Падение помпеи картина брюллова описание. История одной картины.Брюллов.Последний день Помпеи

1939 лет назад, 24 августа 79 г. нашей эры произошло самое сокрушительное извержение вулкана Везувий, в результате которого были уничтожены города Геркуланум, Стабия и Помпеи. Это событие не раз становилось сюжетом произведений искусства, и самым известным из них является «Последний день Помпеи» Карла Брюллова. Однако немногие знают о том, что на этой картине художник изобразил не только самого себя, но и ту женщину, с которой его связывали романтические отношения, в четырех образах.

Во время работы над этой картиной художник жил в Италии. В 1827 г. он попал на раскопки Помпеи, в которых участвовал и его брат Александр. Очевидно, тогда у него и родился замысел создать монументальную картину на историческую тему. О своих впечатлениях он писал: «Вид сих развалин невольно заставил меня перенестись в то время, когда эти стены были еще обитаемы… Нельзя пройти сии развалины, не почувствовав в себе какого-то совершенно нового чувства, заставляющего все забыть, кроме ужасного происшествия с сим городом ».

Процесс подготовки занял у Брюллова несколько лет – он изучал обычаи древней Италии, узнавал подробности катастрофы из писем очевидца трагедии Плиния Младшего к римскому историку Тациту, несколько раз бывал на раскопках, исследуя разрушенный город, делал зарисовки в археологическом музее Неаполя. Кроме того, источником вдохновения художника была опера Пачини «Последний день Помпеи», и он одевал своих натурщиков в костюмы участников этого спектакля.

Некоторые фигуры на своем полотне Брюллов изобразил в тех же позах, в которых нашли скелеты в окаменевшем пепле на месте трагедии. Образ юноши с матерью художник позаимствовал у Плиния – тот описывал, как во время извержения вулкана старушка просила сына оставить ее и бежать. Однако на картине были запечатлены не только исторические детали с документальной точностью, но и современники Брюллова.

В одном из персонажей Брюллов изобразил самого себя – это художник, который пытается спасти самое дорогое, что у него есть, – ящик с кистями и красками. Он словно застыл на минуту, стараясь запомнить картину, развернувшуюся перед ним. Кроме того, Брюллов в четырех образах запечатлел черты своей возлюбленной, графини Юлии Самойловой: это девушка, который несет на голове сосуд, мать, обнимающая дочерей, женщина, прижавшая к груди малыша, и знатная помпеянка, упавшая с разбитой колесницы.

Графиня Самойлова была одной из самых красивых и богатых женщин начала XIX в. Из-за скандальной репутации ей пришлось уехать из России и поселиться в Италии. Там у нее собирался весь цвет общества – композиторы, художники, дипломаты, артисты. Для своих вилл она часто заказывала скульптуры и картины, в том числе и у Карла Брюллова. Он написал несколько ее портретов, по которым и можно установить сходство с образами, изображенными в «Последнем дне Помпеи». Во всех картинах чувствуется его нежное отношение к Самойловой, о чем писал А. Бенуа: «Вероятно, благодаря особенному его отношению к изображаемому лицу, ему удалось выразить столько огня и страсти, что при взгляде на них сразу становится ясной вся сатанинская прелесть его модели... ». Их роман с перерывами длился 16 лет, и за это время Брюллов даже успел жениться и развестись.

Художник старался быть максимально точным в передаче деталей, поэтому и сегодня можно установить выбранное Брюлловым место действия – это Геркуланские ворота, за которыми начиналась «Улица гробниц» – место погребения с пышными усыпальницами. «Декорацию сию я взял всю с натуры, не отступая нисколько и не прибавляя, стоя к городским воротам спиною, чтобы видеть часть Везувия как главную причину », – писал он в одном из писем. В 1820-е гг. эта часть погибшего города была уже хорошо расчищена, что позволило художнику максимально точно воспроизвести архитектуру. Вулканологи обращали внимание на то, что Брюллов очень достоверно изобразил землетрясение мощностью в 8 баллов – именно так рушатся строения при подземных толчках такой силы.

На картине изображены несколько групп персонажей, каждая из которых – это отдельная история на фоне общей катастрофы, но это «многоголосие» не разрушает впечатления художественной целостности картины. Из-за этой особенности она была подобна заключительной сцене спектакля, в которой соединяются все сюжетные линии. Об этом писал Гоголь в статье, посвященной «Последнему дню Помпеи», сравнивая картину «по обширности и соединению в себе всего прекрасного с оперой, если только опера есть действительно соединение тройственного мира искусств: живописи, поэзии, музыки ». Писатель обратил внимание и на еще одну особенность: «Его фигуры прекрасны при всем ужасе своего положения. Они заглушают его своей красотой ».

Когда спустя 6 лет, в 1833 г. работа была завершена и картина была выставлена в Риме и в Милане, Брюллова ждал настоящий триумф. Итальянцы не скрывали своего восторга и оказывали художнику всевозможные почести: на улице перед ним прохожие снимали шляпы, при его появлении в театре все поднимались с мест, возле дверей его дома собиралось много людей, чтобы поприветствовать живописца. Вальтер Скотт, который на тот момент был в Риме, просидел перед картиной несколько часов, а потом подошел к Брюллову и сказал: «Я ожидал увидеть исторический роман. Но Вы создали много больше. Это – эпопея… »

В июле 1834 г. картину привезли в Россию, и тут успех Брюллова был не менее ошеломительным. Гоголь называл «Последний день Помпеи» «всемирным созданием», в котором «все так мощно, так смело, так гармонично сведено в одно, как только это могло возникнуть в голове гения всеобщего ». Баратынский написал хвалебную оду в честь Брюллова, строки из которой впоследствии стали афоризмом: «И стал «Последний день Помпеи» для русской кисти первый день! ». А Пушкин посвятил этой картине стихи:
Везувий зев открыл – дым хлынул клубом – пламя
Широко развилось, как боевое знамя.
Земля волнуется – с шатнувшихся колонн
Кумиры падают! Народ, гонимый страхом,
Под каменным дождём, под воспалённым прахом,
Толпами, стар и млад, бежит из града вон.

Согласно мифу, боги покарали Помпеи за распущенный нрав горожан: .

Город был обнаружен совершенно случайно в конце XVI века при производстве земляных работ.

Карл Брюллов. Последний день Помпеи. 1830-1833

Археологические раскопки начались здесь в середине XVIII века. Они вызывали особый интерес не только в Италии, но и во всём мире. Многие путешественники стремились побывать в Помпеях, где буквально на каждом шагу находились свидетельства внезапно оборвавшейся жизни античного города.

И в 1827 году в Помпеи приезжает молодой русский художник Карл Брюллов. Увиденное там ошеломило его. И эта картина скорей всего есть результат той поездки.

Прежде чем приступить к рисованию картины, Брюллов начинает изучать исторические источники. Он читает письма свидетеля событий Плиния Младшего к римскому историку Тациту. В поисках достоверности художник обращается и к материалам археологических раскопок, некоторые фигуры он изобразит в тех позах, в каких были найдены в затвердевшей лаве скелеты жертв Везувия.

Картина ценна тем, что почти все предметы написаны Брюлловым с хранящихся в неаполитанском музее подлинных вещей. Сохранившиеся рисунки, этюды и наброски показывают, как упорно художник искал наиболее выразительную композицию. И даже когда эскиз будущего полотна был готов, Брюллов около десятка раз перегруппировывает сцену, меняет жесты, движения, позы...

На полотне трижды изображена графиня Юлия Павловна Самойлова - женщина с кувшином на голове, стоящая на возвышении в левой части полотна; разбившаяся насмерть женщина, распростёртая на мостовой, и рядом с ней живой ребёнок (обоих, предположительно, выбросило из сломавшейся колесницы) - в центре полотна; и мать, привлекающая к себе дочерей, в левом углу картины.

Слева на втором плане - толпа беглецов на ступенях гробницы Скавра. В ней мы замечаем художника, спасающего самое дорогое - ящик с кистями и красками. Это - автопортрет Карла Брюллова.

Осенью 1833 года картина появилась на выставке в Милане и вызвала взрыв восторга и преклонения. Ещё больший триумф ожидал Брюллова на родине. Выставленная в Эрмитаже, а затем в Академии художеств, картина стала предметом патриотической гордости. Её восторженно приветствовал А.С. Пушкин:
Везувий зев открыл - дым хлынул клубом - пламя
Широко развилось, как боевое знамя.
Земля волнуется - с шатнувшихся колонн
Кумиры падают! Народ, гонимый страхом,
Толпами, стар и млад, под воспаленным прахом,
Под каменным дождем бежит из града вон.

Брюллова сравнивали с великими итальянскими мастерами. Поэты посвящали ему стихи. Его приветствовали аплодисментами на улице и в театре. Спустя год Французская Академия искусств присудила художнику за картину золотую медаль после ее участия в Парижском Салоне.

"И был "Последний день Помпеи" для русской кисти первый день", – писал поэт Евгений Баратынский. И действительно, картину триумфально встретили в Риме, где её писал Брюллов, и затем в России, а сэр Вальтер Скотт несколько высокопарно назвал картину "необычной, эпической". А Николай I удостоил художника личной аудиенцией и наградил Карла лавровым венком, после этого художника называли "Карл Великий".

Анатолий Демидов подарил картину Николаю I, который выставил её в Академии художеств как руководство для начинающих живописцев. После открытия Русского музея в 1895 году полотно переехало туда, и к нему получила доступ широкая публика.

Трудно назвать картину, которая пользовалась бы у современников таким же успехом, как «Последний день Помпеи». Едва полотно было завершено, римская мастерская Карла Брюллова подверглась настоящей осаде. «В есь Рим стекался смотреть мою картину» , - писал художник. Выставленная в 1833 г. в Милане «Помпея» буквально потрясла публику. Хвалебными рецензиями были полны газеты и журналы, Брюллова называли ожившим Тицианом, вторым Микеланджело , новым Рафаэлем …

В честь русского художника устраивались обеды и приемы, ему посвящались стихи. Стоило Брюллову появиться в театре - зал взрывался овациями. Живописца узнавали на улицах, закидывали цветами, и порой чествования заканчивались тем, что поклонники с песнями носили его на руках.

В 1834 г. картина, по желанию заказчика, промышленника А. Н. Демидова, была выставлена в Парижском Салоне. Реакция публики была здесь не столь горячей, как в Италии (завидуют!- объясняли русские), однако «Помпея» удостоилась золотой медали французской Академии изящных искусств.

Энтузиазм и патриотический подъем, с которыми картину встретили в Петербурге, трудно вообразить: благодаря Брюллову русская живопись перестала быть старательной ученицей великих итальянцев и создала произведение, восхитившее Европу! Картина была подарена Демидовым Николаю I , который ненадолго поместил её в императорский Эрмитаж, а затем подарил Академии художеств.

По воспоминаниям современника, «толпы посетителей, можно сказать, врывались в залы Академии, чтобы взглянуть на "Помпею"». О шедевре беседовали в салонах, делились мнениями в частной переписке, делали заметки в дневниках. Почетное прозвище «Карл Великий» утвердилось за Брюлловым.

Под впечатлением от картины Пушкин написал шестистишие:
«Везувий зев открыл — дым хлынул клубом — пламя
Широко развилось, как боевое знамя.
Земля волнуется — с шатнувшихся колонн
Кумиры падают! Народ, гонимый страхом,
Под каменным дождём, под воспалённым прахом,
Толпами, стар и млад, бежит из града вон».

Гоголь посвятил «Последнему дню Помпеи» замечательно глубокую статью, а поэт Евгений Баратынский выразил всеобщее ликование в известном экспромте:

« Принес ты мирные трофеи
С собой в отеческую сень,
И стал „Последний день Помпеи“
Для русской кисти первый день!»

Неумеренные восторги давно улеглись, но и сегодня картина Брюллова производит сильнейшее впечатление, выходящее за пределы тех ощущений, которые обычно вызывает в нас живопись, даже очень хорошая. В чем тут дело?

«Улица гробниц». В глубине - Геркуланские ворота.
Фотография второй пол.19 в.

С тех пор, как в середине 18-го столетия в Помпеях начались раскопки, интерес к этому городу, погибшему при извержении Везувия в 79 г. н. э., не угасал. Европейцы стекались в Помпеи, чтобы побродить по руинам, освобожденным от слоя окаменевшего вулканического пепла, полюбоваться фресками, скульптурами, мозаиками, подивиться неожиданным находкам археологов. Раскопки притягивали художников и архитекторов, офорты с видами Помпей были в большой моде.

Брюллов , впервые посетивший раскопки в 1827 г., очень точно передал ощущение сопереживания событиям двухтысячелетней давности , которое охватывает всякого, кто приезжает в Помпеи: «Вид сих развалин невольно заставил меня перенестись в то время, когда эти стены были еще обитаемы /…/. Нельзя пройти сии развалины, не почувствовав в себе какого-то совершенно нового чувства, заставляющего все забыть, кроме ужасного происшествия с сим городом».

Выразить это «новое чувство», создать новый образ античности - не отвлеченно-музейный, а целостный и полнокровный, стремился художник в своей картине. Он вживался в эпоху с дотошностью и бережностью археолога: из пяти с лишним лет на создание самого полотна площадью 30 квадратных метров ушло всего 11 месяцев, остальное время заняла подготовительная работа.

«Декорацию сию я взял всю с натуры, не отступая нисколько и не прибавляя, стоя к городским воротам спиною, чтобы видеть часть Везувия как главную причину», - делился Брюллов в одном из писем. В Помпеях было восемь ворот, но далее художник упомянул «лестницу, ведущую в Sepolcri Sc au ro » - монументальную гробницу именитого горожанина Скавра, и это дает нам возможность точно установить выбранное Брюлловым место действия. Речь идет о Геркуланских воротах Помпей ( Porto di Ercolano ), за которыми, уже вне пределов города, начиналась «Улица гробниц» ( Via dei S epolcri ) - кладбище с пышными усыпальницами и храмами. Эта часть Помпей была в 1820-е гг. уже хорошо расчищена, что позволяло живописцу с максимальной точностью реконструировать на полотне архитектуру.

Гробница Скавра. Реконструкция 19 в.

Воссоздавая картину извержения, Брюллов следовал знаменитым посланиямПлиния Младшего к Тациту. Юный Плиний пережил извержение в морском порту Мизено к северу от Помпей и подробно описал увиденное: дома, которые, казалось, сдвинулись со своих мест, широко разлившееся по конусу вулкана пламя, падающие с неба горячие куски пемзы, тяжелый дождь из пепла, черный непроглядный мрак, огненные зигзаги, подобные гигантским молниям… И все это Брюллов перенес на холст.

Сейсмологи поражаются тому, с какой убедительностью изобразил он землетрясение: глядя на разрушающиеся дома, можно определить направление и силу подземного толчка (8 баллов). Вулканологи отмечают, что извержение Везувия написано со всей возможной для того времени точностью. Историки утверждают, что по картине Брюллова можно изучать древнеримскую культуру.

Чтобы достоверно запечатлеть уничтоженный катастрофой мир древних Помпей, Брюллов брал за образцы найденные в ходе раскопок предметы и останки тел, делал бесчисленные зарисовки в археологическом музее Неаполя. Способ восстанавливать предсмертные позы погибших, заливая в образовавшиеся от тел пустоты известь, был изобретен только в 1870 г., но и во время создания картины обнаруженные в окаменевшем пепле скелеты свидетельствовали о последних судорогах и жестах жертв. Мать, обнявшая двоих дочерей; молодая женщина, насмерть разбившаяся при падении с колесницы, наскочившей на булыжник, вывернутый землетрясением из мостовой; люди на ступенях гробницы Скавра, защищающие головы от камнепада табуретами и посудой, -все это не плод фантазии живописца, а художественно воссозданная реальность.

На холсте мы видим персонажей, наделенных портретными чертами самого автора и его возлюбленной, графини Юлии Самойловой. Себя Брюллов изобразил художником, несущим на голове ящик с кистями и красками. Прекрасные черты Юлии узнаются в картине четырежды: девушка с сосудом на голове, мать, обнимающая дочерей, женщина, прижимающая к груди малыша, знатная помпеянка, упавшая с разбитой колесницы. Автопортрет и портреты подруги - лучшеедоказательство того, что в своем проникновении в прошлое Брюллов действительно сроднился с событием, создавая и для зрителя «эффект присутствия», делая его как бы участником происходящего.

Фрагмент картины:
автопортрет Брюллова и портрет Юлии Самойловой.
Фрагмент картины:
композиционный «треугольник» - мать, обнимающая дочерей.

Картина Брюллова угодила всем - и строгим академикам, ревнителям эстетики классицизма, и тем, кто ценил в искусстве новизну и для кого «Помпея» стала, по словам Гоголя, «светлым воскресением живописи». Эту новизну принес в Европу свежий ветер романтизма. Достоинство картины Брюллова обычно видят в том, чтоблестящий воспитанник петербургской Академии художеств был открыт новым веяниям. При этом классицистический пласт картины часто трактуется как пережиток,неизбежная дань художника рутинному прошлому. Но думается, что возможен и другой поворот темы: сплав двух «измов» оказался плодотворным для картины.

Неравная, роковая борьба человека со стихиями - таков романтический пафос картины. Она построена на резких контрастах тьмы и гибельного света извержения, нечеловеческой мощи бездушной природы и высокого накала человеческих чувств.

Но в картине ощущается и еще нечто, противостоящее хаосу катастрофы: непоколебимый стержень в сотрясающемся до основ мире. Стержень этот - классическая уравновешенность сложнейшей композиции, которая спасает картину от трагического чувства безнадежности. Выстроенная по «рецептам» академиков композиция - осмеянные последующими поколениями живописцев «треугольники», в которые вписываются группы людей, равновесные массы справа и слева -читается в живом напряженном контексте картины совсем по-другому, чем в сухих и мертвенных академических полотнах.

Фрагмент картины: молодая семья.
На переднем плане -поврежденная подземным толчком мостовая.
Фрагмент картины: погибшая помпеянка.

«Мир все же гармоничен в своих основах» - это ощущение возникает у зрителя подсознательно, отчасти вопреки тому, что он видит на холсте. Обнадеживающее послание художника читается не на уровне сюжета картины, а на уровне ее пластического решения. Буйную романтическую стихию усмиряет классически совершенная форма, и в этом единстве противоположностейкроется еще один секрет притягательности брюлловского полотна.

В картине рассказано множество захватывающих и трогательных историй. Вот юноша в отчаянии всматривается в лицо девушки в свадебном венце, лишившейся чувств или погибшей. Вот молодой человек в чем-то убеждает сидящую без сил старуху. Эту пару называют «Плиний с матерью» (хотя, как мы помним, Плиний Младший находился не в Помпеях, а в Мизено): в письме к Тациту Плиний передает свой спор с матерью, которая убеждала сына оставить ее и, не мешкая, бежать, а он не соглашался покинуть немощную женщину. Воин в шлеме и мальчикнесут больного старика; младенец, чудом уцелевший при падении с колесницы, обнимает погибшую мать; молодой мужчина вскинул руку, словно отводя удар стихии от своей семьи, малыш на руках у его жены с детским любопытством тянется к мертвой птичке. Люди пытаются унести с собой самое дорогое: языческий жрец -треножник, христианин - кадило, художник - кисти. Погибшая женщина везла драгоценности, которые, никому не нужные, валяются теперь на мостовой.

Фрагмент картины: Плиний с матерью.
Фрагмент картины: землетрясение- «кумиры падают».

Такая мощная сюжетная нагрузка на картину может быть опасна для живописи, делая полотно «рассказом в картинках», но у Брюллова литературность и обилие деталей не разрушают художественной целостности картины. Почему? Ответ находим все в той же статье Гоголя, который сравнивает картину Брюллова «по обширности и соединению в себе всего прекрасного с оперой, если только опера есть действительно соединение тройственного мира искусств: живописи, поэзии, музыки» (под поэзией Гоголь, очевидно, подразумевал литературу вообще).

Эту особенность «Помпеи» можно обозначить одним словом - синтетичность: картинаорганично соединяет драматический сюжет, яркую зрелищность и тематическое многоголосье, подобное музыке. (Кстати, у театральной основы картиныбыл реальный прототип -опера Джованни Паччини «Последний день Помпеи», котораяв годы работы художника над полотном ставилась в неаполитанском театре Сан Карло. Брюллов был хорошо знаком с композитором, несколько раз слушал оперу и одалживал костюмы длясвоих натурщиков.)

Уильям Тернер. Извержение Везувия. 1817 г.

Итак, картина напоминает заключительную сцену монументального оперного спектакля: для финала припасены самые выразительные декорации, все сюжетные линии соединяются, а музыкальные темы сплетаются в сложное полифоническое целое. Эта картина-спектакль подобна античным трагедиям, в которых созерцание благородства и мужества героев перед лицом неумолимого рока приводит зрителя к катарсису - духовному и нравственному просветлению. Чувство сопереживания, охватывающее нас перед картиной, сродни тому, что мы испытываем в театре, когда происходящее на подмостках трогает нас до слез, и слезы эти отрадны сердцу.

Гэвин Гамильтон. Неаполитанцы наблюдают за извержением Везувия.
Вторая пол. 18 в.

Картина Брюллова захватывающе красива: огромный размер - четыре с половиной на шесть с половиной метров, потрясающие «спецэффекты», божественно сложенные люди, подобные ожившим античным статуям. «Его фигуры прекрасны при всем ужасе своего положения. Они заглушают его своей красотой», - писал Гоголь, чутко улавливая еще одну особенность картины - эстетизацию катастрофы. Трагедия гибели Помпей и, шире, всей античной цивилизации представлена нам как невероятно красивое зрелище. Чего стоят эти контрасты давящей на город черной тучи, сияющего пламени на склонах вулкана и безжалостно ярких вспышек молний, эти запечатленные в самый момент падения статуи и рушащиеся, словно картонные, здания…

Восприятие извержений Везувия как грандиозных спектаклей, поставленных самой природой, появилось уже в 18-м столетии - создавались даже специальные машины, имитирующие извержение. Эту «моду на вулкан» ввел британский посланник в Неаполитанском королевстве лорд Уильям Гамильтон (супруг легендарной Эммы, подруги адмирала Нельсона). Страстный вулканолог, он был буквально влюблен в Везувий и даже построил на склоне вулкана виллу, чтобы с комфортом любоваться извержениями. Наблюдения за вулканом, когда он проявлял активность (в 18-19 вв. произошло несколько извержений), словесные описания и зарисовки его изменчивых красот, восхождения к кратеру - таковы были развлечения неаполитанской элиты и приезжих.

Следить с замиранием сердца за гибельными и прекрасными играми природы, даже если для этого приходиться балансировать у жерла действующего вулкана, свойственно человеку. Это то самое «упоение в бою и бездны мрачной на краю», о котором писал Пушкин в «Маленьких трагедиях», и которое передал Брюллов в своем полотне, вот уж почти два века заставляющем нас восхищаться и ужасаться.

Современные Помпеи

Почти 2000 лет назад извержение вулкана Везувий разрушило несколько древнеримских поселений, в числе которых были города Помпеи и Геркуланум. «Футурист» представляет хронику событий 24-25 августа 79 года н.э.

Древнеримский писатель и адвокат Плиний Младший рассказывал, что это случилось в седьмом часу после восхода солнца (примерно в полдень) 24 августа. Его мать указала его дяде, Плинию Старшему, на облако необычных размеров и формы, возникшее у вершины горы. Плиний Старший, который в то время был командиром римского флота, отправился в Мизены, чтобы понаблюдать за редким явлением природы. В течение последующих двух суток погибло 16 тысяч жителей римских поселений Помпеи, Геркуланум и Стабии: их тела были погребены под слоем пепла, камней и пемзы, выброшенными разбушевавшимся вулканом Везувием.

Cлепки тел, найденных при раскопках, сейчас выставлены внутри термы Стабиана на археологическом участке в Помпеях

С тех пор интерес к Помпеям не угасает: современные исследователи рисуют цифровые карты разрушенного города и отправляются в археологические экспедиции, чтобы показать нам повседневную жизнь людей, павших у подножия вулкана.

Письма Плиния Младшего к историку Тациту, результаты раскопок и вулканологические доказательства позволяют ученым реконструировать график извержения.

Руины Помпей на фоне Везувия

12:02 Мать Плиния говорит его дяде Плинию Старшему, о странном облаке, возникшем над Везувием. До этого несколько дней город сотрясали подземные толчки, хотя для области Кампанья это было нехарактерно. Плиний Младший позднее опишет это явление так:

«огромное чёрное облако быстро надвигалось…из него то и дело вырывались длинные, фантастические языки пламени, напоминающие вспышки молний, только намного большие»…

Ветра переносят большую часть пепла на юго-восток. Начинается «плинианская фаза» извержения.

13:00 К востоку от вулкана пепел начинает падать. Помпеи находится всего в шести милях от Везувия.

14:00 На Помпеи обрушивается сначала пепел, а затем белая пемза. Слой вулканических осадков, покрывший землю, прирастает со скоростью 10-15 см в час. В конечном итоге толщина слоя пемзы будет составлять 280 см.

Последний день Помпеи, картина Карла Павловича Брюллова, написанная в 1830—1833 годах.

17:00 Под массой вулканических осадков в Помпеях обрушиваются крыши. Камни размером с кулак сыплются на город со скоростью 50 м/c. Солнце заволокло пепельной пеленой, и люди ищут убежище в кромешной тьме. Многие спешат к гавани Помпей. Вечером приходит черед серой пемзы.

23:15 Начинается «пелейское извержение», первая волна которого ударила по Геркулануму, Боскореале и Оплонтису.

00:00 14-километровый столб пепла вырос до 33 км. Пемза и пепел входят в стратосферу. В течение следующих семи часов шесть пирокластических волн (насыщенный газами поток пепла, пемзы и лавы) поразят район. Людей повсюду настигает смерть. Вот как описывает эту ночь вулканолог Джузеппе Мастролоренцо для National Geographic:

«Температура на улице и в помещении выросла до 300 °C. Этого более чем достаточно, чтобы убить сотни людей за доли секунды. Когда пирокластическая волна захлестнула Помпеи, люди не успевали задохнуться. Искаженные позы тел жертв — это не следствие длительной агонии, это спазм от теплового шока изогнул уже мертвые конечности»

Л. Осипова

Александр Брюллов. Автопортрет. 1830.

– Карл, ты только представь себе – восемнадцать столетий назад все было точно так же: ослепительно сияло солнце, чернели пинии по краям дороги и ослы, груженные поклажей, спотыкались о камни. Мы на главной дороге, ведущей в Помпею. Вот эти руины – загородный дом богача Диомеда, здесь еще ведутся раскопки, дальше – Цицеронова вилла. Дальше гостиница, здесь нашли много глиняной посуды, мраморные ступки, на каменной доске след как будто только что пролитой жидкости, а в подвалах – пшеничные зерна. Если их истолочь и испечь, можно было бы попробовать самый что ни на есть классический хлеб, который в нашу романтическую эпоху, я думаю, поразил бы многих своим вкусом. Ба, а тебе не кажется, что все очень оживилось. Толпы людей спешат в город. Вот несут на носилках какого-то важного господина. Он в тунике ослепительной белизны, заколотой на плече золотой пряжкой, в сандалиях до колен, украшенных алмазами, а за ним целый кортеж слуг. Ты слышишь крики черни? Появились колесницы, но им так трудно двигаться, узкие улочки все запружены людьми. Все понятно – все спешат к амфитеатру. Сегодня назначены сражения гладиаторов с дикими зверьми. А может быть, судьи приговорили кого-то из виновных кончить жизнь на арене в схватке с только что привезенными из Африки львами? О, конечно, такое зрелище не может упустить никто из помпеян.

Карл Брюллов. Автопортрет. Ок. 1833.

– Уймись, твое воображение начинает кусаться! Того и гляди этими осужденными окажемся мы сами. – Братья Брюлловы смеются и, усевшись на придорожный камень, окунаются в безмолвие, нарушаемое только шуршанием ящериц и шелестом колючих трав...
Александр встает и, найдя удобное место на полуразрушенных ступеньках, открывает большой альбом и начинает рисовать. Немного погодя к нему присоединяется и Карл. Но рисуют они по-разному. Александра как архитектора интересуют соотношения частей, пропорции, которые строители Помпеи переняли у греков. Он то и дело подбегает к Карлу, прося его обратить внимание на эту простоту и изящество линий, сочетающуюся с богатством и даже изощренностью украшений – капители у колонн то в виде свившихся дельфинов, то это группы фавнов, один из которых учит другого играть на свирели, то переплетение фантастических плодов и листьев... Изощренность, переизбыток воображения – это уже явление нового времени, влияние Рима. И так у помпеян во всем: в самых богатых домах все комнаты, даже пиршественные залы, по греческому образцу очень невелики – ведь количество гостей должно соответствовать числу граций (три) или числу муз (девять). Между тем известно, что умеренностью в еде и удовольствиях Помпея не славилась. Наоборот. На пирах здесь подавали филейные части африканского льва, копченые ноги верблюда, лисиц, откормленных виноградом, ароматических кроликов, соус из мозгов страуса, земляных пауков, не говоря уже о винах со льдом, раздушенных ароматическими травами... Нет, наше воображение бессильно все это представить... Да, Греция и Рим встретились в Помпее для того, чтобы после извержения Везувия в августе 79 года после рождества Христова оказаться на много столетий погребенными пеплом и камнями...
Карл слушает брата вполслуха. Он набрасывает в альбоме эскиз карандашом, сожалея, что не захватил красок. Он уже во власти живой красоты, он наслаждается.
Как поразителен здесь эффект света, пронзительного и мягкого! А сквознота мрамора – ока оставляет впечатление нежности. Торс Венеры, статуя атлета, недавно откопанные, очищенные от земли, кажутся более подлинными, натуральными, чем живые люди, – это лучшие люди. Вот он – этот мир, который он начал постигать с детства.
Отец – Павел Иванович Брюллов, академик скульптуры орнаментальной, заставлял детей рисовать с антиков, как только они научались держать в руках карандаш. В десять лет Карл был принят в воспитанники Петербургской Академии художеств, в четырнадцать получил серебряную медаль за рисунок, в котором, по общему уверению, оживил времена Фидия и Поликлета. В мертвом мире мрамора он чувствовал себя своим, потому что всем существом ощущал законы, по которым этот мир создан. О, как он верил сейчас в свои силы! Охватить все предметы, облечь в гармонию, обратить все чувства зрителя в спокойное и бесконечное наслаждение красотой. Создать искусство, которое проникло бы всюду: в хижину бедняка, под мрамор колонн, на площадь, кипящую народом, – как было в этом городе, как было в далекой светлой Греции...
...Прошло несколько лет. Александр уехал в Париж для совершенствования своих знаний и таланта. Было у него и еще одно намерение, которое он вскоре счастливо осуществил. Он издал книгу о раскопках в Помпее – на роскошной бумаге, с собственными чертежами и рисунками. Достоинства книги были оценены столь велико, что по прошествии самого недолгого времени автор ее был избран членом Королевского института Архитектуры в Лондоне, членом Миланской Академии художеств. Александр не столько упивался славой, сколько радовался – наконец-то ему есть чем отчитаться Обществу поощрения художников, которое семь лет назад, в 1822 году, послало их с братом за границу после окончания ими Петербургской Академии художеств. Но Карл... Боже мой, какие только слухи не доходили сюда о нем из Рима! Он успел прослыть замечательным портретистом, и каждый приезжий в Италию именитый русский барин спешил заказать ему свой портрет. Но беда, если этот человек начинал внушать Карлу антипатию. Он мог принять его (так было с графом Орловым-Давыдовым) в самом небрежном костюме и самой небрежной позе и спокойно заявить, что сегодня он не расположен работать. Скандал!..


Один из эскизов картины "Последний день Помпеи".

Впрочем, до Александра дошло известие, что в последнее время Карл делает эскизы к большому полотну, которое предполагает назвать "Последний день Помпеи". Это так обрадовало его, что он тут же сел за письмо, в котором жадно выспрашивал: собирается ли брат пользоваться историческими источниками или это будет плод его свободной фантазии; не считает ли он, что гибель Помпеи была предрешена свыше: помпеяне погрязали в роскоши и увеселениях, легкомысленно пренебрегая всеми знаками и предсказаниями, томили в тюрьме первых христиан; где он предполагает место действия картины; и самое главное – пусть, ради бога, не отвлекается от великой работы, которой, возможно, суждено ему явить перед всем миром гений свой.
Письмо брата застало Карла в злую минуту. Он уже перешел от эскизов к полотну. Было оно громадных размеров – 29 квадратных метров. Работал запоем, почти без перерывов, доходил до полного изнеможения, так что нередко его выносили из мастерской. А тут еще хозяин явился с просьбой уплатить по счетам...
Конечно, все уже сомневаются в том, что он способен создать что-нибудь стоящее. Общество поощрения художников уже второй год не выплачивает ему пенсион. Только и судачат вокруг о его легкомысленном и беспечном нраве. Но брат-то должен знать, что если он работает по страсти, то хоть саван на него надень, он не перестанет работать.

К. П. Брюллов "Последний день Помпеи", 1830–1833. Государственный Русский музей, Санкт-Петербург.

За перо и чернила Карл брался в крайних случаях. А тут решил: напишет сейчас – и братьям (брат Федор, тоже художник, жил в Петербурге), и в Общество поощрения. "Декорацию... я взял всю с натуры, не отступая нисколько и не прибавляя, стоя к городским воротам спиною, чтобы видеть часть Везувия как главную причину, – без чего похоже ль было бы на пожар? По правую сторону помещаю групп матери с двумя дочерьми на коленях (скелеты сии найдены были в таком положении); сзади сей группы виден теснящийся групп на лестнице... накрывая головы табуретками, вазами (спасаемые ими вещи все взяты мною из музея). Возле сей группы – бегущее семейство, думая найти убежище в городе: муж, закрывши плащом себя и жену, держащую грудного ребенка, прикрывая другой рукой старшего сына, лежащего у ног отца; в середине картины упавшая женщина, лишенная чувств; младенец на груди ее, не поддерживаемый более рукою матери, ухватившись за ее одежды, спокойно смотрит на живую сцену смерти..."
Десятки эскизов и набросков, несколько лет изнурительного труда. Нет, не ужас обреченности, не близость смерти он писал. "Страсти, чувства верные, огненные выражаются на таком прекрасном облике, в таком прекрасном человеке, что наслаждаешься до упоения", – так сказал Гоголь, увидев картину. Гибель мира чувственно-прекрасного, невозвратимого. Да, к художнику пришла слава. Триумф сопровождал появление его на улицах, в театре. В Петербурге ему возложили на голову венок из лавров, в журналах написали, что его произведения первые, которые может понимать и художник, имеющий высшее развитие вкуса, и не знающий, что такое художество.
Что ж, Брюллов относился к славе как к должному, как к ноше, совсем не обременительной. Он беспечно смеялся, когда Александр, со слезами обнимая его, твердил, что он сделал для Помпеи больше, чем любой археолог или ученый...