Худиев сергей электронная почта. Сергей Худиев: Об одной чрезвычайно ядовитой идее
Мне режет слух, когда встречаю, например, слово "священник", причём это может быть даже в текстах антиклерикальной и антирелигиозной направленности.
Это попы свою религиозную идею возвели в ранг "духовного учения", сами себя беззастенчиво назвали священниками от слова СВЯТОЕ, святейшими, пастырями, Патриархами, двойные имена себе придумывают и т.д.
Его поддерживает Виджаяна
Здесь справедливо ставится проблема отношения свободомыслящих к языку, навязываемому обществу религиозными организациями, в частности, РПЦ. А поскольку за языком стоят взгляды на мир, то в экспансии религиозного языка выражается экспансия конкретной религии.
И ведь люди искренне полагают, что клерикалы навязывают обществу теофорный язык, отражающий теистические взгляды на мир. Ужасная, леденящая картина - тысячелетняя атеистическая цивилизация, в которую с марса прилетают клерикалы и навязывают ей свой клерикальный язык. Как же отразить такую напасть? Придумать свой, не-клерикальный язык. Хорошая идея - потому что обычный русский язык, как и другие европейские языки, неисправимо клерикален. Даже "спасибо" сказать нельзя, не призвав имя Божие. Даже в календарь нельзя заглянуть, не обнаружив там "воскресенья", а слово "безбожный" обладает четко негативным звучанием - можно безбожно врать, но нельзя, например, быть безбожно честным. Хуже того, имена, которые носят борцы с клерикализмом, это - за очень редкими исключениями - либо имена святых, либо вовсе библейских персонажей. То есть по выработке светского языка предстоит поистине "работа адова". Что, "адова" тоже религиозный термин? Ну не знаю, в общем, будут большие затруднения. Почему они будут столь велики? Потому что Православие не занимается "экспансией". Оно здесь у себя дома. Оно создало эту цивилизацию и язык, на котором мы говорим. Нельзя сказать, конечно, что антиклерикальные силы ничем не обогатили русский язык - много аббревиатур, ВЧК, ГПУ, НКВД, ЧСИР, ЧСВН и т.д. кое-какие новые термины - "лишенец", "ликвидация", в более гуманные годы - "дефицит", многие термины были обогащены новыми смыслами - "березка", "выбросили", "импорт", но эти языковые привнесения оказались недолговечными и сейчас молодежь даже не в курсе, что “березка” - это магазин, а не дерево. Разговаривая по-русски, мы никому ничего не навязываем — мы просто разговариваем на родном языке
––––––––––––––––––––––––––––––––––––Я ему там оставил несколько ответов, дублирую их и здесь.
Уважаемый Сергей.
Поскольку в силу некоторых обстоятельств не всегда имею возможность просматривать подробно ленту друзей, в число которых вы у меня входите, то я пропустил этот ваш пост.
По той же причине я пропустил и пост vidjnana.
Что ж, придётся кратко и с запозданием вам ответить.
Vidjnana подошёл к теме церковных терминов, по-моему, излишне серьёзно.
Тот мой пост – это всего лишь, извините, ирония (грустная) над тем фактом, что попы самочинно наприсваивали себе и религиозной идее наивысшие эпитеты: Святые Писания, Духовное Учение (абсолютная и полная узурпация термина), Святейший, Патриарх, пастырь.
Сергей.
Вы ведь опять лукавите:
Православие не занимается "экспансией". Оно здесь у себя дома.
Что значит «оно у себя дома»?
Это наша религия что ли?
Это же заморская, импортная, привозная.
Князьям киевским надо было единобожие ввести, язычество-то оно как-то плохо помогало выстраивать «вертикаль власти».
Вот и решили они по примеру соседей ввести для людишек своих единого бога.
Прознали об этом те соседи и начали своих богов предлагать – католики, магометане, и даже иудейский бог предлагался, про Будду достоверно не знаю.
Чуть ли магометанского не приняли, да забраковали – запрет на бражничество у них был прописан.
Могли бы из неметчины бога взять, католического – они предлагали, но византийский более приглянулся пышностью обрядов.
Людишки заморского бога приняли с неохотой, кое-где и мечом тот бог навязывался, в Новгороде дядя князя киевского Володимира Добрыня сколько-то немало людишек порешил, и в других местах такое же бывало.
Ну, ладно, принудили людишек к вере.
А князья так и сами оценили, что с богом-то единым, за грехи и непослушание властям карающим, пожалуй что, и лучше будет людишек-то в крепкой руке держать.
Власть над телом бренным своего холопа – это ещё не вся власть, а вот ещё и душу его в полон взять – вот это полная власть над ним будет.
Только вот ведь какая странная незадача случилась...
Верили так-то 6,5 веков, всё, вроде бы, хорошо, Бог теперь у нас есть, людишки на него и ему молятся.
Так видишь ли – не так же они молятся-то!
Надо креститься, оказывается, тремя перстами!!!
А они – двумя!
Шесть с половиной веков не то делали!!
Кошмар!!!
А ведь сколько людей за эту «неправильную» веру было положено... да, людишки-то ладно – ещё нарожают... что делать-то теперь!?..
А что делать... ясно что – реформу проведём, обряды изменим!
Несогласные опять будут – а в срубы их позапираем, да и сжигать будем заживо!
А какие из них совсем фанатики – так и сами закроются, и сами себя заживо сожгут!
Так мне вот интересно: истинное православие это, выходит, не то, что нам Володимир Креститель, Володимир Святой 1000 лет назад нам из-за моря привёз?
Какая правильная-то вера?
Та, к которой он принудил, за что и в святые произведён, и в которую 6,5 веков верили?
Или та, что стала в результате Никона реформ, и в которую мы поменее, всего 3,5 века верим?
Прошу объяснить мне неграмотному.
Нельзя сказать, конечно, что антиклерикальные силы ничем не обогатили русский язык - много аббревиатур, ВЧК, ГПУ, НКВД, ЧСИР, ЧСВН и т.д. кое-какие новые термины - "лишенец", "ликвидация", в более гуманные годы - "дефицит", многие термины были обогащены новыми смыслами - "березка", "выбросили", "импорт", но эти языковые привнесения оказались недолговечными и сейчас молодежь даже не в курсе, что “березка” - это магазин, а не дерево. Разговаривая по-русски, мы никому ничего не навязываем - мы просто разговариваем на родном языке.
Этот подход мне известен, например, по общению с Николаем-Успокоителем ycnokoutellb
.
Разделить всё человечество на две неравные части: те, кто в твою конфессию входит, и все остальные.
И тогда, например, так: священники-педофилы – это у католиков, ВЧК – у большевиков и т.д.
Про большевиков – здесь вообще тема интересная.
О братании между церковью и «бесами» см. здесь http://30-70.ru/cerkov_i_generalisimus.php
Да и как же им не побрататься?
Идеологии схожие (одни ведут в «светлое будущее», другие – в Царствие Божие), цели тоже – удобство управления людишками.
– * –
Большевики вот так же
из коммунистической идеи
религиозную идею сотворили,
из вождей своих – мессий и Спасителей,
со святыми со своими,
с их мощами в мавзолеях,
с инквизицией кровавой,
почти как в средние века.
С «библиями» – вождей «трудами»,
откуда все должны цитаты брать –
в диссертации какие ли,
в газетные статьи,
в лозунги на стены,
на демонстрации в призывы.
– * –
Говорят когда про большевиков,
что атеисты, мол, они –
так вот неправда это.
Борьба с религией для них –
это удаление конкурента, всего лишь.
– * –
Большевики по сути по своей –
теми же попами были
с теми же приёмами «работы с массами»,
с ритуалами и песнопеньями.
Все жили по Заветам по Новейшим,
ну, как сейчас – с Заветами от Бога.
– * –
Теперь вот вся страна в мощах –
в большевистских
и в религиозно-христианских.
Чтим тех и других –
между собою конкурентов
вплоть до морей народной кровушки
пролитой за власть над душами народными.
Преклоняемся теперь
пред их мощами, мумиями
как в каком-нибудь Египте...
Потом все это схлынуло - отчасти, думаю, власти прижали в ходе общего сворачивания демократических свобод, отчасти враждебность переключилась на другие этнические группы, отчасти сошел шок от распада СССР. Теперь все это немножко полезло обратно, и понятно, почему.
Православная Церковь воспринимается как стержень национальной идентичности, единственный институт, просуществовавший непрерывно все время нашей национальной истории. Да, Христос создавал Церковь, главным образом, не за этим. Но так уж переплелось в истории - так что люди, не только невоцерковленные, но и вовсе неверующие склонны воспринимать Православную Церковь как свою, национальную, и нападки на нее - как унижение своего национального чувства. Более того, для самих нападающих неприязнь к Церкви тоже связана именно с ее ролью как маркера национальной идентичности “этой страны”. Видя нападки на свою национальную общность, люди ожидают увидеть на той стороне тоже национальную общность - и тут услужливо являются Гельман с Шендеровичем, обозначая, что это за общность.
Тем не менее, такая рефлекторная реакция является ошибочной. Прежде всего, в отличие от “прогрессивной общественности”, которую мы можем обозначить через определенный комплекс представлений и антипатий, “евреи” просто не являются политической общностью с общими убеждениями. взглядами, целями и намерениями. На каждого либерального Шендеровича найдется антилиберальный Вассерман. Евреи - люди с еврейскими корнями, люди, которые считают себя евреями, люди, которых евреями считают окружающие - могут быть резко враждебными Православию, могут быть ревностными Православными, могут быть горячими патриотами России, могут быть сторонниками ее всяческого расчленения и десуверенизации, могут быть дураками, могут быть мудрыми людьми - в общем, как и все остальные. Говорить “евреи хотят...” “евреи добиваются....” “евреи устроили...” просто бессмысленно.
Евреи не являются некой солидарно действующей общностью, тем более, управляемой из единого центра. Не говоря уже о том, что Всемирные Заговорщики могли бы подыскать на должности Гельмана и Шендеровича каких-нибудь менее раздражающих персонажей с вполне славянскими лицами и фамилиями. А то, вишь, миром рулят, при посредстве Продавшихся Поджидков (с) а найти нееврейского куратора найти не могут, шлимазлы. И вы таки хотите сказать, что это всемирный заговор?
Острую неприязнь к Церкви и “этой стране” вообще изъявляет группа, в которую евреи, конечно, могут входить - как они могут входить и в другие группы, но сама эта группа является субкультурной, отчасти идеологической, а не этнической, абсолютное большинство ее членов - этнические русские. Наезжать в связи с деятельностью этой группы на евреев - совершенно не по адресу.
Может ли национальная принадлежность человека быть чем-то ценным в очах христианина? Да. Не существует сферических людей в вакууме; у любого человека есть отец и мать, родной язык, культура, в которой он вырос, и это важная часть его личности.
Для вечности воскреснут реальные, а не абстрактные люди, а у реальных людей есть национальность. В раю преподобный Андрей Рублев остается русским, а Джотто - итальянцем.
Между святыми в раю нет разделений; они пребывают в совершенном единстве. Но это органическое, а не механическое единство, в которое люди входят как органы в тело, а не как песчинки в кучу песка.
Поэтому мы можем говорить о соборе Русских Святых, которые пребывают с нами, русскими христианами, в особых отношениях.
Не потому, что святые других народов нам менее родные - но потому, что русские святые имеют, по воле Божией, особое попечение о России.
Здесь, на земле, где нам заповедано любить ближнего, который тоже не является сферическим ближним в вакууме - он является членом нашего народа, жителем нашей страны, находится под властью нашего государства, и забота о его благе предполагает заботу о состоянии этих больших общностей.
Процветание, благоустройство и безопасность отдельных людей зависит от благоустройства страны в целом. Поэтому, разумеется, у христианина есть обязательства по отношению к своей стране и своему народу. Раз промысел Божий соделал нас гражданами России, значит Богу угодно, чтобы именно здесь мы и служили Ему и ближнему.
Национальная идентичность, таким образом, является частью Божьего творения, а любовь и забота по отношению к своим согражданам - благим и прямо заповеданным делом.
Национализм первоначально обозначает себя как именно такую любовь и такую заботу - но очень скоро мутирует во что-то другое.
Выясняется, что нашему народу мешают жить злые враги, которые несут ответственность за все наши беды, и любить свой народ - это значит ополчаться на этих врагов. Любая созидательная деятельность предполагается невозможной и бессмысленной до полной победы над врагами. Более того, вскоре выясняется, что значительная часть людей своей же нации и даже этнической группы - тоже враги, продавшиеся неприятелю за его грязные подачки.
В Руанде, где в июне 1994 года произошел известный геноцид между народностями хуту и тутси, национальный поэт хуту Саймон Бикинди сложил песню «Нанга абахуту» («Ненавижу тех я хуту»), в которой он выражает крайнее негодование на тех своих собратьев-хуту, которые не проявляют должного рвения к резне тутси.
Приведем пару строк в прозаическом переводе. «Я ненавижу тех хуту, тех чванных хуту, надменных, что пренебрегают другими хуту, дорогие товарищи! Как это можно пренебрегать своими?… Ненавижу я их и не буду за это извиняться!»
Если ты любишь свой народ, ты должен пойти и вырезать семью соседа, потому что, как сказал тот же поэт , «Тутси - это жестокие звери, гнуснейшие гиены, хитрее носорога…»
Ничего специфически африканского, тут нет - хорваты и сербы, например, несомненно, европейские народы с древними и высокоразвитыми культурами. А немцы так и вовсе были культурнейшим народом на свете.
Национализм очень быстро превращается в религию ненависти и выстраивает такой образ нации, в котором ее главными символами и героями оказываются не ее святые, не поэты, не ученые, не художники, а наиболее мрачные головорезы, которых только можно отыскать в национальной истории.
Что-то человеческое, теплое, вроде национальных традиций празднования Рождества или народных песен, которые поют девушки летними вечерами, остается за пределами этого национализма, весь его пафос - а пафосом он преисполнен - это пафос борьбы с подлыми врагами и подлыми предателями, которые не хотят с ними бороться.
Конечно, с определением национализма как религии ненависти охотно согласится всякий националист - в отношении национализма соседа.
Соседский национализм - это тяжкое, гнусное безумие, воплощение худших национальных качеств соседа. Его герои - людоеды, его версия истории - собрание нелепых выдумок, его песни - гнусный вой орков.
А вот наш национализм - это совсем другое дело. Это выражение воли нашего народа к достойной жизни, которой мешают коварные враги. Со стороны, однако, разницу усмотреть трудно.
На спине написано: "Я русский". Хотя точнее было бы - "Я предатель".
Почему так происходит? Мы, люди, нуждаемся в общности со своими ближними. Мы так созданы. Грех привел к утрате этой общности, человеческий род разбит и расколот; но люди испытывают глубочайшую потребность в этом единстве.
Книга Деяний Апостольских описывает проблеск рая в первохристианской общине: «У множества же уверовавших было одно сердце и одна душа; и никто ничего из имения своего не называл своим, но все у них было общее» (Деян. 4:32).
Однако, как браку противостоят извращения, как подлинной радости противостоит эйфория наркомана, так и единству, которое дает Святой Дух, противостоит единство, которое дает совсем другой дух. Человек ищет хороших вещей - радости, удовольствия, единства - и хватается за бесовские подделки, потому что ему кажется, что они ближе, доступней и дешевле.
Человек грешен, и в качестве объединяющей и мобилизующей силы ненависть работает лучше.
Люди, которые вместе противостоят кому-то, ненавидят кого-то, переживают эйфорическое чувство единства. Они - вместе, они - боевые товарищи, они братья. Это чувство братства покупается ценой ненависти к врагам - коварным иностранцам, подлым инородцам, проклятым предателям — но оно реально.
Это уже не русские. И никогда больше не станут.
В реальности, правда, братство держится недолго - вскоре боевые товарищи могут начать выяснить отношения между собой - но упоение единством какое-то время работает.
Строить отношения с людьми, учиться доверять и оправдывать доверие - трудно. Это узкий путь усилий и разочарований, в себе и в людях, требуется решимость, чтобы продолжать идти по нему. Национализм создает быструю иллюзию общности - чувство братства без тех трудов, которых бы потребовало созидание подлинного братства.
Националистические шествия (всех наций) всегда производили на меня впечатление какой-то черной мессы; потом я понял, в чем дело. Колонна, хором отзывающаяся на ритмичные выкрики ведущего, действительно пародирует ектенью. Только вместо обращения к Богу тут происходит обращение к кому-то другому, и вместо призывания милости - призывание смерти на тех или иных врагов.
Конечно, не каждый националист - Саймон Бикинди; это духовная болезнь, которая имеет свои стадии и в разной степени поражает принявший ее организм. Но приводит она именно к тому, к чему приводит - в Руанде, в Югославии, в Нагорном Карабахе, везде.
Ненависть - быстрый, эффективный и дешевый способ мобилизации сторонников. Те, кто прибегают к нему, в короткой перспективе выигрывают, а долгая их не интересует.
Людей трудно мобилизовать на что-то доброе; если бы люди бросались на помощь ближнему, или хотя бы на благоустройство территории, с таким же энтузиазмом, как на борьбу с врагами, мы жили бы почти в раю. Но это, увы, не так.
Побудить людей делать то, что Вы хотите, склонить их встать под Ваши знамена, «чувства добрые пробуждая», очень трудно. Гораздо проще пробуждать самые мутные и звериные инстинкты. Человек грешен, ему всегда легко превратиться в Истинного Хуту.
Второй фактор, благодаря которому национализм очень быстро мутирует из чего-то безобидного, вроде любви к национальным костюмам, в полноценную религию ненависти - это его притязания на абсолютную преданность и повиновение. «Нация превыше всего»; она - или, вернее, от ее имени - требуют убивать и умирать. Это идолослужение; и как всякое идолослужение оно разрушает душу. Чего только не сделаешь ради нации? Какой только гнусности не совершишь?
Может ли христианин быть националистом? На ранних стадиях, еще да - пока бес еще не требует человеческих жертвоприношений, а медленно и осторожно внушает жертве такую картину мира, в которой они будут уместными и оправданными.
Но рано или поздно наступает момент, когда от человека начинают требовать преступить заповедь, сначала молча смириться с явным беззаконием, провозглашаемым и творимым во имя нации, потом публично одобрить его, потом принять в нем участие.
Тогда ему приходится выбирать - между требованиями слова Божия и требованиями, выдвигаемыми от имени нации. Происходит разрыв либо с национализмом - нет, вот этого я одобрять и делать не буду - либо с христианством.
При этом формально, конечно, человек может оставаться христианином - вон, хорватские усташи были чрезвычайно набожны - но для него нация гораздо важнее Христа.
Существует ли здоровое национальное чувство? Конечно, и входя в православный храм мы присоединяемся в молитве к нашему народу - так молились русские люди на протяжении долгих столетий нашей истории, здесь они находили поддержку и утешение, веру и надежду, то, что наполняло их жизнь смыслом.
Более того, наши предки в вере, те, кто прошел путем Православия до нас, пребывают здесь, с нами и молятся за нас, в лике святых, прославленных Церковью - или известных только на Небесах.
Но этот опыт принадлежности к народу чужд ненависти к кому бы то ни было и не нуждается во врагах; мы объединяемся не против кого бы то ни было - а вокруг Христа. Мы знаем, что вокруг Него собраны люди из всех народов — и радуемся этому, и молитвенно почитаем святых из всех уголков земли.
Тогда для нас любовь к Родине и своему народу проявляется в упорном труде ради их блага - ради утверждения добрых нравов, мира, взаимного доверия, и более всего - ради вечного спасения наших сограждан.
А вот в ненависти к кому бы то ни было она проявляться не может - ненависть не приносит ничего, кроме разрушения, и более всего она разрушает тех, кто ей предается.
Как показывает неоднократный опыт, национализм оказывается злейшим врагом именно той нации, от имени которой он берется выступать. Таковы неизбежные плоды ненависти и идолослужения.
Можно спорить о том, было ли присуждение первого места на «Евровидении» украинской певице Джамале с песней про депортацию крымских татар в 1944 году политически мотивированным или стало объективной оценкой ее способностей.
Как и в прошлом году, кто-то скажет, что Том Нойвирт, более известный как Кончита Вурст, получил первое место по причине своих выдающихся вокальных данных и непревзойденного артистизма, а кто-то возразит, что тут сыграла роль идеология, которую западные политические элиты усиленно забивают в глотку и своим согражданам, и всему миру.
«Человек может быть виновен только в результате своих личных действий или бездействий – но не в результате принадлежности к этнической группе»
Мне представляется более важной реакция в нашей стране. Заходя в социальные сети, я тут же обнаруживаю подробные рассказы о том, как крымские татары сотрудничали с нацистами и какие творили злодеяния – так что нечего тут попрекать нас депортацией.
Что же, увы, люди иррациональны. Люди в целом склонны к экономии мыслительных усилий. Большинство людей любых национальностей и политических симпатий реагируют быстро, эмоционально и совершенно предсказуемо. Это делает их чрезвычайно удобными объектами манипуляции. Такова человеческая природа.
Чтобы перестать реагировать автоматически и начать думать, просчитывать варианты, оценивать свои возможные слова и действия с точки зрения их уместности, оправданности и целесообразности, нужно приложить усилия – чего мы обычно склонны избегать.
Но приложить такие усилия все-таки нужно. Участь людей, которыми легко манипулировать, обычно незавидна. Они, увы, часто служат расходным материалом для тех, кто четко знает, чего они хотят и как они намерены этого добиться.
В чем состоят интересы России в отношении крымско-татарского народа? В том, чтобы крымские татары были довольными и лояльными гражданами страны, имели хорошие отношения с другими ее гражданами и все вместе жили в добрососедстве и мире.
В чем состоят интересы врагов России? В том, чтобы эти отношения были как можно более плохими, чтобы крымские татары имели как можно больше жалоб и огорчений на своих русских соседей и на Россию в целом и чтобы их тем удобнее можно было использовать для дестабилизации обстановки в Крыму.
Кому в этой ситуации помогают те, кто отождествляет крымских татар с коллаборационистами времен войны? Только противникам России. Почему это простое соображение так легко упускается из виду?
По ряду причин и в значительной степени под влиянием одной чрезвычайно ядовитой идеи, которую, однако, люди часто склонны принимать как само собой разумеющуюся. Это идея коллективной и наследуемой вины – и, соответственно, коллективных и наследуемых претензий.
Чудовищная несправедливость депортации крымских татар (а это была именно чудовищная несправедливость) состоит в коллективности и неизбирательности наказания.
Правосудие – и в этом его отличие от произвола и тирании – подвергает людей преследованиям только за их личную вину, установленную должным судебным разбирательством.Кто сотрудничал с Гитлером и особенно отличился при этом зверствами, безусловно, заслуживал наказания по закону. Лично. В индивидуальном порядке.
Подвергать какого бы то ни было человека наказанию за то, что он принадлежит к той же этнической группе, что и преступники, – это беззаконие. Ну, представьте себе, заехали вы в Европу, а вас хвать – и повязали за преступления русской мафии.
Коллаборационисты были среди многих народов СССР, в том числе среди русских, и вменять, например, русским в вину действия власовцев было бы более чем странно.
Человек может быть виновен только в результате своих личных действий или бездействий – но не в результате принадлежности к этнической группе.
Еще хуже, когда вина объявляется наследуемой – когда считается, что ныне живущим соседям можно предъявлять претензии по поводу их давно умерших соплеменников. Когда людям, спокойно живущим по соседству, начинают внушать, что между ними, оказывается, не дорожка, которую они пересекали, заходя друг к другу в гости, а горы трупов и реки крови, и они друг другу, на самом деле, вечные враги со времен царя Гороха.
Именно такая – коллективная и наследуемая – ответственность предполагается в обмене обвинениями «русские нас депортировали из родных мест и захватили наши дома» – «это потому что татары выступили на стороне Гитлера».Вина за исторические злодеяния не является коллективной, их совершали конкретные люди, а не народы. Она также не является наследуемой – ни вас, ни ваших соседей не было на свете, когда они совершились.
За них бессмысленно как платить и каяться, так и предъявлять счета к оплате. Надо жить, исходя из интересов ныне живущих, а не приносить нынешнее поколение в жертву прошлому.
А возгревание взаимных исторических претензий – это инструмент абсолютно циничных и, безусловно, крайне злонамеренных людей. Втягиваться в обмен «историческими обвинениями» – значит быть марионетками на их ниточках.