Произведения на тему власть. Аргументы к сочинению по проблеме взаимоотношения человека и власти

Профессионал и власть стиля У профессионала есть его собственный стиль. Но он не позволяет стилю завладеть собой. Стиль служит инструментом. Он не использует стиль как средство привлечь к себе внимание.Это не значит, что профессионал время от времени не подает мяч

Проблема взаимоотношений власти и народа существовала во все времена. Много стихотворений, басен, романов, сатир посвящано данному вопросу. Одним из таких произведений является роман-хроника М. Е. Салтыкова-Щедрина «История одного города», который стал одной из вершин сатирического творчества писателя.

В начале романа мы узнаем, что перед нами летопись города Глупова, места, где и происходят описываемые в произведении события.

Стоит обратить внимание на то, что в глуповской летописи нарушена хронология, что нехарактерно для этого жанра. Пространство и время неточны: в одной главе город вырастает до огромного государства, а в другой уменьшается до размеров глухой деревушки. Эти приемы Щедрин использует с целью показать, что речь идет не о каком-то конкретном поселении, а о любом уголке России, быть может, о всей стране в целом. Однако автор сохраняет причинно-следственные связи, поэтому начинает с главы «О корени происхождения глуповцев», сюжет которой похож на историю о призвании варяг на Русь: племя «головотяпов» не в состоянии управлять собой, поэтому находит того, кто будет этим заниматься. То есть в этой части произведения М. Е. Салтыков-Щедрин дает нам понять, что речь пойдет о переосмыслении истории России, начиная с появления страны.

После главы «О корени...» идет повествование о всех градоначальниках. Рисуя их портреты, писатель не поскупился на приемы сатирической характеристики: говорящие фамилии и имена, принцип абсурда. Сам факт того, что эти главы романа представлены в виде описи, списка каких-либо вещей, говорит о «расчеловечивании» героев. Некоторые из персонажей людьми и не были. К примеру, Брудастый, в голове которого находится маленький органчик, издающий лишь фразу: «Не потерплю!». Несмотря на это, народ Глупова подчиняется ему, как и всем другим. Это одна из основных черт глуповцев - чрезмерная терпеливость, покорность. Они возлагают ответственность на какую-то личность, которую им присылают на управление. В ожидании нового правителя народ ликует, радуется, даже не зная, кто это будет. В последствии главными чувствами глуповцев по отношению к власти становятся страх, недоумение, ужас.

Отношения между народом и властью складываются неравноправные. Градоначальники - «безмозглые» деспоты, которые карают, взыскивают. Властвуют они над неразумным, покорным и наивным народом, который слепо верит в правителя.

«Страшны... насилие и грубость, страшно самодовольное ничтожество, которое ни о чем не хочет слышать, ничего не хочет знать, кроме самого себя. Иногда это взбирается на высоту... Тогда действительно становится страшно за все живущее и мыслящее.» - это слова М. Е. Салтыкова-Щедрина, которые точно подчеркивают сущность глуповских градоначальников. Тирания и произвол, а посреди всего этого народ, который не умеет защищать себя, да и не хочет этого делать.

Эффективная подготовка к ЕГЭ (все предметы) -

А. Герасимов. И. Сталин и А.М. Горький. 1930

Некоторое время назад была популярна песенка одной молодежной группы, где были слова о том, что «я так люблю свою страну и ненавижу государство». Примерно в том же ключе высказался и не нуждающийся в особом представлении Александр Розенбаум. Резон в этом противопоставлении, конечно, есть. Государство многие ассоциируют с насилием, с политическим режимом, с принуждением. И наоборот, когда есть чем и кем гордиться, вспоминают историю, культуру, язык. Вот только напрашивается вопрос: а разве бывает страна без политического строя, без общественного уклада? Это ведь анархия, и больше ничего. Так что есть смысл иногда вслушиваться в то, чему подпеваешь и за что стоишь горой…

Английский писатель Джордж Оруэлл, автор популярного среди определенных кругов однажды заявил, что настоящий писатель никогда не будет доволен существующим режимом. Наш Александр Солженицын, вторя Оруэллу, уточнил: власть боится не тех, кто против нее, а кто выше нее. Должно быть, имея в виду «себя, любимого». Оба они, несомненно, имели право так считать. Но ведь куда раньше был и древнекитайский мудрец Конфуций, считавший государство большой семьей, а правителя, соответственно, — отцом для своих подданных. Кто-то скажет – это недостижимый идеал. Возможно. Но если к нему не стремиться – еще хуже.

Н.С.Хрущев и А.Т.Твардовский в Пицунде, 1962

Пожалуй, впервые отношения между литературой и властью прошли проверку на прочность, когда афинский суд судил и приговорил к смертной казни мудреца Сократа. Демократия обнаружила свою уязвимость. Зато как достойно повел себя Сократ! Сам выпил чашу с ядом, успел побеседовать с учениками, лег, отвернувшись к стене, и вскоре его не стало. Философия ведь – та же литература, только особенная.

В средние века и в более поздние эпохи появились придворные поэты и художники. Кто-то откровенно продавался за деньги, кто-то вынужден был это делать, а третьи искренне служили режиму верой и правдой, верили в него. И тем горше было позднее разочарование – вплоть до самоубийства. Вспомнить хотя бы судьбу советского писателя Александра Фадеева. Нечего делать идеалистам в политике!

Власть развращает. Абсолютная власть развращает абсолютно. Этот тезис относится и к писателям, которые стали начальниками, функционерами, партийными бонзами. Сергей Наровчатов, Сергей Михалков и др. И это при том, что некоторые прошли войну, пулям не кланялись, а вот в «мирной» жизни потеряли себя напрочь – бросили пить, став идейными трезвенниками, да и творчество тоже оставили. Разве что так – время от времени поддерживали репутацию невесть какими стихами и рассказами.

А.И. Солженицын и В.В. Путин. Фото РИА Новости

Отдельная тема – Сталин и писатели. Он не рубил сплеча. К некоторым питал какую-то особую слабость – например, многократно бывал на постановке пьесы М.Булгакова «Дни Турбиных» и во многом спас писателя от травли и самоубийства. Велел «изолировать, но сохранить» Мандельштама, Пастернака. Хотя и душ загубленных на совести «отца и учителя» тоже предостаточно – Бабель, Павел Васильев, Артем Веселый, Борис Пильняк. Да, писатели второго и третьего ряда. Но разве это оправдание режима? Разве с идеями не должны бороться только идеи?

А вообще, Сталин недаром назвал «небожителем». Кто еще так мило и наивно крикнет «сквозь фортку детворе» и задаст вопрос о том, какое нынче на дворе тысячелетье? Поэта можно посадить под замок, упрятать в крепость, отправить по этапу – а на его собственном календаре «болдинская осень». И только когда отнимают духовную свободу – тогда дальше пути нет. Дальше – мучительное умирание Блока или петля Цветаевой. Так что не только в режиме и власти дело – в степени их влияния на умы.

На тему заголовка этого материала пишутся целые монографии. Стало быть, актуальность не спадает и тема литература и власть или государственная власть и литература по-прежнему продолжает волновать умы наших современников. Действительно, несмотря на то, какое тысячелетье на дворе…

Павел Николаевич Малофеев ©

Свои произведения, начиная с 1860-х годов, М.Е. Салтыков-Щедрин создавал в жанре сказки. Благодаря этому писатель смог обратиться к таким важным литературным приемам как гротеск и гипербола, с помощью которых автор с успехом продемонстрировал в своей фирменной сатирической форме (используя, в том числе, эзопов язык и прибегая к особенностям фольклорного повествования) проблемы современной действительности.

Одной из главных тем в произведениях Салтыкова-Щедрина является тема народа и власти. Наиболее ярко и подробно она раскрыта в сказке «Повесть о том, как один мужик двух генералов прокормил». Здесь в сатирическо-фантастической форме показана проблема социальной несправедливости, когда власть, думая, что она стоит выше народа, заставляет общество ей подчиняться. Власть и народ – два общественных лагеря, первый из которых представлен двумя генералами. Кроме того, что они всю жизнь «служили... в какой-то регистратуре», более ничего они не умели и не понимали. И ничего в этом нет удивительного, ведь как может что-то понять в жизни человек, который все свое время потратил на сидение в конторе и ничего не делал, ничему не учился, ничего толком не видел.

Вскоре регистратуру закрывают, а генералы оказываются на необитаемом острове. Выясняется, что прежнее их занятие теперь никакой пользы принести не может, да и вряд ли когда-то приносило. Таким образом, автор подчеркивает, что власть должна решать настоящие проблемы, заниматься реальными делами, которые полезны для общества. Только вот на практике выходит иначе – первым делом составляются доклады, а дела и вовсе не делаются.

Новая обстановка превращает генералов в диких и беспомощных животных. Она раскрывается истинную сущность этих людей, которые и в обычной своей жизни были настоящими хищниками, пряча под маской внешнего приличия свою звериную натуру. Они были даже хуже зверей. Они ничего не знают и не умеют, и все дела, за которые им приходится браться в новых условиях, буквально валятся из рук.

Столь бедственное положение вещей бескорыстно исправляет самый обыкновенный мужик. В описании героя автор прибегает к преувеличению, называя его «громаднейшим мужчиной», умениям и навыкам которого в решении житейских проблем не было равных. Далее Салтыков-Щедрин подчеркивает социальное положение народа относительно власти: «хотел было дать от них стрекача», «брюхом кверху» - все это указывает на то, что народ запуган и привык подчиняться.

Мужик представляется созидателем жизни и воплощением настоящих человеческих качеств. В награду за его труды генералы называют его бездельником и лентяем, а после благодарят «рюмкой водки и пятаком серебра» - по их мнению, для счастья простого человека больше ничего и не надо.

Эта награда служит антитезой богатству, которое получили генералы в казначействе. Данная ситуация показывает абсолютную несправедливость, когда социальное положение не соответствует человеческим качествам того, кто его занимает.

Также читают:

Популярные сегодня темы

Осенью, как правило, наступает время собирать последний долгожданный урожай. То, что сажали весной и летом, наконец-то начинает приносить свои дары

• Сочинение Защита окружающей среды

  В настоящее время, окружающая среда нуждается в защите, ведь многие виды растений исчезают, целые популяции редких животных находятся на грани вымирания. Экологическая ситуация по всей планете достигла критической точки.

• Тема Родины в творчестве Цветаевой сочинение 11 класс

  Марина Ивановна Цветаева является одной из самых противоречивых и притягательных фигур в русской поэзии Серебряного века. Любившая Россию так сильно, как никто другой, волею судьбы Цветаева

• Анализ произведения Тургенева Малиновая вода
• Можно ли оправдать месть? Итоговое сочинение

  Месть – один из самых страшных грехов. Но бывают ли случаи, когда она может быть оправдана? Несмотря на то я считаю, что месть – это намеренное зло, причиненное

ВЛАСТЬ В ЛИТЕРАТУРЕ

Эта проблема, с особенной отчетливостью поставленная Михаилом Бахтиным, а вслед за ним западными постструктуралистами, – из многоуровневых.

Вполне оправданно говорят о власти автора (не случайно это слово – из того же гнезда, что и слово авторитет, которое именно так и переводится с латыни, как власть или влияние). Причем это власть и над своим текстом («Писатель обладает главным – властью описания », – веско свидетельствует Сергей Шаргунов), и над его восприятием (именно автору, – по словам М. Бахтина, «доверено руководство читателем в художественном мире произведения »), и над его судьбою – автор вправе подписать книгу собственным именем или псевдонимом, опубликовать ее, оставить в рукописи либо вовсе уничтожить, что и сделал, проявив власть, Николай Гоголь со вторым томом «Мертвых душ».

Правомерно говорить и о власти издателя (публикатора), который с согласия автора (или без) может отредактировать (а в иных случаях и переписать) текст, сократить или дополнить его, сопроводить комментариями, сменить название произведения и/или имя, выносимое на титульный лист и соответственно на суд публики.

Нелишне помнить и о власти, которую над автором, а следовательно, и над текстом имеют обстоятельства времени и места: например, цензура, литературный этикет, принятый в той или иной среде, а также общественное мнение, которое может и стимулировать, и ограничивать авторскую волю.

Всё это – власть, которая управляет и произведением, и его автором. Но решительно с теми же основаниями мы можем говорить о власти, которую приобретает уже опубликованное (или ставшее известным по спискам) произведение и его автор. Это власть влияния – на читателей, на других писателей, на литературную (а в иных случаях и на идеологическую, политическую) ситуацию всюду, где это произведение распространяется. Легитимация тех или иных писательских репутаций и художественных практик, формирование литературной иерархии, канона и состава современной классики, утверждение и смена норм литературного вкуса и стандартов литературного этикета – всё это вопросы власти. И для ее достижения развязываются литературные войны , ведется литературная полемика , а кружки писателей, собравшихся по принципу избирательного родства, превращаются в литературные школы и направления .

Вполне понятно, что есть разница между писателями, которые ради достижения власти готовы пуститься во все тяжкие (например, апеллировать к власти государственной или власти денежного мешка, подстраиваться под ожидания и вкусы средств массовой информации, вступать по всякому поводу в изнурительную полемику, предаваться публичному нарциссизму или эксгибиционизму), и писателями, которые демонстрируют полное, казалось бы, равнодушие к литературной политике, ограничивая свое участие в творческой жизни исключительно созданием и публикацией собственных произведений. Но, признаемся по совести, в данном случае, как и вообще во всякой политике, неучастие тоже есть форма участия, так как, предъявляя городу и миру свои произведения, всякий автор, даже и помимо собственной воли, разумеется, утверждает и свой тип писательской стратегии , и правоту своих представлений о жизни и о литературе, и даже продуктивность своей писательской техники.

Центрами литературной власти в этом смысле можно назвать не только Союз писателей или редакции толстых журналов, но и Ясную Поляну – в последние десятилетия жизни Льва Толстого, станицу Вешенскую, откуда Михаил Шолохов наводил порядок в стане послушно внимающих ему мастеров и подмастерьев социалистического реализма, или Нью-Йорк – для тех русских поэтов, кто после присуждения Иосифу Бродскому Нобелевской премии нуждался в его благословении. Причем, как показывают эти примеры, говорить, что кто-то (или что-то) обладает безраздельной, самодержавной властью в литературе, вряд ли возможно. В чем на собственном опыте убедился располагавший и кнутом, и пряником приснопамятный Союз писателей СССР, который так и не справился с задачей тотального контроля над всей советской литературой. И в чем может убедиться любой писатель (или критик) с непомерными властными амбициями, ибо он тут же начинает выглядеть, – по язвительной оценке Виссариона Белинского, – как несчастный «в доме умалишенных, который, с бумажною короною на голове, величаво и благоуспешно правит своим воображаемым народом, казнит и милует, объявляет войну и заключает мир, благо никто ему не мешает в этом почтенном занятии ».

Властные ресурсы с течением времени перераспределяются, и если в советскую эпоху, как, впрочем, и в период перестройки, писательские репутации создавались по преимуществу литературными журналами, то в условиях рынка журналы, – по ядовитому замечанию Михаила Берга, – «уже не обладают функцией “легитимации”. Журналы уже не “делают писателей”, это типографский самиздат, интересный, в основном, кругу печатающихся в нем авторов и пишущих об этих авторах критиков» . Роль легитимирующей инстанции частью отошла к литературным премиям, но с еще большим успехом ее играют средства массовой информации, и прежде всего – телевидение, заместившее вакансию властителей дум писателями, произведенными в литературные звезды .