Что такое роман как жанр литературы. Понятие жанра


Расстановка ударений: РОМА`Н

РОМАН (от франц. roman - первоначально произведение на романских языках) - большая форма эпического жанра лит-ры нового времени. Его наиболее общие черты: изображение человека в сложных формах жизненного процесса, многолинейность сюжета, охватывающего судьбы ряда действующих лиц, многоголосие, отсюда - большой объем сравнительно с другими жанрами. Понятно, конечно, что эти черты характеризуют основные тенденции развития романа и проявляются крайне многообразно.

Само возникновение этого жанра - или, точнее, его предпосылок - относят нередко к древности или средневековью. Так, говорят об "античном Р." ("Дафнис и Хлоя", "Метаморфозы, или Золотой осел" Апулея, "Сатирикон" Петрония и т. п.) и "Р. рыцарском" ("Тристан и Изольда", "Лоэнгрин" фон Эшенбаха, "Смерть Артура" Мэлори и т. д.). Эти прозаические повествования действительно имеют нек-рые черты, сближающие их с Р. в современном, собственном смысле слова. Однако перед нами все-таки скорее похожие, аналогичные, чем однородные, явления.

В античной и средневековой повествовательной прозаической лит-ре нет целого ряда тех существеннейших свойств содержания и формы, к-рые играют определяющую роль в Р. Правильней будет понимать названные произведения античности как особенные жанры идиллической ("Дафнис и Хлоя") или комической ("Сатирикон") повести, а истории средневековых рыцарей рассматривать как, опять-таки, своеобразный жанр рыцарского эпоса в прозе. Р. в собственном смысле начинает формироваться лишь в конце эпохи Возрождения. Его зарождение неразрывно связано с той новой художественной стихией, к-рая первоначально воплотилась в ренессанс-ной новелле (см.), точнее - в особом жанре "книги новелл" типа "Декамерон" Боккаччо.

Р. явился эпосом частной жизни. Если в предшествующем эпосе центральную роль играли образы представителей народа, общества, государства (вождей, полководцев, жрецов) или же образы героев, открыто воплощавших в себе силу и мудрость целого человеческого коллектива, то в Р. на первый план выходят образы людей обыкновенных, людей, в действиях к-рых непосредственно выражается только их индивидуальная судьба, их личные устремления. Предшествующий эпос основывался на больших исторических (пусть даже легендарных) событиях, участниками или, точнее, прямыми творцами к-рых выступали основные герои. Между тем Р. (за исключением особенной формы исторического Р., а также Р.-эпопеи) основывается на событиях частной жизни и к тому же обычно на вымышленных автором событиях.

Далее, действие народного и, шире, исторического эпоса, как правило, развертывалось в отдаленном прошлом, своеобразном "эпическом времени", между тем как для Р. типична связь с живой современностью или хотя бы с самым недавним прошлым, за исключением особого вида Р. - исторического. Наконец, эпос имел прежде всего героический характер, был воплощением высокой поэтической стихии; Р. же выступает как прозаический жанр, как изображение будничной, повседневной жизни во всей многогранности ее проявлений. Более или менее условно можно определить роман как жанр принципиально "средний", нейтральный. И в этом ярко выражается историческая новизна жанра, ибо ранее господствовали жанры "высокие" (героические) либо "низкие" (комические), а жанры "средние", нейтральные, не получили сколько-нибудь широкого развития. Р. явился наиболее полным и законченным выражением иск-ва эпической прозы. Но при всех глубоких отличиях от предшествующих форм эпоса Р. является подлинным наследником древней и средневековой эпической лит-ры, подлинным эпосом нового времени. На совершенно новой художественной основе в Р., как говорил Гегель, "снова полностью выступает богатство и многообразие интересов, состояний, характеров, жизненных отношений, широкий фон целостного мира" (Соч., т. 14, с. 273). Этому нисколько не противоречит тот факт, что в центре Р. обычно стоит образ "частного" человека с его сугубо личной судьбой и переживаниями. В эпоху возникновения Р. "...отдельный человек выступает освобожденным от естественных связей и т. д., которые в прежние исторические эпохи делали его принадлежностью определенного ограниченного человеческого конгломерата" (Маркс К., К критике политической экономии, 1953, с. 193-94). С одной стороны, это значит, что отдельный человек не выступает более как прежде всего представитель определенной группы людей; он обретает свою собственную личную судьбу и индивидуальное сознание. Но в то же время это означает, что отдельный человек непосредственно связан теперь не с известным ограниченным коллективом, но с жизнью целого об-ва или даже всего человечества. А это, в свою очередь, приводит к тому, что становится возможным и, более того, необходимым художественное освоение общественной жизни сквозь призму индивидуальной судьбы "частного" человека.

Конечно, это освоение совершается гораздо более сложным и опосредованным путем, чем освоение судьбы народа в образе величественного народного героя, как это имело место в древнем эпосе. Но не подлежит сомнению, что романы Прево, Филдинга, Стендаля, Лермонтова, Диккенса, Тургенева и т. д. в личных судьбах основных персонажей раскрывают самое широкое и глубинное содержание общественной жизни эпохи. Причем во многих Р. нет даже сколько-нибудь развернутой картины жизни общества, как таковой; все изображение сосредоточено на частной жизни индивида. Однако, поскольку в новом об-ве, строившемся после эпохи Возрождения, частная жизнь человека оказалась неразрывно связанной со всей жизнью общественного целого (хотя бы человек и не выступал как политический деятель, руководитель, идеолог), - совершенно "частные" поступки и переживания Тома Джонса (у Филдинга), Вертера (у Гёте), Печорина, госпожи Бовари предстают как художественное освоение целостной сущности породившего этих героев общественного мира. Поэтому Р. смог стать подлинным эпосом нового времени и в наиболее монументальных своих проявлениях как бы возродил жанр эпопеи (см.). Первой исторической формой Р., к-рой предшествовали новелла и эпопея Ренессанса, явился плутовской Р., активно развивавшийся в конце 16 - нач. 18 в. ("Ласарильо с Тор-меса", "Франсион" Сореля, "Симпли-циссимус" Гриммельгаузена, "Жиль Блас" Лесажа и т. д.). С конца 17 в. развивается психологическая проза, имевшая огромное значение для становления Р. (книги Ларошфуко, Лабрюйера, повесть Лафайета "Принцесса Клевская"). Наконец, очень важную роль в формировании Р. сыграла мемуарная лит-ра 16 - 17 вв., в к-рой впервые стали объективно изображаться частная жизнь и личные переживания людей (книги Бенвенуто Челлини, Монтеня, Севиньи и т. д.); так, именно мемуары (или, точнее, путевые записки моряка) послужили основой и стимулом для создания одного из первых великих Р. - "Робинзон Крузо" (1719) Дефо. Р. достигает зрелости в 18 в. Один из самых ранних подлинных образцов жанра - "Манон Леско" (1731) Антуана Прево. В этом Р. как бы слились в новаторскую органическую целостность традиции плутовского Р., психологической прозы (в духе "Максим" Ларошфуко) и мемуарной лит-ры (характерно, что этот Р. первоначально появился как фрагмент многотомных вымышленных мемуаров некоего лица).

В течение 18 в. Р. завоевывает господствующее положение в лит-ре (в 17 в. он еще выступает как боковая, второстепенная сфера иск-ва слова). В Р. 18 в. развиваются уже две разные линии - Р. социально-бытовой (Филдинг, Смоллет, Луве де Кувре и т. д.) и более мощная линия психологического Р. (Ричардсон, Руссо, Стерн, Гёте и др.).

На рубеже 18 - 19 вв., в эпоху романтизма, жанр Р. переживает своего рода кризис; субъективно-лирический характер романтической лит-ры противоречит эпической сущности Р. Многие писатели этого времени (Шатобриан, Сенанкур, Шлегель, Новалис, Констан) создают Р., к-рые напоминают скорее лирические поэмы в прозе.

Однако в это же время переживает расцвет особенная форма - исторический Р., к-рый выступает как своего рода синтез Р. в собственном смысле и эпической поэмы прошлого (романы Вальтера Скотта, Виньи, Гюго, Гоголя).

В целом период романтизма имел для Р. обновляющее значение, подготовил новый его взлет и расцвет. На вторую треть 19 в. приходится классическая эпоха Р. (Стендаль, Лермонтов, Бальзак, Диккенс, Теккерей, Тургенев, Флобер, Мопассан и др.). Особенную роль играет русский Р. второй половины 19 в., прежде всего романы Толстого и Достоевского. В творчестве этих величайших писателей достигает качественно нового уровня одно из решающих свойств Р. - его способность воплотить всеобщий, всечеловеческий смысл в частных судьбах и личных переживаниях героев. Углубленный психологизм, освоение тончайших движений души, характерное для Толстого и Достоевского, не только не противоречат, но, наоборот, определяют это свойство. Толстой, отмечая, что в Р. Достоевского "не только мы, родственные ему люди, но иностранцы узнают себя, свою душу...", объяснял это так: "Чем глубже зачерпнуть, тем общее всем, знакомее и роднее" (Толстой Л. Н., О лит-ре, М., 1955, с. 264).

Роман Толстого и Достоевского оказал огромное воздействие на дальнейшее развитие жанра в мировой лит-ре. Крупнейшие романисты 20 в. - Т. Манн, Франс, Роллан, Гамсун, Мартен дю Гар, Голсуорси, Лакснесс, Фолкнер, Хемингуэй, Тагор, Акутагава - явились прямыми учениками и последователями Толстого и Достоевского. Т. Манн сказал, что романы Толстого "вводят нас в искушение опрокинуть соотношение между романом и эпосом, утверждаемое школьной эстетикой, и не роман рассматривать как продукт распада эпоса, а эпос - как примитивный прообраз романа". (Собр. соч., т. 10, М., 1961, с. 279).

Традиции Толстого и Достоевского новаторски продолжил Горький, к-рый стал основоположником Р. социалистического реализма. В высших образцах этого Р. жизнь, бытие предстает как творческое деяние народа, и поэтому Р. социалистического реализма особенно органически воплощает эпическую сущность жанра, тяготеет к эпопее в точном смысле слова. Это со всей очевидностью выступает в таких крупнейших явлениях советского Р., как "Жизнь Клима Самгина" и "Тихий Дон". Но это вовсе не означает, что Р. социалистического реализма отказывается от многогранной природы жанра. Уже хотя бы названные произведения характеризуют глубокое освоение жизни и сознания личности, что всегда было присуще Р.

В первые послеоктябрьские годы была популярна идея, согласно к-рой в новом, революционном Р. главным или даже единственным содержанием должен стать образ массы. Однако при реализации этой идеи Р. оказался под угрозой распада, он превращался в цепь бессвязных эпизодов (напр., в произведениях Б. Пильняка). В лит-ре 20 в. частое стремление ограничиться изображением внутреннего мира личности выражается в попытках воссоздать т. н. "поток сознания" (Пруст, Джойс, современная школа "нового Р." во Франции). Но, лишенный объективно-действенной основы, Р., в сущности, теряет свою эпическую природу и перестает быть Р. в подлинном смысле слова.

Р. может действительно развиваться лишь на почве гармонического единства объективного и субъективно, внешнего и внутреннего в человеке. Это единство свойственно крупнейшим Р. последнего времени - романам Шолохова, Лакснесса, Грэма Грина, Фолкнера и др.

Лит.: Грифцов Б. А., Теория романа, М., 1927; Чичерин А. В., Возникновение романа-эпопеи, М., 1958; Фокс Р., Роман и народ, М., 1960; Днепров В., Роман - новый род поэзии, в его кн.: Проблемы реализма, Л., 1961; Кожинов В., Происхождение романа, М., 1963; Настоящее и будущее романа (Материалы дискуссии), "Ин. лит-ра", 1964, № 6, 10; Бахтин М., Слово в романе, "Вопр. лит-ры", 1965, № 8; История русского романа, т. 1 - 2, М. - Л., 1962 - 64; История русского советского романа, кн. 1 - 2, М. - Л., 1965; Д э к с П., Семь веков романа. Сб. ст., пер. с франц., М., 1962.

В. Ножинов.


Источники:

  1. Словарь литературоведческих терминов. Ред. С 48 сост.: Л. И. Тимофеев и С. В. Тураев. М., "Просвещение", 1974. 509 с.

М. М. Бахтин

Эпос и роман (О методологии исследования романа)

Изучение романа как жанра отличается особыми трудностями. Это обусловлено своеобразием самого объекта: роман - единственный становящийся и еще не готовый жанр. Жанрообразующие силы действуют на наших глазах: рождение и становление романного жанра совершаются при полном свете исторического дня. Жанровый костяк романа еще далеко не затвердел, и мы еще не можем предугадать всех его пластических возможностей.

Остальные жанры как жанры, то есть как некие твердые формы для отливки художественного опыта, мы знаем в уже готовом виде. Древний процесс их формирования лежит вне исторически документированного наблюдения. Эпопею мы находим не только давно готовым, но уже и глубоко состарившимся жанром . То же самое можно сказать, с некоторыми оговорками, о других основных жанрах, даже о трагедии. Известная нам историческая жизнь их есть их жизнь как готовых жанров с твердым и уже малопластичным костяком. У каждого из них есть канон, который действует в литературе как реальная историческая сила.

Все эти жанры или, во всяком случае, их основные элементы гораздо старше письменности и книги, и свою исконную устную и громкую природу они сохраняют в большей или меньшей степени еще и до нынешнего дня. Из больших жанров один роман моложе письма и книги, и он один органически приспособлен к новым формам немого восприятия, то есть к чтению. Но главное - роман не имеет такого канона, как другие жанры: исторически действенны только отдельные образцы романа, но не жанровый канон как таковой. Изучение других жанров аналогично изучению мертвых языков; изучение же романа - изучению живых языков, притом молодых.

Этим и создается необычайная трудность теории романа. Ведь эта теория имеет, в сущности, совершенно иной объект изучения, чем теория других жанров. Роман - не просто жанр среди жанров. Это единственный становящийся жанр среди давно готовых и частично уже мертвых жанров. Это единственный жанр, рожденный и вскормленный новой эпохой мировой истории и поэтому глубоко сродный ей, в то время как другие большие жанры получены ею по наследству в готовом виде и только приспособляются - одни лучше, другие хуже - к новым условиям существования. По сравнению с ними роман представляется существом иной породы. Он плохо уживается с другими жанрами. Он борется за свое господство в литературе, и там, где он побеждает, другие, старые, жанры разлагаются. Недаром лучшая книга по истории античного романа - книга Эрвина Роде - не столько рассказывает его историю, сколько изображает процесс разложения всех больших высоких жанров на античной почве.

Очень важна и интересна проблема взаимодействия жанров в единстве литературы данного периода. В некоторые эпохи - в классический период греческой, в золотой век римской литературы, в эпоху классицизма - в большой литературе (то есть в литературе господствующих социальных групп) все жанры в известной мере гармонически дополняют друг друга и вся литература, как совокупность жанров, есть в значительной мере некое органическое целое высшего порядка. Но характерно: роман в это целое никогда не входит, он не участвует в гармонии жанров. В эти эпохи роман ведет неофициальное существование за порогом большой литературы. В органическое целое литературы, иерархически организованное, входят только готовые жанры со сложившимися и определенными жанровыми лицами. Они могут взаимно ограничиваться и взаимно дополнять друг друга, сохраняя свою жанровую природу. Они едины и родственны между собой по своим глубинным структурным особенностям.

Большие органические поэтики прошлого - Аристотеля, Горация, Буало - проникнуты глубоким ощущением целого литературы и гармоничности сочетания в этом целом всех жанров. Они как бы конкретно слышат эту гармонию жанров. В этом - сила, неповторимая целостная полнота и исчерпанность этих поэтик. Все они последовательно игнорируют роман. Научные поэтики XIX века лишены этой целостности: они эклектичны, описательны, стремятся не к живой и органической, а к абстрактно-энциклопедической полноте, они ориентируются не на действительную возможность сосуществования определенных жанров в живом целом литературы данной эпохи, а на их сосуществование в максимально полной хрестоматии. Они, конечно, уже не игнорируют романа, но они просто прибавляют его (на почетном месте) к существующим жанрам (так, как жанр среди жанров, он входит и в хрестоматию; но в живое целое литературы роман входит совершенно по-другому).

Роман, как мы уже сказали, плохо уживается с другими жанрами. Ни о какой гармонии на основе взаиморазграничения и взаимодополнения не может быть и речи. Роман пародирует другие жанры (именно как жанры), разоблачает условность их форм и языка, вытесняет одни жанры, другие вводит в свою собственную конструкцию, переосмысливая и переакцентируя их. Историки литературы склонны иногда видеть в этом только борьбу литературных направлений и школ. Такая борьба, конечно, есть, но она - явление периферийное и исторически мелкое. За нею нужно суметь увидеть более глубокую и историческую борьбу жанров, становление и рост жанрового костяка литературы.

Особенно интересные явления наблюдаются в те эпохи, когда роман становится ведущим жанром. Вся литература тогда бывает охвачена процессом становления и своего рода "жанровым критицизмом". Это имело место в некоторые периоды эллинизма, в эпоху позднего средневековья и Ренессанса, но особенно сильно и ярко со второй половины XVIII века. В эпохи господства романа почти все остальные жанры в большей или меньшей степени "романизируются": романизируется драма (например, драма Ибсена, Гауптмана, вся натуралистическая драма), поэма (например, "Чайльд Гарольд" и особенно "Дон-Жуан" Байрона), даже лирика (резкий пример - лирика Гейне). Те же жанры, которые упорно сохраняют свою старую каноничность, приобретают характер стилизации. Вообще всякая строгая выдержанность жанра помимо художественной воли автора начинает отзываться стилизацией, а то и пародийной стилизацией. В присутствии романа, как господствующего жанра, по-новому начинают звучать условные языки строгих канонических жанров, иначе, чем они звучали в эпохи, когда романа не было в большой литературе.

Пародийные стилизации прямых жанров и стилей занимают в романе существенное место. В эпоху творческого подъема романа - и в особенности в периоды подготовки этого подъема - литература наводняется пародиями и травестиями на все высокие жанры (именно на жанры, а не на отдельных писателей и направления) - пародиями, которые являются предвестниками, спутниками и своего рода этюдами к роману. Но характерно, что роман не дает стабилизоваться ни одной из собственных разновидностей. Через всю историю романа тянется последовательное пародирование или травестирование господствующих и модных разновидностей этого жанра, стремящихся шаблонизоваться: пародии на рыцарский роман (первая пародия на авантюрный рыцарский роман относится к XIII веку, это "Dit d"aventures"), на роман барокко, на пастушеский роман ("Экстравагантный пастушок" Сореля), на сентиментальный роман (у Филдинга, "Грандисон Второй" Музеуса) и т. д. Эта самокритичность романа - замечательная черта его как становящегося жанра.

В чем выражается отмеченная нами выше романизация других жанров? Они становятся свободнее и пластичнее, их язык обновляется за счет внелитературного разноречия и за счет "романных" пластов литературного языка, они диалогизуются, в них, далее, широко проникают смех, ирония, юмор, элементы самопародирования, наконец, - и это самое главное - роман вносит в них проблемность, специфическую смысловую незавершенность и живой контакт с неготовой, становящейся современностью (незавершенным настоящим). Все эти явления, как мы увидим дальше, объясняются транспонировкой жанров в новую особую зону построения художественных образов (зону контакта с настоящим в его незавершенности), зону, впервые освоенную романом.

Конечно, явление романизации нельзя объяснять только прямым и непосредственным влиянием самого романа. Даже там, где такое влияние может быть точно установлено и показано, оно неразрывно сплетается с непосредственным действием тех изменений в самой действительности, которые определяют и роман, которые обусловили господство романа в данную эпоху. Роман - единственный становящийся жанр, поэтому он более глубоко, существенно, чутко и быстро отражает становление самой действительности. Только становящийся сам может понять становление. Роман стал ведущим героем драмы литературного развития нового времени именно потому, что он лучше всего выражает тенденции становления нового мира, ведь это - единственный жанр, рожденный этим новым миром и во всем соприродный ему. Роман во многом предвосхищал и предвосхищает будущее развитие всей литературы. Поэтому, приходя к господству, он содействует обновлению всех других жанров, он заражает их становлением и незавершенностью. Он властно вовлекает их в свою орбиту именно потому, что эта орбита совпадает с основным направлением развития всей литературы. В этом исключительная важность романа и как объекта изучения для теории и для истории литературы.

Историки литературы, к сожалению, обычно сводят эту борьбу романа с другими готовыми жанрами и все явления романизации к жизни и борьбе школ и направлений. Романизированную поэму, например, они называют "романтической поэмой" (это верно) и думают, что этим все сказано. За поверхностной пестротой и шумихой литературного процесса не видят больших и существенных судеб литературы и языка, ведущими героями которых являются прежде всего жанры, а направления и школы - героями только второго и третьего порядка.

Теория литературы обнаруживает в отношении романа свою полную беспомощность. С другими жанрами она работает уверенно и точно - это готовый и сложившийся объект, определенный и ясный. Во все классические эпохи своего развития эти жанры сохраняют свою устойчивость и каноничность; их вариации по эпохам, направлениям и школам периферийны и не задевают их затвердевшего жанрового костяка. В сущности, теория этих готовых жанров и до наших дней почти ничего не смогла прибавить существенного к тому, что было сделано еще Аристотелем. Его поэтика остается незыблемым фундаментом теории жанров (хотя иногда он так глубоко залегает, что его и не увидишь). Все обстоит благополучно, пока дело не коснется романа. Но уже и романизированные жанры ставят теорию в тупик. На проблеме романа теория жанров оказывается перед необходимостью коренной перестройки.

Благодаря кропотливому труду ученых накоплен громадный исторический материал, освещен ряд вопросов, связанных с происхождением отдельных разновидностей романа, но проблема жанра в его целом не нашла сколько-нибудь удовлетворительного принципиального разрешения. Его продолжают рассматривать как жанр среди других жанров, пытаются фиксировать его отличия как готового жанра от других готовых жанров, пытаются вскрыть его внутренний канон как определенную систему устойчивых и твердых жанровых признаков. Работы о романе сводятся в огромном большинстве случаев к возможно более полным регистрации и описанию романных разновидностей, но в результате таких описаний никогда не удается дать сколько-нибудь охватывающей формулы для романа как жанра. Более того, исследователям не удается указать ни одного определенного и твердого признака романа без такой оговорки, которая признак этот, как жанровый, не аннулировала бы полностью.

Вот примеры таких "оговорочных" признаков: роман - многоплановый жанр, хотя существуют и замечательные однопланные романы; роман - остросюжетный и динамический жанр, хотя существуют романы, достигающие предельной для литературы чистой описательности; роман - проблемный жанр, хотя массовая романная продукция являет не доступный ни для одного жанра образец чистой занимательности и бездумности; роман - любовная история, хотя величайшие образцы европейского романа вовсе лишены любовного элемента; роман - прозаический жанр, хотя и существуют замечательные стихотворные романы. Подобного рода "жанровых признаков" романа, уничтожаемых честно присоединенной к ним оговоркой, можно, конечно, привести еще немало.

Гораздо интереснее и последовательнее те нормативные определения романа, которые даются самими романистами, выдвигающими определенную романную разновидность и объявляющими ее единственно правильной, нужной и актуальной формой романа. Таково, например, известное предисловие Руссо к "Новой Элоизе", предисловие Виланда к "Агатону", Вецеля к "Тобиасу Кнауту"; таковы многочисленные декларации и высказывания романтиков вокруг "Вильгельма Мейстера" и "Люцинды" и др. Такие высказывания, не пытающиеся обнять все разновидности романа в эклектическом определении, сами зато участвуют в живом становлении романа как жанра. Они часто глубоко и верно отражают борьбу романа с другими жанрами и с самим собою (в лице других господствующих и модных разновидностей романа) на определенном этапе его развития. Они ближе подходят к пониманию особого положения романа в литературе, несоизмеримого с другими жанрами.

Особое значение в этой связи получает ряд высказываний, сопровождавших создание нового типа романа в XVIII веке. Открывается этот ряд рассуждениями Филдинга о романе и его герое в "Томе Джонсе". Его продолжением является предисловие Виланда к "Агатону", а самым существенным звеном - "Опыт о романе" Бланкенбурга. Завершением же этого ряда является, в сущности, теория романа, данная позже Гегелем. Для всех этих высказываний, отражающих становление романа на одном из его существенных этапов ("Том Джонс", "Агатон", "Вильгельм Мейстер"), характерны следующие требования к роману: 1) роман не должен быть "поэтичным" в том смысле, в каком поэтическими являются остальные жанры художественной литературы; 2) герой романа не должен быть "героичным" ни в эпическом, ни в трагическом смысле этого слова: он должен объединять в себе как положительные, так и отрицательные черты, как низкие, так и высокие, как смешные, так и серьезные; 3) герой должен быть показан не как готовый и неизменный, а как становящийся, изменяющийся, воспитуемый жизнью; 4) роман должен стать для современного мира тем, чем эпопея являлась для древнего мира (эта мысль со всею четкостью была высказана Бланкенбургом и затем повторена Гегелем).

Все эти утверждения-требования имеют весьма существенную и продуктивную сторону - это критика с точки зрения романа других жанров и их отношения к действительности: их ходульной героизации, их условности, их узкой и нежизненной поэтичности, их однотонности и абстрактности, готовости и неизменности их героев. Здесь дается, в сущности, принципиальная критика литературности и поэтичности, свойственных другим жанрам и предшествующим разновидностям романа (барочному героическому роману и сентиментальному роману Ричардсона). Эти высказывания подкрепляются в значительной мере и практикою этих романистов. Здесь роман - как его практика, так и связанная с нею теория - выступает прямо и осознанно как критический и самокритический жанр, долженствующий обновить самые основы господствующей литературности и поэтичности. Сопоставление романа с эпосом (и противопоставление их) является, с одной стороны, моментом в критике других литературных жанров (в частности, самого типа эпической героизации), с другой же стороны, имеет целью поднять значение романа как ведущего жанра новой литературы.

Приведенные нами утверждения-требования являются одной из вершин самоосознания романа. Это, конечно, не теория романа. Большой философской глубиной эти утверждения также не отличаются. Но тем не менее они свидетельствуют о природе романа как жанра не меньше, если не больше существующих теорий романа.

В дальнейшем я делаю попытку подойти к роману именно как к становящемуся жанру, идущему во главе процесса развития всей литературы нового времени. Я не строю определения действующего в литературе (в ее истории) канона романа как системы устойчивых жанровых признаков. Но я пытаюсь нащупать основные структурные особенности этого пластичнейшего из жанров, особенности, определяющие направление его собственной изменчивости и направление его влияния и воздействия на остальную литературу.

Я нахожу три таких основных особенности, принципиально отличающих роман от всех остальных жанров: 1) стилистическую трехмерность романа, связанную с многоязычным сознанием, реализующимся в нем; 2) коренное изменение временных координат литературного образа в романе; 3) новую зону построения литературного образа в романе, именно зону максимального контакта с настоящим (современностью) в его незавершенности.

Все эти три особенности романа органически связаны между собою, и все они обусловлены определенным переломным моментом в истории европейского человечества: выходом его из условий социально замкнутого и глухого полупатриархального состояния в новые условия международных, междуязычных связей и отношений. Европейскому человечеству открылось и стало определяющим фактором его жизни и мышления многообразие языков, культур и времен.

Первую стилистическую особенность романа, связанную с активным многоязычием нового мира, новой культуры и нового литературно-творческого сознания, я рассматривал в другой своей работе . Напомню вкратце лишь самое основное.

Многоязычие имело место всегда (оно древнее канонического и чистого одноязычия), но оно не было творческим фактором, художественно-намеренный выбор не был творческим центром литературно-языкового процесса. Классический грек ощущал и "языки", и эпохи языка, многообразные греческие литературные диалекты (трагедия - многоязычный жанр), но творческое сознание реализовало себя в замкнутых чистых языках (хотя бы фактически и смешанных). Многоязычие было упорядочено и канонизовано между жанрами.

Новое культурное и литературно-творческое сознание живет в активно-многоязычном мире. Мир стал таким раз и навсегда и безвозвратно. Кончился период глухого и замкнутого сосуществования национальных языков. Языки взаимоосвещаются; ведь один язык может увидеть себя только в свете другого языка. Кончилось также наивное и упроченное сосуществование "языков" внутри данного национального языка, то есть сосуществование территориальных диалектов, социальных и профессиональных диалектов и жаргонов, литературного языка, жанровых языков внутри литературного языка, эпохи в языке и т. д.

Все это пришло в движение и вступило в процесс активного взаимодействия и взаимоосвещения. Слово, язык стали иначе ощущаться, и объективно они перестали быть тем, чем они были. В условиях этого внешнего и внутреннего взаимоосвещения языков каждый данный язык, даже при условии абсолютной неизменности его языкового состава (фонетики, словаря, морфологии и т.д.), как бы рождается заново, становится качественно другим для творящего на нем сознания.

В этом активно-многоязычном мире между языком и его предметом, то есть реальным миром, устанавливаются совершенно новые отношения, чреватые громадными последствиями для всех готовых жанров, сложившихся в эпохи замкнутого и глухого одноязычия. В отличие от других больших жанров, роман сложился и вырос именно в условиях обостренной активизации внешнего и внутреннего многоязычия, это его родная стихия. Поэтому роман и мог стать во главе процесса развития и обновления литературы в языковом и стилистическом отношении.

Глубокое стилистическое своеобразие романа, определяемое его связью с условиями многоязычия, я пытался осветить в уже упомянутой работе.

Перехожу к двум другим особенностям, касающимся уже тематических моментов структуры романного жанра. Эти особенности лучше всего раскрываются и уясняются путем сопоставления романа с эпопеей.

В разрезе нашей проблемы эпопея как определенный жанр характеризуется тремя конститутивными чертами: 1) предметом эпопеи служит национальное эпическое прошлое, "абсолютное прошлое" по терминологии Гете и Шиллера; 2) источником эпопеи служит национальное предание (а не личный опыт и вырастающий на его основе свободный вымысел); 3) эпический мир отделен от современности, то есть от времени певца (автора и его слушателей), абсолютной эпической дистанцией.

Остановимся подробнее на каждой из этих конститутивных черт эпопеи.

Мир эпопеи - национальное героическое прошлое, мир "начал" и "вершин" национальной истории, мир отцов и родоначальников, мир "первых" и "лучших". Дело не в том, что это прошлое является содержанием эпопеи. Отнесенность изображаемого мира в прошлое, причастность его прошлому - конститутивная формальная черта эпопеи как жанра. Эпопея никогда не была поэмой о настоящем, о своем времени (став только для потомков поэмой о прошлом). Эпопея как известный нам определенный жанр с самого начала была поэмой о прошлом, а имманентная эпопее и конститутивная для нее авторская установка (то есть установка произносителя эпического слова) есть установка человека, говорящего о недосягаемом для него прошлом, благоговейная установка потомка. Эпическое слово по своему стилю, тону, характеру образности бесконечно далеко от слова современника о современнике, обращенного к современникам ("Онегин, добрый мой приятель, родился на брегах Невы, где, может быть, родились вы или блистали, мой читатель..."). И певец и слушатель, имманентные эпопее как жанру, находятся в одном времени и на одном ценностном (иерархическом) уровне, но изображаемый мир героев стоит на совершенно ином и недосягаемом ценностно-временном уровне, отделенном эпической дистанцией. Посредствует между ними национальное предание. Изображать событие на одном ценностно-временном уровне с самим собою и со своими современниками (а следовательно, и на основе личного опыта и вымысла) - значит совершить радикальный переворот, переступить из эпического мира в романный.

Конечно, и "мое время" можно воспринять как героическое эпическое время, с точки зрения его исторического значения, дистанциированно, как бы из дали времен (не от себя, современника, а в свете будущего), а прошлое можно воспринять фамильярно (как мое настоящее). Но тем самым мы воспринимаем не настоящее в настоящем и не прошлое в прошлом; мы изъемлем себя из "моего времени", из зоны его фамильярного контакта со мной.

Мы говорим об эпопее как об определенном реальном дошедшем до нас жанре. Мы находим его уже совершенно готовым, даже застывшим и почти омертвевшим жанром. Его совершенство, выдержанность и абсолютная художественная ненаивность говорят о его старости как жанра, о его длительном прошлом. Но об этом прошлом мы можем только гадать, и нужно прямо сказать, что гадаем мы об этом пока весьма плохо. Тех гипотетических первичных песен, которые предшествовали сложению эпопей и созданию жанровой эпической традиции, которые были песнями о современниках и являлись непосредственным откликом на только что совершившиеся события, - этих предполагаемых песен мы не знаем. О том, каковы были эти первичные песни аэдов или кантилены, мы можем поэтому только гадать. И у нас нет никаких оснований думать, что они были более похожи на поздние (известные нам) эпические песни, чем, например, на наш злободневный фельетон или на злободневные частушки. Те эпические героизующие песни о современниках, которые нам доступны и вполне реальны, возникли уже после сложения эпопей, уже на почве древней и могучей эпической традиции. Они переносят на современные события и на современников готовую эпическую форму, то есть переносят на них ценностно-временную форму прошлого, приобщают их к миру отцов, начал и вершин, как бы канонизуют их при жизни. В условиях патриархального строя представители господствующих групп в известном смысле принадлежат как таковые к миру "отцов" и отделены от остальных почти "эпической" дистанцией. Эпическое приобщение к миру предков и зачинателей героя-современника есть специфическое явление, выросшее на почве давно готовой эпической традиции и потому столь же мало объясняющее происхождение эпопеи, как, например, неоклассическая ода.

Каково бы ни было ее происхождение, дошедшая до нас реальная эпопея есть абсолютно готовая и весьма совершенная жанровая форма, конститутивной чертой которой является отнесение изображаемого ею мира в абсолютное прошлое национальных начал и вершин. Абсолютное прошлое - это есть специфическая ценностная (иерархическая) категория. Для эпического мировоззрения "начало", "первый", "зачинатель", "предок", "бывший раньше" и т. п. - не чисто временные, а ценностно-временные категории, это ценностно-временная превосходная степень, которая реализуется как в отношении людей, так и в отношении всех вещей и явлений эпического мира: в этом прошлом - все хорошо, и все существенно хорошее ("первое") - только в этом прошлом. Эпическое абсолютное прошлое является единственным источником и началом всего хорошего и для последующих времен. Так утверждает форма эпопеи.

Память, а не познание есть основная творческая способность и сила древней литературы. Так было, и изменить этого нельзя; предание о прошлом священно. Нет еще сознания относительности всякого прошлого.

Опыт, познание и практика (будущее) определяют роман. В эпоху эллинизма возникает контакт с героями троянского эпического цикла; эпос превращается в роман. Эпический материал транспонируется в романный, в зону контакта, пройдя через стадию фамильяризации и смеха. Когда роман становится ведущим жанром, ведущей философской дисциплиной становится теория познания.

Эпическое прошлое недаром названо "абсолютным прошлым", оно, как одновременно и ценностное (иерархическое) прошлое, лишено всякой относительности, то есть лишено тех постепенных чисто временных переходов, которые связывали бы его с настоящим. Оно отгорожено абсолютною гранью от всех последующих времен, и прежде всего от того времени, в котором находятся певец и его слушатели. Эта грань, следовательно, имманентна самой форме эпопеи и ощущается, звучит в каждом слове ее.

Уничтожить эту грань - значит уничтожить форму эпопеи как жанра. Но именно потому, что оно отгорожено от всех последующих времен, эпическое прошлое абсолютно и завершено. Оно замкнуто, как круг, и в нем все готово и закончено сполна. Ни для какой незавершенности, нерешенности, проблематичности нет места в эпическом мире. В нем не оставлено никаких лазеек в будущее; оно довлеет себе, не предполагает никакого продолжения и не нуждается в нем. Временные и ценностные определения здесь слиты в одно неразрывное целое (как они слиты и в древних семантических пластах языка). Все, что приобщено к этому прошлому, приобщено тем самым к подлинной существенности и значительности, но вместе с тем оно приобретает завершенность и конченность, лишается, так сказать, всех прав и возможностей на реальное продолжение. Абсолютная завершенность и замкнутость - замечательная черта ценностно-временного эпического прошлого.

Переходим к преданию. Эпическое прошлое, отгороженное непроницаемой гранью от последующих времен, сохраняется и раскрывается только в форме национального предания. Эпопея опирается только на это предание. Дело не в том, что это фактический источник эпопеи, - важно, что опора на предание имманентна самой форме эпопеи, как имманентно ей и абсолютное прошлое. Эпическое слово есть слово по преданию. Эпический мир абсолютного прошлого по самой природе своей недоступен личному опыту и не допускает индивидуально-личной точки зрения и оценки. Его нельзя увидеть, пощупать, потрогать, на него нельзя взглянуть с любой точки зрения, его нельзя испытывать, анализировать, разлагать, проникать в его нутро. Он дан только как предание, священное и непререкаемое, инвольвирующее общезначимую оценку и требующее пиететного к себе отношения. Повторяем и подчеркиваем: дело не в фактических источниках эпопеи, и не в содержательных ее моментах, и не в декларациях ее авторов, - все дело в конститутивной для жанра эпопеи формальной черте ее (точнее, формально-содержательной): опора на безличное непререкаемое предание, общезначимость оценки и точки зрения, исключающая всякую возможность иного подхода, глубокая пиететность в отношении предмета изображения и самого слова о нем как слова предания.

Роман - это один из ведущих жанров современной литературы. Несмотря на то, что он появился еще в восемнадцатом веке, пик его популярности приходится непосредственно на новое и новейшее время. Возможно, это объясняется тем, что в современном мире романная проблематика, посвященная зачастую судьбам отдельных личностей, встречает меньше препятствий и ограничений, чем в предшествующие эпохи.

Если отвечать на вопрос о том, что такое роман, можно найти целых два определения. С одной стороны, это эпическое произведение, объемом превышающее несколько сотен страниц. А с другой - произведение, повествующее о судьбах личностей, которые ищут свое предназначение в мире. Причем, учитывая то, что существуют и роман в стихах, и лиро-эпический роман, второе определение ближе к истине. В произведениях этого жанра, как правило, отображена современность, либо напрямую, либо косвенно. Во втором случае действие романа может происходить в альтернативной вселенной или в прошлом, но его проблематика все равно будет отсылать нас к миру настоящего.

Нельзя рассказать о том, что такое роман, не упомянув о его формах. Так как существует множество разнообразных произведений этого жанра, была принята их классификация в зависимости от некоторых специфических особенностей. К наиболее распространенным формам романа относят следующие:

Авантюрный роман. В нем сюжет закручивается вокруг приключений героев, которые попадают в различные специфические ситуации.

К этой же категории относятся всем известные эпопеи. В таких произведениях автор, как правило, обращается к какой-либо конкретной эпохе и стремится изобразить судьбу того или иного класса людей.

Психологический роман. В нем на первый план выходят размышления и переживания главного героя (который, как правило, один). Действенная линия сюжета может при этом практически отсутствовать.

Сатирический роман. Как видно из названия, в этой форме романа высмеиваются различные общественные явления.

Реалистический роман. Произведения этой разновидности направлены на объективное отображение окружающей действительности.

Фантастический роман. Сюда же относятся произведения в жанре "фэнтези". В романах этой формы автор создает собственный мир, в котором происходит действие. Это может быть какая-либо параллельная реальность или далекое механизированное будущее.

Публицистический роман. Представляет собой произведение публицистики, созданное при помощи и снабженное сюжетом.

Итак, ответы на вопрос о том, что такое роман, могут быть пространны и многообразны, тем не менее произведения этого жанра довольно легко выделить среди всей остальной прозы. Как правило, романы обладают большим объемом, а персонажи в них развиваются на протяжении всего сюжета. Многие из них освещают широкий спектр проблем, которые так или иначе соотносятся с современным миром. Поэтому, рассуждая о том, что такое роман, следует помнить - этот жанр неотделим от времени, в которое жил и создавал его автор. И тогда становится понятно, что роман - это художественное отражение действительности.

Роман литературный жанр, как правило, прозаический, который предполагает развернутое повествование о жизни и развитии личности главного героя (героев) в кризисный, нестандартный период его жизни.

Роман - произведение, в котором повествование сосредоточено на судьбе отдельной личности в процессе ее становления и развития. По определению Белинского, роман - "эпос частной жизни" ("Обломов" Гончарова, "Отцы и дети" Тургенева).

История названия

Название «Роман» возникло в середине XII века вместе с жанром рыцарского романа (старофранц. romanz от позднелатинского romanice «на (народном) романском языке»), в противоположность историографии на латинском языке. Вопреки распространенному мнению, это название с самого начала относилось не к любому сочинению на народном языке (героические песни или лирика трубадуров никогда романами не назывались), а к тому, которое можно было противопоставить латинской модели, хотя бы и весьма отдаленной: историографии, басне («Роман о Ренаре»), видению(«Роман о Розе»). Впрочем, в XII—XIII веках, если не позже, слова roman и estoire (последнее значит также «изображение», «иллюстрация») взаимозаменимы. В обратном переводе на латынь роман назывался (liber) romanticus , откуда в европейских языках и взялось прилагательное «романтический», до конца XVIII века значившее «присущий романам», «такой, как в романах», и только позже значение с одной стороны, упростилось до «любовный», зато с другой стороны дало начало названию романтизма как литературного направления.

Название «роман» сохранилось и тогда, когда в XIII веке на смену исполняемому стихотворному роману пришел прозаический роман для чтения (с полным сохранением рыцарской топики и сюжетики), и для всех последующих трансформаций рыцарского романа, вплоть до произведений Ариосто и Эдмунда Спенсера, которые мы называем поэмами, а современники считали романами. Сохраняется оно и позже, в XVII—XVIII веках, когда на смену «авантюрному» роману приходит роман «реалистический» и «психологический» (что само по себе проблематизирует предполагаемый при этом разрыв в преемственности).

Впрочем, в Англии сменяется и название жанра: за «старыми» романами остается название romance , а за «новыми» романами с середины XVII века закрепляется название novel (из итал. novella — «новелла»). Дихотомия novel/romance много значит для англоязычной критики, но скорее вносит дополнительную неопределенность в их действительные исторические отношения, чем проясняет. В целом romance считается скорее некой структурно-сюжетной разновидностью жанра novel .

В Испании, напротив, все разновидности романа называются novela , а произошедшее от того же romanice слово romance с самого начала относилось к поэтическому жанру, которому также суждена была долгая история, — к романсу.

Епископ Юэ в конце XVII века в поисках предшественников романа впервые применил этот термин к ряду явлений античной повествовательной прозы, которые с тех пор тоже стали называться романами.

Эпическая природа романа

Роман господствует среди эпических жанров современной литературы. Его эпическая природа заключается в установке на универсальный охват действительности, которая преподносится сквозь призму индивидуального сознания. Роман появляется в эпоху, когда осознается ценность отдельной личности, она становится интересной сама по себе, а значит может стать предметом изображения в искусстве. Если персонажами эпоса были боги и герои, наделенные способностями намного большими, чем способности среднего человека, если в эпосе описывались события национального прошлого, то герой романа — человек обыкновенный, и каждый читатель может поставить себя на его место. Столь же очевидны отличия героев нового жанра от исключительных героев рыцарского романа, чья жизнь представала в виде цепочки необыкновенных приключений странствующих рыцарей.

Прослеживая далекие от подвига судьбы частных людей, роман воссоздает через них панораму современности; действие в романе происходит "здесь" и "сейчас", и в этом его второе отличие от народного и героического эпоса, где действие происходит в абсолютном прошлом, и от рыцарского романа, где пространственно-временная структура принадлежит сфере волшебного.

Третье существенное отличие романа от предшествующих эпических жанров заключается в авторской позиции: героический эпос, как мы помним, отражал безличность родового сознания; хотя нам известны имена некоторых "творцов" рыцарского романа, они все-таки не сами создавали свои сюжеты, а черпали их в книжной традиции (античный и византийский циклы) либо все в той же неисчерпаемой народной традиции (бретонский цикл), то есть их авторство заключалось в обработке готового материала с относительно небольшой долей самостоятельности. Напротив, роман нового времени немыслим без автора; автор не скрывает, что его герои, их приключения являются произведением его творческой фантазии, и не скрывает своего отношения к описываемому.

Роман — жанр, с момента своего появления открыто вбирающий в себя любые элементы предшествующей литературной традиции, играющий этими элементами; жанр, обнажающий свою литературную природу. Первые романы представляли собой пародии на популярнейшие жанры средневековой литературы. Великий французский гуманист Франсуа Рабле в романе "Гаргантюа и Пантагрюэль" (1532-1553 гг.) пародирует популярные народные книги, а Мигель Сервантес в "Дон Кихоте" (часть I — 1605 г., часть II — 1616 г.) — рыцарский роман.

По своим целям и особенностям роман содержит в себе все характерные признаки эпической формы: стремление к адэкватности формы изображения жизни жизненному содержанию, универсальность и широту охвата материала, наличие многих планов, подчинение принципа передачи жизненных явлений через исключительно личное, субъективное к ним отношение (как, например, в лирике) принципу пластического изображения, когда люди и события выступают в произведении как бы сами по себе, как живые образы внешней действительности. Но своего завершенного и полного выражения все эти тенденции достигают лишь в эпической поэзии античности, образующей «классическую форму эпоса» (Маркс). В этом смысле роман есть продукт разложения эпической формы, утратившей вместе с гибелью античного общества почву для своего расцвета. Роман стремится к тем же целям, что и античный эпос, но никогда не может достичь их, ибо в условиях буржуазного общества, составляющих основу развития романа, способы осуществления эпических целей становятся настолько отличными от античных, что результаты прямо противоположны намерениям. Противоречие формы романа как раз в том и заключается, что роман как эпос буржуазного общества есть эпос общества, уничтожающего возможности эпического творчества. Но это обстоятельство, как мы увидим, составляющее главную причину художественных недостатков романа по сравнению с эпосом, одновременно доставляет ему и ряд преимуществ. Роман как разложение эпоса открывает пути к его новому расцвету, новые художественные возможности, каких не знала гомеровская поэзия.

Проблема романа

В изучении романа существует две основные проблемы, связанные с относительностью его жанрового единства:

  • Генетическая . Между историческими разновидностями романа можно установить лишь пунктирную, с трудом различимую преемственность. С учетом этого обстоятельства, а также на основании нормативно понятого жанрового содержания не раз делались попытки исключить из понятия романа «традиционный» тип романа (античный, рыцарский и вообще авантюрный). Таковы концепции Лукача («буржуазный эпос») и Бахтина («диалогизм»).
  • Типологическая . Есть тенденция рассматривать роман не исторически, а как стадиальное явление, закономерно возникающее в ходе литературной эволюции, и причислять к нему некоторые крупные повествовательные формы в «средневековых» (до-современных) Китае, Японии, Персии, Грузии и т. д

Несмотря на исключительную распространенность этого жанра, его границы до сих пор недостаточно ясны и определенны. Наряду с произведениями, носящими это имя, мы встречаем в литературе последних столетий крупные повествовательные произведения, которые называются повестями. Некоторые писатели дают своим большим эпическим сочинениям название поэмы (достаточно напомнить Гоголя, его «Мертвые души»).

Все эти большие эпические жанры существуют наряду с романом и отличаются от него, хотя их названия, так же как и у романа, мало определенны. Проблема заключается следовательно в том, чтобы подойти к самим произведениям, к их отличительным особенностям и на основании их изучения определить, что же такое роман, чем он отличается от других крупных повествовательных жанров, в чем его сущность. Подобного рода исследования неоднократно ставились историками и теоретиками литературы. Пытаясь определить особенности романа как жанра, они однако уходили в скрупулезное описание отдельных романов, их строения, их композиционного своеобразия; они искали ответа на вопрос в плоскости формальных наблюдений, на основе чисто морфологических обобщений. Они делали свое исследование статическим, упуская социально-историческую перспективу. Ярким примером такого рода исследований могут служить работы «формальной школы», в частности работы В. Б. Шкловского.

Другого рода ошибки встречаются у тех историков литературы, которые исходили из совершенно правильной методологической предпосылки: разрешение проблемы романа, как и всех прочих поэтических форм, возможно только в исторической перспективе. Они давали прежде всего историю романа, надеясь в смене всевозможных разветвлений этого жанра уловить его единство, его историческую сущность. Наглядным примером такого рода исследований является работа К. Тиандера «Морфология романа». Однако он не смог теоретически овладеть массой исторического материала, диференцировать его и наметить верную перепективу; его «морфология» романа сводилась к внешней истории этого жанра. Такова судьба подавляющего числа исследований романов этого типа.

В особом положении оказались те исследователи, которые совмещали историчность изучения с высотой теоретических предпосылок. Среди специалистов-литературоведов, представителей старого буржуазного литературоведения, таких, к сожалению, почти не оказалось. Гораздо больше сделали для теории романа крупнейшие буржуазные философы-диалектики и прежде всего Гегель. Но основные выводы гегелевской эстетики, помимо того, что они должны быть переставлены с «головы» на «ноги», еще недостаточны для построения теории романа. Для разрешения проблемы романа нужно прежде всего поставить вопрос о том, как и когда, в каких социально-исторических условиях этот жанр возник, какие и чьи художественно-идеологические запросы он собой удовлетворял, каким и чьим иным поэтическим жанрам пришел он на смену.

Обратимся к одному из основоположников русской литературной критики - В.Г.Белинскому, писавшему еще в первой половине XIX века: "… теперь наша литература превратилась в роман и повесть (…) Какие книги больше всего читаются и раскупаются? Романы и повести. (…) Какие книги пишут все наши литераторы, призванные и непризванные (…)? Романы и повести. (…) в каких книгах излагается и жизнь человеческая, и правила нравственности, и философические системы, и, словом, все науки? В романах и повестях".

XIX век называют "золотым веком русского романа": А.Пушкин и Ф.Достоевский, Н.Гоголь и И.Тургенев, Л.Толстой и Н.Лесков, А.Герцен и М.Салтыков-Щедрин, Н.Чернышевский и А.К.Толстой плодотворно работали в этом крупном виде эпики. Даже А.Чехов мечтал написать роман о любви…

Роман, в отличие от рассказа и повести, можно назвать "экстенсивным" видом литературы, так как он требует широкого охвата художественного материала.

Для романа характерны следующие признаки:

  • разветвленность сюжета, множественность сюжетных линий; нередко центральные герои романа имеют "свои" сюжетные линии, автор подробно рассказывает их историю (история Обломова, история Штольца, история Ольги Ильинской, история Агафьи Матвеены в романе Гончарова "Обломов");
  • многообразие персонажей (по возрасту, социальным группам, характерам, типам, взглядам и т.д.);
  • глобальность тематики и проблематики;
  • большой охват художественного времени (действие "Войны и мира" Л.Толстого укладывается в полтора десятилетия);
  • проработанный исторический фон, соотнесенность судеб героев с особенностями эпохи и т.д.

Конец XIX века несколько ослабил интерес писателей к крупным эпическим формам, на первый план выдвинулись малые жанры - рассказ и повесть. Но с 20-х годов ХХ века роман снова стал актуален: А.Толстой пишет "Хождение по мукам" и "Петра I", А.Фадеев - "Разгром", И.Бабель - "Конармию", М.Шолохов - "Тихий Дон" и "Поднятую целину", Н.Островский - "Рожденные революцией" и "Как закалялась сталь", М.Булгаков - "Белую гвардию" и "Мастера и Маргариту"…

Различают множество разновидностей (жанров) романа : исторический, фантастический, готический (или роман ужасов), психологический, философский, социальный, роман нравов (или бытописательный роман), роман-утопию или -антиутопию, роман-притчу, роман-анекдот, авантюрный (или приключенческий) роман, детективный роман и т.д. К особому жанру можно отнести идеологический роман, в котором главной задачей автора является донести до читателя определенную идеологию, систему взглядов на то, каким должно быть общество. Идеологическими можно считать романы Н.Чернышевского "Что делать?", М.Горького "Мать", Н.Островского "Как закалялась сталь", М.Шолохова "Поднятая целина" и т.п.

  • Исторический роман интересуется крупными, переломными историческими событиями и обусловливает судьбу человека в ту или иную эпоху особенностями изображаемого времени;
  • фантастический роман рассказывает о фантастических событиях, выходящих за рамки привычного материального, научно познанного человеком мира;
  • психологический роман рассказывает об особенностях и мотивах поведения человека в определенных обстоятельствах, о проявлении внутренних свойств и качеств человеческой натуры, о личностных, индивидуальных особенностях человека, нередко рассматривая при этом различные психологические типы людей;
  • философский роман раскрывает систему философских представлений писателя о мире и человеке;
  • социальный роман постигает законы организации общества, изучает влияние этих законов на человеческие судьбы; изображает состояние отдельных социальных групп и художественно его объясняет;
  • роман нравов или бытописательный роман изображает бытовую сторону существования человека, особенности его повседневной жизни, отражает его привычки, моральные нормы, возможно, какие-то этнографические подробности;
  • в центре авантюрного романа, естественно, приключения героя; при этом особенности характеров персонажей, историческая правда и исторические подробности не всегда интересны автору и зачастую находятся на втором, а то и на третьем плане;
  • роман-утопия изображает прекрасное будущее человека или идеальное устройство государства, с точки зрения автора; роман-антиутопия же, наоборот, рисует мир и общество такими, какими, по мнению автора, они не должны быть, но могут стать по вине человека.
  • Крупнейшим эпическим жанром является роман-эпопея , в котором каждый из перечисленных выше признаков глобально развит и разработан писателем; эпопея создает широкое полотно человеческого бытия. Эпопее обычно недостаточно одной человеческой судьбы, она интересуется историями целых семей, династий в длительном временном контексте, на широком историческом фоне, делая человека важной частью огромного и вечного мира.

Все эти жанры романа - кроме, пожалуй, готического, или романа ужасов, не прижившегося в России, - широко представлены в русской литературе XIX - ХХ веков.

Каждая эпоха предпочитает определенные жанры романа. Так русская литература 2-й половины XIХ века отдавала предпочтение реалистическому роману социально-философского и бытописательного содержания. ХХ век требовал разнообразия романного содержания, и все жанры романа получили в это время мощное развитие.