Меня могила не страшит. Михаил Лермонтовпоэма«Мцыри

Мцхет - древняя столица Грузии, основанная там, «где, сливаяся, шумят, / Обнявшись, будто две сестры, / Струи Арагвы и Куры». Тут же, в Мцхете, и собор Светицховели с усыпальницами последних царей независимой Грузии, «вручивших» «свой народ» единоверной России. С тех пор (конец XVII в.) и осеняет благодать Божья многострадальную страну - цветёт она и благоденствует, «не опасаяся врагов, / За гранью дружеских штыков».

«Однажды русский генерал / Из гор к Тифлису проезжал; Ребёнка пленного он вез. / Тот занемог...» Понимая, что в таком состоянии живым он ребёнка до Тифлиса не довезёт, генерал оставляет пленника в Мцхете, в тамошнем мужском монастыре. Мцхетские монахи, праведные мужи, подвижники, просветители, вылечив и окрестив подкидыша, воспитывают его в истинно христианском духе. И кажется, что упорный и бескорыстный труд достигает цели. Позабыв родной язык и привыкнув к плену, Мцыри свободно изъясняется по-грузински. Вчерашний дикарь «готов во цвете лет изречь монашеский обет».

И вдруг, накануне торжественного события, приёмыш исчезает, незаметно выскользнув из монастырской крепости в ужасный тот час, когда святые отцы, испугавшись грозы, столпились, как агнцы, вокруг алтаря. Беглеца, естественно, ищут всей монастырской ратью и, как положено, целых три дня. Безрезультатно. Однако через некоторое время Мцыри всё-таки находят совершенно случайно какие-то посторонние люди - и не во глубине Кавказских гор, а в ближайших окрестностях Мцхета. Опознав в без чувств лежащем на выжженной зноем голой земле юноше монастырского служку, они приносят его в обитель.

Когда Мцыри приходит в себя, монахи учиняют ему допрос. Он молчит. Его пробуют насильно кормить, ведь беглец истощён, как будто перенёс долгую болезнь или изнурительный труд. Мцыри отказывается от пищи. Догадавшись, что упрямец сознательно торопит свой «конец», к Мцыри посылают того самого чернеца, который когда-то выходил его и окрестил. Добрый старик искренне привязан к подопечному и очень хочет, чтобы его воспитанник, раз уж ему на роду написано умереть таким молодым, исполнил христианский долг смирился, покаялся и получил перед кончиной отпущение грехов.

Но Мцыри вовсе не раскаивается в дерзком поступке. Наоборот! Он гордится им как подвигом! Потому что на воле он жил и жил так, как жили все его предки - в союзе с дикой природой - зоркие, как орлы, мудрые, как змеи, сильные, как горные барсы. Безоружный, Мцыри вступает в единоборство с этим царственным зверем, хозяином здешних дремучих лесов. И, честно победив его, доказывает (самому себе!), что мог бы «быть в краю отцов / Не из последних удальцов».

Ощущение воли возвращает юноше даже то, что, казалось бы, навсегда отняла неволя: память детства. Он вспоминает и родную речь, и родной аул, и лица близких - отца, сестёр, братьев. Больше того, пусть и на краткий миг, жизнь в союзе с дикой природой делает его великим поэтом. Рассказывая чернецу о том, что видел, что пережил, блуждая в горах, Мцыри подбирает слова, поразительно похожие на первозданность могучей природы отчего края.

И только один грех тяготит его душу. Грех этот - клятвопреступление. Ведь когда-то, давно, ещё отроком, беглец поклялся самому себе страшною клятвою, что убежит из монастыря и отыщет тропу в родные пределы. И вот он вроде бы придерживается правильного направления: идёт, бежит, мчится, ползёт, карабкается - на восток, на восток, на восток. Все время, и днём, и ночью, по солнцу, по звёздам - на восток от Мцхета! И вдруг обнаруживает, что, сделав круг, возвратился на то самое место, откуда начался его побег, подвиг Побега, В ближайшие окрестности Мцхета; отсюда рукой подать до приютившей его монастырской обители! И это, в понимании Мцыри, не простая досадная оплошность. Годы, проведённые в «тюрьме», в застенках, а именно так воспринимает приёмыш монастырь, не только физически ослабили его тело.

Жизнь в плену погасила в его душе «луч-путеводитель», то есть то безошибочно верное, почти звериное чувство своей тропы, которым от рождения обладает каждый горец и без которого в диких безднах центрального Кавказа ни человек, ни зверь выжить не могут. Да, Мцыри вырвался из монастырской крепости, но той внутренней тюрьмы, того стеснения, которое цивилизаторы построили в его душе, ему уже не разрушить! Именно это ужасное трагическое открытие, а не рваные раны, нанесённые барсом, убивают в Мцыри инстинкт жизни, ту жажду жизни, с какой приходят в мир истинные, а не приёмные дети природы. Урождённый свободолюбец, он, чтобы не жить рабом, умирает как раб: смиренно, никого не проклиная.

Единственное, о чем он просит своих тюремщиков, чтобы похоронили его в том уголке монастырского сада, откуда «виден и Кавказ». Его единственная надежда на милосердие прохладного, с гор веющего ветерка - вдруг донесёт до сиротской могилы слабый звук родной речи или обрывок горской песни...

Вкушая, вкусих мало меда и се аз умираю.

1-я Книга царств.

1

Немного лет тому назад,
Там, где сливаяся шумят
Обнявшись, будто две сестры,
Струи Арагвы и Куры,
Был монастырь. Из-за горы
И нынче видит пешеход
Столбы обрушенных ворот,
И башни, и церковный свод;
Но не курится уж под ним
Кадильниц благовонный дым,
Не слышно пенье в поздний час
Молящих иноков за нас.
Теперь один старик седой,
Развалин страж полуживой,
Людьми и смертию забыт,
Сметает пыль с могильных плит,
Которых надпись говорит
О славе прошлой – и о том,
Как удручен своим венцом,
Такой-то царь, в такой-то год,
Вручал России свой народ.
И божья благодать сошла
На Грузию! – она цвела
С тех пор в тени своих садов,
Не опасаяся врагов,
За гранью дружеских штыков.

2

Однажды русский генерал
Из гор к Тифлису проезжал;
Ребенка пленного он вез.
Тот занемог, не перенес
Трудов далекого пути.
Он был, казалось, лет шести;
Как серна гор, пуглив и дик
И слаб и гибок, как тростник.
Но в нем мучительный недуг
Развил тогда могучий дух
Его отцов. Без жалоб он
Томился – даже слабый стон
Из детских губ не вылетал,
Он знаком пищу отвергал,
И тихо, гордо умирал.
Из жалости один монах
Больного призрел, и в стенах
Хранительных остался он
Искусством дружеским спасен.
Но, чужд ребяческих утех,
Сначала бегал он от всех,
Бродил безмолвен, одинок,
Смотрел вздыхая на восток,
Томим неясною тоской
По стороне своей родной.
Но после к плену он привык,
Стал понимать чужой язык,
Был окрещен святым отцом,
И, с шумным светом незнаком,
Уже хотел во цвете лет
Изречь монашеский обет,
Как вдруг однажды он исчез
Осенней ночью. Темный лес
Тянулся по горам кругом.
Три дня все поиски по нем
Напрасны были, но потом
Его в степи без чувств нашли
И вновь в обитель принесли;
Он страшно бледен был и худ
И слаб, как будто долгий труд,
Болезнь иль голод испытал.
Он на допрос не отвечал,
И с каждым днем приметно вял;
И близок стал его конец.
Тогда пришел к нему чернец
С увещеваньем и мольбой;
И, гордо выслушав, больной
Привстал, собрав остаток сил,
И долго так он говорил:

3

«Ты слушать исповедь мою
Сюда пришел, благодарю.
Всё лучше перед кем-нибудь
Словами облегчить мне грудь;
Но людям я не делал зла,
И потому мои дела
Не много пользы вам узнать;
А душу можно ль рассказать?
Я мало жил, и жил в плену.
Таких две жизни за одну,
Но только полную тревог,
Я променял бы, если б мог.
Я знал одной лишь думы власть,
Одну – но пламенную страсть:
Она, как червь, во мне жила,
Изгрызла душу и сожгла.
Она мечты мои звала
От келий душных и молитв
В тот чудный мир тревог и битв,
Где в тучах прячутся скалы,
Где люди вольны, как орлы.
Я эту страсть во тьме ночной
Вскормил слезами и тоской;
Ее пред небом и землей
Я ныне громко признаю
И о прощеньи не молю.

4

«Старик! я слышал много раз,
Что ты меня от смерти спас -
Зачем? … угрюм и одинок,
Грозой оторванный листок,
Я вырос в сумрачных стенах,
Душой дитя, судьбой монах.
Я никому не мог сказать
Священных слов – «отец» и «мать».
Конечно, ты хотел, старик,
Чтоб я в обители отвык
От этих сладостных имен.
Напрасно: звук их был рожден
Со мной. Я видел у других
Отчизну, дом, друзей, родных,
А у себя не находил
Не только милых душ – могил!
Тогда, пустых не тратя слез,
В душе я клятву произнес:
Хотя на миг когда-нибудь
Мою пылающую грудь
Прижать с тоской к груди другой,
Хоть незнакомой, но родной.
Увы, теперь мечтанья те
Погибли в полной красоте,
И я, как жил, в земле чужой
Умру рабом и сиротой.

Если поэму М.Ю. Лермонтова «Мцыри» читать как образец романтической поэзии, становится ясно, что это гимн свободе – ценности, ради которой не страшно умереть. Другой сокровенной идеей автора, нашедшей отражение в тексте поэмы, стала любовь к родине.

Произведение было создано в 1839 году. Замысел поэмы «Мцыри» появился благодаря увлечению Лермонтова Кавказом и его культурой. Там автор услышал историю горца-монаха, который был в детстве пленен русским генералом Ермоловым и оставлен в монастыре из-за случившейся в пути болезни. Эта исповедь и стала основой сюжета книги.

Маленький пленный горец вырос в русском православном монастыре. Достигнув семнадцати лет, он готовится дать монашеский обет. Но накануне, следуя неистовому душевному порыву, юноша внезапно сбегает из кельи. Он проводит на воле всего три дня, однако они стоят целой жизни. Все, что видит и слышит вокруг себя Мцыри (буквально – отшельник), пробуждает яркие воспоминания детства. Память зовет юношу на поиски дома, на родину предков. Мцыри поражается красоте дикой природы, любуется стройной молоденькой грузинкой, наполняющей у источника кувшин, храбро сражается с барсом, но никак не может найти дорогу домой. Обессилевшего юношу находят под стенами монастыря. Мцыри больше не желает жить «рабом и сиротой», он отказывается от пищи, ускоряя смертный исход. Юноша исповедуется иеромонаху и просит похоронить его в углу сада с видом на горы.

Построение стиха поэмы – четырехстопный ямб с мужской парной рифмой, усиливающей настроение решимости и бескомпромиссности, свойственные главному герою.

Основной идеей поэмы Лермонтова «Мцыри» стала выстраданная русской литературой мысль о свободолюбии и независимости как высшем идеале человеческой жизни.

Михаил Юрьевич Лермонтов.

Мцыри – на грузинском языке значит «неслужащий монах», нечто вроде «послушника». (Прим. Лермонтова.)

Вкушая, вкусих мало меда, и се аз умираю.

1-я Книга Царств

Немного лет тому назад,

Там, где, сливаяся, шумят,

Обнявшись, будто две сестры,

Струи Арагвы и Куры,

Был монастырь. Из-за горы

И нынче видит пешеход

Столбы обрушенных ворот,

И башни, и церковный свод;

Но не курится уж под ним

Кадильниц благовонный дым,

Не слышно пенье в поздний час

Молящих иноков за нас.

Теперь один старик седой,

Развалин страж полуживой,

Людьми и смертию забыт,

Сметает пыль с могильных плит,

Которых надпись говорит

О славе прошлой – и о том,

Как, удручен своим венцом,

Такой-то царь, в такой-то год,

Вручал России свой народ.

И божья благодать сошла

На Грузию! Она цвела

С тех пор в тени своих садов,

Не опасаяся врагов,

3а гранью дружеских штыков.

Однажды русский генерал

Из гор к Тифлису проезжал;

Ребенка пленного он вез.

Тот занемог, не перенес

Трудов далекого пути;

Он был, казалось, лет шести,

Как серна гор, пуглив и дик

И слаб и гибок, как тростник.

Но в нем мучительный недуг

Развил тогда могучий дух

Его отцов. Без жалоб он

Томился, даже слабый стон

Из детских губ не вылетал,

Он знаком пищу отвергал

И тихо, гордо умирал.

Из жалости один монах

Больного призрел, и в стенах

Хранительных остался он,

Искусством дружеским спасен.

Но, чужд ребяческих утех,

Сначала бегал он от всех,

Бродил безмолвен, одинок,

Смотрел, вздыхая, на восток,

Гоним неясною тоской

По стороне своей родной.

Но после к плену он привык,

Стал понимать чужой язык,

Был окрещен святым отцом

И, с шумным светом незнаком,

Уже хотел во цвете лет

Изречь монашеский обет,

Как вдруг однажды он исчез

Осенней ночью. Темный лес

Тянулся по горам кругам.

Три дня все поиски по нем

Напрасны были, но потом

Его в степи без чувств нашли

И вновь в обитель принесли.

Он страшно бледен был и худ

И слаб, как будто долгий труд,

Болезнь иль голод испытал.

Он на допрос не отвечал

И с каждым днем приметно вял.

И близок стал его конец;

Тогда пришел к нему чернец

С увещеваньем и мольбой;

И, гордо выслушав, больной

Привстал, собрав остаток сил,

И долго так он говорил:

«Ты слушать исповедь мою

Сюда пришел, благодарю.

Все лучше перед кем-нибудь

Словами облегчить мне грудь;

Но людям я не делал зла,

И потому мои дела

Немного пользы вам узнать,

А душу можно ль рассказать?

Я мало жил, и жил в плену.

Таких две жизни за одну,

Но только полную тревог,

Я променял бы, если б мог.

Я знал одной лишь думы власть,

Одну – но пламенную страсть:

Она, как червь, во мне жила,

Изгрызла душу и сожгла.

Она мечты мои звала

От келий душных и молитв

В тот чудный мир тревог и битв,

Где в тучах прячутся скалы,

Где люди вольны, как орлы.

Я эту страсть во тьме ночной

Вскормил слезами и тоской;

Ее пред небом и землей

Я ныне громко признаю

И о прощенье не молю.

Старик! я слышал много раз,

Что ты меня от смерти спас –

Зачем?.. Угрюм и одинок,

Грозой оторванный листок,

Я вырос в сумрачных стенах

Душой дитя, судьбой монах.

Я никому не мог сказать

Священных слов «отец» и «мать».

Конечно, ты хотел, старик,

Чтоб я в обители отвык

От этих сладостных имен, –

Напрасно: звук их был рожден

Со мной. И видел у других

Отчизну, дом, друзей, родных,

А у себя не находил

Не только милых душ – могил!

Тогда, пустых не тратя слез,

В душе я клятву произнес:

Хотя на миг когда-нибудь

Мою пылающую грудь

Прижать с тоской к груди другой,

Хоть незнакомой, но родной.

Увы! теперь мечтанья те

Погибли в полной красоте,

И я как жил, в земле чужой

Умру рабом и сиротой.

Меня могила не страшит:

Там, говорят, страданье спит

В холодной вечной тишине;

Но с жизнью жаль расстаться мне.

Я молод, молод… Знал ли ты

Разгульной юности мечты?

Или не знал, или забыл,

Как ненавидел и любил;

Как сердце билося живей

При виде солнца и полей

С высокой башни угловой,

Где воздух свеж и где порой

В глубокой скважине стены,

Дитя неведомой страны,

Прижавшись, голубь молодой

Сидит, испуганный грозой?

Пускай теперь прекрасный свет

Тебе постыл; ты слаб, ты сед,

И от желаний ты отвык.

Что за нужда? Ты жил, старик!

Тебе есть в мире что забыть,

Ты жил, – я также мог бы жить!

Ты хочешь знать, что видел я

На воле? – Пышные поля,

Холмы, покрытые венцом

Дерев, разросшихся кругом,

Шумящих свежею толпой,

Как братья в пляске круговой.

Я видел груды темных скал,

Когда поток их разделял.

И думы их я угадал:

Мне было свыше то дано!

Простерты в воздухе давно

Объятья каменные их,

И жаждут встречи каждый миг;

Но дни бегут, бегут года –

Им не сойтиться никогда!

Я видел горные хребты,

Причудливые, как мечты,

Когда в час утренней зари

Курилися, как алтари,

Их выси в небе голубом,

И облачко за облачком,

Покинув тайный свой ночлег,

К востоку направляло бег –

Как будто белый караван

Залетных птиц из дальних стран!

Вдали я видел сквозь туман,

В снегах, горящих, как алмаз,

Седой незыблемый Кавказ;

И было сердцу моему

Что некогда и я там жил,

И стало в памяти моей

Прошедшее ясней, ясней…

И вспомнил я отцовский дом,

Ущелье наше и кругом

В тени рассыпанный аул;

Мне слышался вечерний гул

Домой бегущих табунов

И дальний лай знакомых псов.

Я помнил смуглых стариков,

При свете лунных вечеров

Против отцовского крыльца

Сидевших с важностью лица;

И блеск оправленных ножон

Кинжалов длинных… и как сон

Все это смутной чередой

Вдруг пробегало предо мной.

А мой отец? он как живой

В своей одежде боевой

Являлся мне, и помнил я

Кольчуги звон, и блеск ружья,

И гордый непреклонный взор,

И молодых моих сестер…

Лучи их сладостных очей

И звук их песен и речей

Над колыбелию моей…

В ущелье там бежал поток.

Он шумен был, но неглубок;

К нему, на золотой песок,

Играть я в полдень уходил

И взором ласточек следил,

Когда они перед дождем

Волны касалися крылом.

И вспомнил я наш мирный дом

И пред вечерним очагом

Рассказы долгие о том,

Как жили люди прежних дней,

Когда был мир еще пышней.

Ты хочешь знать, что делал я

На воле? Жил – и жизнь моя

Без этих трех блаженных дней

Была б печальней и мрачней

Бессильной старости твоей.

Поэму «Мцыри» Лермонтов написал в 1839 году. Уже в 1840 году она была опубликована в сборнике «Стихотворения М. Лермонтова». Замысел произведения «Мцыри» появляется у поэта еще в 17 лет, когда он собирается написать записки молодого монаха. Во время своей первой ссылки на Кавказ в 1837. г. Лермонтов слышит историю, которая и ложится в основу поэмы. В Мцхете он встречается с одиноким монахом, рассказавшим ему о своей жизни. Он горец, который в детстве был пленен генералом Ермоловым и оставлен в монастыре. Впоследствии монах много раз пытался сбежать, а одна из попыток привела его к длительной болезни. Эта романтическая история, по всей видимости, и легла в основу поэмы.

Чтобы составить более полное впечатление о произведении Лермонтова Михаила Юрьевича, предлагаем вам прочитать краткое содержание «Мцыри» по главам.

Главные герои

Мцыри – молодой горец, воспитанный в монастыре и готовящийся принять постриг. Сохранил память о родном Кавказе и собирается убежать на родину, когда же эта попытка не удается, умирает от тоски. Перед смертью исповедуется, и в этой исповеди звучат бунтарские ноты, горечь и сожаление о неудавшемся побеге. По примечанию самого Лермонтова, «мцыри» на грузинском языке означает «послушник», или же, во втором значении, «пришелец», «чужестранец». Таким образом, герой лишен собственного имени.

Другие персонажи

Генерал – привозит больного ребенка в монастырь и оставляет его там.

Старик-монах – вылечил и воспитал Мцыри, позднее выслушивает его последнюю исповедь.

Девушка-грузинка – с нею встречается Мцыри во время своих странствований, она становится его краткой любовью.

Поэму предваряет эпиграф – «Вкушая, вкусих мало меда, и се аз умираю», выбранный Лермонтовым из Библии. Эти строки символически подчеркивают нарушенный Мцыри запрет и желание получить от жизни больше.

Глава 1

В месте слияния двух речек, Арагвы и Куры, с давних пор стоял монастырь. Сейчас он разрушен. Остался один старик-сторож, который обметает пыль с плит. На них хранится память о том, как грузинский царь отдал свою власть России, и теперь Грузия живет «за гранью дружеских штыков».

Глава 2

Однажды мимо монастыря проезжает русский генерал. С собой у него ребенок-горец лет шести, он болеет, и его приходится оставить. Ребенок растет нелюдимым, тоскует. Однако один из святых отцов заботится о нем, воспитывает и готовит к постригу. Незадолго до принесения обетов Мцыри исчезает, его находят через три дня и приносят в монастырь. Юноша умирает, и монах приходит к нему с тем, чтобы исповедовать.

Главы 3-5

«Я мало жил, и жил в плену» – так начинает Мцыри свою исповедь. Затем он упрекает монаха: зачем тот его спас и воспитал, если ему пришлось вырасти вдали от близких, не зная ни отца, ни матери и томясь постоянной тоской? Он молод, жаждет любви и жизни. Монах также был молод, но у него была жизнь – а Мцыри ее лишен.

Главы 6-7

Юноша рассказывает о том, что видел на воле: поля, просторы и вдалеке – Кавказ. Вид Кавказа напоминает ему о родном доме, отце, сестрах, певших над его колыбелью, речке, у которой на золотом песке он играл ребенком, обо всей мирной жизни. Сперва ему вспоминается родной аул, сидящие на пороге старики, затем – длинные кинжалы и другое оружие. Вот перед внутренним взором героя появляется его родной отец. Он одет в кольчуге и сжимает ружье. Видение это пробуждает в герое тоску по тому, чего он лишен.

Глава 8

Давным-давно задумал Мцыри этот побег, дав себе обещание хотя бы раз взглянуть на вольный мир. И желание это исполнилось: за три дня побега, по его словам, он видел больше, чем за свою жизнь в монастыре. Первым его впечатлением становится гроза, в которой он чувствует родственную, мятежную душу. Он «как брат, / Обняться с бурей был бы рад». Он следит за игрой стихий, пытается поймать молнию рукой. На этом месте Мцыри прерывает свою исповедь и с грустью спрашивает у монаха: разве монастырь мог бы дать ему что-либо подобное?

Главы 9-13

Гроза стихает, и Мцыри бежит дальше. Он и сам не знает, куда идет, ведь среди людей ощущает себя чужим. Природа – вот что ему близко и понятно, юноша понимает голос потока и долго сидит у него, любуясь окрестностями. Небесный свод вокруг него так чист и глубок, что, по словам юноши, на нем можно бы было различить полет ангела. Природа, деревья, кусты, камни – все это переговаривается между собой о «тайнах неба и земли», и речи эти понятны Мцыри, ребенку природы. Все, передуманное у ручья, уже исчезло без следа, да в человеческой речи и нет слов, чтобы рассказать его мысли в то время. Но все же Мцыри хотел бы снова их рассказать: тогда он бы снова ощутил себя живым, хотя бы мысленно.

Он мог бы так сидеть бесконечно, но наступает полдень и его начинает мучить жажда. Юноша спускается вниз, к потоку. Это опасно, но «юность вольная сильна, / И смерть казалась не страшна!».

Затем у ручья раздается волшебный голос – это поет девушка-грузинка, спустившаяся за водой. Она идет легко, откинув чадру, порой оскальзываясь на камнях и смеясь своей же неловкости. Юноше видны ее лицо и грудь, золотящиеся на солнце, а главное – глаза. Ее глаза черны и их мрак «полон тайнами любви». Мцыри заворожен. Он обрывает свое повествование: монаху все равно этого не понять.

Главы 14-15

Пробудившись посреди ночи, Мцыри продолжает путь, желая добраться до родной страны. Он идет вперед, ориентируясь на виднеющиеся вдали горы, но вскоре сбивается с пути. Вокруг бесконечный лес. Воспитанный в неволе, Мцыри давно потерял природное чувство направления, свойственное каждому горцу.

Главы 16-19

В лесу появляется «могучий барс», и Мцыри нападает на него. Сердце юноши разгорелось жаждой битвы, он уверен, что «быть бы мог в краю отцов / Не из последних удальцов». Долго длится жестокая схватка – на груди Мцыри еще и сейчас видны раны. Однако он выходит победителем.

Главы 20-23

Юноша выбрался из леса и долго не может понять, куда же он пришел. Постепенно он начинает с ужасом догадываться: он вернулся к монастырю. Колокольный звон подтверждает догадку. Так Мцыри понимает, что ему уже не суждено увидеть родные края, и винит в этом самого себя: «На мне печать свою тюрьма / Оставила…». Приступ отчаяния сменяет предсмертный бред. Мцыри кажется, будто он лежит на речном дне, а вокруг него играют рыбки. Одна из них заговаривает с ним, и уговаривает его остаться здесь, на дне, где «холод и покой». Она же созовет своих сестер, и вместе они пляской развеселят его. Мцыри долго слушает эти сладкие речи, прежде чем забыться окончательно. Затем его находят монахи.

Главы 24-26

Исповедь окончена, и близится смерть. Мцыри говорит своему исповеднику о том, что с ранних лет он охвачен пламенем – желанием воли, и этот огонь его и сжег. Перед смертью его печалит лишь одно: тело его останется не в родной земле. Да и повесть о его муках останется неведомой людям. Возможно, – думает Мцыри, его ожидает рай, но мысль об этом нерадостна.

«Увы! – за несколько минут
Между крутых и темных скал,
Где я в ребячестве играл,
Я б рай и вечность променял…»

Он просит перед смертью вынести его в сад, чтобы можно было еще раз увидеть Кавказ, полюбоваться сиянием голубого неба и красотой цветущих акаций. Прохладный ветерок напомнит ему о ласковой руке друга или брата, обтирающего со лба предсмертный пот, шум ветра покажется песней о «милой стране». Мысль о родной стране успокоит его и «с этой мыслью я засну,/ И никого не прокляну!…”».

Заключение

Как видим, в поэме «Мцыри» поднимается ряд характерных для творчества Лермонтова мотивов: мотив одиночества, любви к родине и бунта против привычных устоев. Поэт стремится создать классического романтического героя, страстную и бунтарскую душу. Сам стих в «Мцыри», по словам критиков, звучит отрывисто, будто падающий меч. Усиливает романтические мотивы и место, где развиваются события – Кавказ, страна вольности. Благодаря художественному своеобразию произведения и актуальности изображенных в нем проблем поэму «Мцыри» читать интересно и сегодня. Поэтому после прочтения краткого пересказа «Мцыри» Лермонтова советуем вам познакомиться и с полным текстом поэмы.

Тест по поэме «Мцыри»

После прочтения краткого содержания вы можете проверить свои знания, пройдя этот тест.

Рейтинг пересказа

Средняя оценка: 4.7 . Всего получено оценок: 5945.