блюд к обеду, когда каждый предлагал свои варианты, а затем все советовались, подходя к меню с особой серьезностью: «забота о пище была первая и главная жизненная забота в Обломовке. После трапезы все впадали в сонное состояние, иногда вели ленивые бессмысленные разговоры, но чаще вовсе молчали, постепенно засыпая: «это был какой-то всепоглощающий, ничем непобедимый сон, истинное подобие смерти», которое из года в год наблюдал маленький Илья, постепенно перенимая модель поведения и ценности родителей.
Детство Обломова в Обломовке
В детстве Илья был любознательным, активным ребенком, который всячески старался познать окружающий мир. Ему хотелось, как и другим ребятам, бегать по полям, лазить по деревьям, гулять, где запрещено, или, взобравшись на сеновал, любоваться с высоты речкой и великолепными пейзажами. Обломову нравилось наблюдать за животными, осматривать окружающую местность. Однако чрезмерно опекающие родители, которые с младенчества окружили Илью непрерывной заботой и контролем, запрещали мальчику активно взаимодействовать с миром и изучать его, прививая ему совершенно иные, «обломовские» ценности и модель поведения: постоянную лень, нежелание трудиться и учиться, безвольность и боязнь реального мира.
Лишенный необходимости бороться за свои желания, получая, все, что он хочет, по первому запросу, Обломов привык к безделью. Ему не нужно было решать или делать что-либо самостоятельно – всегда рядом были родители, которые «лучше знали», что нужно их сыну, либо слуги, готовые принести ему любые кушанья, помочь одеться либо убраться в покоях. Илью растили как экзотический «комнатный цветок», всеми силами защищая его от внешнего мира и укрывая в умиротворяющем гнездышке Обломовки. Родители не требовали от сына даже успехов в учебе, так как не считали науку чем-то действительно важным и полезным, часто сами оставляли его дома по праздникам или в непогоду. Именно поэтому обучение в школе, а затем и в институте, стало для Обломова чем-то вроде указания родителей, а не реализацией его собственной воли. На занятиях Илье Ильичу было скучно, он не понимал, как полученные знания можно будет применить в дальнейшей жизни, в частности, в Обломовке.
Разрушающее влияние сказок на жизнь Обломова
В романе Илья Ильич предстает очень чувствительным, мечтательным, человеком, который умеет видеть прекрасное и тонко переживать любые проявления внешнего мира. Во многом на формирование в герое этих качеств повлияли именно живописная обломовская природа и сказки, которые рассказывала мальчику его няня. Мифы и легенды увлекали Обломова в совершенно другой мир – мир фантастический, прекрасный и полный чудес: «Он невольно мечтает о Милитрисе Кирбитьевне; его все тянет в ту сторону, где только и знают, что гуляют, где нет забот и печалей; у него навсегда остается расположение полежать на печи, походить в готовом, незаработанном платье и поесть на счет доброй волшебницы». Даже в зрелом возрасте, понимая, что «молочных рек» не существует, Илья Ильич «бессознательно грустит подчас, зачем сказка не жизнь, а жизнь не сказка». Именно поэтому в Обломове продолжало жить то, привитое со сказками, ощущение брошенности человека в ужасающем и пугающем мире, где нужно вслепую пробираться вперед, ни видя не цели, ни дороги, спасти от которого может только истинное чудо.
Сказочный, волшебный мир легенд и мифов становится для Обломова альтернативной реальностью и уже в зрелом возрасте он сам выдумывает себе сказку о будущей жизни в райской Обломовке, о бесконечном спокойном семейном счастье, благополучии и спокойствии. Однако трагизм Ильи Ильича состоит даже не в тотальном эскапизме, боязни общества, нежелании что-либо делать и бороться за свое счастье, а не понимание, что он уже заменил реальную жизнь иллюзорной. Перед смертью для Обломова его мечты более реальны и важны, чем его сын, жена, друг и окружающие люди, даже важнее его самого, ведь в мечтах у него все в порядке со здоровьем, он полон сил и энергии. Однако сам Гончаров в романе дает читателю кратко одно из объяснений этой подмены: «а может быть, сон, вечная тишина вялой жизни и отсутствие движения и всяких действительных страхов, приключений и опасностей заставляли человека творить среди естественного мира другой, несбыточный, и в нем искать разгула и потехи праздному воображению или разгадки обыкновенных сцеплений обстоятельств и причин явления вне самого явления», подчеркивая, что сама жизнь должна быть непрерывным стремлением вперед, а не бесконечным сном в «зоне комфорта».
Заключение
Понятие «обломовщины» в романе «Обломов» вводится Гончаровым не как единичная характеристика жизненных мотивов и особенностей натуры главного героя, а в качестве типичного и особо привлекательного для русского общества явления – архетипа Емели-дурачка, лежащего на печи и ожидающего своего звездного часа. По словам самого автора, это «злая и коварная сатира на наших прадедов, а может быть, еще и на нас самих» – сказка, в которую хочется верить каждому, но которая не имеет ничего общего с реальностью, где для достижения высот необходимо встать с печи и трудиться, работать над собой. На примере Обломова Гончаров показал, как пагубно может повлиять на чувствительно, мечтательного человека чрезмерная забота и опека, защита от стрессов и потерь, приводящая к полному разочарованию в реальной жизни и замене ее иллюзиями.
Характеристика понятия «обломовщина», история её появления и связь с главным героем романа пригодятся 10 классам во время подготовки сочинения на тему «Обломов и «обломовщина» в романе «Обломов».
Тест по произведению