Джонатан сафран фоерполная иллюминация. Полная иллюминация

Дорогой Джонатан!

Стремлюсь произнести поздравление на счет твоей апвосхитительной писанины. Ты стал писателем друг, ведь твою книгу потребило миллион американцев у тебя на родине. Теперь у тебя много валюты. Мазл-тов!

Сверхразумной была у тебя идея впихнуть в книгу мои к тебе письма, так чтобы получилось смешно. Прочитав экземпляр, мама провозгласила, что так коверкать язык неразумно, а уж не редактировать и вовсе злостно. Я пытался ей истолковать сообщенный тобой тезис о том, что это такой прием. Что Сэллинджер и Берджесс писали еще емкотруднее.

Но это не имеет важности. В действительности ты здорово использовал стили. Вот повествование от твоего лица разумно соотнести с Маркесом. Когда ты описываешь половые отношения твоей пра-пра-пра-прабабушки и прочих родственников, много похоже на Павича. Но это не воровство, как ты мне объяснил, а прием. Так делают все постмодернисты, а постмодернистами сейчас являются все. Время такое.

Но сверхсильнее мне понравились страницы со словами «Мы пишем...» и там, где много-много точек. Это символично весьма и, должно быть, имеет много смысла. В России есть такой писатель, В. Сорокин, так вот он тоже эти приемы эксплуатирует. Бывает, что у него в романах десятки страниц исписаны одной буквой. За это его очень хвалят, талантлив весьма! Вы вообще с ним похожи, только у него чаще отрезают головки и едят детей, зато в тебе больше холокоста, приятель.

Не совсем понял, что манифестируют заглавные буквы, выскакивающие в каждом абзаце, но на этот счет я еще подумаю, не расшифровывай пожалуйста!

Говорят, что некоторые критики ругают твой роман за несоответствие истории. Мол тогда евреи вели себя не так и обычаи иного рода. Ну так какой юный американский еврей знает, как оно тогда было. Зато он мультиплаксивый и аптрогательный.

Хочется обозвать тебя замечательными словами за Книгу Предшествующих, особенно термины Арт, Икул и проч. Тебе удалось создать идеальный артикул, поскольку ты жутко продал, громко прославился, запредельно возвысил себя и близко возвысил своих евреев.

Кстати, я вместе с дедушкой и Сэмми Дэвис Наимладшей решили стать вегетарианцами, как и ты. Хватит есть колбасу, это сверхжестоко!

Бесхитростно, Александр.

Спойлер (раскрытие сюжета) (кликните по нему, чтобы увидеть)

Мне приснилось, что я птица

белая, с огромными крыльями

влетаю в комнату, разбивая окно

люди копошатся, плачут, у них ритуал.

Я живой, пытаюсь дернуть лапой,

но не выходит. Какая-то женщина берет

меня в руки и, не обращая внимания

на мою безмолвную мольбу,

уносит меня в сад и зарывает в землю.

А ведь я живой, вот я, но ей все равно.

В разбитом окне мой силуэт истекает кровью.

Люди трогают стекло руками. Зачем?

Оценка: нет

Потрясающая своей необычностью вещь. Хотя это не первое моё знакомство с творчеством Фоера, я всё равно был изрядно удивлён, хотя и знал, чего ждать. Сразу, чтобы прояснить ситуацию, отмечу, что восторженное удивление явно не единственная из возможных реакций. Спектр эмоций, что способен породить текст, широк до невероятности, и где-то там, на другом его конце, вполне возможно притаились непонимание и раздражение. «Последняя иллюминация» - явно не из тех книг, что нравятся всем (что невозможно в принципе) или хотя бы большинству (что часто идёт рука об руку с попсовостью и китчем). Но уж если вы оказались с Фоером на одной волне, удовольствие от книги получите громадное.

Самое-самое главное, что нужно знать: Фоер изрядный символист. Ага, прямо как те ребята из Серябряного века, для которых форма была важнее содержания. Красной нитью сквозь роман проходят видения, дневниковые записи, кусочки внутренних монологов, которые нормальными назвать нельзя ну совершенно никак. Броский и запоминающийся образ автору гораздо милее такой эфемерной вещи, как сюжетная логика. Коробки с памятью, книга печалей Брод, Времямер, узелки, что вяжет Софьевка. Если читали «Жутко громко, запредельно близко», то прекрасно понимаете, о чём я. Совершенно то же фокусничанье, ювелирная работа над организацией текста, диалогами, ритмикой фраз. И ещё - Фоер потрясающе афористичен. Это как раз тот случай, когда автор умеет формулировать свои мысли по-настоящему эффектно и красиво. Взять хотя бы размышления Брод о боге и любви. Вообще, «историческая» часть книги мне понравилась куда больше. Штетл, в котором живут герои, предстаёт своего рода микрокосмом, замкнутым и чудным мирком, неподвластным нормальной человеческой логике. И пускай многие из здешних диковин жестоки и недобры, тем притягательней для нас становится текст. Если чуточку поиграть в сравнения, то перед нами что-то вроде стеклянного шара с городком внутри. Вот только город сожжён, лежит в руинах, и вовсе не снег, а пепел медленно оседает на почерневшие кровли игрушечных домиков. Жутко и завораживающе. Пожалуй, что-то вроде Макондо Маркеса, а это в моих устах один из сильнейших комплиментов.

Отнесённая же к настоящему времени часть романа написана совсем по-другому, хоть и объединена с исторической множеством хрупких мостиков. Действительно, ведь лейтмотив романа - проходящая сквозь года память. Память о любви, жертве и искуплении. А ведь это - нечто, неподвластное времени. Прошлое никуда не делось, оно притаилось и ждёт. В забытых коробках с пожелтевшими от времени фотографиями, в перезвоне колец, которыми однажды обменялись далёкие предки героя, в судорожном биении о кожу крови, которая рвётся на свободу. И будут слёзы, и боль, и вскрытые бритвой вены, и память будет жить дальше. На самом деле странно делить роман на части, ведь он - о непрерывном. За изменчивостью формы Фоер прячет единство содержания. Местами уморительно смешная, наивная и нелепо-исковерканная исповедь Саши коснётся вас не сразу, точно так же, как не сразу станут вам понятны хитросплетения исторических обстоятельств и вычурная символика, которой переполнена история Брод. Да, Фоер проделал грандиозную работу над языком, создал целую систему псевдоправил, которые позволили вывернуть речь наизнанку, выкрутить совершенно непередаваемым образом, сохранив при этом полную ясность. Но постепенно сквозь внешнюю антуражность проступает главное. По мелочам, в деталях, в прощальном «бесхитростно», в скособоченной идиоме об утраченном времени, которая, кажется, куда точнее и ярче оригинала. Подлинная искренность, как бьющийся о стенки фонаря светлячок. Один за другим во тьме зажигаются огни. и наступает иллюминация. Полная. Безжалостная.

Возможно, вам не понравится то, что вы увидите. Возможно, вы сочтёте роман дешёвой попыткой сыграть на неизбывной человеческой жалости и сострадании. Вы будете в своём праве. Но только так и можно говорить об ужасном. О войне, о холокосте, о башнях-близнецах в конце концов. Нам всё кажется, что это уже в прошлом, что давно стало сухими строчками исторических очерков. Вместе с Ремарком мы удивляемся тому, как из миллионов трагедий, сонма маленьких армагеддонов, выплавляется бездушная и мёртвая статистика. Вместо феникса из пепла человеческих душ возрождается какой-то ужасный и отвратительный кадавр, чучело. Такова арифметика страдания: сумма бесконечно меньше составляющих её слагаемых. И именно потому прав Фоер, показывающий нам драму человека, а не человечества. Только так можно пробудить память, только так понять, что стоит за каждой из миллионов смертей. Только так можно исправить счёт. Вот потому-то я и считаю этот роман превосходным. Но предсказывать, понравится ли он вам, конечно, не берусь. В конце концов, мы ведь люди, а не фигурки-статисты.

Оценка: 9

А после второй прочитанной книги уже можно говорить, что я – фанат? Тогда, я – фанат Фоера! Он откликается мне знакомыми темами, описанными чувствами, выбранными образами.

Инфо-повод «Полной иллюминации» - холокост, тоска потомков по географическим истокам, поиск своего места в жизни через путешествие к предкам. Выживание единиц на фоне тотального уничтожения – подарок судьбы и страшная кара. Как жить тем, кто выжил, искать новое место и новую жизнь? Как жить их потомкам, на которых давит груз ответственности – не подвести, быть достойными? Как жить тем, кто был рядом с истребляемыми, и помощь им означала собственную смерть?

Вначале книги попадаешь в полный треш! Словно читаешь перевод с английского на русский, сделанный дословно. Первые страниц десять учишься понимать логику этого текста, адаптируешься к его фонетике и лингвистике. Хохочешь над каламбурами, улыбаешься найденным аналогиям, которые по-русски звучат совсем не по-русски.

Американский еврей, чей дед уехал из Союза в поисках возможности выжить, приезжает в родные места предка, чтобы найти тех, кто когда-то спас его от зверств немецких лагерей. А встречает бескрайние степи Украины, в которых нет ни селений, ни даже намека на то, что здесь когда-то жили люди.

Повествование ведется в двух временах. Современный, где Джонатан Сафран и Алекс путешествуют в машине со «слепым» дедушкой и собакой. И часть от «царя Гороха», медленно, но верно, текущая в сторону современности и показывающая кто были предками, как жили, кого рожали. Со второй частью все не так весело и забавно, как с первой. И хоть она наполнена фантастическими деталями в виде карнавальных платформ, ванн и унитазов, современными тканями, лекарствами, нормами морали, сквозит в ней боль отчаяния и желание разобраться. И уж конечно, она никак не претендует на историческую достоверность (и я очень надеюсь, что американцы – реальные читатели, для кого предназначался этот труд, это понимают).

И все же, при всей фантасмагоричности книги, на последней странице не просто «все освещается», наступает серьезная световая контузия. И нужно потом какое-то время, чтобы придти в себя и принять этот мир и в таком ракурсе освещенности.

Многие смотрели замечательный фильм Лива Шрайбера « » (в другом переводе - «Все освещено»). Основой для этого фильма послужила книга американского писателя Джонатана Сафрана Фоера «Полная иллюминация ».

«Полная иллюминация» - это писательский дебют Фоера, связанный с событиями Холокоста на территории Украины. Роман был издан в 2002 году, а экранизацию сняли тремя годами позже. Книга была тепло принята критиками и маститыми авторами, в течение трех лет роман перевели на 15 языков, в том числе и на русский.

В чем-то роман «Полная иллюминация» автобиографичен. Сам Фоер в 1999 году приезжал на Украину, чтобы добыть сведения о своем дедушке. А герой романа - молодой американец Джонатан , который приехал на Украину в поисках своих корней. Сопровождают его переводчик Алекс , «слепой» водитель и его сука-поводырь.

Повествование ведется и от лица Джонатана, и от лица Алекса. Джонатан рассказывает читателю о прошлом, об истории еврейского местечка Трахимброд , что под Луцком, уничтоженного фашистами в 1942 году. А его украинский переводчик Алекс в неповторимой колоритной манере рассказывает о настоящем, об их путешествии за этой историей полувековой давности.

Это путешествие изменит многое не только в жизни Джонатана. Алекс, узнавая о прошлом, неожиданно начинает по-другому смотреть на настоящее, из переводчика и, по сути, стороннего наблюдателя превращаясь в действующее лицо и соавтора книги. А его «слепой» дедушка из просто водителя превращается в их проводника. И оказывается, что он - часть этой истории, но хотел бы навсегда об этом забыть.

Тема романа довольно печальная, но, как сказал в книге Алекс: «Юмор - это единственный правдивый способ рассказать печальный рассказ». Поэтому моментами книга смешная, моментами - грустная, и в целом производит впечатление серьезного произведения, которое написал несерьезный человек. Ну, или наоборот.

Сюжет романа непредсказуем: читатель никогда не знает, что ожидает героев буквально на следующем повороте дороги. На протяжении все повествования автор держит читателя в напряжении вплоть до той самой «полной иллюминации », которая наступает не только в жизни героев, но и в сознании читателя книги.

«Полная иллюминация» - это правдивая и жизнеутверждающая трагикомедия о связи прошлого и настоящего. Путешествуя вместе с героями книги, читатель многое откроет для себя. И даже если та самая «полная иллюминация» не наступит, роман определенно даст пищу для размышлений и поможет переосмыслить многие вещи.

Цитаты из книги

«Загадка зла: почему безусловно плохие вещи случаются с безусловно хорошими людьми.
Загадка добра: Почему безусловно хорошие вещи случаются с безусловно плохими людьми»

«Это и есть любовь, - думала она, - не так ли? Когда, заметив чье-то отсутствие, ты ненавидишь его больше всего на свете? Даже больше, чем любишь его присутствие»

«Единственное, что еще больнее, чем быть активным забывателем, это быть пассивным помнителем»

«Единственное, что хуже самой печали, - это когда ты не можешь скрыть ее от других»

«Я не плохой человек. Я хороший человек, которому выпало жить в плохое время»

Терпеть не могу предисловий. Во-первых, потому что они всегда намекают на некое превосходство того, кто их написал, над тем, кому они адресованы. (Так и хочется сказать, пролистывая: «Сам знаю, не дурак».) А во-вторых, потому что, дочитав книгу до конца, все равно приходится к ним возвращаться («Так о чем же все-таки все это было?»).

Прошу только об одном: ничему не удивляться. «Полная иллюминация» – это роман, в котором иллюминация наступает не сразу. Для некоторых – никогда. Слишком легко пройти мимо и не нащупать во тьме выключателей. И еще прошу: приготовьтесь к литературной игре. Это серьезная книга, написанная несерьезным человеком. Или наоборот. В общем, как скажет один из героев: «Юмор – это единственный правдивый способ рассказать печальный рассказ».

Кстати, о юморе. У Фоера он совершенно особый. Потому что половина книги написана от лица человека, который не знает английского. Вернее, сам-то он убежден, что знает, и даже лучше, чем Фоер, поэтому совершенно не стесняется. Его ошибки – неисчерпаемый источник комизма. То он употребляет слова в неверном контексте, то сыпет канцеляризмами, полагая, что этого требует эпистолярный слог, то путает времена, то слишком прямолинейно истолковывает значение идиомы. Эффект в результате получается неожиданный: от многократного повторения ошибки превращаются в правила, безграмотность начинает восприниматься как стиль. Но чтобы это по-настоящему оценить, нужно сделать усилие. Особенно вначале. От хорошего коньяка тоже ведь не сразу начинаешь получать удовольствие.

Допускаю, что у кого-то может возникнуть впечатление, будто переводчик оправдывается: на самом деле он просто не знает русского языка. Не стану отрицать: такое с ним иногда случается. Но это не тот случай. Здесь он сознательно ставил перед собой задачу сохранить для русскоязычного читателя то ощущение, которое испытывает от книги читатель англоязычный. Недоумение, возмущение, шок, а в конечном итоге – невыразимое удивление. Оказывается, чтобы говорить о сложнейших вещах, грамоту знать совсем не обязательно. Тот, кому есть что сказать, найдет правильные слова, даже если их у него не больше, чем у Эллочки-Людоедки.

Тут самое время поискать правильные слова благодарности. Потому что во время работы переводчика неустанно подбадривали близкие, безропотно дожидался издатель и методично выводила из бесчисленных литературных тупиков наставница, искусствовед и друг Виктория Вайнер. Вита. Без ее тонкой, остроумной, дотошной правки книга осталась бы, наверное, не более чем упражнением переводчика-дилетанта. Это она довела ее до ума назло душившему ее раку. Это она, умирая, приказала ей долго жить.

В заключение могу лишь сказать, что старался наилучшайше и сделал лучшее из того, что мог, что было лучшим из того, что я мог бы сделать. Так написал Фоер. Больше мне добавить нечего.

Василий Арканов,

Ваш смиренный переводчик

Просто и невозможно:

МОЕЙ СЕМЬЕ

МОЕ ЗАКОННОЕ ИМЯ Александр Перчов. Но множественное число моих друзей обзывает меня Алекс, потому что так более изрекательнее. Мама обзывает меня Алексий-не-нервируй-меня! потому что я всегда ее нервирую. Если хотите знать, почему я всегда ее нервирую, так это потому, что я всегда где-нибудь с друзьями, рассеивая столько много валюты, исполняя столько много вещей, способных занервировать мать. Отец прежде обзывал меня Шапка – за ушанку, в которую я облачаюсь даже в летний месяц. Он прекратил меня так обзывать, потому что я распорядился, чтобы он прекратил меня так обзывать. Для меня это звучало по-мальчишески, а я привык считать себя мужчиной с мощью и производительностью. У меня много-много подружек, можете мне поверить, и у каждой для меня особое имя. Одна обзывает меня Бэби, не потому что я бэби, а потому что за мной нужно присматривать. Другая обзывает меня Ночь Напролет. Хотите знать, почему? Есть еще третья, которая обзывает меня Валюта, потому что я столько много ее рассеиваю вокруг. За это она целует след между моих ног. У меня есть миниатюрный брат, который обзывает меня Алли. Я от этого имени не сильно торчу, зато я сильно торчу от своего брата, так что о’кей, дозволяю ему обзывать себя Алли. Что же до его имени, то оно Игорек, но Отец обзывает его Неуклюжина, потому что он безостановочно прогуливается в предметы. Вот и за три дня до накануне он осинил себе глаз из-за плохого управления с кирпичной стеной. Если вам любопытно, как зовут мою суку, то ее зовут Сэмми Дэвис Наимладшая. Ее так зовут, потому что Сэмми Дэвис Младший был возлюбленным певцом Дедушки, а сука его, а не моя, и это не я, кто считает, что он слепой.

Что до меня, то я был произведен на свет в 1977-м, в один год с героем этой истории. По правде, жизнь у меня с тех пор была самая обыкновенная. Как я уже упоминал, я делаю много хороших вещей с самим собой и с другими, но это обыкновенные вещи. Я торчу от американских муви. Я торчу от негров, в особенности от Майкла Джексона. Я торчу, когда рассеиваю столько много валюты в знаменитых ночных клубах Одессы. Ламбургини Кантачес – это супер, но и капучини тоже. Многие подружки хотят предаться со мной плотским утехам в разных хороших аранжировках, включительно в Подвыпившем Кенгуру, Забаве Горького и Упрямом Зоопаркере. Если хотите знать, почему так много подружек меня домогается, то это потому, что для интимизации вдвоем я человек высшей пробы. Уютный и беспощадно смешной – а это выигрышные вещи. И все же я знаю много людей, которые торчат от скороходных машин и знаменитых дискотек. А таких, которые запускают свой вездеход в междубюстье (что всегда заканчивается липкостью под подбородком), у меня и рук не хватит пересчитать. Людей с именем Алекс тоже много. (Только у меня дома трое!) Вот почему я начал брызгать весельем от перспективы отправиться в Луцк и переводить для Джонатана Сафрана Фоера. Это обещало быть необыкновенным.

На втором году обучения английским языком в университете я произвел безрассудно ошеломительный результат. Это была внушительная вещь, потому что мой инструктор имел говно среди мозгов. Мама до того была гордая, что сказала:

«Алексий-не-нервируй-меня! Ты теперь предмет моей гордости». Я запросил купить кожаные брюки, но она отказала. «Шорты?» – «Нет». Отец тоже был до того гордый. Он сказал: «Шапка», – а я сказал: «Не обзывай меня этим», – и он сказал: «Алекс, теперь ты предмет материнской гордости».

Мама у меня смиренная женщина. Очень-очень смиренная. Она горбатит в маленьком кафе, удаленном на один час от нашего дома. Она презентует посетителям еду и питье, а мне говорит: «Я всхожу на автобус на час, чтобы работать весь день, делая вещи, которые ненавижу. Хочешь знать, почему? Ради тебя, Алексий-не-нервируй-меня! Когда-нибудь и ты станешь делать для меня вещи, которые ненавидишь. Это потому, что мы семья». Чего она не ухватывает, так это что я уже делаю для нее вещи, которые ненавижу. Я ее слушаю, когда она со мной разговаривает. Я воздерживаюсь жаловаться о моих пигмейских карманных средствах. И упомянул ли я уже, что нервирую ее далеко не так много, как жаждал бы. Но это не потому, что мы семья. Все эти вещи я делаю, потому что они элементарные вежливости. Это идиома, которой научил меня герой. И еще потому, что я не жопа с факинг-дыркой. Это еще одна идиома, которой научил меня герой.

Отец горбатит в туристическом агентстве, озаглавленном Туры Наследия. Оно для таких евреев, как мой герой, которым приспичивает покинуть эту облагороженную страну Америку и посетить смиренные городки в Польше и в Украине. С евреев, которые пытаются отрыть места, где некогда обитали их семьи, агентство отца сшибает за переводчика, гида и водителя. О’кей, до этой поездки я никогда не встречал еврея как такового. Но это их вина, а не моя, потому что я всегда не только был готов с ними встретиться, но даже без большого энтузиазма. Снова буду честен и упомяну, что до поездки я полагал, что евреи имеют говно среди мозгов. Я так заключил, потому что они платили Отцу столько много валюты, чтобы сделать отпуск из Америки в Украину. Но потом я встретил Джонатана Сафрана Фоера, и я вам скажу, что у него нет говна среди мозгов. Он многоумный еврей.

Тема холокоста очень многослойная. Трудная тема. Деликатная. Болезненная. И плодородная. С одной стороны, «как можно после Аушвица есть ланч?», а с другой стороны, за минувшие десятилетия геноцид перестал быть в мире чем-то исключительным. И хотя не только «лишь евреи были убиты за то, что они евреи», но о холокосте создано произведений на порядок больше, чем о других этнических чистках. Странно, но события семидесятилетней давности вспоминаются художниками едва ли не чаще, чем тот ужас, что происходил на планете буквально «позавчера». Эти воспоминания на многих почему-то действуют сильней, чем новости про «здесь и сейчас». Возможно, именно поэтому воспоминания до сих пор неплохо монетизируются, если хорошо приготовлены и поданы.

Но это не про приключения Хоббита под Харьковом. «Свет вокруг» от американского актера и режиссера Лива Шрайбера — фильм неважный, потому и не окупился. Сюжет, игра, камера, музыка, декорации — все второсортное и все хромает. Вопросы один за другим возникают у зрителя в голове, например:

К чему бы тут премногомалозначащие фразы про «неуклонный поиск», которые пишет крупным планом неизвестно кто? Зачем нашему «Фродо» нужно найти ту девушку (теперь уже бабушку), что спасла его деда от расстрела шестьдесят лет назад? Что ему делать, когда он ее найдет? Кем работает этот заботливый внук? Какой начальник-филантроп отпустил его с работы на другой край земли, чтобы выполнить невнятную волю усопшего деда? На кой ляд, (кроме продвижения сюжета и его разрешения от бремени, конечно), нужен в машине украинский водитель-дедушка, если его великовозрастный внучек-переводчик тоже умеет крутить баранку? Почему, ну ответьте мне, почему в 2005 году на тесном постсоветском пространстве встречается взрослый человек, спрашивающий на полном серьёзе: «А война кончилась?»! И так далее.

А главное, отчего все эти люди стали такие вялые, скучные и плоские, хуже даже, чем в советском киножурнале «Фитиль»? Ведь тот же Евгений Гудзь на рок-сцене даёт дрозда так, что дым идет столбом! А в этом фильме Гудзь смотрит затравленно, словно леший на ёлке уездного ТЮЗа. «Явные признаки фальшування» имеет, впрочем, и весь остальной «колорит»: тщательная разруха вокруг идеального дорожного полотна, пасторальные пейзажи и плакатные пролетарии, свеженькая бронетехника «военных лет» и официантка, словно перескочившая из польского «Дежа вю» тридцатилетней свежести. Возможно, режиссер мерился с Кустурицей, но получилось натянуто и неправдоподобно. Диалоги украинцев придуманы американцем, и они немногим ярче, чем русская речь Арнольда Шварценеггера в «Красной жаре». Цитаты из «Европы» Фон Триера (и одновременно из «Утомленных солнцем» Михалкова) не приближают Шрайбера ни к тому, ни к другому.

Мы было, подумали даже: может быть, это такой стёб?

Судя по тому, что речь идет все-таки о той самой Войне, о смерти и самопожертвовании, о предательстве и о чувстве вины, то стеб все-таки не задумывался, однако получился сам собою, от полного незнания предмета.

Хотя… Ну вот как понимать фразу: «Не кольца существуют для нас, а мы для колец!», брошенную героиней в лицо главному кольценосцу Средиземья? Нет, все-таки стёб! Да? Или нет?

Похоже, режиссер сам не знал, что снимал.

Странным образом ему удалось сделать фильм, который оставит зрелого зрителя полностью равнодушным и к евреям, и к фашистам, и к украинцам, и, вы не поверите, даже к американцам. Микки, собака-поводырь, вот единственный актер, который заслуживает аплодисментов. Но, разумеется, не таких оваций, как Угги в «Артисте».

К счастью, в том же году, что и «Артист» на экраны вышел фильм «This must be the place» ("Тебе бы здесь побывать»), на ту же тему глухого эха холокоста. И в этом фильме лагерь смерти по-настоящему, без стеба и сомнений настиг потомков узников и тюремщиков в новом тысячелетии. Обязательно посмотрите этот шедевр с Шоном Пенном в главной роли вместо сомнительных приключений полурослика в Украине.

“Полная иллюминация” – это книга Джонатана Сафрана Форера, по которой был снят фильм “И всё осветилось”. Книга весьма символичная и запутанная, но весьма интересная. Для ленивых, ловите видеоотзыв о ней:

Хочется сразу поблагодарить Полину и Егора за рекомендацию! Получил массу удовольствия от прочтения. Читал книгу в электронном виде. Думаю, вам не составит труда найди, где скачать “Полную иллюминацию”. Если не найдёте, то качайте её на Литресе:

Джонатан Сафран Фоер (англ. Jonathan Safran Foer; 21 февраля 1977, Вашингтон) - американский писатель еврейского происхождения. Закончил Принстон, где его заметила Джойс Кэрол Оутс. Сменил несколько занятий. Опубликовал ряд рассказов в «Нью-Йорк Таймс», «Нью-Йоркере» и др. Составил антологию поэзии и прозы, вдохновленной произведениями Джозефа Корнелла «Совпадение птиц» (2001). По заказу Берлинской государственной оперы сочинил либретто оперы «Seven Attempted Escapes From Silence», музыку которой написали 7 композиторов разных стран, музыкальный консультант Изабель Мундри (2005). Живёт в Бруклине с женой, писательницей Николь Краусс, и двумя детьми. В 2002 году написал первую свою книгу “Полная иллюминация” (англ. Everything is Illuminated, экранизирован в 2005 году Левом Шрайбером, в российском прокате фильм выходил под названиями «И всё осветилось» или «Всё освещено»).

Сюжет фильма:

Молодой американский еврей-коллекционер Джонатан (Элайджа Вуд) отправляется на поиски женщины, которая в годы Второй мировой войны спасла его деда от нацистов в украинском городке Трохимброд. Спутниками парня в этих поисках становятся Алекс (Евгений Гудзь) и его странноватый дед-антисемит (Борис Лёскин) с собакой по имени Сэмми Дэвис Младший Младший. Джонатан хочет найти Трохимброд, но не знает точно, где это место находится, не знают этого и его спутники. Как и положено в жанре роуд-муви, в дороге герои встречают разных людей, которые помогают или нет приблизиться к Трохимброду. К деду возвращаются воспоминания о его молодости, о событиях той войны.

Путешествие, начавшееся хуже некуда, постепенно обретает глубокий смысл и становится причиной серьёзных изменений в жизни всех вовлечённых в него людей.

Разница между фильмом и книгой существенная:

• В книге дедушка Алекса христианин, в фильме - иудей, скрывающий происхождение.
• В книге нет сцены с ребёнком, сдувшим шину у автомобиля.
• В книге нет сцены с ночлегом в поле.
• В фильме Листа - сестра Августины, в книге она её даже не знает.
• В фильме Алекс бьёт Сэмми Дэвиса Мл., после чего на него обрушивается гнев дедушки. В книге этого нет.
• В книге ничего не сказано про страсть Джонатана к собиранию разных вещей.
• В книге разворачивается история Трохимброда.
• В фильме дед Джонатана покинул Украину, чтобы обустроить жизнь семьи в Америке, чем и спас себе жизнь. В книге этого нет.
• В книге нет сцены встречи Джонатана на вокзале с оркестром.

На www.narodknigi.ru есть детальная рецензия на книгу. Приведу её тут.

В 2002 году литературной сенсацией в США стал роман «Everything is Illuminated» совсем молодого (1977 года рождения) автора - выпускника Принстонского (не какого-нибудь захолустного) университета Джонатана Сафрана Фоера. Читательский успех романа, изданного полуторамиллионным тиражом, был закреплен массой положительных рецензий в прессе, а также и денежной массой в виде полумиллионного (в долларах) гонорара. В 2005 году роман вышел в свет и по-русски - Россия стала двадцатой страной, которую Фоер «осветил» своим романом.

Скажем сразу, задача перед переводчиком стояла нелегкая: половина романа написана на ломаном английском (кто-то удачно назвал его «рунглиш») от лица одесского парня Алекса Перчова, посылающего письма другому герою - Джонатану Сафрану Фоеру (не путать с автором!). В письмах обсуждается поездка Перчова, его дедушки, их собаки и американца Фоера в украинскую глубинку, под Луцк. Юный американец пытается найти в современной Украине бывшее еврейское местечко Трахимброд (оно же Софиевка) и женщину по имени Августина, спасшую в годы войны его деда. Письма об этом путешествии перемежаются рассказом об истории местечка - начиная с XVIII века и вплоть до его уничтожения нацистами в 1942 году.

Два мира - прошлый, исчезнувший, и нынешний - двигаются навстречу друг другу и сталкиваются в одной точке, имя которой - память. Можно сказать, что «память» и есть главный герой книги. Ее поиски, попытки забвения, искажения, подмены и составляют сюжет.

Для кого написана эта книга? Прежде всего, для молодых американских евреев, слышавших краем уха, что предки их происходят из экзотического места под названием shtetl. Не случайно в англоязычном интернете можно найти сейчас многочисленные сайты о книге Фоера, специальные форумы, наполненные восторженными «wow!», целые «путеводители» по роману с вопросниками типа «Проверь себя!». Для тех, кто уверен, что «гефилте фиш» всегда подавалась из консервной банки, «Everything is Illuminated» - увлекательный экскурс в историю их семей. Те, кто ничего не знал о евреях Восточной Европы, их истории и культуре, после чтения романа стали знать еще меньше. Тем же, кто обременен определенными историческими и этнографическими познаниями, «Полная иллюминация» может показаться полной «развесистой клюквой».

Чтобы попробовать разобраться в этой книге (в конце концов, неординарный общественный резонанс по обе стороны океана - достаточный для этого повод), нам придется принять, что роман Фоера - литературная игра, мистификация, провокация. Хочется верить, что сознательная, что сам-то автор отличается от многочисленных поклонников своего произведения, что он прекрасно знает, как все обстояло на самом деле…

Ты ведь такой «многоумный еврей», Джонатан! (Вероятно, один из героев книги мог бы обратиться с такими словами к другому.) Вместе с тобой мы посмеемся над тем, что с утра в местечке Софиевка подают кофе с горячими бутербродами, а один из местечковых обитателей долго разглядывает свое отражение в унитазе. Ну, мы-то с тобой знаем, что канализации во многих украинских деревнях нет и до сего дня. Просто это ты так стильно пишешь!..

Нужно отметить, что в многочисленных интервью автор постоянно подчеркивает, что пробыл на Украине всего три дня, предприняв безуспешную попытку разыскать настоящий Трахимброд (Софиевку) и женщину, которая действительно спасла его деда во время войны. Не найдя ни деревни, ни спасительницы, Фоер решил сам придумать так никогда и не виданное им местечко, его историю, его жителей. Возможно, он был хорошим студентом, а прежде чем взяться за перо добросовестно изучал источники. И тем не менее «Полную иллюминацию» написал американский еврей для американских евреев. А потому и жители литературного Трахимброда - это теперешние американцы с их нравами, традициями, даже одеждой, перенесенные на Украину XVIII–XX веков. Потому и главный праздник в этом местечке - День Трахимброда с выбором Царицы Реки и проплывом украшенных платформ соседних местечек. А на свадебных столах в этом местечке стоят таблички с именами гостей. Сносный раввин тут соседствует с Многоуважаемым, а все евреи разделились на «падших» и «несгибанцев», постоянно ссорящихся между собой. Часть местечковых евреев руководствуется не Библией, а «Книгой Предшествующих», которую они сами же и составили. Фоер описывает так хорошо знакомую его читателю жизнь современной «одноэтажной» Америки. Описывает не без остроумия и таланта. И обильно «приперчивает» свое повествование сексом… Всё, Джонатан, ты победил, читатель твой! Вот она, формула успеха…

Разумеется, такая игра таит в себе немалую опасность. Массовый читатель (судя по рецензиям и интернету, не только американский, но, увы, и российский) действительно принимает все это за правду, за реальное описание истории восточноевропейского еврейства. Это напоминает ситуацию со знаменитыми «Вредными советами» Григория Остера. Сначала ребенок должен понять, как мир устроен на самом деле, - лишь тогда «Вредные советы» станут для него игрой и шуткой, а взрослые перестанут бояться, что сын или дочь примет их за «руководство к действию».

Да что уж говорить о массовом читателе, если даже переводчик, потративший на свой труд два с половиной года и блестяще справившийся с воспроизведением «рунглиша», демонстрирует неспособность сориентироваться в элементарных еврейских реалиях и допускает грубые, примитивные ошибки. Так появляется в книге, вместо хупы, «свадебная чуппа». А близняшек - дочерей местечкового раввина - зовут в русском переводе «Ханна и Чана». Можно подумать, что одна из них китаянка… В оригинале это одно и то же имя, лишь по-разному транслитерированное на английский, - Hannah и Chana. Словесная игра, не понятая и исковерканная переводчиком…

Уже как само собой разумеющееся воспринимается в романе дата начала войны - 18 июня 1941 года, 9.28 вечера (даже время указано на американский лад). В очередной раз поверим, что сам-то Фоер знает, когда на самом деле Германия напала на Советский Союз. А его молодой читатель - даже в России? Кажется, пора уже издавать специальное пособие по чтению «Полной иллюминации» с указанием подлинных дат, исторических фактов и этнографических реалий. И назвать его: «Осторожно, полная дезинформация!»

Но отложим на время наши опасения и претензии. Все-таки автор отнюдь не только развлекает досужую публику фантазиями на еврейско-украинские темы. На своем особом языке он пытается говорить с читателем о памяти…

В книге Джонатан Сафран Фоер обращается в фирму «Туры наследия», за большие деньги организующую экскурсии на Украину для ищущих свои корни богатых американских евреев. Украинский герой удивляется самой ситуации, что кто-то готов потратить время и деньги, чтобы приехать сюда из Америки, куда сам он хотел бы навсегда перебраться. Алекс Перчов и его дедушка везут Джонатана в Трахимброд, но находят лишь пустоту, или, вернее, лишь бескрайнее поле. «Все время казалось, как будто мы ошиблись страной, или веком, или как если бы Трахимброд исчез вместе с памятью о нем».

Случайно они встречают женщину, которая является хранительницей памяти Трахимброда. Из всех евреев местечка в живых осталась только она. В своем доме женщина собрала вещи расстрелянных, разложила их по коробкам, надписала. Стена ее дома - сплошные фотографии бывших обитателей Трахимброда (словно в музее Холокоста в Вашингтоне или Лос-Анджелесе - так что и этот прием «оттуда», из сегодняшней Америки). Женщина видит наказание в том, что выжила, потому и хранит все это. Она рассказывает о соседях-неевреях, которые смотрели, как издевались над евреями и убивали их, - никто не пришел на помощь, соседи смотрели в окна и боялись.

И здесь Фоер-автор добирается до самых важных и самых болезненных вопросов. «“Ты бы их простил?” - спросил я. “Да, - сказал Дедушка. - Да. Я бы попытался”. - “Ты так говоришь только потому, что даже вообразить не можешь, каково это испытать”», - возражает ему женщина. И добавляет: «“Эта не из тех вещей, которые можно вообразить. Она случается. После этого нет места воображению”». Прощение и месть - одна плоскость нескончаемого разговора. Другая - память и ответственность.

Алекса мучает вопрос: что делал его дедушка во время войны? И он узнает: Дедушка, всегда утверждавший, что прожил всю жизнь в Одессе, на самом деле родом из Трахимброда, а в годы войны спас свою семью тем, что выдал друга-еврея. Правда открылась. Автор убивает Дедушку (т. е. Дедушка в книге кончает жизнь самоубийством). Таким образом, «счет оплачен». Красиво и справедливо! Браво, Фоер!

В реальной жизни поднятые Фоером вопросы не находят столь простого решения. По всей Европе по-прежнему стоят бывшие еврейские дома. Порой в них даже стоит оставшаяся от старых жильцов мебель. Но живут там уже другие люди. Жизнь продолжается. Вопросы остаются.

Фоер, человек нового поколения, освещает эти вопросы новым светом. Он освещает, иллюминирует, окрашивает память, историю, прошлое. Сквозь этот свет мир преломляется, порой искажается, а порой вспыхивает и ослепляет нас. И даже юмор автора - «это способ укрыться от ужаса и красоты».

В одной из рецензий на русское издание книги Фоера прозвучала не вполне лишенная оснований мысль: может быть, не все книги имеет смысл переводить? Автор говорит со своим американским читателем - а мы-то тут при чем? Зачем мы подслушиваем их разговор? У них своя культура, своя история, свои проблемы, у нас - свои…

Но непроходимых границ, в том числе и языковых, в мире практически не осталось. Все переводится, все доступно. А даже если и не переводить - молодежь на одной шестой части суши читает и по-английски, порой даже лучше, чем по-русски. Книга Фоера стала частью современного молодежного культурного дискурса, а ее автор, человек талантливый и чуткий, сумел отразить проблемы и болевые точки поколения, призвал его помнить и думать. Можно ли говорить о памяти, столь откровенно игнорируя историческую правду, словно провоцируя невежество и беспамятство читателей? Оставим этот вопрос открытым.

Видимо, если такая звезда, как Фоер, зажглась, значит это было нужно. Его герой, тоже Джонатан Сафран Фоер, так говорит о себе как о писателе: «Я ищу свой голос… Я только не хочу, чтобы было стыдно…» Нам остается лишь поверить автору на слово.