Коллегии иностранных дел пушкина. Тема свободы в поэзии в творчестве А.С

А.С. ПУШКИН О НАПОЛЕОНЕ.
К 191-ей годовщине взятия Парижа 19 марта 1814 года.
Доклад на YIII научной конференции «Эпоха наполеоновских войн: люди, события, идеи».
Музей-панорама «Бородинская битва», Москва, 21-22 апреля 2005 года.

" ...Батый и Наполеон по кровавому морю хотели
приплыть к храму славы. Но кровь пролита, а
храм славы заперт для них. Их мавзолей -
проклятие народов!..."
Глинка Ф.Н.(1)
Мой доклад спровоцирован теми хвалебными «одами», которые расточает современная Европа и, так называемые, либералы Наполеону. К этому хору вдруг присоединились и наши, всегда попадающие в тему, историки, и наши шумливые "патриоты", и наши всё знающие телеведущие. Рука как-то сама потянулась к творчеству Александра Сергеевича Пушкина. Хотелось узнать, что же думал он - великий - о столь нестандартной личности как Наполеон. Тем более, что, будучи его современником, он видел и характер и деяния незамутнённым взглядом. Конечно, такой анализ мог быть проведён ранее меня и специалистами, уж очень он прост и показателен. Но мне сии труды незнакомы, и я осмеливаюсь предложить свои рассуждения вашему вниманию.
Наиболее просто узнать отношение Пушкина к Наполеону можно, очевидно, по его стихотворному творчеству, поскольку оно должно было бы тут проявиться и наиболее ярко и, что не менее важно для нас, бесспорно.
Начнём с произведения А.С. Пушкина "Воспоминания в Царском Селе", написанном, как известно, в 1814 году(2). Какие же характеристики даёт поэт и мыслитель европейскому кумиру сегодняшнего дня?
"...Блеснул кровавый меч в неукротимой длани
Коварством, дерзостью венчанного царя;
Восстал вселенной бич - и вскоре новой брани
Зарделась грозная заря...",
- констатирует он. В целях исследования отодвинем от себя поэтическую гениальность самого стиха (к сожалению, это мы будем делать и в дальнейшем с другими произведениями Пушкина). Только приведём эпитеты и определения, которыми он «вырисовавает» личность Наполеона по ходу текста:
- "кровавый", "неукротимой", "коварством", "дерзостью","надменный", "сильный", "тиран", "неистов","горд", снова "надменен", и, наконец, "презревший правды глас", "презревший веру", "презревший закон". В последних строках Пушкин отмечает ещё раз: "гордый". А все его деяния как "страшный сон".

Другим, также весьма известным, является стихотворение "Наполеон на Эльбе"(3), написанном в 1815 году после получения сведений о том, что Наполеон 1 марта 1815 года высадился во Франции. В нём Александр Сергеевич "награждает" неугомонного корсиканца, отправленного, как известно, в ссылку в 1814 году, но в 1815 году вновь захватившего власть во Франции, новыми характеристиками.
"...В уме губителя теснились мрачны думы,
Он новую в мечтах Европе цепь ковал...", -
- отмечает поэт и показывает, от лица самого Наполеона,его целеполагающие
стремления:
"...Уж мир лежит в оковах предо мной!
Прейду я к вам сквозь чёрные пучины
И гряну вновь погибельной грозой!
И вспыхнет брань! за галльскими орлами,
С мечом в руках победа полетит,
Кровавый ток в долинах закипит,
И троны в прах низвергну я громами
И сокрушу Европы дивный щит!..".
Отметим так же перечень определений и эпитетов автора: "губитель", "цепь ковал", "свирепо", "погибельной грозой", "кровавый ток", "кровавые знамена", "могущего паденье", "позор и заточенье". По сути, обращаясь к Франции и Европе словами Наполеона, Пушкин пророчествует грядущие бедствия (угрожает от лица честолюбивого и беспощадного Наполеона):
"...Страшись, о Галлия! Европа! мщенье, мщенье!
Рыдай - твой бич восстал - и всё падёт во прах,
Всё сгибнет, и тогда, в всеобщем разрушенье,
Царём воссяду на гробах!".
И далее от автора обращаясь к "восставшему бичу" заключает:
".........трепещи! погибель над тобою,
И жребий твой ещё сокрыт!"
В стихах, посвящённых Императору Александру I, в форме поэтического обращения к "Александру"(4), написанных также в 1815 году, Пушкин не может не дать характеристику Наполеону.
"...О, сколь величествен, бессмертный, ты явился,
Когда на сильного с сынами устремился...",
- пишет поэт. По тексту стихотворения мы видим, что в нём повторяются
прежние характеристики Наполеона:
"звезда губителя потухла", "пламенный венец" и т.д.. Однако появляются и новые:

"...Содрогся счастья сын, и, брошенный судьбою,
Он землю русскую не взвидел под собою.
Бежит...и мести гром слетел ему вослед;
И с трона гордый пал... и вновь восстал... и нет!"
Пушкин неоднократно использует эпитеты "гордый", "сильный", "грозный", показывая мощь врага, которого пришлось сокрушить России, возглавляемой императором Александром I, получившего после спасительных событий достойную приставку к имени - Благословенный.
"...И ветхую главу Европа преклонила,
Царя-спасителя колена окружила
Освобождённою от рабских уз рукой,
И власть мятежная исчезла пред тобой!", - заключает автор, впоследствии не жалующий императора поэтическими дифирамбами.
Заметим, что в 1816 году Пушкин в стихах "Принцу Оранскому"(5), написанных по случаю женитьбы участника победных событий принца Вильгельма Оранского(сына нидерландского короля) на сестре Александра I - Анне Павловне, Пушкин даёт Наполеону ещё более жёсткую характеристику.
"...Свершилось...взорами царей
Европы твёрдый мир основан;
Оковы свергнувший злодей
Могущей бранью снова скован...",
- успокаивает он общество.
Как мы видим, вослед уже обычным определениям "меч окровавленный", "смерть погибельным крылом", "шумела грозно", "падшего главу", "отторжен от вселенной", "не блещет меч окровавленный", "брань погибельным крылом", "мятежных гром гремел" появляются новые "злодей" и "ужас мира". Последние как бы венчают использованный ряд определений в оценке личности Наполеона и его деяний.
Таким образом, несмотря на некоторую динамику во взглядах поэта на личность Наполеона, расхождения в его оценке в различные годы можно считать несущественными и нельзя не видеть его сугубо отрицательного отношения к этой фигуре.
В 1821 году по получении известия о смерти Наполеона на острове Святой Елены, куда его заключили предусмотрительные англичане, Пушкин посвятил ссыльному целое стихотворение, которое так и назвал "Наполеон"(6).
Заметим, что имя «Наполеон» Пушкин употреблял в своём поэтическом творчестве считанное число раз. Обычно он обходился определениями: грозный, мятежный, кровавый, тиран, губитель, злодей и т.д..
Начинается стихотворение весьма своеобразно:
"Чудесный жребий совершился:
Угас великий человек" .
Обычно такие словосочетания коробят поэтический слух и чувства, но только не в случае с Наполеоном. Поэт явно не сочувствует «великому человеку». Обратим внимание, какими эпитетами и определениями он «обрисовывает» здесь образ ушедшего в небытие "кровавого" политика и полководца?
Перечислим их по ходу текста:
"великий", "властитель осуждённый", "могучий баловень побед", "чьей памятью кровавой", "твоею славой", "великолепная могила", "луч бессмертия", "обесславленная земля", "силы роковой", "воле своенравной", "бедой шумели знамена", "налагал ярём державный", "погибельное счастье", "дерзкой веровал душой", "пленяло самовластье", "жажду власти утолил"
.
"...И Франция, добыча славы,
Пленённый устремила взор,
Забыв надежды величавы,
На свой блистательный позор.
Ты вёл мечи на пир обильный;
Всё пало с шумом пред тобой:
Европа гибла; сон могильный
Носился над её главой...",
- пишет общепризнанный в мировой культуре русский гений. И далее: "в величии постыдном", "надменного героя", снова "Надменный", "Как сердца русских не постигнул Ты с высоты отважных дум?", "оцепенелыми руками", "железный свой венец", "Он бездну видит", "Он гибнет, гибнет наконец". И наконец, дважды "тиран", "тиран".
"...И длань народной Немезиды
Подъяту видит великан:
И до последней все обиды
Оплачены тебе, тиран!...",
- подводит итог поэт.
При этом в «приступе радостного всепрощения» он считает, что
"...Искуплены его стяжанья
И зло воинственных чудес
Тоскою душного изгнанья
Под сенью чуждою небес..."
Здесь Пушкин показывает воистину христианскую способность русского человека к прощению. По сути, он призывает простить недавнего "антихриста", по приказу которого был взорван Московский Кремль - святыня русского народа! Далеко не все согласились бы с автором, если бы речь не шла о покойнике, о частной судьбе частного человека, у которого были мать и отец.
В заключительной части стиха Пушкин призвал не поминать зла почившему в день его кончины, что также соответствует православной традиции не поминать худого усопшему. Он пишет:
"...Да будет омрачён позором
Тот малодушный, кто в сей день
Безумным возмутит укором
Его развенчанную тень!...".
Прекрасно зная придворную камарилью и «механизмы» принятия властных решений, Пушкин уверен, что страшные события и преступления наполеоновской эпохи должны разделить с ним те, кто был рядом, кричал "Виват!", кто затем готов был даже принизить себя, чтобы "свалить" ответственность на ссыльного преступника, а теперь уже и покойника. Он понимает, при всём своём неприятии Наполеона, незаурядность его личности и её одиночество и перед многочисленными обывателями, и перед вечностью. Нет ничего удивительного в том, что он пытается оградить уже давно "развенчанную тень" от недалёких и безнравственных судей.
И более того:
"...Хвала!...Он русскому народу
Высокий жребий указал
И миру вечную свободу
Из мрака ссылки завещал...".
Этот "хвалебный" призыв, как мнение Пушкина о Наполеоне, высказанное им как-бы у могилы имярек, является основанием многих спекуляций и требует, на наш взгляд, некоторого пояснения точки зрения поэта. Тем более, что сейчас об этой "хвале" только и говорят. Тем более, что Запад, а с ним и наши западники напрочь забыли и о "злодее", и о "тиране", и о "губителе", не говоря уже об "ужасе мира". Сегодня, всячески прославляя Наполеона, они наделяют его качествами поборника справедливости и свободы. Отметим, однако, что Пушкин ни разу не сказал об этих качествах "сильного" и "дерзкого".И, очевидно, только потому, что их не было у этой личности, и современный Пушкину мир их не наблюдал. А вот о тиране, о губителе он писал многократно. И о состоянии свободы в том мире он писал неоднократно. Вспомним ранее цитированное:
"...Европа гибла; сон могильный
Носился над её главой".

Что касается "хвалы", то она в его "предмогильных" стихах имеется в виду, пожалуй, в той же мере, что и возможная сегодня "хвала" Гитлеру, который повторил судьбу Наполеона и сгинул под напряжением всех мыслимых и немыслимых сил русского народа.
Гитлер и иже с ним, как и Наполеон с «двунадесятью языками», также заставили народные силы объединиться, почувствовать своё духовное единство перед лицом врага и ответить массовым самопожертвованием, несмотря на известные уже тогда и тем более сегодня ошибки и стратегического и тактического характера.
Объединение всех сил в 1812 году явилось результатом чужеземной агрессии, и считать агрессора агнцем и петь ему дифирамбы нет никаких оснований. Хотя, безусловно, духовный подъём и объединение всех слоёв российского государства против врага в 1812 году стали вехой в осознании обществом самоценности своей собственной культуры.
Надо заметить, что теме "высокого жребия" была затем посвящена деятельность большого числа русских философов и деятелей культуры: от славянофилов до Достоевского и Данилевского (7). Можно сказать, что осознанием и осмыслением "высокого жребия" питалась вся русская общественная мысль вплоть до революции 1917 года и даже после неё. Сегодня это упование на "высокий жребий"(только уже в форме дешёвого ура-патриотизма!) также проявляется в некоторых, чаще всего одиозных, направлениях политической жизни России.
Заметим, что без осмысления процессов духовного подъёма общества в 1812 году, также как и в годы 1941-1945, дать оценку современному обществу и сформировать сегодня духовно-нравственный механизм объединения общества невозможно.
В 1812 году император России Александр I придавал этим объединительным процессам первостепенное значение. Так, принимая в Петербурге прибывшего из района боевых действий Сергея Григорьевича Волконского, он первым делом спросил: "Каков дух армии?", "Каков дух народный?" и "Каков дух дворянский?"(8). Надо сказать, он был очень недоволен своекорыстными действиями некоторых помещиков, которые пытались нажиться во время войны на поставках фуража армии "по французским ценам"(9). По мере агрессии захватчиков отношение дворян к Наполеону и его "кровавой" армии менялось. Об этом свидетельствует множество мемуаров и воспоминаний очевидцев событий. Наконец, началось пожертвование имений и вступление в ополчение. Пушкин также пишет об этом процессе духовного возрождения в небольшой повести "Рославлев"(10).
Этот постепенный, но последовательный и неумолимый процесс духовного преобразования общества в 1812 году требует сегодня большого внимания исследователей. То, что произошло в 1812 году, достаточно уникальный, но показательный пример возможного перехода от экономического (либо какого-то иного – смешанного) механизма объединения в обществе к духовно-нравственному механизму, что в общем то и составляет цель общественного развития. Жаль, что к этому механизму объединения мы обращаемся только в моменты крайней опасности для отечественной культуры и не находим его полезным или даже возможным в мирное время.
Однако, нам важно констатировать событие – России в относительно недавнем историческом прошлом 1812 года были свойственны такие преобразования. Следует предполагать, что они возможны и сейчас. Как к ним подойти, как инициировать – вот вопрос. Надо понимать, что Европа с её поклонением Наполеону и современной экономической парадигме тут вряд ли окажется нам помощником.

В заключение рассмотрим те строки Пушкина о Наполеоне, которые относят к утверждению поэта о свободолюбии имярек:
"...И миру вечную свободу
Из мрака ссылки завещал...".
В этих стихах мысль поэта построена на ощущении реальности конкретного факта: тиран, губитель в тюрьме и потому свобода народам отдана, принимайте её. Более того, речь идёт о "вечной свободе" , которую тиран узурпировал недавно. Теперь она возвращена народам. Говоря современными категориями, преступник сидит в тюрьме /ссылке на острове Св.Елены/ и его нахождение там /а с его смертью - вечно, как полагал Пушкин/ есть залог /завещание/ свободы в Европе. Ни о каком реальном пожелании Наполеоном "вечной свободы" народам Европы и быть не может.
О неизменном отношении Пушкина к Наполеону после смерти последнего говорят строки стихотворения "Недвижный страж дремал на царственном пороге...", написанные в 1824 году /11/:
"То был сей чудный муж, посланник провиденья,
Свершитель роковой безвестного веленья,
Сей всадник, перед кем склонилися цари,
Мятежной вольности наследник и убийца,
Сей хладнокровный кровопийца,
Сей царь, исчезнувший, как сон, как тень зари".
Начинается фрагмент стиха, как мы видим, с определений: "чудный муж", "посланник проведенья", "свершитель роковой" и заканчивается утверждением - "мятежной вольницы наследник и убийца" и определениями "холодный кровопийца" и "исчезнувший как сон". Имеется ввиду, конечно, наследование Наполеоном революционной свободы и убийство этой самой свободы, надо полагать, в угоду своему властолюбию, буржуазной политико-экономической доктрине и политике военного подавления и принуждения.

Возвращение Францией в 1840 году останков великого преступника в Париж (12) свидетельствует либо о фактическом непонимании его деяний, либо об одобрении и следовании в общественно-политической жизни принципам и концептуальным уложениям недавнего "злодея". Впрочем, возможно и то и другое одновременно. И нет ничего удивительного в разразившихся затем во Франции революциях 1848 и 1870 годов. Низы не хотели жить по законам для буржуа, где духовно-нравственным категориям не находилось места, а рыночные механизмы убивали с не меньшей жестокостью, чем наполеоновские пули и ядра. Государственника же подобного Наполеону, способного направить энергию безжалостно эксплуатируемого народа на внешнего врага, не нашлось. Да, и пример судьбы Бонапарта был ещё достаточно свеж и поучителен.
Из последующей истории мы видим, что развитие рыночно-глобалистических идей Наполеона не пошло по пути военно-стратегической экспансии, которую он только и признавал. Западная Европа и США приняли иной способ экспансии своего экономического влияния, гораздо более мирный чем способ, который проводил Наполеон со своей «окровавленной» великой армией, но не менее беспощадный(13).
Надо заметить, что расчёт на западные экономические механизмы принуждения при походе в Россию неоднократно подводил Наполеона. В частности, когда маршалы докладывали, что нет фуража и нечем кормить армию, он только пожимал плечами: "Странно. Но я ведь разрешил открыть рынки!". Однако русское население почему-то отказывалось торговать с оккупантами, сжигало амбары с зерном, чтобы оно не досталось врагу, организовывало отряды для зашиты деревень и православных храмов(14). Тем не менее только в Смоленской губернии французами было сожжено 35 и разорено 217 церквей, сожжено 380 и разорено 539 домов духовенства(15). Видимо, эти два фактора, а именно ошибочное упование на частнособственнический экономический интерес и недооценка влияния и места православной культуры в русском обществе, в конце концов, привёли Наполеона к поражению. Точнее, к гибельному решению о военном походе в Россию. Поражение же было обеспечено всем укладом жизни и мужеством русского народа, объединившимся и постоявшем за своё Отечество.

Что касается Русской армии, которая 191 год назад взяла Париж, то она не грабила население, не разоряла и не сжигала храмы, не ставила в них своих лошадей. Не взрывала она национальные святыни Франции, что позволил себе сделать Наполеон в Москве и которого не без оснований сравнивали с монгольским ханом Батыем. Русская армия показала изумлённой Европе силу духа русского народа, его благородство и мужество. Однако, последняя отнеслась к подаренной свободе как обычно по торгашески, обменяв её на свободу экономического произвола одних и долготерпение других(16). Очевидно, ещё и по этой причине наш великий поэт с горечью писал в 1823 году:
"Паситесь, мирные народы!
Вас не разбудет чести клич.
К чему стадам дары свободы?
Их должно резать или стричь"(17).
Но это уже другая тема.
П Р И М Е Ч А Н И Я:
1. Глинка Ф.Н. Письма русского офицера. М.:"Правда", 1990, с.106.
2. Пушкин А.С. Сочинения в трёх томах. Т.1.,М.: "Художественная литература", 1985, с.51-56.
3. Там же, с.78-80.
4. Там же, с.96-98.
5. Там же, с.122.
6. Там же, с.251-254.
7. Русский учёный - энциклопедист Николай Яковлевич Данилевский писал: "...нравственным духом, самоотверженностью обладали русские в степени несравненно большей нежели их противники, кто бы ими не предводительствовал - Карл, Фридрих или Наполеон, обладали в такой степени, что эта сила перевешивала все преимущества, бывшие на стороне наших неприятелей", см. Данилевский Н.Я. Россия и Европа.
С.-Петербург: Глаголъ, 1995, с.395.
8. "Недаром помнит вся Россия..." Сборник. Сост. Левченко В.Г. и Володин В.В., М.: Молодая гвардия, 1987, с.170-171.
9. Там же, с.170.
10. Пушкин А.С. Сочинения в трёх томах. Т.3.,М.: "Художественная литература", 1986, с.115-125.
11. Пушкин А.С. Сочинения в трёх томах. Т.1.,М.: "Художественная литература", 1985, с.303-305.
12. Сегодня прах Наполеона помещён на пьедестале в гробнице в Соборе
Инвалидов в Париже.
13. Сегодня, обосновывающие свою деятельность на рыночной идеологии свободы купли-продажи и разработанном на её основе юридическом праве, магнаты Европы и их достойные ученики в США, Японии, Китае и других странах мира опутывают население планеты всё новыми и новыми экономическими "интересами", набивая свои карманы и даже "покупая" власть придержащих в "заинтересовавших" их странах. Они, деградировав и принуждая к такой же деградации другие народы и их правительства, пренебрегают единственно правильными духовными путями объединения всего населения планеты и построения справедливой, а потому и здоровой, общественной структуры, создающей условия для полноценного развития всех групп и слоёв населения и объединяющего это население Земли перед лицом экологического и демографического кризисов, терроризма, внешней космической угрозы и т.д..
14. См. замечательный пример противодействия крестьян французским фуражирам в книге Мельниковой Л.В. Русская Православная Церковь в Отечественной войне 1812 года. М.: Сретенский монастырь, 2002, с.166-167.
15. Там же, с.160.
16. В труде "Россия и Европа" Н.Я. Данилевский отмечал, что в отношениях с другими этносами и народами "избыток нравственности может быть даже вреден общности как и её недостаток". Он имел ввиду необходимую толику общественного эгоизма, рациональности при взаимодействии с другими народами, духовно-нравственные ценности которых постепенно выродились в меркантильное стремление к материальной "пользе" и "выгоде", национальное чванство и уверенность во вседозволенности. Русский философ относил это прежде всего к истории отношений России с европейскими странами в Х1Х веке после взятия Парижа и капитуляции Франции.
17. Пушкин А.С. Сочинения в трёх томах. Т.1.,М.: "Художественная литература", 1985, с.296-297.

, выпущенной Сретенским монастырем в 2006 г.

Когда мы смотрим вперед и вдаль и видим грядущую Россию, то мы видим ее как национальное государство, ограждающее и обслуживающее русскую национальную культуру. После длительного революционного перерыва, после мучительного коммунистически интернационального провала Россия вернется к свободному самоутверждению и самостоянию, найдет свой здравый инстинкт самосохранения, примирит его с своим духовным самочувствием и начнет новый период своего исторического расцвета.

Тридцать лет терпит русский народ унижения, и, кажется, нет им конца и края. Тридцать лет попирают темные и преступные люди его очаги и алтари, запрещают ему молиться, избивают его лучших людей — самых верующих, самых стойких, самых храбрых и национально преданных, подавляют его свободу, искажают его духовный лик, проматывают его достояние, разоряют его хозяйство, разлагают его государство, отучают его от свободного труда и свободного вдохновения. Тридцать лет обходятся с ним так, как если бы он был лишен национального достоинства, национального духа и национального инстинкта. Эти годы насилия и стыда не пройдут даром: нельзя народному организму «запретить здоровье» — он прорвется к нему любой ценой; нельзя погасить в народе чувство собственного духовного достоинства — эти попытки только пробудят его к новому осознанию и новой силе. То, что переживает сейчас русский народ, есть строгий и долгий ученический искус, живая школа душевного очищения, смирения и трезвения. Первое пробуждение, может быть, будет страстным, неумеренным и даже ожесточенным; но дальнейшее принесет нам новый русский национализм с его истинной силой и в его истинной мере. Этот национализм мы и должны ныне выговорить и оформить.

В противоположность всякому интернационализму — как сентиментальному, так и свирепому; в противовес всякой денационализации — бытовой и политической, мы утверждаем русский национализм, инстинктивный и духовный, исповедуем его и возводим его к Богу.

Мы приветствуем его возрождение. Мы радуемся его духовности и его своеобразию. И мы считаем драгоценным, чтобы русские люди не связывали себя никакими интернационалистическими «симпатиями» или «обязательствами».

Каждый народ имеет национальный инстинкт, данный ему от природы (а это значит — и от Бога), и дары Духа, изливаемые в него от Творца всяческих. И у каждого народа инстинкт и дух живут по-своему и создают драгоценное своеобразие. Этим русским своеобразием мы должны дорожить, беречь его, жить в нем и творить из него: оно дано нам было искони, в зачатке, а раскрытие его было задано нам на протяжении всей нашей истории. Раскрывая его, осуществляя его, мы исполняем наше историческое предназначение, отречься от которого мы не имеем ни права, ни желания. Ибо всякое национальное своеобразие по-своему являет Дух Божий и по-своему славит Господа.

Каждый народ по-своему вступает в брак, рождает, болеет и умирает; по-своему лечится, трудится, хозяйствует и отдыхает; по-своему горюет, плачет, сердится и отчаивается; по-своему улыбается, шутит, смеется и радуется; по-своему ходит и пляшет; по-своему поет и творит музыку; по-своему говорит, декламирует, острит и ораторствует; по-своему наблюдает, созерцает и творит живопись; по-своему исследует, познает, рассуждает и доказывает; по-своему нищенствует, благотворит и гостеприимствует; по-своему строит дома и храмы; по-своему молится и геройствует... Он по-своему возносится духом и кается. По-своему организуется. У каждого народа свое особое чувство права и справедливости, иной характер, иная дисциплина, иное представление о нравственном идеале, иной семейный уклад, иная церковность, иная политическая мечта, иной государственный инстинкт. Словом, у каждого народа иной, особый душевный уклад и духовно-творческий акт.

Так обстоит от природы и от истории. Так обстоит в инстинкте и в духе. Так нам всем дано от Бога. И это хорошо. Это прекрасно. Различны травы и цветы в поле. Различны деревья и облака. Богат и прекрасен сад Божий; обилен формами, блещет красками и видами, сияет и радует многообразием…

Все хочет петь и славить Бога:

Заря, и ландыш, и ковыль,

И лес, и поле, и дорога,

И ветром зыблемая пыль.

Федор Сологуб

И в этом все вещи, и все люди, и все народы — правы. И каждому народу подобает и быть, и красоваться, и Бога славить по-своему. И в самом этом многообразии и многогласии уже поет и возносится хвала Творцу; и надо быть духовно слепым и глухим, чтобы не постигать этого.

Вот почему мысль погасить это многообразие хвалений, упразднить это богатство исторического сада Божия, свести все к мертвому подобию и однообразию, к равенству песка, к безразличию после уже просиявшего в мире различия — может родиться только в духовно мертвой, больной душе. Эта плоская и пошлая химера, эта всеразрушительная, противокультурная и безбожная затея есть порождение рассудочной души, злой и завистливой, — все равно, стремится ли эта химера воинственно подмять все народы под один народ (химера германского национал-социализма) или растворить все национальные культуры в бесцветности и безвидности всесмешения (химера советского коммунизма). Во всяком случае, эта уродливая химера, в которой крайний национализм сходится с крайним интернационализмом, — нерусского происхождения, как, впрочем, и весь нигилизм — нехристианского происхождения, как, впрочем, и весь эгалитаризм.

Христианство принесло миру идею личной, бессмертной души, самостоятельной по своему дару, по своей ответственности и по своему призванию, особливой в своих грехах и подвигах и самодеятельной в созерцании, любви и молитве, — т. е. идею метафизического своеобразия человека. И поэтому идея метафизического своеобразия народа есть лишь верное и последовательное развитие христианского понимания: Христос один во вселенной. Он не для иудеев только и не для эллинов, только, а благовестие Его идет и к эллинам, и к иудеям; но это означает, что признаны и призваны все народы, каждый на своем месте, со своим языком и со своими дарами (см. Деян. 2, 1—42; 1 Кор. 7, 7).

Преподобный Серафим Саровский высказал однажды воззрение, что Бог печется о каждом человеке так, как если бы он был у Него единственным. Это сказано о личном человеке. Что же надлежит думать об индивидуальном народе: что он Богом осужден, отвергнут и обречен? Каждую лилию Господь одевает в особливые и прекрасные ризы, каждую птицу небесную питает и кормит, и волосы, падающие с головы человека, сосчитывает, а своеобразие народной жизни, от Него данное и заданное, творческую хвалу живой нации, к Нему восходящую, — отвергает?!.

Всей своей историей, всей культурой, всем трудом и пением своим каждый народ служит Богу, как умеет; и те народы, которые служат Ему творчески и вдохновенно, становятся великими и духовно ведущими народами в истории.

И вот, национализм есть уверенное и сильное чувство, что мой народ тоже получил дары Духа Святого, что он приял их своим и инстинктивным чувствилищем и творчески претворил их по-своему, что сила его обильна и призвана к дальнейшим творческим свершениям и что поэтому народу моему подобает культурное «самостояние» как «залог величия» (Пушкин) и как независимость государственного бытия.

Поэтому национализм проявляется прежде всего в инстинкте национального самосохранения, и этот инстинкт есть состояние верное и оправданное. Не следует стыдиться его, гасить или глушить его; надо осмысливать его перед лицом Божиим, духовно обосновывать и облагораживать его проявления. Этот инстинкт должен не дремать в душе народа, но бодрствовать. Он живет совсем не «по ту сторону добра и зла», напротив, он подчинен законам добра и духа. Он должен иметь свои проявления в любви, жертвенности, храбрости и мудрости; он должен иметь свои празднества, свои радости, свои печали и свои моления. Из него должно родиться национальное единение, во всей его инстинктивной «пчелиности» и «муравьиности». Он должен гореть в национальной культуре и в творчестве национального гения.

Что такое есть национализм?

Национализм есть любовь к историческому облику и творческому акту своего народа во всем его своеобразии. Национализм есть вера в инстинктивную и духовную силу своего народа, вера в его духовное призвание. Национализм есть воля к тому, чтобы мой народ творчески и свободно цвел в Божием саду. Национализм есть созерцание своего народа перед лицом Божиим, созерцание его души, его недостатков, его талантов, его исторической проблематики, его опасностей и его соблазнов. Национализм есть система поступков, вытекающих из этой любви, из этой веры, из этой воли и из этого созерцания.

Вот почему национальное чувство есть духовный огонь, ведущий человека к служению и жертвам, а народ — к духовному расцвету. Это есть некий восторг (любимое выражение Суворова) от созерцания своего народа в плане Божием и в дарах Его благодати. Это есть благодарение Богу за эти дары, но в то же время и скорбь о своем народе и стыд за него, если он оказывается не на высоте этих даров. В национальном чувстве скрыт источник достоинства, которое Карамзин обозначил когда-то как «народную гордость», и источник единения, которое спасло Россию во все трудные часы ее истории, и источник государственного правосознания, связующего «всех нас» в живое государственное единство.

Национализм испытывает, исповедует и отстаивает жизнь своего народа как драгоценную духовную самосиянность. Он принимает дары и создания своего народа как свою собственную духовную почву, как отправной пункт своего собственного творчества. И он прав в этом. Ибо творческий акт не изобретается каждым человеком для себя, но выстрадывается и вынашивается целым народом на протяжении веков.

Душевный уклад труда и быта и духовный уклад любви и созерцания, молитвы и познания, при всем его личном своеобразии, имеет еще и национальную природу, национальную однородность и национальное своеобразие. Согласно общему социально-психологическому закону, подобие единит людей, общение усиливает это подобие и радость быть понятым раскрывает души и углубляет общение. Вот почему национальный творческий акт роднит людей между собой и пробуждает в них желание раскрыться, высказаться, отдать «свое заветное» и найти отклик в других. Творческий человек творит всегда от лица своего народа и обращается прежде всего и больше всего к своему народу. Народность есть как бы климат души и почва духа, а национализм есть верная, естественная тяга к своему климату и к своей почве.

Не случайно русская сердечность и простота обхождения всегда сжимались и страдали от черствости, чопорности и искусственной натянутости Запада. Не случайно и то, что русская созерцательность и искренность никогда не ценились европейским рассудком и американской деловитостью.

С каким трудом европеец улавливает особенности нашего правосознания — его неформальность, его свободу от мертвого законничества, его живую тягу к живой справедливости и в то же время его наивную недисциплинированность в бытовых основах и его тягу к анархии. С каким трудом прислушивается он к нашей музыке — к ее естественно льющейся и неисчерпывающейся мелодии, к ее дерзновенным ритмам, к ни на что не похожим тональностям и гармониям русской народной песни. Как чужда ему наша не рассудочная, созерцательная наука. А русская живопись — чудеснейшая и значительнейшая, наряду с итальянской, — доселе еще «не открыта» и не признана снобирующим европейцем. Все прекрасное, что было доселе создано русским народом, исходило из его национального духовного акта и представлялось чуждым Западу.

А между тем создать нечто прекрасное, совершенное для всех народов может только тот, кто утвердился в творческом акте своего народа.

«Мировой гений» есть всегда и прежде всего — «национальный гений», и всякая попытка создать нечто великое из денационализированной или «интернациональной» души дает в лучшем случае только мнимую, «экранную» «знаменитость». Истинное величие всегда почвенно. Подлинный гений всегда национален, и он знает это сам о себе.

И если пророки не принимаются в своем отечестве, то не потому, что они творят из какого-то «сверхнационального» акта, а потому, что они углубляют творческий акт своего народа до того уровня, до той глубины, которая еще не доступна их единоплеменным современникам.

Пророк и гений национальнее своего поколения в высшем и лучшем значении этого слова. Пребывая в своеобразии своего народа, они осуществляют национальный акт классической глубины и зрелости и тем показывают своему народу его подлинную силу, его призвание и грядущие пути.

в оптовом
интернет
магазине

Начиная с 1837 г. нам внушали, что об Александре Сергеевиче Пушкине написано всё. Но в научных работах совсем не упоминалось об общественной деятельности и государственной службе А.С. Пушкина. А ведь служил он в Коллегии иностранных дел целых 14 лет.

Служба Пушкина и пяти его друзей-лицеистов, зачисленных в Коллегию после Лицея, началась с присяги царю Александру Павловичу, принесённой 15 июня 1817 года. Кроме этого клятвенного обещания, обязательного для всех государственных служащих России, поступающие в Коллегию иностранных дел обязаны были ознакомиться и подписаться об этом:

· с «Определением» Коллегии от 5.03.1744 г. о неразглашении служебных тайн. Заканчивалось «Определение» следующим памятным предписанием, начертанным Петром: «К делам иностранным служителей коллегии иметь верных и добрых, чтобы не было дыряво, и в том крепко смотреть; а ежели кто непотребного в оное место допустит, или, ведая за кем в сём деле вину, а не объявит, то будут наказаны, яко изменники».

Это было единственное учреждение, подчинявшееся не Сенату, а непосредственно царю. При Коллегии (в отличие от других) находился ещё и собственный прокурор, в обязанности которого входило осуществление контроля за деятельностью учреждения.

· с указом Петра I «О присутствующих в Коллегии иностранных дел, о порядке рассуждения по делам особенной важности и по бумагам текущим, и о назначении числа чиновников с распределением должностей между ними».

Такого количества подписок о неразглашении рода своей деятельности чиновники не дают и сегодня. Именно в этой скрытности служебного поприща Пушкина причина отсутствия сведений о службе Александра Сергеевича в этом ведомстве.

Настойчивая и внимательная подготовка требовалась новичкам для дальнейшего самостоятельного исполнения секретных служебных обязанностей, в том числе и вдали от Санкт-Петербурга. Впоследствии Александр Горчаков уехал в русское посольство в Лондон, Сергей Ломоносов - в Вашингтон, Грибоедов был определён на Кавказ к Ермолову секретарём «по дипломатической части». Пушкин оставался до поры до времени в Петербурге.

После создания в 1802 году Министерства иностранных дел Коллегия сохранилась вплоть до 1832 г. в качестве составной части МИДа, и где снова служил Александр Сергеевич с 1831 г. до убийства его в 1837 году. Объяснялось это тем, что Коллегия выполняла узконаправленные обязанности, являясь разведывательным учреждением Российского государства.

Впоследствии близко знающие его люди утверждали, что будущие успехи его творчества - итог целенаправленной работы над собой именно в это время. А это время его служебной деятельности намеренно вычеркнуто, и именно теми, кто имеет все его рукописи, удостоверяющие бумаги, кто является ответственными за правдивые сведения о Пушкине.

До поездки на юг (по выходе из Лицея) Пушкин всё же лелеял надежды на успешное продвижение по службе в лёгкой коннице, где у него уже много было друзей и почитателей, как он впоследствии советовал брату.

Заставляет задуматься настрой стихотворца на войну, на службу в войсковых частях. Такого духа не наберёшься на приёмах и танцевальных вечерах, в шалостях и безалаберной светской жизни. Судя по всему, Пушкину были хорошо известны события, происходившие на подвластных Турции землях - на Кавказе, в Греции, на Балканах. И ему хотелось принять участие в борьбе России с её давним противником.

Александр Сергеевич не просто числился в государственном учреждении, в котором был определён по окончании Лицея, а трудился на поприще контрразведки, общаясь со всем дипломатическим корпусом в театрах, в залах, гостиных. Тогда и началась самостоятельная взрослая жизнь великого сына России, связанная с его государственной службой. Мог ли молодой, пусть даже умнейший человек, пренебрегать службой, за которую ему было определёно жалование, что составляло главную часть его доходов. Ведь отец его был скуп в отношениях с сыном. Молодому Александру Пушкину приходилось ежедневно отправляться из отчего дома у Калинкина моста на Английскую набережную, где размещалось особое заведение управления иностранными делами.

Известно, что молодой чиновник регулярно получал отпуск. А ведь для того, чтобы уйти в отпуск, нужно написать прошение непосредственному начальнику и получить положительное заключение. И эти обращения Пушкина по ступеням служебной лестницы сохранились.

Но сообщения пушкиноведов о Пушкине с 1817 по 1820 гг. и в дальнейшем касаются только вечеров, когда после службы общество собиралось на танцы и представления, в трактирах и харчевнях, в праздничных залах, гостиных и кружках. Ведь именно там велась разведка заговоров, передачи денег за неблаговидные услуги, выявление нравов и способностей засланных разведчиков под видом послов и пр. Дворянское общество в то время обязано было служить за жалованье. И Александр Сергеевич не был исключением. Но не нашлось места в воспоминаниях современников сообщений даже об обычном ежедневном, текущем делопроизводстве на основной службе.

А.С. Пушкин сам способствовал утверждению нелестного мнения о себе. «В семействе Пушкина сохранилось такое предание о нём. Однажды на упрёки в излишней распущенности, которая могла иметь для него роковые последствия, Пушкин отвечал: "Без шума никто не выходил из толпы "» .

«Многие тогда сами на себя наклёпывали , - подтверждал и член общества «Зеленая лампа» Ф.Н. Глинка - Эта тогдашняя черта водилась и за Пушкиным: придёт, бывало, в собрание, в общество, и расшатывается. - "Что вы, Александр Сергеевич? " - "Да вот выпил 12 стаканов пуншу" !? А всё вздор, и одного не допил» .

Писатель А.Ф. Вельтман заметил: «Чья голова невидимо теплится перед истиной, тот редко проходит чрез толпу мирно; раздражённый неуважением людей к своему божеству » .

Но Пушкин сам создавал нелестное общее мнение о себе. Зачем? Толпа ожидала от него выходок необыкновенных, хотела видеть в высоком творце пороки и недостатки. А ему того и надо было, чтобы скрыть свою служебную обязанность и научную увлечённость, которая не входила в круг его обязательной работы. Поэтому за великим человеком тянулся длинный ряд слухов обывателей. Они не могли подняться до его уровня, но, видя его излишнюю распущенность, считали и себя выше или на одном уровне с ним.

Александр Сергеевич это знал: «Толпа жадно читает исповеди, записки etc., потому что в подлости своей радуется унижению высокого, слабостям могущего. При открытии всякой мерзости, она в восхищении. Он мал, как мы, он мерзок, как мы! Врёте, подлецы: он мал и мерзок - не так, как вы - иначе... Презирать суд людей не трудно; презирать суд собственный невозможно ».

Александр Сергеевич позже ещё дополнил эту тему: «Гений имеет свои слабости, которые утешают посредственность, но печалят благородные сердца, напоминая им о несовершенстве человечества; что настоящее место писателя есть его учёная комната, и что, наконец, независимость и самоуважение одни могут нас возвысить над мелочами жизни и над бурями судьбы » .

Но какое бы общественное мнение не создавал себе Пушкин, он одновременно с этим продолжал ещё и служить в должности переводчика, составлял тайнописью депеши и письма для посольств и раскрывал полученные от разведчиков, находил старые договоры и справки в древних хранилищах, и пр. Вся его жизнь прошла под призывом, написанным им в 1818 г.: «Отчизне посвятить души прекрасные порывы» !

Поиск служебных записок Пушкина затрудняется тем, что под должностными бумагами подпись её создателя не требовалась. Когда Пушкину была оказана честь - посылать свои бумаги Николаю I, то было определено, что он должен был передавать их через III отделение делопроизводства Его Величества. Записки Пушкина в Коллегии иностранных дел должны были служить лишь черновиком для исходящих служебных бумаг за подписью царя, и подписи исполнителя не имели. Это соответствовало правилам, существующим в то время.

Есть некое волшебство в порядке событий в жизни Пушкина. Но оно распространяется лишь в той мере, в какой нам неизвестен научный подход к изменениям в жизни человека. Так явно наблюдаются изменения в жизни через 64 недели, но более зримо - через 4 четверти круга по 64 недели (около 5 лет). Оказывается с помощью науки можно восстановить истинное бытописание не только человека, но всего народа. Но сейчас продолжим разговор о чередованиях «гребней» и «впадин» жизни Пушкина, волнующих и чарующих нас.

«Полистатическая таблица», составленная по пушкинской рукописи, описывает научно, разумно действия иностранных сотрудников против Пушкина за 20 лет его светской жизни - с 1817 г. по 1837 г. Матрица рассчитана от ключевого времени высылки Дантеса из России с полным лишением военных чинов и дворянского достоинства за убийство Пушкина. Ибо это было уже завершением кругооборота противостояния европейских «масонов» - русскому Пушкину. Через 5-летние круги получим такие вехи: 3.8.1817 - 30.6.1822 - 27.5.1827 - 22.4.1832 - 19.3.1837.

Первая отметка 3.8.1817 г.была Пушкинымобъяснена после окончания Лицея в стихотворении «Князю А.М. Горчакову»:

И в жизни сей мне будет утешенье:

Мой скромный дар и счастие друзей .

Это чутко воспринял Кюхельбекер в своем послании «Пушкину», в котором он назвал Пушкина «Избранником мощных Судеб ! Жизнь вселенной ему Феб-Аполлон рассказал ». Этим было сказано, что, вышедший из Лицея творец стихов, как он сам признался, имел«вдохновенье, признак Бога» , и уже 5 лет подавал соотечественникам «хлеб насущный» в виде духовных плодов своего ума.

Имея глубокие, тысячелетние корни дворянского древа, позже он напишет: «Мой предок Рача Мышцей бранной Святому Невскому служил » , подтверждая, что к государственной службе он относился, как завещано ему предками. Из тысяч стихов, повестей, писем и злободневных очерков и статей Александра Сергеевича мы можем сделать вывод: «служение Отчизне оставалось одним из главных побуждений его собственного поведения, мерилом в оценке людей и их пристрастий, общественных движений … Получается, что в Петербурге Пушкин вёл двойную жизнь . На виду у многих в свете - показная удаль и рисовка и одновременно с этим напряжённая работа ума, сопровождающаяся благородными порывами души ».

Важное наблюдение П.А. Плетнёваоб отношении Пушкина к заговорщикам: «Пушкин посмеивался над неумеренностью суждений Рылеева, над его отзывами о европейском управлении, которое будто изучал он по тогдашним русским повремённым вестникам в книжной лавке Слёнина » . Значит, сам Александр Сергеевич получал отзывы о европейском управлении отнюдь не по этим скудным источникам. Существовали более важные деловые письменные и устные свидетельства. Александр Сергеевич имел доступ к более существенному разбору происшествий и данных - и как сотрудник этого ведомства, и как свидетель обмена мнениями сведущих людей, и как посвящённый «в святая святых» с 1812 г. Он указал признак усиления и возрождения Руси в III тысячелетии как ведущей в мире:

Чудесный жребий совершился:

Угас великий человек …

Европа гибла - сон могильный

Носился над её главой…

Хвала! он русскому народу

Высокий жребий указал .

Кроме этого, в свободное от служебных обязанностей время, стихотворец и гражданин России занимался в хранилищах письменных рукописей прошлого своего ведомства над сведениями, послужившими ему для написания работ, которые вышли тогда, когда он был наряжен на юг по делам службы. Это «Примечание на литьё артиллерийских орудий» за подписью А. Пушкин. В этой работе он поставил во главу угла свою мысль: «Совершенство наук - есть достояние будущих поколений ». Литьё огнестрельных орудий была знакомым делом его предков - от Григория Пушки до современных ему родных, служащих в огнестрельных войсках. Она была выполнена на уровне, который намного выше научной работы на соискание учёного звания. Да к тому же сведения в ней чередовались по волновым законам, используемым им в своих произведениях, и которыми ни один человек в мире не владел - по крайней мере, с тех времён и до моих первых работ о способе написания произведений Пушкиным.

Накануне «ссылки на Юг» начальник Пушкина Каподистрия, видимо подстроил вызов Пушкина «на ковёр» к генерал-губернатору Милорадовичу, чтобы в глазах света, а точнее в глазах «масонов», это выглядело так, что Пушкина хотят сослать за свободолюбивые стихи. Карамзин, как и другие друзья Пушкина, введённые намеренно в заблуждение, что стихотворца должны сослать в Сибирь или на Соловки за стихи, попросили Каподистрию заступиться за Пушкина. Так что на тревоги «друзей» о предполагаемой ссылке чиновника Коллегии иностранных дел в Сибирь рассчитывал царь и Каподистрия, только и ожидавшие этого, чтобы «снисходительно заменить» Сибирь запланированной Бесарабией.

Дело в том, что царю ранее доложили, что на Юге готовится к восстанию военное общество, состоящее в «масонских» ложах. На самом деле, никому кроме Пушкина нельзя было поручить такое затруднительное дело - выявление замыслов «масонов» на Юге. Ведь он свои тонкие способности показал за время с 1817 по 1820 гг. И, кроме этого требовалось - по возможности - отведение или ослабление их удара по России. Если мы знаем, что на Юге и на Севере появились заговорщики против законной власти (находящиеся на службе, но «не говорящие на одном языке » с властью), и которые не понимали веления времени, то нужно было помешатьсовершить задуманное ими. Пушкин смог на 5 лет отдалить восстание декабристов и ослабить их. Недаром упоминание Вавилона Александром Сергеевичем было сделано в 1820 г. в единственном стихотворении:

(В веке Златом) во дни Дадона

Был монастырь, где в тишине,

Без правила и без закона ,

В какой, не знаю , стороне,

Когда-то жили чернецы.

И Божьей матери у трона

(Слагали песни там жрецы) -

Достойны были Вавилона .

В этот же день он уточнил в другом стихотворении, что ехал он как наместник бога Зевса «под сенью трона » на Юг как «свершитель надежд »:

Лемносский бог тебя сковал

Для рук безсмертной Немезиды ,

Свободы тайный страж, карающий кинжал ,

Александр Иванович Лактионов. Вновь я посетил... (Пушкин в Тригорском). 1949. Донецкий областной художественный музей. Фрагмент

Поэзия для Пушкина не была хобби или родом профессиональных занятий. Поэтическое творчество - это наиболее адекватная форма его жизни. В поэзии и через поэзию Пушкин был связан с Высшей Реальностью, проживал свою судьбу, переживал судьбу своего народа, культуры, мира, открывал для себя новые измерения бытия. В этом смысле Марина Цветаева говорила, что «Пушкин - поэт с историей» . Валентин Непомнящий отмечал, что Пушкин входил в стихотворение одним, а выходил другим, для него поэзия - это сама жизнь, прохождение жизни в слове, это эстетика не отображения жизни, а эстетика преображения жизни. Поэтому сложнейшие и глубочайшие смыслы в творчестве Пушкина выражены удивительно ясно и прозрачно. «У Пушкина почти нет загадок. Во-первых, он слишком уважал своего “благосклонного читателя”, чтобы предлагать ему ребусы. Во-вторых, Пушкин прост потому, что в последний период творчества настолько разобрался в себе и в окружающем мире, насколько это вообще доступно мирскому человеку. В-третьих, внутренняя ясность отлилась в предельно четкие словесные и художественные формы» (Г.А. Анищенко).

Универсальность пушкинского гения непревзойдённа, и этот феномен не поддаётся эмпирическому объяснению. Его всечеловеческое творчество вобрало основные темы и проблемы европейской и мировой литературы. Пушкин, имея неповторимый творческий облик, пропустил через себя влияния многих авторов, впервые внес в русскую литературу жанровое и видовое разнообразие европейских литератур. Будучи уникальным русским писателем, он обладал сверхъестественной способностью проникаться духом иноязычных литератур и чутко передавать их национальный колорит. «Наиболее изумительной чертой Пушкина, определившей характер века, был его универсализм, его всемирная отзывчивость» (Н.А. Бердяев).

В открытости Пушкина сказалась русская духовность. Поэт называл себя «эхом русского народа». Гоголь говорил, что Пушкин есть, «может быть, единственное явление русского духа» . Уже расхожим стало утверждение: «Пушкин - это наше всё» . Непомнящий отмечал, что ни к одному другому литератору в мире народ не относился так, как к Пушкину. Невозможно себе представить, чтобы каждая годовщина Шекспира или Данте отмечалась всенародно, а у их памятников ежегодно появлялось множество цветов. Ни к кому не относятся столь многогранно: на одном полюсе всенародно слагаются анекдоты, на другом - видят в нём национального пророка. Пушкин - это «Россия, выраженная в слове» (В.С. Непомнящий); он олицетворяет национальное сознание и жизнеощущение. Пушкин грациозно переводил образы европейской литературы в литературу отечественную, а русскую культуру расширял до общечеловеческой. При этом разрабатывал разнообразные литературные жанры и проблемы культуры - не только поэзии и художественной литературы, но и языка, истории, театра, философии, политики.

Глеб Анищенко обратил внимание на то, что «Гоголь когда-то обозначил именно нынешний временной рубеж для начала истинного понимания Пушкина, говоря о том, что он - “русский человек в его развитии, в каком он, может быть, явится через двести лет”. Двести лет минуло» . Современный литературовед Н.Н. Скатов полагает, что слова Гоголя следует понимать «не в том смысле, что через 200 лет явились сонмы русских Пушкиных или в роли некоего коллективного Пушкина предстала вся нация. Речь идёт именно о развитии самого Пушкина на протяжении этих 200 лет нашей жизни и в нашей жизни. Может быть, ещё никогда Пушкин как русский человек не представал перед нами как целый космос русской жизни в такой свободе, в такой непредвзятости, в такой возможности выбора, столь избавленным от односторонности. И в такой силе призыва к восприятию себя» .

«Этот “призыв к восприятию” трудно не почувствовать сегодня при серьезном соприкосновении с произведениями поэта. Может быть, действительно мы получили сейчас шанс подойти к довольно полному пониманию пушкинского творчества. Для этого, однако, совершенно необходимо очистить своё восприятие от прежних наслоений: отказаться от идеологических и исторических стереотипов; не размениваться на рассмотрение периферийных сторон творчества, а сосредоточить внимание на главных направлениях; заставить себя воспринимать прямой смысл написанного, а не искать несуществующие (но желаемые) подтексты; читать Пушкина, а не подглядывать за его личной жизнью» (Г.А. Анищенко). В чём явилось значение Пушкина за прошедшие двести лет и в чём его провиденциальное значение для современности?

Как преподобный Серафим в Православии, так Пушкин в светской культуре, подобно духовному кристаллу , вбирает достижения прошлого, творчески их преобразуя и задавая новые измерения будущего. «Пушкин был живым средоточием русского духа, его истории, его путей, его проблем, его здоровых сил и его больных, чающих исцеления узлов… Единственный по глубине, ширине, силе и царственной свободе духа, он дан был нам для того, чтобы создать солнечный центр нашей истории , чтобы сосредоточить в себе всё богатство русского духа и найти для него неумирающие слова. Он дан был нам как залог, как обетование, как благодатное удостоверение того, что и на наш простор, и на нашу страсть может быть найдена и создана завершающая и совершенная форма. Его дух, как великий водоем, собрал в себя все подпочвенные воды русской истории, все живые струи русского духа» (И.А. Ильин). Творческий гений Пушкина опережал своё время. Его жизнь подобна свернутой во времени жизни русского национального духа - она повторяет этапы его становления и раскрывает будущие пути. Отсюда сугубый интерес поэта к истории своего народа - как истории его собственной души, а также обращенность к будущему - его пророческое служение. Гений, открываясь измерениям вечности, мог предвидеть нечто в будущем.

Юный Пушкин преисполнен энергии жизнерадостного язычества и страстного возрожденчества. «Лирический герой раннего творчества Пушкина воспринимает жизнь как цепь, состоящую из отдельных мгновений » (Г.А. Анищенко). Но молодой поэт не мог не осмыслить мировоззренческие основы такой жизненной позиции: «Восемнадцатилетний поэт смог четко определить мировоззренческий исток такого “мгновенного” мировосприятия и назвать его: безверие . Тот, “кто с первых лет безумно погасил отрадный сердцу свет”, вынужден жить лишь мгновением, так как для него земная жизнь не может представляться чем-то цельным, а жизни вечной не существует» (Г.А. Анищенко). Это время душевных кризисов, внутренней опустошенности, духовного томления и тоски. «В сознании героя пушкинской лирики возникает и до предела обостряется к концу южного периода трагический конфликт между ощущением полной бессмысленности жизни , с одной стороны, и с другой - страхом перед бессмысленной смертью , пожирающей всё-таки дорогие мгновения жизни» (Г.А. Анищенко).

«Пушкин часто был эолова арфа либерализма на пиршествах молодежи, откликаясь теми голосами, которые на него налетали» (П.А. Вяземский). У века Просвещения он заимствует кощунственное отношение к религии (создание «Гаврилиады»), увлечение либеральными идеями и социальными утопиями. «“Дух отрицания”, с такой силой обрушившийся на человеческую личность, естественно, затронул и все области её воззрений. Безверие, которое раньше переживалось как трагедия, теперь принимает вид фривольного кощунства или богоборчества. В сфере социально-политической прежние просветительские устремления сменяются революционными призывами к кровопролитию. В начале 1820-х годов богоборчество и революционность образуют некое нигилистическое единство в творчестве поэта» (Г.А. Анищенко).

Пушкин становится апологетом и певцом тираноборчества : «В деспотическом государстве тираноборец, политический убийца заменяет и подменяет собой закон. Эта подмена происходит в кругу земных реалий. Однако пушкинский тираноборец, совершая суд, руководствуется отнюдь не собственным произволом: он получает некую санкцию свыше» (Г.А. Анищенко). В «Кинжале» инерция безверия доводит до логического предела: «“Вышней” силой, “богом” “юных праведников” является прямая противоположность Христу - анти-Христос… революционеры-тираноборцы приводят в исполнение приговор “высшего суда” анти-Христа, подменяющего собой Христа истинного» (Г.А. Анищенко). Поэт заражался господствующими идеями своего времени и выражал их с разрушительной поэтической силой. Пушкинский «Кинжал» стал чуть ли не гимном декабристов. О тогдашнем положении Пушкина писал П.А. Вяземский: «Хотя он и не принадлежал к заговору, который приятели таили от него, но он жил и раскалялся в этой жгучей и вулканической атмосфере» .

Юный поэт дошёл до края и заглянул в инфернальные бездны, но нашёл в себе силы отшатнуться, ибо пушкинский атеизм не был тотально безысходным. «Ему уже тогда противоречили некоторые основные тенденции, определяющие собственный духовный склад Пушкина… Мы насчитываем три такие основные тенденции: склонность к трагическому жизнеощущению, религиозное восприятие красоты и художественного творчества и стремление к тайной, скрытой от людей духовной умудрённости … Этот духовный опыт должен был уже рано привести Пушкина к ощущению ложности “просветительства” и рационалистического атеизма» (С.Л. Франк).

С 1824 года и Михайловской ссылки начинается духовное перерождение Пушкина. Глеб Анищенко полагает, что в «Пророке» 1826 года Пушкин описывает коллизии в душе поэта: «В “Пророке” говорится о том, о чем там написано прямо: о чуде непосредственного откровения Бога человеку и о чудесном изменении всей сущности человека» (Г.А. Анищенко). Поэтому «“Пророк» является не только вершиной пушкинской поэзии, но и всей его жизни, её величайшим событием… В зависимости от того, как мы уразумеваем “Пророка”, мы понимаем и всего Пушкина… Если это есть только эстетическая выдумка, одна из тех, которых ищут литераторы, тогда нет великого Пушкина» (прот. Сергий Булгаков). Итогом духовных превращений и обретения божественных даров (всеведения, всеслышания, пророческого слова, исполненности Божьей воли) явилось рождение пророка , «перед которым Бог ставит совершенно определённую задачу: “глаголом жги сердца людей”… В “Пророке” подобный призыв обретает новый, глубочайший смысл только потому, что он есть не мысль поэта, а непосредственная воля Бога… Сердце, душа и разум героя-пророка, исполненного волей Бога, направляются на то, чтобы донести эту волю до сердец ближних. Чудо, описанное в “Пророке”, и может быть единственным объяснением рождения “нового” Пушкина в середине 1820-х годов… Чудесное рождение “нового” человека вовсе не означает его последующего чудесного бытия. Пушкин, рожденный как бы заново чудесным образом, в последующий период испытывает все трудности становления новорожденного организма. Со всеми болезнями, подвергающими этот организм жесточайшим испытаниям» (Г.А. Анищенко).

Петров-Водкин К. А. С. Пушкин в Петербурге. 1930.

В период возмужания в душе поэта совершается переоценка ценностей. В «Борисе Годунове» он полемизирует с декабристами, декларируя неприятие социальных потрясений. Наступают годы духовных исканий, поиска ответов на главные вопросы. Пушкин обращается к прошлому своей родины (занятия историей), переживает врастание в национальную традицию, приобщение к корням национальной культуры. Это также время создания семьи как онтологической связи с предками и потомками - обретение глубинных душевных корней, без которых душа человека усыхает. «Приблизительно в это время (начиная с “Бориса Годунова”) Пушкин в духовном, нравственном, мировоззренческом и даже политическом смыслах стал с неимоверной скоростью обгонять своё время, своё общество. Вскоре голос прежнего всеобщего любимца перестал восприниматься современниками как нечто внятное. (Показательно, что квартира, где умирал поэт, была завалена его нераспроданными изданиями: Пушкина просто не читали)» (Г.А. Анищенко). Об этом свидетельствовал и Н.В. Гоголь: «Влияние Пушкина как поэта на общество было ничтожно. Общество взглянуло на него только в начале его поэтического поприща, когда он первыми молодыми стихами своими напомнил было лиру Байрона; когда же пришел он в себя и стал, наконец, не Байрон, а Пушкин, - общество от него отвернулось» .

В последний, прерванный смертью период жизни поэт достигает духовного просветления. Зрелый Пушкин высоким творчеством и достойной жизнью расширяет духовные горизонты русской культуры. «Вся жизнь Пушкина раскрывается перед нами как постановка и разрешение основных проблем всероссийского бытия и всероссийской судьбы. Он всю жизнь неутомимо искал и учился. Именно поэтому он призван был учить и вести. И то, что он находил, он находил не в виде отвлеченных теорий, а своим собственным бытием: он сам был и становился тем, чем он “учил” быть; он учил, не уча и не желая учить, а становясь и воплощая. И то, что его вело, было вдохновение, вызывавшееся в нём всяким божественным явлением на его пути, и любовь к России - страстное и радостное углубление в русскую стихию, в русскую душу, в русское прошлое, в русскую простонародную, сразу наивную, откровенную и детскую жизнь» (И.А. Ильин).

В лице праведника и поэта созидание жизни и культу ры в России обретало новое качество. Последующие достижения русской культуры зачинаются в этом духовном узле . Как писал Юрий Лотман, «Пушкин, конечно, не производил хронологических расчетов с карандашом в руках, но он ощущал ритмы истории ». Поэтому Пушкин сознавал, что ему приходится открывать новую эпоху: «Радищев был для него… не человеком, начинающим новую эру, а порождением умирающей эпохи. Восемнадцатый век был для него таким же “великим концом”, как и первый век нашей эры, завершением огромного исторического цикла» (Ю.М. Лотман). Говоря о Радищеве, Пушкин утверждает, что господствующие тенденции минувшего века не достойны подражания и продолжения: «В Радищеве отразилась вся французская философия его века: скептицизм Вольтера, филантропия Руссо, политический цинизм Дидрота и Реналя; но всё в нескладном, искаженном виде, как все предметы криво отражаются в кривом зеркале. Он есть истинный представитель полупросвещения. Невежественное презрение ко всему прошедшему, слабоумное изумление перед своим веком, слепое пристрастие к новизне, частные поверхностные сведения, наобум приноровленные ко всему, - вот что мы видим в Радищеве… Нет убедительности в поношениях, и нет истины, где нет любви» . Большинство общества разделяло взгляды Радищева, но Пушкин пытается вернуть образованный слой в русло отечественной истории: «Клянусь честью, что ни за что на свете я не хотел бы переменить Отечество, или иметь другую историю, кроме истории наших предков, такой, какой нам Бог её дал» .

Пушкин характеризовал тлетворный дух XVIII века: «Ничто не могло быть противуположнее поэзии, как та философия, которой XVIII век дал своё имя. Она была направлена против господствующей религии, вечного источника поэзии у всех народов, а любимым орудием её была ирония холодная и осторожная и насмешка бешеная и площадная» . В начале XIX века в церковной культуре царили рационализм и школьное начетничество - как реакция на вольнодумное и легкомысленное XVIII столетие. В светской культуре господствовала сентиментальная и романтическая расслабленность ума и воли. Но Александру Пушкину, подобно Серафиму Саровскому, свойственны беспрецедентная для века метафизическая реалистичность и углубленность . «Наряду с поэтическим гением нельзя не удивляться в Пушкине какой-то нарочитой зрячести ума: куда он смотрит, он видит, схватывает, являет. Это одинаково относится к глубинам народной души, к русской истории, к человеческому духу и его тайнам, к современности и современникам» (прот. Сергий Булгаков).

Пушкин создаёт современный русский язык : «Пушкин чародей родного языка, закончивший его чеканку, как языка совершенного, мирового. Говорить по-русски - теперь значит говорить на пушкинском языке» (А.В. Карташев). Русский литературный язык он обогатил церковно-славянизмами, осовременив многие архаические формы, а также вводил в высокую культуру простонародные языковые пласты. Гений поэзии, наделенный безукоризненным чувством языка, использовал высокий стиль, торжественность и поэтичность церковнославянского языка, избегая выспренности и напыщенности, вместе с тем органично заимствовал народный говор, избегая искуса нарочитой простонародности. Способствовал этому универсум языкового сознания Пушкина, который блестяще владел французским (его первый разговорный язык) и был знатоком европейских литератур. Язык Пушкина - современный русский язык - несёт на себе печать пушкинского гения, в котором глубина и многообразность содержания выражается грациозной лапидарностью форм.

После Пушкина чародей литературного языка Гоголь мог говорить: «Как чудесен, как богат русский язык! Каждый звук как подарок, всё… имеет форму, как жемчуг, и воистину каждое слово столь ценно, как сама обозначаемая вещь… Язык наш как бы создан для искусного чтения, заключая в себе все оттенки звуков и самые смелые переходы от возвышенного до простого в одной и той же речи… Сам необыкновенный язык наш есть ещё тайна. В нём все тоны и оттенки, все переходы звуков от самых твердых до самых нежных и мягких; он беспределен и может, живой как жизнь, обогащаться ежеминутно, почерпая, с одной стороны, высокие слова из языка церковно-библейского, а с другой стороны - выбирая на выбор меткие названия из бесчисленных своих наречий, рассыпанных по нашим провинциям, имея возможность в одной и той же речи восходить до высоты, не доступной никакому другому языку, и опускаться до простоты, ощутительной осязанью непонятливейшего человека, - язык, который сам по себе уже поэт» .

О послепушкинском совершенстве нашего родного языка замечательно сказал Иван Ильин: «Кто хочет научиться хорошо говорить по-русски, должен, прежде всего, расслабиться, освободиться от телесной и душевной скованности… и совсем легко и непринужденно приступить к делу. Затем он должен прислушаться к требованиям естественного удобства, органической свободы и мелодичного благозвучия изнутри, дать возможность каждому слову произноситься и жить уютно, достойно, выразительно, со вкусом. Русский язык, подобно итальянскому, избегает всего, что звучит жёстко, грубо, скрипуче или шепеляво. Примечательно, к примеру, что русский слух воспринимает с известной долей ужаса кое-что в языках западных славян; такие слова, которые состоят из звонких согласных и потому не дают и малейшей возможности для мелодичного тона: такое “гетто согласных”… в русском языке просто невозможно. Русский язык хочет звучать и петь, быть естественным и выразительным, наслаждаться означаемым предметом, придавать ему фонетическую ценность и тем самым процветать самому. Он живёт и раскрывается благодаря созерцающему вчувствованию . Он шумит вместе с лесом и шепчет с камышом, сверкает с молнией и рокочет с громом, щебечет с птицами и плещется с волною; он весьма глубок в чувствах и проникновенен в мыслях. И при этом он остаётся гибким по форме, многообразным в ритме и послушным в стиле» .

Дух народа запечатлен в его языке, Пушкин, создавая современный русский язык, филигранил русский дух. «Язык народа есть как бы художественная риза его души и его духа. Посмотрите: гибкая народная душа - родит гибкий язык; легкая народная душа - поет и пляшет в словах; тяжелая душа народа - скрипит, громоздит и спотыкается. Легкомысленный народ - лепечет, замкнутый народ цедит слова сквозь преграду губ и зубов; даровитый народ подражает звукам внешнего мира. Язык прозаического народа - скуден и ясен, язык поэтического народа - звонок и певуч. Здесь всё имеет своё душевное и духовное значение: и гортанность, и обилие дифтонгов, и ударение на последнем слоге, и склонность передвигать ударение к началу, и неартикулированность согласных, и обилие омонимов, и орфография - эта писаная риза языка , эта запись звуковых одежд духа человеческого и характерное для языка стихосложение. Каждый язык ничей, и всенародный, и общий. Это способ народа выговаривать, выпевать свою душу; это соборное орудие национальной культуры ; это верное одеяние самой родины . Или ещё лучше: это сама родина в её звуковом , словесном, пропетом и записанном закреплении . Вот почему жить в родном языке - значит жить самою родиною, как бы купаться в её морях, дышать воздухом её духа и культуры; общаться с нею непосредственно и подлинно» (И.А. Ильин).

Айвазовский И. А. С. Пушкин на берегу Чёрного моря. 1897.

Литературный гений Пушкина умножил литературные темы, настроил тонкую языковую лиру. Русская поэзия «творится в той беззаветной искренности, в той легкой свободе, в той играющей и поющей естественности, которая присуща русскому языку как бы от природы и которой нас навсегда научил дивный Пушкин» (И.А. Ильин). С Пушкина зачинается великая русская классическая литература. «Не было бы Пушкина, не было бы последовавших за ним талантов. По крайней мере, не проявились бы они в такой силе и с такой ясностью, несмотря даже на великие их дарования, в какой удалось им выразиться впоследствии, уже в наши дни» (Ф.М. Достоевский). Святой и гений являются духовной сокровищницей России, не вполне востребованной и до сего дня. Русская классическая литература, начавшись с Пушкина, ещё не вполне приобщилась к богатствам его необъятного духа. «Русская литература до сих пор недостаточно усвоила Пушкина - и предложенную им широту (столько уклоняясь за Радищевым к мортирным сатирам на социальные язвы), и его легкосхватчивый попутный скользящий беззлобный юмор, отозвавшийся заметнее всего в Булгакове. Ещё и с рождением народной трагедии - сочетание свойств, о котором не скажешь, что оно потом легко повторялось в нашей или другой литературе. Пушкину у нас оказались верны не столько имена первого ряда» (А.И. Солженицын).

Пушкин поражал своих современников блистательным и глубоким умом . Жуковский признался однажды Гоголю: «Когда Пушкину было 18 лет, он думал как тридцатилетний человек, ум его созрел гораздо раньше, чем характер» . Император Николай I после первой встречи с Пушкиным в 1826 году заметил графу Блудову: «Знаешь, я нынче долго говорил с умнейшим человеком в России» . Одна из хорошо знавших его современниц писала: «Никого не знала я умнее Пушкина. Ни Жуковский, ни князь Вяземский спорить с ним не могли» . Иван Ильин писал о метафизической углублённости Пушкина: «Ум Пушкина был не только жив, гибок, тонок и ясен. Ему было свойственно видеть во всем Главное, душу людей и вещей, сокровенный смысл событий, тот великий и таинственный “предметный хребет” мира и человечества, на котором почиет Свет Божий и вокруг которого всё остальное располагается как проявление, последствие или добавление… Его ум был ясновидящ для существенного, прозорлив для субстанциального, верен Божественному Главному . Такова же была и его память, удерживавшая всё необходимое, верное, вечное» . Это ум человека, обладающего даром творческого созерцания .

Поражает вселенский универсализм Пушкина. «В одной из статей (“Денница”, 1830) Пушкин дал своеобразное определение самому себе: “поэт действительности”. Может показаться, что в этом определении нет ничего характерного, отличительного: ведь и другие писатели изображают действительность. Изображают, конечно, но не в пушкинском смысле. Каждый писатель разрабатывает свой, особый пласт действительности. Уникальность же Пушкина состоит в том, что он стал поэтом всей действительности » (Г.А. Анищенко). Об этом писал Гоголь в «Выбранных местах… »: «Что было предметом его поэзии? Всё стало предметом, и ничего в особенности. Немеет мысль перед бесчисленностью его предметов… На всё, что ни есть во внутреннем человеке, начиная от его высокой и великой черты до малейшего вздоха его слабости и ничтожной приметы, его смутившей, он откликнулся так же, как откликнулся на все, что ни есть в природе видимой и внешней» .

О способности Пушкина «всё сказать, всё показываемое видеть, осветляя его» , пишет А.И. Солженицын: «Всем событиям, лицам и чувствам, и особенно боли, скорби, сообщая и свет внутренний, и свет осеняющий, - и читатель возвышается до ощущения того, что глубже и выше этих событий, этих лиц, этих чувств - нет. Емкость его мироощущения, гармоничная цельность , в которой уравновешены все стороны бытия: через изведанные им, ощущаемые толщи мирового трагизма - всплытие в слой покоя, примиренности и света. Горе и горечь осветляются высшим пониманием, печаль смягчена примирением… Пушкин принимает действительность именно всю и именно такою, как её создал Бог. У него нет “онтологического пессимизма, онтологической хулы на мир”, но хвала ему; и “русская литература в целом была христианской в ту меру, в какой она оставалась, по последней своей глубине, верной Пушкину” (прот. Александр Шмеман). “Самый гармоничный дух , выдвинутый русской культурой… Воплощение меры и мерность… До конца прозрачная ясность …” (П. Струве). Все противоречия у него разрешаются в жизнеутверждающем созвучии, в светлом аккорде. Вот этим оздоровляющим жизнечувствием Пушкин и превозвысил надолго вперёд и русскую литературу уже двух веков, и сегодняшнюю смятенную, издерганную западную» .

Это не возрожденческое качество, а христианское приятие миротворения. Оттого Пушкин «предстает одновременно самым страстным (его ещё при жизни называли “действующим вулканом”) и по форме самым уравновешенным поэтом Востока. Тем самым он показал своему народу, что национальная мощь и страсть поддаются форме, что в очевидном хаосе его душевной стихии дремлют совершенный порядок и гармония, которые способны прояснить молитвенную страсть и сотворить чудо. А между тем во всем, что сделал и что показал Пушкин, он руководствовался древней и прекрасной традицией православной Церкви» (И.А. Ильин). Радовались жизни святой и поэт не из-за удовлетворения земной обыденностью, - они, как никто, ощущали трагичность мироздания и реальность зла. Но в темном царстве они видели Божественный свет и умели радоваться преобразовательной миссии , дарованной Богом человеку. Схожи великие души и своими светлыми обликами. Преподобный Серафим встречал каждого с лучезарной улыбкой, приглашая разделить с ним радость богообщения. Святой - своей жизнью, поэт - своим творчеством вносили в мир светлые идеалы красоты, милосердия, доброделания.

Христианская любовь, открытость души проявились в верной, трогательной дружбе и в удивительной чуткости Пушкина к таланту других. Об этом писал протоиерей Сергий Булгаков: «Пушкину от природы, быть может, как печать гения, дано было исключительное личное благородство. Прежде всего и больше всего оно выражается в его способности к верной и бескорыстной дружбе: он был окружен друзьями в юности и до смерти, причём и сам он сохранял верность дружбе через всю жизнь… В его дружеский список… вошли все его великие и значительные современники» . Один из современников Пушкина свидетельствует: «Я не встречал людей, которые были бы вообще так любимы, как Пушкин: все приятели его скоро делались его друзьями» . Но, более того, «эта способность к дружбе стоит в связи с другой его - и надо сказать - ещё более редкой чертой: он был исполнен благоволения и сочувственной радости не только лично к друзьям, но и к их творчеству… Отношение Пушкина к современным писателям озарено сиянием этого благоволения: кого только из своих современников он не благословил к творчеству, не возлюбил, не оценил!» (прот. Сергий Булгаков). Во всякой искренней творческой попытке он умел увидеть значительное. Ему было дело до всех человеческих проблем: от высочайших духовных до обыденных. О себе он мог сказать: «Я преисполнен добродушием до глупости» . Даже литературный гонитель Пушкина Фаддей Булгарин, несмотря на едкие пушкинские эпиграммы, вынужден был признать: «Скромен в суждениях, любезен в обществе и дитя по душе» . Близкий друг Пушкина Дельвиг писал к нему в ссылку: «Великий Пушкин, маленькое дитя! Иди, как шёл, т. е. делай, что хочешь; но не сердись на меры людей и без тебя довольно напуганных!.. Никто из писателей русских не поворачивал так каменными сердцами нашими, как ты. Чего тебе недостает? Маленького снисхождения к слабым. Не дразни их год или два, Бога ради! Употреби получше время твоего изгнания» . Иван Ильин, имея в виду непосредственный, открытый характер поэта, называл его «гениальным ребёнком» , «шаловливым мудрецом» .

Жизнь гения в мире, в котором царят обыденность и пошлость, не могла не быть преисполненной драматизма: «Он всю жизнь шёл среди людей, видя их насквозь и безошибочно и целомудренно укрывая от них свою впечатлительную, глубокую и вдохновенную душу, - зная заранее, что они не поймут его, и находя всюду подтверждение этому. А из них многие завистливо и уязвлённо не прощали ему его таланта, его ума и его острого и меткого языка» (И.А. Ильин).

Вольный поэт был мудрым и ответственным гражданином , понимая, что творческая свобода неотделима от ответственности: «Мысль! Великое слово! Что же и составляет величие человека, как не мысль? Да будет же она свободна, как должен быть свободен человек: в пределах закона, при полном соблюдении условий, налагаемых обществом» (А.С. Пушкин). Чеканная формула гражданского служения литератора звучит сегодня необыкновенно актуально.

Вопреки модным веяниям, зрелый Пушкин был патриотом -государственником, ибо осознавал сакральную ценность власти и опасность социальных потрясений. «Общим фундаментом политического мировоззрения Пушкина было национально-патриотическое умонастроение, оформленное как государственное сознание… По общему своему характеру политическое мировоззрение Пушкина есть консерватизм, сочетающийся, однако, с напряженным требованием свободного культурного развития, обеспеченного правопорядка и независимости личности, - то есть в этом смысле проникнутый либеральными началами… Пушкин защищает точку зрения истинного консерватизма, основанного на преемственности культуры и духовной независимости личности и общества, против опасности цезаристски-демократического деспотизма … “Монархия - сословное государство - свобода - консерватизм” выступают у него как единство, стоящее в резкой противоположности к комплексу “демократия” - радикализм (“якобинство”) - цезаристский деспотизм» (С.Л. Франк). Поэт был пророком органичной российской государственности.

Публицистической деятельностью в своём журнале «Современник» «Пушкин ставил себе целью, с одной стороны, всестороннее воспитание и образование русской читающей публики в духе тех взглядов, которые были им выработаны в течение всей жизни. Он хотел предостеречь молодежь от тех бесплодных заблуждений мысли, чувств и поведения, через которые ему самому пришлось пройти, и открыть ей, таким образом, широкую дорогу для творческой работы… С другой стороны, Пушкин считал своим долгом показать пример положительного миросозерцания, дать практические предложения для разрешения ряда жизненных вопросов. Он никогда не забывал о главном: что всякий писатель должен работать не только над своим образованием, но, прежде всего, над своим духовным воспитанием» (Б.А. Васильев).

Считая литературу духовным служением , Пушкин беспокоится о том, «дабы, с одной стороны, сословие писателей не было притеснено и мысль, священный дар Божий, не была рабой и жертвою бессмысленной и своенравной управы; с другой - чтоб писатель не употреблял сего божественного орудия к достижению цели низкой и преступной… Для удовлетворения публики, всегда требующей новизны и сильных впечатлений, многие писатели обратились к изображениям отвратительным, мало заботясь об изящном, об истине, о собственном убеждении» . Пушкин убеждён - литератор ответствен перед Богом и людьми за то, благотворно или разрушительно влияние его произведений: «Что значит аристократия породы и богатства в сравнении с аристократией пишущих талантов? Никакое богатство не может перекупить влияние обнародованной мысли. Никакая власть, никакое правление не могут устоять противу всеразрушительного действия типографического снаряда» .

Патриотическое чувство не ограничивало свободы поэтического гения Пушкина. «У Пушкина размышления о России носят столь же личный характер, как и размышления о себе самом, они становятся поэтическим средством, эпическим возвышением. Но гражданин не опровергает поэта. Стоит перечитать одно из последних писем Пушкина, адресованное Чаадаеву 19 октября 1836 года. На самое радикальное из когда-либо высказанных отрицаний России Пушкин, новый Пимен, отвечает её полным приятием, не исключающим, однако, и грусти. Вновь звучит песнь любви. Он приемлет и русское Православие, и просветителей. Он ничего не вычеркивает из русской истории, ни Византии, ни татар, ни Москвы, ни Петербурга. Оба Ивана, как и Пётр Великий, допущены в Пантеон, а за ними и Екатерина и даже Николай I. Пушкин смеет любить Европу и критиковать Россию. Он и славянофил, и западник. Это значит, что он свободен» (Ален Безансон).

Обвиняя Пушкина в атеизме, ссылаются на «Гаврилиаду» и другие ранние произведения, в которых религиозная тема интерпретируется с юношеским озорством. По этой логике в истории Церкви не может быть святых праведников, многие из которых в молодые годы вели далеко не безупречный образ жизни. Посвятивший себя духовной жизни, принимающий монашеский постриг меняет имя, становясь другим человеком. Пушкин в молодости, как дитя своего века, пережил соблазны французского просветительства: эпикуреизм, вольтерьянство, религиозное безверие. Но духовная цельность позволила ему освободиться от налета духовного нигилизма и восстановить связь с родной культурой. В заметке «Последний из свойственников Иоанны д’Арк» Пушкин не только публично осудил «Орлеанскую девственницу» Вольтера, но, по существу, принес покаяние в собственном грехе молодости - создании «Гаврилиады», а также в соблазне, который он распространял кощунственной поэмой. «Всё бремя нашего существования, все страдания и трудности нашего прошлого, все наши страсти - всё принято Пушкиным, умудрено, очищено и прощено в глаголах законченной солнечной мудрости. Всё смутное прояснилось. Все страдания осветились изнутри светом грядущей победы. Оформились, не умаляясь, наши просторы; и дивными цветами зацвели горизонты нашего духа. Всё нашло себе легкие законы неощутимо легкой меры. И самое безумие явилось нам в образе прозрения и вещающей мудрости. Взоры русской души обратились не к больным и бесплодным запутанностям, таящим соблазн и гибель, а в глубины солнечных пространств. И дивное глубокочувствие и ясномыслие сочеталось с поющей и играющей формой » (И.А. Ильин).

Творчество и жизнь Пушкина выявляют глубинную христианскую ориентацию русской культуры, религиозный долг культурного творчества : «веленью Божию, о муза, будь послушна», «внемлет арфе серафима в священном ужасе поэт» . Поэтическое слово - это «божественное орудие» , «хвалебный гимн Отцу миров» . Поэт-творец призван Богом к пророческому служению: «Глаголом жги сердца людей» . Образ христианского подвижника не случаен у Пушкина: Пимен в «Борисе Годунове», смиренный, величавый летописец, запечатлевающий земли родной минувшую судьбу , - это и сам автор, ибо назначение поэта - выражать духовную судьбу своего народа. Через молитву преподобного Ефрема Сирина, переложенную на язык поэзии в «Отцах пустынниках», Пушкин сближает свою судьбу с судьбой христианского святого. Близок к этому и ответ митрополиту Филарету «В часы забав и праздной скуки» , где Пушкин живо отозвался на стихотворение митрополита по поводу стихов поэта «Дар напрасный, дар случайный…» и где возникает образ священнослужителя, влияющего на жизнь поэта.

Глеб Анищенко показывает, как в нескольких религиозных стихах отражен драматический духовный путь Пушкина: «Поэт воспринял послание владыки как перст Господень , указующий на то, что пророк забыл “Бога глас” и вновь попал в “пустыню мрачную”. Если в “Пророке” посредником между человеком и Богом выступал Ангел, то теперь Пушкин такого посредника увидел в земном человеке - церковном иерархе. Но вовсе не к нему обращает поэт своё стихотворение, а к Тому, Кто его послал … Стихотворение Пушкина - это не согласие либо спор с тем, что писал митрополит. Это - раскаяние в том , что писал сам поэт » .

Стихотворение «Странник» «впитывает в себя практически все важнейшие мотивы религиозно-философской лирики поэта, предлагая чисто религиозный выход из замкнутого круга прежних размышлений о смертности человека… Идейно-сюжетная схема “Пророка”, “В часы забав…”, “Странника” состоит в том, что падшему человеку через посланника даруется помощь Бога, которая укрепляет его силы и выводит из мрака… “Отцы пустынники…” включают в себя практически все ключевые пункты стихотворной переписки Пушкина и митрополита Филарета . То, что было найдено и осознано поэтом тогда, теперь совершенно естественным образом смогло уместиться в каноническую молитву . Тема преодоления мрака земной жизни, оживления сердца, воскрешения падшего человека, нашла в творчестве Пушкина не просто религиозное, но и церковно-православное разрешение » (Г.А. Анищенко).

«Я нашёл Бога в своей совести и в природе, которая говорила мне о Нём» , - сказал Пушкин А.И. Тургеневу. «Личный и духовный путь его не прост и драматичен на протяжении почти всей жизни… но ведь подлинно христианский путь редко бывает прост и легок, и во Враче имеют нужду не здоровые, а больные (Лк 5:31). Личный путь Пушкина был не прост как раз потому, что он чувствовал и сознавал свой гений, свой творческий дар как не свою ношу , - а на это не каждый художник способен. Пушкину было дано чувствовать и мыслить по-христиански , было дано “благое иго ” (Мф 11:30)» (В.С. Непомнящий).

Зрелый Пушкин вполне сознаёт своё место и роль поэта - пророка, миссионера христианства . Он писал в отзыве на «Историю русского народа» Н. Полевого: «Величайший духовный и политический переворот нашей планеты есть христианство . В сей священной стихии исчез и обновился мир. История древняя есть история Египта, Персии, Греции, Рима. История новейшая есть история христианства. Горе стране, находящейся вне европейской системы». Занимаясь историческими изысканиями, поэт приходит к непреложному выводу: «Греческое вероисповедание, отдельное от всех прочих, даёт нам особенный национальный характер. В России влияние духовенства столь же благотворно, сколько пагубно в землях римско-католических… Огражденное святой религией, оно было всегда посредником между народом и государем, как между человеком и божеством. Мы обязаны монахам нашей историей, следовательно просвещением ». Безусловно, «Пушкин, как историк, как поэт и писатель, и, наконец - что есть, может быть, самое важное и интимное - в своей семье, конечно, являет собой образ верующего христианина. Могло ли быть иначе для того, кто способен был прозирать глубину вещей, постигать действительность?» (прот. Сергий Булгаков).

«Бесспорно, что Пушкин пришёл собственной дорогой к живой вере. Переломным годом был 1828-й, а начиная с 1830-го творчество и письма поэта свидетельствуют, что основные вопросы миросозерцания были им решены. Он встал на камень веры и не мыслил творчества вне христианства » (Б.А. Васильев). Отныне поэт судит обо всем перед лицом Вечной Истины: «Ничего не может быть противуположнее поэзии, как та философия, которой XVIII в. дал своё имя. Она была направлена противу господствующей религии, вечного источника поэзии у всех народов » . Бытие Божие открывается верой, но с неизбежностью утверждается и последовательным разумом: «Не допускать существования Бога - значит быть ещё более глупым, чем те народы, которые думают, что мир покоится на носороге» (А.С. Пушкин).

Гений русской святости и гений русского творчества обладали уникальной внутренней независимостью, цельностью характера и свободой, что безмерно расширило поле свободы и ответственности русского духа. Они привнесли в мир новый образ жизни и новый образ творчества, которые верны своему небесному назначению. Они явили новые откровения персоналистичности бытия . И святой, и поэт были яркими личностями - самыми ответственными и внутренне свободными людьми в тогдашнем мире. Жизнь и творчество Пушкина посвящены утверждению свободы личности - Божественного образа в человеке.

Творчество Поэта направлено на раскрытие истоков человеческой личности - отечества небесного и отечества земного. «“Любовь к родному пе-пелищу, любовь к отеческим гробам” возводятся в ранг наиважнейших бытийных категорий . Эти два чувства основываются не на людском произволе, а на воле Бога и именно поэтому дают человеку “величие” :

На них основано от века

По воле Бога Самого

Самостоянье человека -

Залог величия его.

Для характеристики человека, обретшего это “величие”, Пушкин создаёт гениальный неологизм “само-стоянье”, не имеющее синонимов в русском языке. Речь идёт не о самостоятельности, независимости, с одной стороны, но и не о рабской покорности - с другой. Пушкинское “самостоянье” есть исполненность человека волей Бога (о чём говорилось и в “Пророке”) и обретенная благодаря этому полноценность бытия . Воля Бога указывает ориентиры на земле. В данном случае ими являются “любовь к отеческим гробам, любовь к родному пепелищу” (Г.А. Анищенко).

Обретение самостоянья наделяет человека сопричастностью и к прошлому, и к будущему своего народа: «Освобождение от порабощающего, ежеминутного осознания собственной смертности и порожденного им ощущения своей отделённости ото всего сущего Пушкин находит в другом ощущении: сопричастности человека своим предкам и месту, где они обитали - родине . С этого момента личность в пушкинском творчестве осознает себя не одинокой точкой в мировом пространстве, а средним звеном, связующим предков и потомков » (Г.А. Анищенко).

Высокое историческое умозрение у Пушкина неотделимо от вдохновения религиозного и поэтического. Пушкин пробуждает в русском сердце духовные основы патриотизма . Митрополит Анастасий (Грибановский) раскрывает тематику пушкинского патриотизма: «Самому чувству патриотизма, имеющему общечеловеческий характер, он даёт не столько психологическое, сколько религиозное обоснование… Национальное бытие каждого народа, основанное на живой органической связи его настоящего с его историческим прошлым , не есть только просто факт истории: это Закон Божий, воплощенный в общественной жизни человека » .

Пушкин всецело осознал свою историческую творческую миссию и своё место в современности, понимая, что его поэтическое пророчество и жизненная позиция обречены на хулу и клевету со стороны «глупцов» и «черни тупой» . Он отвергает суд мирской во имя Божьего суда: «Веленью Божию, о муза, будь послушна…» . Многие его творческие образы и смыслы остались непонятыми современниками и обращены скорее к будущим поколениям.

О смысле итогового стихотворения Пушкина «Я памятник себе воздвиг нерукотворный… » пишет Глеб Анищенко: «Добро, свобода, милость для позднего Пушкина не разные понятия, а три составные единого духовного ядра . Каждую из этих составных можно определить через две других. “Чувства добрые” есть стремление личности к свободе в сочетании с милосердием по отношению к людям. Милость есть свобода добрых чувств… “Чувства добрые” и “милость” не разъединяются в пушкинской строфе, а образуют своего рода кольцо вокруг центрального понятия “свобода” . Свободу же поздний Пушкин понимает как свободу добра и милости , то есть как свободу христианскую, духовную … Внутренняя свобода органично сочетается у позднего Пушкина с подчинением себя Божьей воле… Таким образом, итоговое стихотворение Пушкина - не манифест, не ода, а глубокое размышление о сложнейших взаимоотношениях: Бог - пророк - поэт - народ - чернь» .

Георгий Федотов итожит тему свободы у поэта: «Во всех, не очень частых высказываниях Пушкина, в которых можно видеть отражение его религиозных настроений, они всегда связаны с ощущением свободы . В этом самое сильное свидетельство о свободе как метафизической основе его жизни . Религия предстоит ему не в образе морального закона, не в зовах таинственного мира, и не в эросе сверхземной любви, а в чаянии последнего освобождения » .

Титов Д. Пушкин в монастыре. 1969.

Определяющим в зрелом творчестве Пушкина были конкретный историзм, почвенность, религиозная углубленность . Душа его вернулась на духовную родину. В лице поэта культура образованных слоёв возвращается к духовной традиции. Национальное самосознание России в полной мере возрождается с Пушкина. «Пушкин как раз приходит в самом начале правильного самосознания нашего , едва лишь начавшегося и зародившегося в обществе нашем после целого столетия с Петровской реформы, и появление его сильно способствует освещению темной дороги нашей новым направляющим светом . В этом-то смысле Пушкин есть пророчество и указание» (Ф.М. Достоевский). Через истинно православную святость и подлинно русское творческое вдохновение осуществляются поиск и осмысление миссии России , её места и роли в Православии, христианстве, мировой истории. Духовное преображение гения Пушкина явило просветление национального духа, в его лице русская культура возвращалась к самой себе, к своим подлинным основам и истокам: «В нём русский дух впервые осознал и постиг себя, явив себя и своим, и чужим духовным очам; здесь он впервые утвердил своё естество, свой уклад и своё призвание; здесь он нашёл свой путь к самоодолению и самопросветлению. Здесь русское древнее язычество (миф) и русская светская культура (поэзия) встретились с благодатным дыханием русского православия (молитва) и научились у него трезвению и мудрости. Ибо Пушкин не почерпнул очевидность в вере, но пришел к вере через очевидность вдохновенного созерцания. И древнее освятилось, и светское умудрилось. И русский дух познал радость исцелённости и радость цельности. И русский пророк совершил своё великое дело» (И.А. Ильин).

Поэт первым явственно утвердил в литературе русскую тему . «Пушкин нашёл свои идеалы в русской земле, воспринял и возлюбил их всецело своею любящею и прозорливой душой… В Пушкине есть именно что-то сроднившееся с народом взаправду, доходящее в нём почти до умиления… И никогда ещё ни один русский писатель, ни прежде, ни после его, не соединялся так задушевно и родственно с народом своим, как Пушкин… Повсюду у Пушкина слышится вера в русский характер , вера в его духовную мощь , а коль вера, стало быть, и надежда, великая надежда на русского человека» (Ф.М. Достоевский). Соприродность русскому духу позволила культурнейшему человеку стать выразителем общенационального характера . «Пушкин явился вольным народным писателем, как до него никогда и никто. Он разом, самым метким, самым прозорливым образом отметил самую глубь нашей сути» (Ф.М. Достоевский).

Пушкин и в этом был одинок. «Сам Карамзин, в образованности и просвещённости которого мы не имеем оснований сомневаться, посетив собор Новгорода и осмотрев фрески XI в., назвал их “варварской живописью”. Стоит ли удивляться, что спустя какое-то время они были безжалостно сбиты и заменены убогими масляными росписями? Без оглядки на эту атрофию национального чувства нельзя понять и величие Пушкина, который сначала посмел из француза стать русским, а затем и православным» (А.В. Лаушкин).

После Пушкина русская литература приобретает христианское измерение. Но христианизация культуры не смогла преодолеть инерции секулярности образованных сословий. «Если мы захотим определить меру этого ведения, жизни в Боге у Пушкина, то мы не можем не сказать, что личная его церковность не была достаточно серьезна и ответственна, вернее, она всё-таки оставалась барски-поверхностной, с неопределенным язычеством сословия и эпохи» (прот. Сергий Булгаков). Очевидно, поэтому Пушкин не заметил явления возрождающейся Оптиной пустыни, не знал о святителе Тихоне Задонском и, главное, не знал своего великого современника - преподобного Серафима. Два солнца России так и не встретились, ибо не был преодолен раскол в душе России.

Загадочная сверхгениальность Пушкина - явление общенационального и мирового масштаба. Это возрастание личного духа до вершин соборности. Гоголь при жизни Пушкина, разгадав тайну великой личности, провозгласил: «Пушкин есть явление чрезвычайное и, может быть, единственное явление русского духа: это русский человек в его развитии , в каком он, может быть, явится через двести лет» . Неповторимая, страстно увлекающаяся пушкинская натура проживала не только судьбу индивидуальную, но и сверхличную, общерусскую. «Пушкин таинственно стал альтер эго России - её другим “я”. Россия стала неотделима от Пушкина, он от неё. Лицо и сердце России стали “пушкинскими”, ибо тайна “явления” Пушкина и заключена в том, что великий Пушкин есть личное воплощение величия души России » (А.В. Карташёв). Судьба Пушкина включала в себя судьбу России. «В нём - самооткровение русского народа и русского гения . Он есть в нас мы сами, себе открывающиеся. В нём говорит нам русская душа, русская природа, русская история, русское творчество, сама любовь и наша радость… Пушкин и есть для нас в каком-то смысле Родина , с её неисследимой глубиной и неразгаданной тайной, и не только поэзия Пушкина, но и сам поэт. Пушкин - чудесное явление России, её как бы апофеоз » (прот. Сергий Булгаков).

«Пушкин был живым средоточием русского духа, его истории, его путей, его проблем, его здоровых сил и его больных узлов» (И.А. Ильин).

В творческих муках Пушкина сосредоточивалось русское самосознание, Россия искала свой путь. «Когда этот умнейший и сверходарённейший сын России отразил в своём волхвующем слове русскую жизнь - природу, историю, душу, и жизнь всемирную, произошло нечто сверхлитературное, свершилось некое событие, неложное достижение в истории русской культуры. Она взошла на общечеловеческую высоту, достигла классического равновесия, стала всемирной. Россия увидела своё прекрасное, идеальное величие в зеркале Пушкина . И признала, что сверхчеловеческое слово Пушкина есть слово о себе самой. Русское великодержавие и мировое культурное самосознание и призвание кристаллизовались. Начиная от Пушкина, мы не иначе можем мыслить себя, как только великой мировой нацией» (А.В. Карташев).

Какую истину о русской душе Пушкин поведал миру или что его устами Россия высказала о самой себе? Об этом говорил Достоевский в знаменитой Пушкинской речи. Достоевский обратил внимание на то, что творчество Пушкина является актом русского национального самосознания: «Не было бы Пушкина, не определились бы, может, с такой непоколебимою силой… наша вера в нашу русскую самостоятельность, наша сознательная уже теперь надежда на наши народные силы, а затем и вера в грядущее самостоятельное назначение в семье европейских народов» .

Достоевский даёт классическое определение русской духовности , явленной в Пушкине: «Не было поэта с такою всемирною отзывчивостью , как Пушкин, и не в одной только отзывчивости тут дело, а в изумляющей глубине её, а в перевоплощении своего духа в дух чужих народов… Тут-то и выразилась наиболее его национальная русская сила, выразилась именно народность его поэзии, народность в дальнейшем своём развитии, народность нашего будущего, таящаяся уже в настоящем, и выразилась пророчески. Ибо что такое сила духа русской народности, как не стремление её в конечных целях своих ко всемирности и ко всечеловечности? Став вполне народным поэтом, Пушкин тотчас же, как только прикоснулся к силе народной, так уж и предчувствует великое грядущее назначение этой силы. Тут он угадчик, тут он пророк… Мы не враждебно (как, казалось, должно бы было случиться), а дружественно, с полной любовью приняли в душу нашу гении чужих наций, всех вместе, не делая преимущественных племенных различий, умея инстинктом, до самого первого шагу различать, снимать противоречия, извинять и примирять различия, и тем уже выказали готовность и наклонность нашу, нам самим только что объявившуюся и сказавшуюся, ко всеобщему общечеловеческому воссоединению со всеми письменами… Да, назначение русского человека есть бесспорно всеевропейское и всемирное. Стать настоящим русским, стать вполне русским, может быть, и значит только стать братом всех людей, всечеловеком , если хотите… наш удел и есть всемирность , и не мечом приобретенная, а силой братства и братского стремления нашего к воссоединению людей… ко всемирному, ко всечеловечески-братскому единению сердце русское, может быть, наиболее предназначено, вижу следы сего в нашей истории, в наших даровитых людях, в художественном гении Пушкина» . Подлинный подвиг Пушкина Достоевский видит в том, что в его поэзии «засияли идеи всемирные» .

От Пушкина Достоевский перенял русскую всемирную отзывчивость - переживание общехристианских и общечеловеческих проблем, совместное крестонесение трагичности бытия : «О, народы Европы и не знают, как они нам дороги! И впоследствии, я верю в это, мы, то есть, конечно, не мы, а будущие грядущие русские люди поймут все до единого, что стать настоящим русским и будет именно значить: стремиться внести примирение в европейские противоречия» .

Не следует однозначно интерпретировать всечеловечность пушкинского творчества. «Титул “всечеловечности”, которым романист награждает поэта, может показаться преувеличением, поскольку Англии не найти в “Пире во время чумы”, равно как и Испании в “Дон Жуане”. Это звание, по-моему, следует воспринимать как “всерусскость ”. Пушкин, как Эол, владеет всеми ветрами, дующими от него во все стороны. Однако, учитывая время, когда была произнесена речь, и то, что Достоевский изгнал своих бесов, “всерусскость” следует понимать как равнозначное “всечеловечности”, в том смысле, что человек или страна, внутренне примиренная, вмещает в себя приемлемую картину всего мира» (Ален Безансон).

И.А. Ильин в полемике с Ф.М. Достоевским утверждал, что Пушкин не столько являл всемирную отзывчивость русского народа, сколько выражал русское духовное призвание и историческое назначение . Суждения великих умов не исключают, а дополняют друг друга. Иван Ильин убежден, что Пушкин «был русским не потому, что отличался “всемирной отзывчивостью” и способностью “почти совершенного перевоплощения в чужую национальность”; он был русским не потому, что “русскость” сводится ко “всечеловечности”, “всеединению” и “всепримирению”, как полагал Достоевский. Нет, русской душе открыты не только души других народов, но и ещё всё то, что открыто и другим народам: и сверхчеловеческий мир божественных обстояний, и ещё нечеловеческий мир природных тайн, и человеческий мир родного народа. И русский народ призван в своей духовной жизни не к вечному перевоплощению в чужую национальность, не к примирению чужих противоречий, не к целению европейской тоски и пустоты, а к самостоятельному созерцанию и положительному творчеству. Русский человек, русский народ, русский гений имеют сказать в истории мировой культуры своё самобытное слово, не подражательное и не заимствованное. Настоящий русский есть, прежде всего, русский в смысле содержательной, качественной, субстанциональной русскости , и лишь в эту меру и после этого он может стать и быть братом других народов. И никогда наши великие сами не ходили и нас не водили побираться под европейскими окнами, выпрашивая себе на духовную бедность крохи со стола богатых. Утверждая русскость Пушкина, я имею в виду не гениальную обращенность его к другим народам, а чудеснейшее, целостное и победное цветение содержательной и субстанциональной русскости в нём. Россия стояла на великом историческом распутии, загроможденная нерешенными задачами и ни к чему внутренне не готовая, когда ей был послан прозорливый и свершающий гений Пушкина для того, чтобы оформить, прекрасно оформить душу русского человека, а вместе с тем и Россию. Русский мир в его целом и великом измерении (макрокосм) должен был найти себе в лице Пушкина некий гениальный микрокосм, которому надлежало всё принять, всё величие, все силы и богатства русской души, её дары и её таланты, и в то же время - все её соблазны и опасности, всю необузданность её темперамента, все исторически возникшие недостатки и заблуждения; и всё это пережечь, перекалить, переплавить в огне гениального вдохновения и показать русскому человеку, к чему он призван, какие глубины и высоты зовут его, какою духовною мудростью и художественною красотою он повинен Господу Богу, себе и другим народам» . Всё-таки русской субстанции свойственна и всемирность, ибо русский народ, осуществляя своё национальное, безусловно, выражает общечеловеческие призвания и формирует всемирные идеалы.

Герасимов А. А. С. Пушкин и Адам Мицкевич. 1956.

Великий поэт Александр Сергеевич Пушкин был создателем современного русского языка, русской художественной прозы и драматургии, задавал многие темы русской культуры и жизни. Но Пушкин наше всё прежде всего в том смысле, что «творчество Пушкина есть сконцентрированный путь духовного, нравственного, культурного, эстетического развития человека . Идеальный путь в отнюдь не идеальных земных условиях. Не наше дело подражать Пушкину, наше дело - о нём знать, видеть то направление развития, которое он обнаружил. Именно этим знанием и существовала русская культура на протяжении двух последних веков. Это знание всегда пульсировало в артериях любого питомца нашей культуры» (Г.А. Анищенко).

Новые образы и смыслы порождались не только гениальным умом и бездонным поэтическим воображением Пушкина. Пушкинское творчество всеобъемлюще экзистенциально , оно выражает его человеческую судьбу и судьбу его духа, даёт ответы на эпохальные вызовы . «В ситуации всемирного тупика и пришел в мир Пушкин. После атеистического, разложившего все основы христианского человечества восемнадцатого века, закончившегося Французской революцией и явлением “сверхчеловека” Наполеона, “в глухой темноте текли люди”. Из этой темноты и предстояло выкарабкиваться. Оттуда и начал свой путь Пушкин-поэт… Пушкину свет не был дан изначально, он был закрыт “слепым туманом”. Поэту был дан только талант и с помощью этого таланта - возможность отыскать свет. Весь гений Пушкина состоит в том, что он данную возможность полностью использовал. Но для этого потребовалось пройти “непроходимыми захолустьями” человечества, двигаться за “болотными огнями” эпохи, чтобы увидеть разверзшуюся пропасть и дать ответ на вопрос “где выход, где дорога?” Пушкин был вынужден сам на себе испытать “яд” искушений Робеспьера и Наполеона, Петра Первого и Пестеля, Вольтера, Байрона, Парни и Баркова. Творчество Пушкина не исцелило, конечно, ни человечество, ни Россию. И не спасло. Земных “спасителей” было достаточно и до Пушкина, и после него. Пушкин всего лишь показал, что даже тогда, когда для людей закрыт прямой путь, ведущий “к великолепной храмине”, человек силой своей творческой воли может выйти на спасительное “перепутье”, услышать “Бога глас” и последовать призыву “Держись сего ты света”. Творчество Пушкина - это путь, уникальный образец пути от тьмы к свету » (Г.А. Анищенко).

Достижения Пушкина возрождали русскую культуру, в чём и заключался переворот духа, духовная революция . «С тех пор в России есть спасительная традиция Пушкина : что пребывает в ней, то ко благу России; что не вмещается в ней, то соблазн и опасность. Ибо Пушкин учил Россию видеть Бога и этим видением утверждать и укреплять свои сокровенные, от Господа данные национально-духовные силы . Из его уст раздался и был пропет Богу от лица России гимн радости сквозь все страдания, гимн очевидности сквозь все пугающие земные страхи, гимн победы над хаосом, впервые от лица России и к России была сказана эта чистая и могучая “осанна”, осанна искреннего, русским православием вскормленного мироприятия и Богоблагословения, осанна поэта и пророка, мудреца и ребенка… Пушкин, наш шестикрылый серафим, отверзший наши зеницы и открывший нам и горнее, и подводное естество мира, вложивший нам в уста жало мудрыя змеи и завещавший нам превратить наше трепетное и неуравновешенное сердце в огненный угль, - он дал нам залог и удостоверение нашего национального величия , он дал нам осязать блаженство завершенной формы, её власть, её зиждущую силу, её спасительность. Он дал нам возможность, и основание, и право верить в призвание и в творческую силу нашей родины , благословлять её на всех её путях и прозревать её светлое будущее, какие бы ещё страдания, лишения или унижения ни выпали на долю русского народа. Ибо иметь такого поэта и пророка - значит иметь свыше великую милость и великое обетование … Его звание состояло в том, чтобы духовно наполнить и оформить простор русской души, ту душевную свободу, которая дана нам от Бога, от славянства и от нашей природы, - наполнить её по-русски увиденными духовными содержаниями, заселить её священными обстояниями нашей русской души, нашей русской судьбы и истории. Его звание состояло в том, чтобы пророчески указать русскому народу его духовную цель: жить во всём самобытном многогласии своем, с глубочайшей цельностью и искренностью, божественными содержаниями, в совершенной форме» (И.А. Ильин). Слова русского философа являют русский идеал, который в своей духовной высоте сверхнационален, сверхчеловечен. В поиске сверхсущего всеобщего идеала и состоит русское призвание .

О величественном пророческом служении Пушкина говорили русские гении: «Мы с трепетным сердцем слышим, как Тютчев говорит ему в день смерти:

Ты был богов оргáн живой...

и понимаем это так: "ты был живым óрганом Господа, Творца всяческих"... Мы вместе с Гоголем утверждаем, что он "видел всякий высокий предмет в его законном соприкосновении с верховным источником лиризма - Богом"; что он "заботился только о том, чтобы сказать людям: "смотрите, как прекрасно Божие творение..."; что он владел, как, может быть, никто, - "теми густыми и крепкими струнами славянской природы, от которых проходит тайный ужас и содрогание по всему составу человека", ибо лиризм этих струн возносится именно к Богу; что он, как, может быть, никто, обладал способностью исторгать "изо всего" ту огненную "искру, которая присутствует во всяком творении Бога"... Мы вместе с Языковым признаём поэзию Пушкина истинным "священнодействием". Мы вместе с князем Вяземским готовы сказать ему:

...Жрец духовный,

Дум и творчества залог -

Пламень чистый и верховный -

Ты в душе своей сберег.

Всё ясней, всё безмятежней

Разливался свет в тебе...

Вместе с Баратынским мы именуем его "наставником" и "пророком". И вместе с Достоевским мы считаем его "великим и непонятым ещё предвозвестителем "… Мы говорим не о церковной "святости" нашего великого поэта, а о его пророческой силе и о божественной окрылённости его творчества… Ибо страсти его знают не только лично-грешное кипение, но пламя божественной купины; а душа его знает не только "хладный сон", но и трепетное пробуждение, и то таинственное бодрствование и трезвение при созерцании сокровенной от других сущности вещей, которое даётся только Духом Божиим духу человеческому» (И.А. Ильин).

Творчество гения не вмещается в его эмпирическую биографию. Духовная биография творца надмирно единит его с творцами других эпох, он входит в духовную эстафету творческого преображения жизни. Духовное значение Пушкина в культуре и истории России в том, что он подвигнул образованное общество обратиться к традиционным духовным ценностям, сформулировал проблемы бытия, задал идеалы русской цивилизации, первым обнаружил новые духи небытия , ополчающиеся на Россию.

Силы русской духовной революции оказались изначально разделенными: гениальность - от святости, гений - от образованного общества, святой - от церковной общественности. Преображающие духовные тенденции не слились и не смогли органично влиться в русскую цивилизацию. Новому духу не удалось оказать существенное влияние на жизнь в социальном плане. Просветляющие идеалы мало входили в жизнь. В этом сказалось общечеловеческое расщепление духовной культуры и жизни, святости творчества и святости жизни.

Во многом ни преподобного Серафима, ни Пушкина современники не поняли. Духовный подвиг преподобного Серафима остался скрытым для официальной церковной жизни, а Пушкина быстро исказили, - каждая идейная группа приспосабливала великого поэта к собственным нуждам. Но в народном восприятии они были безусловным авторитетом. Стихийное всенародное почитание угодника Божьего беспрецедентно, так же как и всенародная популярность Пушкина. Народ, не поняв их, вполне почувствовал родной дух и в поэте, и в святом, выражающих русскую традицию. Пушкин и преподобный Серафим отвечали внутреннему идеалу народного благочестия и творили этот идеал. Вспышка духовного света запечатлелась в русской душе. После них на глубине русского духа что-то принципиально изменилось. И до сего дня эта духовная сила питает русскую жизнь, и светскую, и церковную.

Россия, в силу унаследованного раскола в национальной душе, не смогла вместить явление духа во всей его полноте. Цельный дух преподобного Серафима и Пушкина отразился в русской культуре частично. Новый духовный идеал расслаивался и вливался в жизнь по секуляризованным каналам культуры. Многое не сразу было услышано и не понято, не оценено до сих пор. Духовная революция в России состоялась как факт духовно-персоналистический и не смогла определить судьбу народа - прежде всего потому, что на чудесное явление русского духа ополчились враждебные внутренние и внешние силы, все наследованные и занесенные болезни.

Русская литература породила образы кающегося дворянина и лишнего человека , что выражало попытку искупить «первородный грех » русского дворянства. Писатели стремились осознать ложность социального статуса и роли думающего сословия, несправедливость закрепощения низовых сословий. Их литературные образы выявляли гипертрофированное чувство вины образованных сословий. Но недоставало осознания исторических причин сложившегося положения. Поэтому в образованном обществе формировались утопии (хождение в народ - для его защиты и просвещения) либо фобии (борьба с властью, обвиняемой во всех пороках). Не было понимания исторической миссии образованных слоёв и назначения культурного творчества. Была попытка выхода из старого при бессилии увидеть новое, был слепой бунт против исторической неправды при неумении обрести правду.

Вне внимания литературы оказались трагическая борьба за самовыживание и грандиозное историческое строительство русского народа. «Почему русская литература ничего не рассказала нашей молодежи о приключениях, о романтике и о героизме преодоления наших бесконечных просторов? Миллионными и миллионными тиражами издавалась иностранная “колониальная” романтика. О нашей - во много раз и более трудной, и более героической - не сказано, собственно говоря, ничего… Англосаксонская литература переполнена “ролью белого человека”. Почему в нашей нет “роли русского человека”? Вероятно, всё по той же причине - из-за отрыва правящего слоя от народно-национальных интересов ?.. Литература казалась самым глубоким и самым ярким отражением русской души. Князья Мышкины, Раскольниковы, Карамазовы Достоевского, “лишние люди” Чехова, босяки Горького явились типичным олицетворением русской души. Такое скромное соображение, что на Обломовых, идиотах, лишних людях и босяках империю построить нельзя, - никому в голову не приходило. Остались без всякого литературного отражения именно те люди, которые эту империю всё-таки построили. Из внимания литературоведов и писателей совершенно выпал такой пустячок, как одна шестая часть земной суши. Но ведь не Обломовы же, в самом деле, исследовали Амур, не идиоты писали Свод Законов Российской империи, и никак не лишние люди пахали эту гигантскую территорию» (И.Л. Солоневич).

Литература правящего слоя - дворянства - отражала его душевное пространство со всеми болезнями, поэтому она обошла вниманием многие достижения русской цивилизации. Читающая публика судит до сих пор о типических характерах русской жизни по литературным персонажам, но для писателей литературные образы имели другой смысл. Литература изображала не реальные исторические конфликты и персонажи, а экзистенциальные конфликты эпохи . Литературные герои были не социальными типами, а отражали идеи национальной психодрамы .

Оба конфликта (врожденного ложного экзистенциального положения и драматического экзистенциального состояния ) усугублялись тем, что творец сталкивался с основным конфликтом эпохи - нашествием новых духов мирового зла на православную Россию. Русской светской культуре, не успевшей окрепнуть и определиться, предопределено было принять мощный удар неведомых идеологий небытия . Чуткий русский гений уловил грозящую опасность при безоблачном горизонте, когда античеловеческие богоборческие идеологии имели в России немногих почитателей. Творческая интуиция обнаружила за умственным разбродом общества поступь духа небытия, духовной заразы, взращенной в лабораториях европейских интеллектуалов. Русские писатели сформулировали диагноз духовной болезни. Поэтому особая тема духовной революции в России - противостояние русского духа нашествию идеологий гипертрофированного рационализма, атеизма, материализма, позитивизма, социализма, коммунизма, марксизма.

Клюквин И. Могила Пушкина. Литография с оригинала П. Ф. Соколова. 1830-е.

Всеобъемлющий гений Пушкина уловил не только роковое значение тех вопросов, которые ставились и решались умозрительно, но он же впервые определил эту болезнь: «В поле бес нас водит, видно» . Цвет образованного слоя России - декабристы - идеологически разбудили русскую интеллигенцию к восприятию ложных проблем. В «Борисе Годунове» поэт сполна отвечает на идеологическое требование некоторых декабристов принести в жертву ради будущности России царскую династию, то есть для блага миллионов лишить жизни нескольких. Это первый и центральный вопрос, который возникает в идеологически воспаленном сознании . Ответ на него означает - принять духовную заразу или отторгнуть. Пушкин за месяц до декабрьского восстания закончил «Бориса Годунова», в котором предрекал последствия насильственного пролития крови.

Правление, основанное на крови невинно убиенного, обречено на саморазрушение. Талантливый Борис Годунов надеялся, что способен многое дать государству. Боярство и народ поддались соблазну и избрали на царство убийцу царевича Димитрия. Попрание божественных законов Годуновым (в нём персонифицировались господствующие веяния эпохи) и народом, всеобщее нераскаяние включают роковой фактор , который прервал органичный ход истории, привел к гибели царскую семью, ввергнул в духовное помутнение народ, вызвал смуту в русской земле. «Образ Годунова - ответ на концепцию “малой крови ”. Кровь, пролитая Борисом, начала процесс, который Годунов не мог и вообразить. Она стала бесконечно множиться, обнаруживая свойства “цепной реакции ”: царевич - “тринадцать тел” - “кровь русская” - семья Бориса. Эта кровавая цепь, начатая убийством ребенка Димитрия, как бы окольцовывает первоначального убийцу, замыкаясь на его сыне - ребенке Феодоре… Образ Григория - ответ на концепцию “суда мирского” над тиранами. Из судьи Отрепьев, помимо своего желания, влекомый неизбежным ходом событий , превращается в гораздо более кровавого преступника, чём тот, кого он хотел судить… Окончательным приговором Самозванцу становится молчаливый ужас народа… Пушкин сумел понять и показать в “Борисе Годунове” основные законы “многих мятежей” , а не только Смутного времени» (Г.А. Анищенко).

Это первое художественное пророчество о грозящей России духовной катастрофе . И декабристы, и Борис Годунов выражали дух эпохи . Как и Борис Годунов, многие декабристы обладали талантами, они стремились учредить в России справедливое (в их понимании) правление. Они не совершили убийства царя, но был маниакальный помысел меньшинства и согласие на это либо отсутствие протеста у остальных. Была пролита кровь (на Сенатской площади застрелен по «принципиальным» соображениям генерал Милорадович - восставшим нужна была жертва), и не было раскаяния в совершённом. Декабристы завели механизм идеологической мании и притупили общественную совесть и разум. Пушкин предупреждал о надвигающейся духовной болезни и сформулировал противоядие. Поэт предостерегал, что праведная власть не может быть построена на крови, ибо пролитая кровь вызывает потоки крови. В жизни Пушкин не поддержал ни ту, ни другую сторону: к царю он обратился с просьбой о милосердии, к восставшим - с предостережениями до трагических событий и с состраданием после них. Подспудно велась полемика с декабристами («Во глубине сибирских руд…» ).

Пушкин развивает тему духовного помрачения в итоговом прозаическом произведении - в повести «Капитанская дочка»: «Вождь крестьянского бунта Пугачев показан в двух плоскостях. С одной стороны, это конкретная личность, которая может реализовываться то как жестокий “царь” (взятие Белогородской крепости), то как милосердный человек (разговоры с Гриневым). Здесь Пугачев недалеко отходит от Отрепьева, с которым дважды себя сравнивает: самозванец стремится заменить собой царя, то есть земная реалия подменяется земной же. Но есть и другая плоскость изображения Пугачева - символическая . В повести три таких момента, основанных на подмене : буран, сон Гринева и калмыцкая сказка… У самозванца пушкинской повести, кроме двух ликов (Пугачев и Пётр III ), есть и ещё один - Вожатый … Описывая появление Вожатого из метели, Пушкин почти буквально воспроизводит в прозаической форме своё стихотворение “Бесы” (1830) … В стихотворении “вожатый” известен почти сразу: “В поле бес нас водит, видно, да кружит по сторонам”… Цепь подмен выстраивается следующим образом: отец - Мужик с черной бородою - Вожатый - Пугачев - Пётр III (реальность). Центральным здесь оказывается образ Вожатого: он соединяет мистические подмены сна с земными подменами пугачевщины. В кровопролитии междоусобной войны Пушкин видит (как и в “Годунове”) земную трагедию (“Не приведи Бог видеть русский бунт - бессмысленный и беспощадный!”). Но “Капитанская дочка” (в отличие от “Годунова”) обнажает в историческом событии также и трагедию мистическую : сон Гринева высвечивает в “русском бунте” призыв под новое, иное “благословение”. Если в историческом Пугачеве жестокий “царь” и милосердный человек поочередно подменяют друг друга, то в “Пугачеве” метафизическом человек подменяется бесом , который и становится Вожатым на кровавом пути» (Г.А. Анищенко).

Почти за столетие до века революций Пушкин описывает инфернальную метафизику революции . «В творчестве Пушкина Революция увидена с двух диаметрально противоположных позиций. В начале двадцатых годов поэт смотрит на явление изнутри , глазами революционера (или, по крайней мере, его единомышленника). При таком ви дении революционер предстает “праведником”, причащающимся “кровавой чаши” иного “Христа” . В позднем творчестве, прежде всего в “Капитанской дочке”, писатель смотрит на “насильственные потрясения” извне . В этом случае в бунтовщике просматривается бес, зовущий под кровавое “благословение” . Однако и в том, и в другом случае вырисовывается мистическая, прямо противоположная Христу природа Революции … Развитие революционной темы в русской литературе во многом определил Пушкин. Именно в его творчестве уже были намечены почти все направления, которые будут в дальнейшем развернуты другими писателями и наполнят собой литературный процесс XIX - XX веков. Однако граница, проходящая у Пушкина между разными этапами развития единой творческой личности , в новую эпоху оказалась выдвинутой вовне, разделяя уже различные группы писателей . Грубо говоря, позиция одних восходит к взглядам раннего Пушкина , и они будут видеть Революцию изнутри ; другие же воспримут традицию Пушкина позднего и взглянут на то же явление извне » (Г.А. Анищенко).

Виктор Аксючиц