Языковые средства создания гиперболы и литоты у Н.В. Гоголя
Язык «Ревизора»
Основным средством типизации, создания характера является типическая деталь, Гоголь - величайший мастер детали.
Детали способствуют выражению типического в единичном, конкретном. Типическая деталь служит для раскрытия сущности характера. Сон городничего - черные, неестественной величины крысы, которые «пришли, понюхали и пошли прочь» № 4, стр. 391, т.6., - служит раскрытию жизненного облика городничего. Той же цели служит и упоминание размечтавшегося городничего о ряпушке и корюшке. Городничий необразован, суеверен, груб, труслив, хитер, честолюбив, отменный чревоугодник. Все эти черты его характера раскрываются постепенно, в отдельных проявлениях и деталях его поведения, даже, казалось бы, в случайных упоминаниях о нем других лиц.
Гоголь как вы жирным контуром обводит свое изображение персонажей. Он не боится преувеличения, гиперболы, заостряя и выделяя таким образом основное, преодолевая бытовую, «нравоописательную» инерцию, поверхностно-натуралистическое изображение. Однако, выдвигая в своих героях какую- либо основную уродливую черту, Гоголь не превращает их в условно- гротескные фигуры, сохраняя всю жизненность и полноту характеров. Так, например, франтовство Хлестакова, неоднократно отмечаемое Гоголем, весьма существующая деталь в его облике, подчеркивающая легкомыслие, фанфаронство, притязания на «светскость». Недаром он мечтает приехать домой, в деревню, в «петербургском костюме», Осипа «одеть в ливрею», заказать карету у модного каретника Иохима!
Важнейшей особенностью комедий Гоголя является их сатирическая направленность, которая сказалась и в гиперболической подчеркнутости и комической резкости его художественных красок, и в той беспощадности, с которой он разоблачал «скопище уродов» бюрократической, и крепостнической России. В своем изображении «уродов» этого общества Гоголь не боится «Уутрировки», гиперболической рельефности, сатирического преувеличения. Он беспощаден в своем разоблачении антинародности, косности №5, т. 1., стр.110. и пошлости своих героев, не пытается смягчить своего сурового приговора над Сквозник-Дмухановским, Хлестаковым, Подколесиным, «Страстный, гиперболический юмор» №5, т.1., стр.112. видел в творчестве Гоголя А. Григорьев.
Эта страстность обличения не позволила Гоголю смягчить свое сатирическое изображение, отметить в изображаемых им «уродах» какие- либо положительные черты. Он выворачивает наружу перед зрителем все самое отвратительное, общественно вредное, бесчестное, что скрывается зачастую под маской лицемерия в этих людях.
Городничий - представитель чиновничьей среды старого закваса, иное дело Хлестаков - герой нового времени, порождение новых порядков. Он «столичная штучка», представитель высших канцелярских сфер, «образованного» круга чиновничества, задающего тон. №4, т.4, стр..9.
В характеристике Хлестакова в «Замечаниях, для г.г. актеров» Гоголь писал: « Молодой человек лет 23-х, тоненький, худенький, несколько приглуповат и, как говорят, без царя в голове. Один из тех людей, которых в канцелярии называют пустейшими. Говорит и действует без всякого соображения. Он не в состоянии остановить постоянного внимания на какой-нибудь мысли….». В этой характеристике Хлестакова намечены те главные линии по которым должен строиться образ в его актерском воплощении. Гоголь, прежде всего, подчеркивает заурядность и «приглуповатость» Хлестакова, непроизводность его действий и поступков. Но именно эти черты и были типичны для обширного круга дворянской молодежи из провинциальных помещичьих сынков, осевших в столичных департаментах. В дальнейшем ходе комедий Гоголь развернет этот тип в его гигантской пошлости, эгоизме, духовном ничтожестве. Хлестаков - порождение современной Гоголю действительности, типическое явление дворянского общества, наглядно свидетельствующее о его деградации, о его показной лживой сущности. Хлестаков не карикатура - это обобщенный социальный тип, на котором до конца обнажена его отчасти «подлинькая, ничтожная натура» дворянского общества «Характер Хлестакова….развертывается вполне, - отмечает Белинский, - раскрывается до последней видимости своей микроскопической мелкости и гигантской пошлости» №4, т.4, стр.12..
Хлестаков - символ всероссийского самозванства, всеобщей лживости и фальши, пошлости, бахвальства, безответственности. «Нет определенных воззрений, нет определенных целей, - писал Герцен о современных «деятелях» правительственной клики, - и вечный тип Хлестакова, повторяющийся от волостного писаря до царя». Желая придать себе больше веса, Хлестаков хвастает своими литературными знакомствами, а затем и модными произведениями, автором которых он якобы является.
Подвыпивший и расхваставшийся Хлестаков запанибрата «похлопывает по плечу» Пушкина, намекает на свою причастность к литературе: «Да меня уже везде знают. С хорошенькими актрисами знаком. Я ведь тоже разные водевильчики». Для Хлестакова актрисы, водевильчики, Пушкин - явления одного рода. «Литераторов часто вижу. С Пушкиным на дружеской ноге. Бывало, часто говорю ему: «Ну, что, брат Пушкин?»….- «Да, так, брат, - отвечает бывало,». Сценка - разговор Хлестакова с почтмейстером, явившимся приветствовать его с прибытием в город:
Хлестаков. По моему мнению, что нужно? Нужно только, чтобы тебя уважали, любили искренно - не правда ли?
Почтмейстер . Совершенно справедливо. №4, т. 6. стр.429.
В этой маленькой сценке полностью проявляется весь Хлестаков - со своими гиперболическим апломбом. Он полагает, что его все должны «уважать» и «любить», что перед его обаянием должны все преклоняться.
Гротескность и гиперболическая подчеркнутость многих сюжетных положений в комедиях Гоголя не нарушают их реализма. Гоголь не отказывается от внешних приемов комической характеристики своих персонажей. Он охотно ставит их в смешные положения, наделяет комической наружностью, прибегает к преувеличению.
Особенно показательным примером тщательной работы писателя над языком может служить знаменитый монолог Хлестакова в сцене вранья. В этом монологе Хлестаков все больше увлекается своим враньем и создает широкую картину нравов и морального ничтожества всего дворянского общества. Здесь необычайно весомо буквально каждое слово. Мастерство писателя раскрывается в передаче мельчайших оттенков лжи Хлестакова, приобретающих весьма существенное значение для характеристики и самого Хлестакова и окружающего его общества №4, т. 6. Стр.433.. «Я признаюсь, литературой существую. У меня дом первый в Петербурге. Так уж и известен: дом Ивана Александровича». И затем хвастливое приглашение к себе в несуществующий дом. Упоминание про арбуз в 700 рублей. Суп, доставленный в кастрюльке из Парижа №15, стр.300.. «Выходя в роль», Хлестаков врет все более вдохновенно, его ложь нарастает как снежный ком- гипербола, ставшая своего рода находкой вдохновенного вранья Хлестакова.
«И тотчас фельдъегерь скажет: «Иван Александрович! Ступайте министерством управлять». Я, признаюсь, немного смутился: вышел в халате ну, уж отказаться, да думаю себе; дойдет до государя… неприятно. Ну, да и не хотелось испортить свой послужной список» №4, т. 6. стр. 450.
Упорно работал Гоголь и над отделкой конца монолога Хлестакова, стараясь придать ему максимальную выразительность. Многозначительное признание вконец завравшегося Хлестакова, что он ездил во дворец, и даже сам не знает, чем, в конце концов, он сделался. «Я и в государственном совете присутствую. И во дворец, если иногда балы случатся, за мной всегда уж посылают. Меня даже хотели сделать вицеканцлером…». «Меня сам государственный совет боится. Да что в самом деле? Я такой! Я не посмотрю ни на кого…я говорю всем: «Я сам себя знаю, сам. Я везде, везде. Во дворец всякий день езжу. Меня завтра же произведут сейчас в фельдмарш…», (Поскальзывается…)
Гиперболическая ложь Хлестакова доходит до своего кульминационного пункта, до апогея. Он лжет самозабвенно, самоуверенно, нагромождая всё новые и новые подробности о своем величии.
В пьесу включались и новые оттенки и словесные краски, обогащавшие ее язык, углублявшие жизненность и правдивость образов. Гоголь добивался от пьесы максимального словесного звучания, абсолютной языковой точности, полного соответствия словесных средств реалистической сути образа.
Работа над языком «Ревизора» является удивительным по своей художественной проникновенности и писательской добросовестности, образом для драматургов. № 9, стр.25.
Итог. Борьба за новый, высокий облик человека, поиски новых художественных средств сатирического изображения в комедии находят поддержку в драматургическом опыте Гоголя. В своих комедиях он обращался к окружающей его жизни, отбирая из неё наиболее существенные, типические явления. Драматурги продолжают эту замечательную традицию. По-разному претворяются завоевания основоположника русской комедии. «Гоголевское» чувствуется не только в общем сатирическом замысле, но и в самой манере изображения персонажей, юморе, языковой характеристике. № 15, стр. 252.
Городничий . Осмелюсь представить семейство моё: жена и дочь.
Хлестаков (раскланиваясь). Как я счастлив, сударыня, что имею в своём роде удовольствие вас видеть.
Анна Андреевна . Нам ещё более приятно видеть такую особу.
Хлестаков (рисуясь). Помилуйте, сударыня, совершенно напротив: мне ещё приятнее.
Анна Андреевна . Как можно-с! вы это так изволите говорить, для комплимента. Прошу покорно садиться.
Хлестаков . Возле вас стоять уже есть счастие; впрочем, если вы так уж непременно хотите, я сяду. Как я счастлив, что па-конец сижу возле вас.
Иллюстрация к действию третьему, явлению VI. Художник А.И. Константиновский. 1950 г.
Анна Андреевна . Помилуйте, я никак не смею принять на свой счёт... Я думаю, вам после столицы вояжировка показалась очень неприятною.
Хлестаков . Чрезвычайно неприятна. Привыкши жить, comprenez vous 1 , в свете, и вдруг очутиться в дороге: грязные трактиры, мрак невежества... Если б, признаюсь, не такой случай, который меня... {посматривает на Анну Андреевну и рисуется перед пей) так вознаградил за всё...
Анна Андреевна . В самом деле, как вам должно быть неприятно.
Хлестаков . Впрочем, сударыня, в эту минуту мне очень приятно.
Анна Андреевна . Как можно-с, вы делаете много чести. Я этого не заслуживаю.
Хлестаков . Отчего же не заслуживаете? Вы, сударыня, заслуживаете.
Анна Андреевна . Я живу в деревне...
Хлестаков . Да деревня, впрочем, тоже имеет свои пригорки, ручейки... Ну, конечно, кто же сравнит с Петербургом! Эх, Петербург! что за жизнь, право! Вы, может быть, думаете, что я только переписываю: нет, начальник отделения со мной на дружеской ноге. Этак ударит по плечу: «Приходи, братец, обедать!» Я только на две минуты захожу в департамент с тем только, чтобы сказать: «Это вот так, это вот так!» А там уж чиновник для письма, этакая крыса, пером только - тр, тр... пошёл писать. Хотели было даже меня коллежским асессором сделать, да, думаю, зачем. И сторож летит ещё на лестнице за мною со щёткою: «Позвольте, Иван Александрович, я вам, говорит, сапоги почищу». (Городничему.) Что вы, господа, стоите? пожалуйста, садитесь!
Городничий . Чин такой, что ещё можно постоять.
Артемий Филиппович . Мы постоим.
Лука Лукич . Не извольте беспокоиться!
Хлестаков . Без чинов, прошу садиться.
Городничий и все садятся.
Хлестаков . Я не люблю церемоний. Напротив, я даже стараюсь, стараюсь проскользнуть незаметно. Но никак нельзя скрыться, никак нельзя! Только выйду куда-нибудь, уж и говорят: «Вон, говорят, Иван Александрович идёт!» А один раз меня приняли даже за главнокомандующего. Солдаты выскочили из гауптвахты и сделали ружьём. После уж офицер, который мне очень знаком, говорит мне: «Ну, братец, мы тебя совершенно приняли за главнокомандующего».
Анна Андреевна . Скажите как!
Хлестаков . С хорошенькими актрисами знаком. Я ведь тоже разные водевильчики... Литераторов часто вижу С Пушкиным на дружеской ноге. Бывало, часто говорю ему: «Ну что, брат Пушкин?» - «Да так, брат, - отвечает, бывало, -- так как-то всё...» Большой оригинал.
Анна Андреевна . Так вы и пишете? Как это должно быть приятно сочинителю! Вы, верно, и в журналы помещаете?
Хлестаков . Да, и в журналы помещаю. Моих, впрочем, много есть сочинений. «Женитьба Фигаро» 2 , «Роберт-Дьявол», «Норма» 3 . Уж и названий даже не помню. И всё случаем: я не хотел писать, но театральная дирекция говорит: «Пожалуйста, братец, напиши что-нибудь». Думаю себе: «Пожалуй, изволь, братец!» И тут же в один вечер, кажется, всё написал, всех изумил. У меня лёгкость необыкновенная в мыслях. Всё это, что было под именем барона Брамбёуса 4 , «Фрегат „Надежды"» 5 и «Московский телеграф» 6 ... всё это я написал.
Анна Андреевна . Скажите, так это вы были Брамбеус?
Хлестаков . Как же, я им всем поправляю статьи. Мне Смирдин 7 даёт за это сорок тысяч.
Анна Андреевна . Так, верно, и «Юрий Милославский» 8 ваше сочинение?
Хлестаков . Да, это моё сочинение.
Анна Андреевна . Я сейчас догадалась.
Марья Антоновна . Ах, маменька, там написано, что это господина Загоскина сочинение.
Анна Андреевна . Ну вот: я и знала, что даже здесь будешь спорить.
Хлестаков . Ах да, это правда, это точно Загоскина; а есть другой «Юрий Милославский», так тот уж мой.
Анна Андреевна . Ну, это, верно, я ваш читала. Как хорошо написано!
Xлестаков . Я, признаюсь, литературой существую. У меня дом первый в Петербурге. Так уж и известен: дом Ивана Александровича. (Обращаясь ко всем.) Сделайте милость, господа, если будете в Петербурге, прошу, прошу ко мне. Я ведь тоже балы даю.
Анна Андреевна . Я думаю, с каким там вкусом и великолепием даются балы!
Хлестаков . Просто не говорите. На столе, например, арбуз - в семьсот рублей арбуз. Суп в кастрюльке прямо на пароходе приехал из Парижа, откроют крышку - пар, которому подобного нельзя отыскать в природе. Я всякий день на балах. Там у нас и вист свой составился: министр иностранных дел, французский посланник, английский, немецкий посланник и я. И уж так уморишься, играя, что просто ни на что не похоже. Как взбежишь по лестнице к себе на четвёртый этаж, скажешь только кухарке: «На, Маврушка, шинель...» Что ж я вру - я и позабыл, что живу в бельэтаже. У меня одна лестница стоит... А любопытно взглянуть ко мне в переднюю, когда я ещё не проснулся. Графы и князья толкутся и жужжат там, как шмели, только и слышно: ж... ж... ж... Иной раз и министр...
Городничий и прочие с робостью встают со своих стульев.
Хлестаков . Мне даже на пакетах пишут: «Ваше превосходительство» 9 . Один раз я даже управлял департаментом. И странно: директор уехал - куды уехал, неизвестно. Ну, натурально, пошли толки: как, что, кому занять место? Многие из генералов находились охотники и брались, но подойдут, бывало, - нет, мудрено. Кажется, и легко на вид, а рассмотришь - просто чёрт возьми; после, видят, нечего делать, - ко мне. И в ту же минуту по улицам курьеры, курьеры... можете представить себе, тридцать пять тысяч одних курьеров! каково положение - я спрашиваю? «Иван Александрович, ступайте департаментом управлять!» Я, признаюсь, немного смутился, вышел в халате, хотел отказаться, но думаю, дойдёт до государя; ну да и послужной список тоже... «Извольте, господа, я принимаю должность, я принимаю, говорю, так и быть, говорю, я принимаю, только уж у меня: ни, ни, ни! Уж у меня ухо востро! уж я...» И точно: бывало, как прохожу через департамент - просто землетрясение, всё дрожит и трясётся, как лист.
Городничий и прочие трясутся от страха, Хлестаков горячится сильнее.
Хлестаков . О! я шутить не люблю; я им всем задал острастку. Меня сам Государственный совет 10 боится. Да что в самом деле? Я такой! я не посмотрю ни на кого... я говорю всем: «Я сам себя знаю, сам». Я везде, везде. Во дворец всякий день езжу. Меня завтра же произведут сейчас в фельдмарш... (Поскальзывается и чуть-чуть не шлёпается на пол, но с почтеньем поддерживается чиновниками.)
Городничий (подходя и трясясь всем телом, силится выговорить). А ва-ва-ва... ва...
Городничий . А ва-ва-ва-ва... ва...
Городничий. Ва-ва-ва... шество, превосходительство, не прикажете ли отдохнуть?., вот и комната, и всё, что нужно.
Хлестаков . Вздор - отдохнуть. Извольте, я готов отдохнуть. Завтрак у вас, господа, хорош... я доволен, я доволен. (С декламацией.) Лабардан! лабардан! (Входит в боковую комнату, за ним городничий.)
1 Понимаете ли (фр.).
2 «Женитьба Фигаро» - комедия французского драматурга Бомарше.
3 «Норма» - опера итальянского композитора Беллини.
4 Барок Брамбеус - псевдоним русского журналиста О.И. Сенковского.
5 «Фрегат „Надежда"» - повесть Марлинского (А.А. Бестужева).
6 «Московский телеграф» - журнал, издававшийся в 1825-1834 годах.
7 Смирдин Александр Филиппович - известный петербургский книгопродавец и издатель.
8 «Юрий Милославский» - роман М.Н. Загоскина.
9 Ваше превосходительство - обращение в царской России к высшим чинам (III-IV классов - генерал-лейтенантам, генерал-майорам или тайным советникам и действительным статским советникам).
10 Государственный совет - высший законосовещательный орган в России XIX века.
1.1.1. Как Хлестаков выдает свое истинное положение в обществе? Почему этого не замечают чиновники?
1.2.1. Как меняется настроение стихотворения на протяжении текста?
Прочитайте приведённый ниже фрагмент произведения и выполните задания 1.1.1-1.1.2. Действие III, явление VI
Те же, Анна Андреевна и Марья Антоновна.
Анна Андреевна . ... Я думаю, вам после столицы вояжировка показалась очень неприятною.
Хлестаков . Чрезвычайно неприятна. Привыкши жить, comprenez vous, в свете и вдруг очутиться в дороге: грязные трактиры, мрак невежества... Если б, признаюсь, не такой случай, который меня... (посматривает па Анну Андреевну и рисуется перед ней ) так вознаградил за все...
Анна Андреевна . В самом деле, как вам должно быть неприятно.
Хлестаков . Впрочем, сударыня, в эту минуту мне очень приятно..
Анна Андреевна . Как можно-с, вы делаете много чести. Я этого не заслуживаю.
Хлестаков . Отчего же не заслуживаете? Вы, сударыня, заслуживаете.
Анна Андреевна . Я живу в деревне...
Хлестаков . Да деревня, впрочем, тоже имеет свои пригорки, ручейки... Ну, конечно, кто же сравнит с Петербургом! Эх, Петербург! что за жизнь, право! Вы, может быть, думаете, что я только переписываю: нет, начальник отделения со мной на дружеской ноге. Этак ударит по плечу: «Приходи, братец, обедать!» Я только на две минуты захожу в департамент, с тем только, чтобы сказать: «это вот так, это вот так!», а там уж чиновник для письма, этакая крыса, пером только - тр, тр... пошел писать. Хотели было даже меня коллежским асессором сделать, да, думаю, зачем. И сторож летит еще на лестнице за мною со щеткою: «Позвольте, Иван Александрович, я вам, говорит, сапоги почищу». (Городничему ) Что вы, господа, стоите? пожалуйста, садитесь! Вместе.
Городпичий . Чин такой, что еще можно постоять.
Артемий Филиппович . Мы постоим.
Лука Лукич . Не извольте беспокоиться!
Хлестаков . Без чинов, прошу садиться. Городничий и все садятся.
Я не люблю церемоний. Напротив, я даже стараюсь, стараюсь проскользнуть незаметно. Но никак нельзя скрыться, никак нельзя! Только выйду куда-нибудь, уж и говорят: «Вон, говорят, Иван Александрович идет!» А один раз меня даже приняли за главнокомандующего. Солдаты выскочили из гауптвахты и сделали ружьем. После уже офицер, который мне очень знаком, говорит мне: «Ну, братец, мы тебя совершенно приняли за главнокомандующего».
Анна Андреевна . Скажите как!
Хлестаков . С хорошенькими актрисами знаком. Я ведь тоже разные водевильчики... Литераторов часто вижу. С Пушкиным на дружеской ноге. Бывало, часто говорю ему: «Ну что, брат Пушкин?» - «Да так, брат, - отвечает, бывало, - так как-то все...» Большой оригинал.
Анна Андреевна . Так вы и пишете? Как это должно быть приятно сочинителю! Вы, верно, и в журналы помещаете?
Хлестаков . Да, и в журналы помещаю. Моих, впрочем, много есть сочинений. «Женитьба Фигаро», «Роберт-Дьявол», «Норма». Уж и названий даже не помню. И все случаем: я не хотел писать, но театральная дирекция говорит: «Пожалуйста, братец, напиши что-нибудь». Думаю себе: «Пожалуй, изволь, братец!» И тут же в один вечер, кажется, все написал, всех изумил. У меня легкость необыкновенная в мыслях. Все это, что было под именем барона Брамбеуса, «Фрегат Надежды» и «Московский телеграф»... все это я написал.
....................................................
Хлестаков . Я, признаюсь, литературой существую. У меня дом первый в Петербурге. Так уж и известен: дом Ивана Александровича. (Обращаясь ко всем ) Сделайте милость, господа, если будете в Петербурге, прошу, прошу ко мне. Я ведь тоже балы даю.
Анна Андреевна . Я думаю, с каким там вкусом и великолепием даются балы!
Хлестаков . Йросто не говорите. На столе, например, арбуз - в семьсот рублей арбуз. Суп в кастрюльке прямо на пароходе приехал из Парижа, откроют крышку - пар, которому подобного нельзя отыскать в природе. Я всякий день на балах. Там у нас и вист свой составился: министр иностранных дел, французский посланник, английский, немецкий посланник и я. И уж так уморишься, играя, что просто ни на что не похоже. Как взбежишь по лестнице к себе на четвертый этаж, скажешь только кухарке: «На, Маврушка, шинель...» Что ж я вру - я и позабыл, что живу в бельэтаже. У меня одна лестница стоит... А любопытно взглянуть ко мне в переднюю, когда я еще не проснулся. Графы и князья толкутся и жужжат там, как шмели, только и слышно: Иной раз и министр... Городничий и прочие с робостью встают со своих стульев.
Мне даже на пакетах пишут: «Ваше превосходительство». Один раз я даже управлял департаментом. И странно: директор уехал - куда уехал, неизвестно. Ну, натурально, пошли толки: как, что, кому занять место? Многие из генералов находились охотники и брались, но подойдут, бывало, - нет, мудрено. Кажется, и легко на вид, а рассмотришь - просто черт возьми, после, видят, нечего делать, - ко мне. И в ту же минуту по улицам курьеры, курьеры... можете представить себе, тридцать пять тысяч одних курьеров! Каково положение? - я спрашиваю. «Иван Александрович, ступайте департаментом управлять!» Я, признаюсь, немного смутился, вышел в халате, хотел отказаться, но думаю: дойдет до государя; ну да и послужной список тоже... «Извольте, господа, я принимаю должность, я принимаю, говорю, так и быть, говорю, я принимаю, только уж у меня: ни, ни, ни! Уж у меня ухо востро! уж я...» И точно: бывало, как прохожу через департамент, - просто землетрясенье, все дрожит и трясется, как лист. Городничий и прочие трясутся от страха. Хлестаков горячится сильнее.
О! я шутить не люблю; я им всем задал острастку. Меня сам государственный совет боится. Да что в самом деле? Я такой! я не посмотрю ни на кого... я говорю всем: «Я сам себя знаю, сам.» Я везде, везде. Во дворец всякий день езжу. Меня завтра же произведут сейчас в фельд-марш...(Поскальзывается и чуть-чуть не шлепается на пол, но с почтеньем поддерживается чиновниками )
Городпичий (подходя и трясясь всем телом, силится выговорить ). А ва-ва-ва... ва...
Хлестаков (быстрым отрывистым голосом ). Что такое?
Городпичий . А ва-ва-ва... ва...
Городпичий. Ва-ва-ва... шество, превосходительство, не прикажете ли отдохнуть?., вот и комната, и все, что нужно.
Хлестаков . Вздор - отдохнуть. Извольте, я готов отдохнуть. Завтрак у вас, господа, хорош... я доволен, я доволен. (С декламацией ) Лабардан! лабардан! (Входит в боковую комнату, за ним городничий )
Н. В. Гоголь «Ревизор»
Прочитайте приведённое ниже произведение и выполните задания 1.2.1-1.2.2.
| Поэт Отделкой золотой блистает мой кинжал; Клинок надежный, без порока; Булат его хранит таинственный закал - Наследье бранного востока. Наезднику в горах служил он много лет, Не зная платы за услугу; Не по одной груди провел он страшный след И не одну порвал кольчугу. Забавы он делил послушнее раба, Звенел в ответ речам обидным. В те дни была б ему богатая резьба Нарядом чуждым и постыдным. Он взят за Тереком отважным казаком На хладном трупе господина, И долго он лежал заброшенный потом В походной лавке армянина. Теперь родных ножон, избитых на войне, Лишен героя спутник бедный, Игрушкой золотой он блещет на стене - Увы, бесславный и безвредный! Никто привычною, заботливой рукой Его не чистит, не ласкает, И надписи его, молясь перед зарей, Никто с усердьем не читает... Свое утратил назначенье, На злато променяв ту власть, которой свет Внимал в немом благоговенье? Бывало, мерный звук твоих могучих слов Воспламенял бойца для битвы, Он нужен был толпе, как чаша для пиров, Как фимиам в часы молитвы. Твой стих, как божий дух, носился над толпой И, отзыв мыслей благородных, Звучал, как колокол, на башне вечевой Во дни торжеств и бед народных. Но скучен нам простой и гордый твой язык, Нас тешат блестки и обманы; Как ветхая краса, наш ветхий мир привык Морщины прятать под румяны... Проснешься ль ты опять, осмеянный пророк! Из золотых ножон не вырвешь свой клинок, Покрытый ржавчиной презренья? |
М. Ю. Лермонтов, 1838 г.
Пояснение.
1.1.1. Почувствовав себя в полной безопасности и даже царем, Хлестаков начинает красо-ваться перед дамами. В его речи полностью отсутствуют реплики в сторону, которых полно у других героев пьесы. Лжеревизор врет и завирается так, что захлебывается в собственной лжи, проглатывая и не договаривая концы фраз и предложений. Из служащего, который «только переписывает», он за несколько минут вырастает почти до «главнокомандующего», который «всякий день во дворец ездит». Хлестаков - гений вранья, он переживает свой звездный час. Гомерический размах ошарашивает присутствующих «тридцать пять тысяч курьеров» несутся во весь опор, чтобы разыскать героя, без него некому управлять департаментом. Солдаты при виде его «делают ружьем». Суп в кастрюльке едет к нему из Парижа. Во мгновенье ока, как сказочный джинн, он строит и рушит целый фантастический мир - мечту современного меркантильного века, где все измеряется сотнями и тысячами рублей.
Вранье в сцене настолько наглое и открытое, что не увидеть этого просто невозможно. Не будь так напуганы чиновники и городничий, вряд ли Хлестакова можно было бы принять за проверяющего. Не будь настолько «рыльце в пушку» у городских чиновников, вряд ли сцена закончилась бы безнаказанно для Хлестакова.
1.2.1. Данное стихотворение композиционно и по смыслу разделено на две части. Стихотворение начинается с описания кинжала. Он предназначался человеком для отважных битв, служил грозным боевым оружием. Боевому кинжалу совершенно не важны были какие-либо украшения. Он был прекрасен своей простотой, его украшали его деяния. Но отважный хозяин кинжала погибает, и судьба грозного оружия резко меняется. Он больше не выполняет своего предназначения. Теперь он, пыльный и заброшенный, валяется ненужной безделушкой «в походной лавке армянина». Очевидно, что настроение первой части меняется. Мы понимаем, что кинжал был близок автору лишь тогда, когда он был боевым оружием. Лирический герой с горечью взирает на грозный кинжал, висящий на стене пустым украшением. Автор считает, что со смертью хозяина наступила и его смерть. Вторая часть стихотворения представляет собой сравнение с первой частью. Здесь участь поэта, современника Лермонтова, сравнивается с участью кинжала:
В наш век изнеженный не так ли ты, поэт,
Свое утратил назначенье…
Произведение наполнено горьким пафосом, и в то же время оно изображает несбы-точную мечту автора о поэте-пророке, поэте-миссии, призванного «глаголом жечь сердца людей».
приятно видеть такую особу. Хлестаков (рисуясь). Помилуйте, сударыня, совершенно напротив: мне еще приятнее. Анна Андреевна. Как можно-с! Вы это так изволите говорить, для комплимента. Прошу покорно садиться. Хлестаков. Возле вас стоять уже есть счастие; впрочем, если вы так уже непременно хотите, я сяду. Как я счастлив, что наконец сижу возле вас. Анна Андреевна. Помилуйте, я никак не смею принять на свой счет... Я думаю, после столицы вояжировка вам показалась очень неприятною. Хлестаков. Чрезвычайно неприятна. Привыкши жить, comprenez vous, в свете, и вдруг очутиться в дороге: грязные трактиры, мрак невежества... Если б, признаюсь, не такой случай, который меня... (посматривает на Анну Андреевну и рисуется перед ней) так вознаградил за все... Анна Андреевна. В самом деле, как вам должно быть неприятно. Хлестаков. Впрочем, сударыня, в эту минуту мне очень приятно. Анна Андреевна. Как можно-с! Вы делаете много чести. Я этого не заслуживаю. Хлестаков. Отчего же не заслуживаете? Анна Андреевна. Я живу в деревне... Хлестаков. Да деревня, впрочем, тоже имеет свои пригорки, ручейки... Ну, конечно, кто же сравнит с Петербургом! Эх, Петербург! что за жизнь, право! Вы, может быть, думаете, что я только переписываю; нет, начальник отделения со мной на дружеской ноге. Этак ударит по плечу: "Приходи, братец, обедать!" Я только на две минуты захожу в департамент, с тем только, чтобы сказать: "Это вот так, это вот так!" А там уж чиновник для письма, этакая крыса, пером только - тр, тр... пошел писать. Хотели было даже меня коллежским асессором сделать, да, думаю, зачем. И сторож летит еще на лестнице за мною со щеткою: "Позвольте, Иван Александрович, я вам, говорит, сапоги почищу". (Городничему.) Что вы, господа, стоите? Пожалуйста, садитесь! Вместе.{ Городничий. Чин такой, что еще можно постоять. Артемий Филиппович. Мы постоим. Лука Лукич. Не извольте беспокоиться. Хлестаков. Без чинов, прошу садиться. Городничий и все садятся. Хлестаков. Я не люблю церемонии. Напротив, я даже всегда стараюсь проскользнуть незаметно. Но никак нельзя скрыться, никак нельзя! Только выйду куда-нибудь, уж и говорят: "Вон, говорят, Иван Александрович идет!" А один раз меня даже приняли за главнокомандующего: солдаты выскочили из гауптвахты и сделали ружьем. После уже офицер, который мне очень знаком, говорит мне: "Ну, братец, мы тебя совершенно приняли за главнокомандующего". Анна Андреевна. Скажите как! Хлестаков. С хорошенькими актрисами знаком. Я ведь тоже разные водевильчики... Литераторов часто вижу. С Пушкиным на дружеской ноге. Бывало, часто говорю ему: "Ну что, брат Пушкин?" - "Да так, брат, - отвечает, бывало, - так как-то все..." Большой оригинал. Анна Андреевна. Так вы и пишете? Как это должно быть приятно сочинителю! Вы, верно, и в журналы помещаете? Хлестаков. Да, и в журналы помещаю. Моих, впрочем, много есть сочинений: "Женитьба Фигаро", "Роберт-Дьявол", "Норма". Уж и названий даже не