Биография. Произведения джоаккино россини Революция в оперном искусстве



Россини Д. А.

(Rossini) Джоаккино Антонио (29 II 1792, Пезаро - 13 XI 1868, Пасси, близ Парижа) - итал. композитор. Его отец, человек передовых, республиканских убеждений, был музыкантом гор. дух. оркестра, мать - певицей. Обучался игре на спинете первоначально у Дж. Принетти, позже (в Луге) у Дж. Малерби. Обладая превосходным голосом и выдающимися муз. способностями, Р. с детства пел в церк. хорах. Ок. 1804 семья Р. обосновалась в Болонье. Р. занимался у А. Тезеи (пение, игра на чембало, муз. теория), позднее у М. Бабини (пение); овладел также иск-вом игры на альте и скрипке. С успехом пел в т-рах и церквах Болоньи, был дирижёром хора и концертмейстером (аккомпанировал на чембало) в оперных т-рах, исп. партию альта в организованном им любительском струн. квартете. С 1806 (в 14 лет) чл. Болонской филармонич. академии. В 1806-10 занимался в Болонском муз. лицее у В. Каведаньи (виолончель), С. Маттеи (контрапункт), а также в классе фп. Одноврем. написал ряд соч.: 2 симфонии, 5 струн. квартетов, кантату "Жалоба Гармонии на смерть Орфея" (исп. в 1808 под упр. автора) и др. В 1806 сочинил первую оперу "Деметрио и Полибио" (пост. 1812, Рим) в традиц. жанре оперы-сериа. В 1810 был исполнен его фарс "Вексель на брак". Уже здесь проявились яркое и самобытное муз.-театр. дарование Р., его мелодич. щедрость. Овладевая мастерством, Р. писал по неск. опер в год (в 1812 - 5 опер, неравноценных, но свидетельствующих о формировании творч. индивидуальности автора). В комич. операх композитор находил оригинальные решения. Так, в фарсе "Счастливый обман" он создал тип оперной увертюры, ставший характерным для большинства его опер, написанных для Италии: контрастное сопоставление певучего, медленного вступления и темпераментного, жизнерадостного, стремительного allegro, построенного обычно на весёлой, задорной и лирической, лукавой темах. Тематич. связь между оперой и увертюрой отсутствует, однако колорит последней отвечает общему эмоционально-психологич. тонусу оперы (образец такой увертюры - в фарсе "Шёлковая лестница", 1812). Следующую его оперу-буффа "Пробный камень" (1812, по заказу т-ра "Ла Скала") отличали не только остроумие и жизнерадостность музыки, но и выразительность, сатирич. меткость обрисовки персонажей. В опере-сериа "Танкред" и опере-буффа "Итальянка в Алжире" (обе 1813) получили отражение патриотич. идеи, воодушевлявшие итал. народ в обстановке крепнущего нац.-освободит. движения карбонариев. В этих операх проявились реформаторские тенденции, хотя композитор ещё не ломает рамки традиц. жанров. В "Танкреде" (по одноим. историч. трагедии Вольтера) Р. ввёл хоры героич. маршевого характера, проникнутые интонациями боевых массовых песен, развил драм. речитативные сцены, создал героич. арии нар.-песенного склада (однако по традиции роль мужественного Танкреда предназначалась для певицы-травести). Изобилующую острокомедийными сценами оперу-буффа "Итальянка в Алжире" Р. обогатил патетич. и героич. эпизодами (ария героини, сопровождаемая хором, воинственно-маршевый хор итальянцев, в к-ром звучат интонации "Марсельезы", и др.).

Одноврем. Р. продолжал писать традиц. оперы-буффа (напр., "Турок в Италии", 1814) и оперы-сериа ("Аврелиан в Пальмире", 1813; "Сигизмондо", 1814; "Елизавета, королева Англии", 1815, и др.), но и в них он вводил новшества. Так, впервые в истории итал. оперного иск-ва Р. выписал в партитуре "Елизаветы" все виртуозные вок. украшения и пассажи, к-рые ранее импровизировались певцами; он ввёл в сопровождение речитативов струн. инструменты оркестра, упразднив тем самым речитатив secco (т. е. на фоне выдержанных аккордов чембало).
В 1815 Р., увлечённый нац.-освободит. идеями, написал по просьбе патриотов Болоньи "Гимн независимости" (впервые исп. под его управлением). После участия Р. в патриотич. демонстрации австр. полиция установила за ним негласный надзор, длившийся мн. годы.
В 1816 за 19-20 дней Р. создал своё лучшее соч., шедевр итал. оперы-буффа - "Севильский цирюльник" (по комедии Бомарше; во избежание параллелизма с оперой Дж. Паизиелло на тот же сюжет опера Р. шла под назв. "Альмавива, или Тщетная предосторожность"). Из-за нехватки времени Р. использовал увертюру к своей опере "Аврелиан в Пальмире". В "Севильском цирюльнике" он опирался на муз.-драматургич. открытия В. А. Моцарта и лучшие итал. буффонные традиции. В этом соч. соединилось всё новаторское и яркое, найденное Р. в его прежних комич. операх. Персонажи получили сочные, многогранные характеристики, музыка чутко следует за неожиданными поворотами действия. Поразительны богатство и гибкость вок. мелодики, то лирически кантиленной, то обобщающей интонации темпераментной итал. речи. Многочисленны и разнообразны ансамбли - средоточие муз.-драм. действия. Ещё в предыдущих соч. Р. обновил и обогатил иск-во оркестровки. Партитура "Севильского цирюльника" - свидетельство высоких достижений Р. в области оркестра: искрящегося и певучего, темброво насыщенного и контрастного, громогласного и прозрачного. Р. довёл до совершенства встречавшийся у него и ранее приём огромного эмоц.-динамич. нарастания, достигаемого постепенным усилением силы звучности, подключением новых певч. голосов и инструментов (в частности ударных), общим ускорением темпа, ритмич. нагнетанием. Подобное crescendo Р. вводил в конце нек-рых арий, ансамблей и обязательно в заключения оперных финалов. "Севильский цирюльник" - подлинно реалистич. муз. комедия с элементами сатиры. Герои её наделены типическими, выхваченными из жизни характерами. Ситуации, при всей нагромождённости комедийных положений и яркой театральности, естественны и правдивы. На премьере из-за козней интриганов и завистников опера провалилась, но уже следующий спектакль оказался триумфальным.

Дж. Россини. "Севильский цирюльник". Каватина Фигаро. Страница партитуры. Автограф.
Новые решения Р. искал и в опере-сериа. Обращение к драматургии У. Шекспира в опере "Отелло" (1816) означало разрыв с легендарно-историч. темами, типичными для оперы-сериа. В ряде сцен этой оперы Р. достигает драматически выразительной обрисовки ситуаций. Новым для итал. оперы было то, что в сопровождении речитативов участвует весь оркестр (речитатив obligato). Однако в "Отелло" ещё не полностью преодолены условности, имеются просчёты в либретто, отсутствует муз. обрисовка характеров.
Исчерпав в "Севильском цирюльнике" возможности оперы-буффа, Р. стремился к драматургич. и образному обновлению жанра. Он создал бытовую муз. комедию, выдержанную в лирич. тонах, - "Золушка" (по сказке Ш. Перро, 1817), полусерьёзную оперу "Сорока-воровка" (1817), в к-рой жанровые сцены, полные лирики и мягкого юмора, сопоставляются с патетич. и трагич. эпизодами. Принципиально новым является тематич. связь увертюры с оперой. Усилена роль оркестра, богаче, разнообразнее стали ритм и гармония.
Важнейшей вехой на пути перестройки итал. оперы-сериа в нар.-героическую явилась опера "Моисей в Египте" (1818), написанная в жанре "трагико-священного действия". Библейская легенда, послужившая основой либретто, трактована композитором как намёк на совр. положение итал. народа, страдавшего под гнётом чужеземных захватчиков. Опера выдержана в характере величавой ораториальности (преобладают широко развёрнутые ансамблево-хор. сцены). Музыка проникнута героич. и гимнич. интонациями и ритмами, суровой маршевостью. Вместе с тем ей присуща и чисто россиниевская нежность, лиризм. С большим успехом она шла в Италии и за её пределами. К числу удач композитора принадлежит опера "Дева озера" (по поэме Вальтера Скотта, 1819), отмеченная патетикой, сдержанной благородной героикой; Р. впервые запечатлел в своей музыке ощущение природы, рыцарский колорит средневековья. Массовые хор. сцены стали ещё крупнее и значительнее (в финале 1-го д. чередуются и объединяются секстет солистов и 3 разнохарактерных хора).
Постоянная необходимость писать по неск. оперных партитур в год зачастую неблагоприятно сказывалась на результатах работы. Неудачной оказалась традиционно решённая опера-сериа на историч. сюжет "Бьянка и Фальеро" (1819). В то же время значит. достижением явилась предназначенная для т-ра "Сан-Карло" в Неаполе опера "Магомет II" (по трагедии Вольтера, 1820), в к-рой сказалось тяготение композитора к героико-патриотич. тематике, развёрнутым сценам, сквозному муз. развитию, драм. характерности. Новые творческие принципы композитор утверждал и в опере-сериа "Зельмира" (1822).
В 1820, в период революц. восстания в Неаполе, руководимого офицерами- карбонариями, Р. вступил в ряды нац. гвардии. В 1822 Р. вместе с итал. труппой, с большим успехом исполнявшей его оперы, находился в Вене. Глубокое впечатление произвела на него опера "Вольный стрелок" Вебера, исполненная под упр. автора. В Вене Р. посетил Л. Бетховена, творениями к-рого восторгался. В кон. 1822 он завершил в Венеции партитуру "трагич. мелодрамы" "Семирамида" (по трагедии Вольтера, пост. 1823). Это последняя из написанных им для Италии опер. Её отличают целостность муз. развития, активная разработка ярких рельефных тем, имеющих значение сквозных образов, красочная гармония, симф. и тембровое обогащение оркестра, органич. вплетение многочисл. хоров в драм. действие, пластичные, выразительные декламац. речитативы и мелодии вок. партий. С помощью этих средств композитор воплотил остродрам. и конфликтные ситуации, психологически напряжённые эпизоды муз. трагедии. Однако здесь сохранились нек-рые традиции старой оперы-сериа: сольные вок. партии чрезмерно виртуозны, партия молодого полководца Арзаче поручена контральто. Не была ещё также разрешена проблема муз. характера в опере-сериа.
Для творчества Р. типично взаимопроникновение жанров (он не рассматривал оперу-сериа и оперу-буффа как нечто изолированное, взаимоисключающее). В комич. операх встречаются драм. и даже трагич. ситуации, в опере-сериа - жанрово-бытовые эпизоды; усиливается лирико-психологич. начало, обостряется драматизм, возникают черты героич. ораториальности. Р. стремился к оперной реформе, аналогичной той, к-рую осуществил в Вене Моцарт. Однако известная консервативность художеств. вкусов итал. публики тормозила его творч. эволюцию.
В 1823 Р. с группой итал. певцов был приглашён в Лондон для исп. своих опер. Он дирижировал спектаклями, выступал как певец и композитор в концертах. С 1824 был руководителем "Театр Итальен", с 1826 корол. композитором и генеральным инспектором пения в Париже. Город революц. традиций, интеллектуальный и художеств. центр Европы, средоточие передовых деятелей иск-ва и культуры - Париж 20-х гг. стал благоприятнейшей почвой для полной реализации новаторских устремлений Р. Парижский дебют Р. (1825) оказался малоудачным (опера-кантата "Путешествие в Реймс, или Гостиница Золотой лилии", написанная по заказу к коронации Карла X в Реймсе). Изучив франц. оперное иск-во, особенности его муз. драматургии и стиля, франц. язык и его просодию, Р. переработал для парижской сцены одну из своих героико-трагич. опер итал. периода "Магомет II" (написана на новое либр., приобретшее злободневную патриотич. направленность, Р. углубил выразительность вок. партий). Премьера оперы под назв. "Осада Коринфа" (1826, "Корол. академия музыки и танца") вызвала одобрение аудитории и парижской прессы. В 1827 Р. создал франц. ред. оперы "Моисей в Египте", встреченную также с восторгом. В 1828 появилась опера "Граф Ори" (либр. Э. Скриба и III. Делестр-Пуарсона; использованы лучшие страницы музыки "Путешествия в Реймс"), в к-рой Р. показал себя мастером в новом для него жанре франц. комич. оперы.
Р. многое воспринял от оперной культуры Франции, но в то же время оказал воздействие на неё. Во Франции у Р. были не только приверженцы и поклонники, но и противники ("антироссинисты"), однако и они признавали высокое мастерство итал. композитора. Музыка Р. оказала влияние на творчество А. Буальдьё, Ф. Герольда, Д. Ф. Обера, а также в определ. мере на Дж. Мейербера.
В 1829, в обстановке обществ. подъёма кануна Июльской революции 1830, была сочинена опера "Вильгельм Телль" (либр. по старинной швейц. легенде, послужившей также основой трагедии Ф. Шиллера), ставшая выдающимся итогом всех предшествующих исканий композитора в нар.-героич. жанре. По-новому трактована увертюра - свободная программная симф. поэма, в к-рой чередуются лирико-эпич., пасторально-живописные, жанрово-действенные эпизоды. Опера насыщена хорами, рисующими народ, к-рый живёт, радуется, мечтает, скорбит, сопротивляется, борется и побеждает. По словам А. Н. Серова, Р. показал "кипучесть народных масс" (монументальная хор. сцена финала 2-го д.; участвуют солисты и 3 хора). В "Вильгельме Телле" была решена проблема создания индивидуально очерченных муз. характеристик действующих лиц в героич. опере. Каждый персонаж наделён определ. строем ритмоинтонаций; наиболее рельефно очерчен Телль. Р. добился сохранения индивидуального облика каждого из участников в многочисл. ансамблях, перерастающих в большие сцены, полные непрерывного муз. развития и драм. контрастов. Отличит. черты "Вильгельма Телля" - монолитность актов, развитие муз.-сценич. действия крупным штрихом. Велика роль драм.-выразительных речитативов, скрепляющих отд. сцены в нерасчленимое целое. Замечат. особенность темброво-красочной партитуры - тонкая передача местного колорита. Опере свойственны новый тип муз. драматургии, новое толкование героики. Р. создал реалистич. нар.-героич. и патриотич. оперу, в к-рой великие деяния совершаются простыми людьми, наделёнными живыми характерами, а их муз. язык основывается на широко распространённых песенных и речевых интонациях. Вскоре за "Вильгельмом Теллем" укрепилась слава революц. оперы. В монархич. странах она запрещалась цензурой. Для пост. приходилось менять название, текст (в России опера долгое время шла под назв. "Карл Смелый").
Сдержанный приём, оказанный "Вильгельму Теллю" бурж.-аристократич. публикой Парижа, а также новые веяния в оперном иск-ве (утверждение романтич. направления, чуждого мироощущению Р., приверженца эстетики венских классиков), переутомление, вызванное напряжённейшим творчеством, - всё это побудило композитора отказаться от дальнейшего сочинения опер. В последующие годы он создал множество вок. и фп. миниатюр: сб-ки "Музыкальные вечера" (1835), "Грехи старости" (не изд.); ряд гимнов и 2 крупных вок.-симф. произв. - Stabat mater (1842) и "Маленькая торжественная месса" (1863). Несмотря на ортодоксально-католич. тексты, экспрессивная и эмоциональная, воплощающая широкий мир общечеловеческих переживаний музыка этих соч. воспринимается как подлинно светская.
В 1836-65 Р. жил в Италии (Болонья, Флоренция), занимался педагогич. работой, руководил Болонским муз. лицеем. Последние 13 лет жизни провёл в Париже, где его дом стал одним из популярных муз. салонов.
Творчество Р. оказало определяющее воздействие на последующее развитие итал. оперы (В. Беллини, Г. Доницетти, Дж. Верди) и большое влияние на эволюцию европейского оперного иск-ва 19 в. "Положительно всё великое движение музыкальной драмы нашего времени, со всеми её открывающимися перед нами широкими горизонтами, тесно связано с победами автора "Вильгельма Телля"" (А.Н.Серов). Неистощимое мелодич. богатство, лёгкость, искристость, лирико-драм. экспрессивность музыки, яркая сценичность обусловили популярность опер Р. во всём мире.
Основные даты жизни и деятельности
1792. - 29 II. В Пезаро в семье музыканта гор. оркестра (валторниста и трубача), инспектора скотобоен Джузеппе Р. (уроженца г. Луго) и его жены Анны - певицы, дочери пезарского пекаря (урожд. Гидарини) род. сын Джоаккино.
1800. - Переезд с родителями в Болонью.- Первые уроки игры на спинете у Дж. Принетти. Обучение игре на скрипке.
1801. - Работа в театр. оркестре, где отец был валторнистом (исполняет партию скрипки).
1802. - Переезд с родителями в г. Луго.- Продолжение муз. занятий у каноника Дж. Малерби, приобщившего Р. к произв. Й. Гайдна, В. А. Моцарта.
1804-05. - Возвращение в Болонью. Уроки у падре А. Тезеи (пение, игра на чембало, первонач. муз.-теоретич. сведения).- Первые муз. соч. Р.- Выступления в качестве певчего в церквах.- Приглашение в т-ры Болоньи и близлежащих городов для дирижирования хором, сопровождения речитативов на чембало, исп. сольных вок. партий.- Занятия у тенора M Бабини - Создание R. любительского струн. квартета (исполняет партию альта).
1806. - IV. Принятие R. в. чл. Болонской филармонич. Академии. - Лето. Поступление в Болонский муз. лицей (класс виолончели В. Каведаньи и класс фп.).
1807. - Занятия в классе контрапункта у падре С. Маттеи.- Самостоят. изучение партитур Д. Чимарозы, Гайдна, Моцарта.
1808. - 11 VIII. Исп. под упр. R. его кантаты "Жалоба Гармонии на смерть Орфея" в концерте Болонского муз. лицея.- Исп. в концерте одной из академий Болоньи симфонии D-dur P.
1810. - Середина года. Прекращение занятий в Болонском муз. лицее.- 3 XI. Премьера оперы-фарса "Вексель на брак" (увертюра впоследствии использована R. в опере "Аделаида Бургундская").- Выступление в качестве дирижера в концерте Академии Конкорди в Болонье (исполнялась оратория "Сотворение мира" Гайдна).
1812. - 8 I. Пост. оперы-фарса "Счастливый обман" (увертюра использована в опере "Кир в Вавилоне").- 26 IX. Пост. оперы-буффа "Пробный камень" (увертюра использована в "Танкреде") и др. опер.
1813. - Пост. ряда опер, в т. ч. оперы-сериа "Аврелиан в Пальмире".
1815. - Апрель. Исп. под упр. R. его "Гимна независимости" в т-ре "Кантавали" (Болонья).- Осень. Приглашение R. импрессарио Д. Барбаей на должность постоянного композитора т-ра "Сан-Карло" в Неаполе.- Знакомство с певицей Изабеллой Кольбран.- Преподнесение R. вдове фельдмаршала M. И. Кутузова - E. И. Кутузовой кантаты "Аврора", в к-рой использована мелодия рус. плясовой песни "Ах, зачем бы огород городить" (впоследствии введена в финал 2-го д. "Севильского цирюльника").
1816. - Первые пост. опер R. за пределами Италии.
1818. - Чествование R. в Пезаро в связи с открытием нового оперного т-ра и пост. "Сороки-воровки".
1820. - Революц. восстание в Неаполе, руководимое офицерами-карбонариями. Принятие Конституции, временный приход к власти бурж.-либерального правительства - Вступление R. в ряды нац. гвардии.
1821. - Пост. в Риме оперы "Матильда ди Шабран", первыми тремя представлениями к-рой дирижировал H. Паганини.- Март. Разгром австр. армией революц. восстания в Неаполе, восстановление абсолютизма.- Апрель. Исп. в Неаполе под упр. R. оратории Гайдна "Сотворение мира".
1822. - Пост. в т-ре "Сан-Карло" (Неаполь) оперы-сериа "Зельмира" (последняя опера, написанная для этого т-ра).- Женитьба на И. Кольбран.- 23 III. Приезд R. с женой в Вену.- 27 III. Присутствие на венской премьере оперы "Вольный стрелок" Вебера.- Посещение концерта, где исп. 3-я ("Героическая") симфония Бетховена.- Встреча и беседа R. с Л. Бетховеном.- Конец июля. Возвращение в Болонью. Создание сб. вок. упражнений.- Декабрь. Поездка по приглашению К. Меттерниха в Верону с целью сочинения и исп. 4 кантат во время празднеств, сопровождавших конгресс членов Священного союза.
1823. - 3 II. Пост. "Семирамиды" - последней оперы R., созданной в Италии.- Осень. Поездка с женой в Париж, затем по приглашению импрессарио т-ра "Ковент-Гарден" - в Лондон.
1824. - 26 VII. Отъезд из Лондона.- Август. Занятие поста муз. директора "Театр Итальен" в Париже.
1825. - 19 VI. Пост. оперы-кантаты "Путешествие в Реймс", сочиненной по заказу к коронации Карла X в Реймсе.
1826. - Назначение R. на пост корол. композитора и генерального инспектора пения - 11 VI. Пост. в Лисабоне фарса "Адина, или Калиф Багдадский".
1827. - Получение почетной должности в корол. свите, утверждение членом Совета по управлению корол. муз. школами и членом комитета т-ра "Корол. академия музыки и танца".
1829. - 3 VIII. Пост. "Вильгельма Телля".- Награждение R. орденом Почетного легиона.- Отъезд с женой в Болонью.
1830. - Сентябрь. Возвращение в Париж.
1831. - Посещение Испании. Получение заказа от архидьякона Севильи дона M. P. Варела на написание Stabat mater - Возвращение в Париж. - Тяжелое нервное заболевание.
1832. - Знакомство с Олимпией Пелисье (впоследствии вторая жена R.).
1836. - Получение от франц. правительства пожизненной пенсии.- Возвращение в Болонью.
1837. - Разрыв с И. Кольбран-Россини.
1839. - Ухудшение здоровья.- Получение звания почетного президента комиссии по реформе Болонского муз. лицея (становится его постоянным консультантом).
1842. - Исп. Stabat mater в Париже (7 I) и в Болонье (13 III, под упр. Г. Доницетти).
1845. - 7 X. Смерть И. Кольбран.- Назначение R. на пост. директора Болонского муз. лицея.
1846. - 21 VIII. Женитьба на О. Пелисье.
1848. - Переезд с женой во Флоренцию.
1855. - Отъезд с женой из Италии. Жизнь в Париже.
1864. - 14 III. Исп. "Маленькой торжественной мессы" во дворце графа Пийе-Виль.
1867. - Осень. Ухудшение состояния здоровья.
1868. - 13 XI. Смерть R. в Пасси, близ Парижа.- 15 XI. Погребение на кладбище Пер-Лашез.
1887. - 2 V. Перенесение праха R. во Флоренцию, в церковь Санта-Кроче.
Сочинения : оперы - Деметрио и Полибио (1806, пост. 1812, т-р "Балле", Рим), Вексель на брак (La cambiale di matrimonio, 1810, т-р "Сан-Моизе", Венеция), Странный случай (L"equivoco stravagante, 1811, "Театро дель Корсо", Болонья), Счастливый обман (L"inganno felice, 1812, т-р "Сан-Моизе", Венеция), Кир в Вавилоне (Ciro in Babilonia,1812, т-р "Муниципале", Феррара), Шёлковая лестница (La scala di seta, 1812, т-р "Сан-Моизе", Венеция), Пробный камень (La pietra del parugone, 1812, т-р "Ла Скала", Милан), Случай делает вором, или Перепутанные чемоданы (L"occasione fa il ladro, ossia Il cambio dйlia valigia, 1812, т-р "Сан-Моизе", Венеция), Синьор Брускино, или Случайный сын (Il signor Bruschino, ossia Ilfiglio per azzardo, 1813, там же), Танкред (1813, т-р "Фениче", Венеция), Итальянка в Алжире (L"italiana in Algeri, 1813, т-р "Сан-Бенедетто", Венеция), Аврелиан в Пальмире (Aureliano in Palmira, 1813, т-р "Ла Скала", Милан), Турок в Италии (Il turco in Italia, 1814, там же), Сигизмондо (1814, т-р "Фениче", Венеция), Елизавета, королева Англии (Elisabetta, regina d"Inghilterra, 1815, т-р "Сан-Карло", Неаполь), Торвальдо и Дорлиска (1815, т-р "Балле", Рим), Альмавива, или Тщетная предосторожность (Almaviva, ossia L"inutile precauzione; известна под назв. Севильский цирюльник - Il barbiere di Siviglia, 1816, т-р "Арджентина", Рим), Газета, или Брак по конкурсу (La gazzetta, ossia Il matrimonio per concorso, 1816, т-р "Фьорентини", Неаполь), Отелло, или Венецианский мавр (Otello, ossia Il тоrо di Venezia, 1816, т-р "Дель Фондо", Неаполь), Золушка, или Торжество добродетели (Cenerentola, ossia La bontа in trionfo, 1817, т-р "Балле", Рим), Сорока-воровка (La gazza ladra, 1817, т-р "Ла Скала", Милан), Армида (1817, т-р "Сан-Карло", Неаполь), Аделаида Бургундская (Adelaide di Borgogna, 1817, т-р "Арджентина", Рим), Моисей в Египте (Mose in Egitto, 1818, т-р "Сан-Карло", Неаполь; франц. ред. - под назв. Моисей и фараон, или Переход через Красное море - Moпse et pharaon, ou Le passage de la mer Rouge, 1827, "Корол. академия музыки и танца", Париж), Адина, или Калиф Багдадский (Adina о Il califfo di Bagdado, 1818, пост. 1826, т-р "Сан-Карло", Лисабон), Риччардо и Зораида (1818, т-р "Сан-Карло", Неаполь), Эрмиона (1819, там же), Эдуарде и Кристина (1819, т-р "Сан-Бенедетто", Венеция), Дева озера (La donna del lago, 1819, т-р "Сан-Карло", Неаполь), Бьянка и Фальеро, или Совет трёх (Bianca е Faliero, ossia II consiglio dei tre, 1819, т-р "Ла Скала", Милан), "Магомет II" (1820, т-р "Сан-Карло", Неаполь; франц. ред. - под назв. Осада Коринфа - Le siиge de Corinthe, 1826, "Корол. академия музыки и танца", Париж), Матильда ди Шабран, или Красота и железное сердце (Matilde di Shabran, ossia Bellezza e cuor di ferro, 1821, т-р "Аполло", Рим), Зельмира (1822, т-р "Сан-Карло", Неаполь), Семирамида (1823, т-р "Фениче", Венеция), Путешествие в Реймс, или Гостиница Золотой лилии (Il viaggio a Reims, ossia L"albergo del giglio d"oro, 1825, "Театр Итальен", Париж), Граф Ори (Le comte Ory, 1828, "Корол. академия музыки и танца", Париж), Вильгельм Телль (1829, там же); пастиччо (из отрывков опер Р.) - Айвенго (Ivanhoe, 1826, т-р "Одеон", Париж), Завещание (Le testament, 1827, там же), Чиндерелла (1830, т-р "Ковент-Гарден", Лондон), Роберт Брюс (1846, "Корол. академия музыки и танца", Париж), Едем в Париж (Andremo a Parigi, 1848, "Театр Итальен", Париж), Забавное происшествие (Un curioso accidente, 1859, там же); для солистов, хора и орк. - Гимн независимости (Inno dell`Indipendenza, 1815, т-р "Контавалли", Болонья), кантаты - Аврора (1815, изд. 1955, Москва), Свадьба Фетиды и Пелея (Le nozze di Teti e di Peleo, 1816, т-р "Дель Фондо", Неаполь), Искренняя дань уважения (Il vero omaggio, 1822, Верона), Счастливое предзнаменование (L"augurio felice, 1822, там же), Бард (Il bardo,1822), Священный союз (La Santa alleanza, 1822), Жалоба муз на смерть лорда Байрона (Il pianto dйlie Muse in morte di Lord Byron, 1824, зал Альмак, Лондон), Хор Муниципальной гвардии Болоньи (Coro dedicato alla guardia civica di Bologna, инструментован Д. Ливерани, 1848, Болонья), Гимн Наполеону III и его доблестному народу (Hymne б Napoleon et а son vaillant peuple, 1867, Дворец Индустрии, Париж), Национальный гимн (The national hymn, англ. нац. гимн, 1867, Бирмингем); для орк. - симфонии (D-dur, 1808; Es-dur, 1809, использована как увертюра к фарсу Вексель на брак), Серенада (1829), Военный марш (Marcia militare, 1853); для инструментов с орк. - Вариации для облигатных инструментов F-dur (Variazioni a piu strumenti obligati, для кларнета, 2 скрипок, виолы, виолончели, 1809), Вариации C-dur (для кларнета, 1810); для дух. орк. - фанфара для 4 труб (1827), 3 марша (1837, Фонтенбло), Корона Италии (La corona d"Italia, фанфара для воен. орк., приношение Виктору Эммануилу II, 1868); камерно-инстр. ансамбли - дуэты для валторн (1805), 12 вальсов для 2 флейт (1827), 6 сонат для 2 скр., влч. и к-баса (1804), 5 струн. квартетов (1806-08), 6 квартетов для флейты, кларнета, валторны и фагота (1808-09), Тема с вариациями для флейты, трубы, валторны и фагота (1812); для фп. - Вальс (1823), Веронский конгресс (Il congresso di Verona, в 4 руки, 1823), Дворец Нептуна (La reggia di Nettuno, в 4 руки, 1823), Душа чистилища (L"вme du Purgatoire, 1832); для солистов и хора - кантата Жалоба Гармонии на смерть Орфея (Il pianto d"Armonia sulla morte di Orfeo, для тенора, 1808), Смерть Дидоны (La morte di Didone, сценич. монолог, 1811, исп. 1818, т-р "Сан-Бенедетто", Венеция), кантата (для 3 солистов, 1819, т-р "Сан-Карло", Неаполь), Партенопа и Игея (для 3 солистов, 1819, там же), Благодарность (La riconoscenza, для 4 солистов, 1821, там же); для голоса с орк. - кантата Пастушеское приношение (Omaggio pastorale, для 3 голосов, к торжеств. открытию бюста Антонио Кановы, 1823, Тревизо), Песнь Титанов (Le chant des Titans, для 4 басов в унисон, 1859, исп. 1861, Париж); для голоса с фп. - кантаты Элье и Ирена (для 2 голосов, 1814) и Жанна д"Арк (1832), Музыкальные вечера (Soirйes musicales, 8 ариетт и 4 дуэта, 1835); 3 вок. квартета (1826-27); Упражнения для сопрано (Gorgheggi e solfeggi per soprano. Vocalizzi e solfeggi per rendere la voce agile ed apprendere a cantare secondo il gusto moderno, 1827); 14 альбомов вок. и инстр. пьес и ансамблей, объединённых под назв. Грехи старости (Pйchйs de vieillesse: Альбом итальянских песен - Album per canto italiano, Французский альбом - Album franзais, Сдержанные пьесы - Morceaux rйservйs, Четыре закуски и четыре десерта - Quatre hors d"oeuvres et quatre mendiants, для фп., Альбом для фп., скр., влч., гармониума и валторны; мн. др., 1855-68, Париж, не изд.); духовная музыка - Graduate (для 3 муж. голосов, 1808), месса (для муж. голосов, 1808, исп. в Равенне), Laudamus (ок. 1808), Qui tollis (ок. 1808), Торжественная месса (Messa solenne, совм. с П. Раймонди, 1819, исп. 1820, церковь Сан-Фернандо, Неаполь), Cantemus Domino (для 8 голосов с фп. или органом, 1832, исп. 1873), Ave Maria (для 4 голосов, 1832, исп. 1873), Quoniam (для баса и орк., 1832), Stabat mater (для 4 голосов, хора и орк., 1831-32, 2-я ред. 1841-42, исп. 1842, зал Вантадур, Париж), 3 хора - Вера, Надежда, Милосердие (La foi, L"espйrance, La charitй, для жен. хора и фп., 1844), Tantum ergo (для 2 теноров и баса), 1847, церковь Сан-Франческо деи Минори Конвентуали, Болонья), О Salutaris Hostia (для 4 голосов 1857), Маленькая торжественная месса (Petite messe solennelle, для 4 голосов, хора, гармониума и фп., 1863, исп. 1864, в доме графа Пийе-Виль, Париж), то же (для солистов, хора и орк., 1864, исп. 1869, "Театр Итальен", Париж), Мелодия Реквиема (Chant de Requiem, для контральто и фп., 1864); музыка к спектаклям драм. т-ра - Эдип в Колоне (к трагедии Софокла, 14 номеров для солистов, хора и орк., 1815-16?). Письма : Lettere inedite, Siena, 1892; Lettere inedite, Imola, 1892; Lettere, Firenze, 1902. Литература : Серов А. Н., "Граф Ори", опера Россини, "Музыкальный и театральный вестник", 1856, No 50, 51, то же в его кн.: Избранные статьи, т. 2, М., 1957; его же, Rossini. (Coup d"oeil critique), "Journal de St.-Pйtersbourg", 1868, No 18-19, то же в его кн.: Избранные статьи, т. 1, М., 1950; Хохловкина А., "Севильский цирюльник" Дж. Россини, М., 1950, 1958; Синявер Л., Джоаккино Россини, М., 1964; Бронфин Е., Джоаккино Россини. 1792-1868. Краткий очерк жизни и творчества, М.-Л., 1966; eл же, Джоаккино Россини. Жизнь и творчество в материалах и документах, М., 1973; Джоаккино Россини. Избранные письма, высказывания, воспоминания, ред.-сост., автор вступит. статьи и прим. E. Ф. Бронфин, Л., 1968; Stendhal, Vie de Rossini, P., 1824 (рус. пер. - Стендаль, Жизнь Россини, Собр. соч., т. 8, М., 1959); Саrpani G., Le Rossiniane, Padua, 1824; Оrtigue J. d", De la guerre des dilettanti, ou de la rйvolution opйrйe par M. Rossini dans l"opйra franзais, P., 1829; Berlioz G., Guillaume Tell, "Gazette musicale de Paris", 1834, 12, 19, 26 octobre, 2 novembre (рус. пер. - Берлиоз Г., "Вильгельм Телль", в его кн.: Избранные статьи, М., 1956); Escudier M. et L., Rossini, P., 1854; Mireсоurt E. de, Rossini, P., 1855; Hiller Р., Aus dem Tonleben unserer Zeit, Bd 2, Lpz., 1868; Edwards H., Rossini, L., 1869; его жe, Rossini and his school, L., 1881, 1895; Rougin A., Rossini, P., 1870; Wagner R., Gesammelte Schriften und Dichtungen, Bd 8, Lpz., 1873; Hansliсk E., Die moderne Oper. Kritiken und Studien, В., 1875, 1892; Naumann E., Italienische Tondichter von Palestrina bis auf die Gegenwart, В., 1876; Dauriас L., Rossini, P., 1905; Sandberger A., Rossiniana, "ZIMG", 1907/08, Bd 9; Istel E., Rossiniana, "Die Musik", 1910/11, Bd 10; Saint-Saлns C., Ecole buissonniиre, P., 1913, p. 261-67; Para G., Gioacchino Rossini, Torino, 1915; Сurzon H. de, Rossini, P., 1920; Radiciotti G., Gioacchino Rossini, vita documentata, opere ed influenza su l"arte, t. 1-3, Tivoli, 1927-29; его же, Anedotti autentici, Roma, 1929; Rrоd"hоmme J.-G., Rossini and his works in France, "MQ", 1931, v. 17; Tоуe F., Rossini, L.- N. Y., 1934, 1955; Faller H., Die Gesangskoloratur in Rossinis Opern..., В., 1935 (Diss.); Praccarolli A., Rossini, Verona, 1941, Mil., 1944; Вассhelli R., Gioacchino Rossini, Torino, 1941, Mil., 1954; его же, Rossini о esperienze rossiniane, Mil., 1959; Rfister K., Das Leben Rossinis, W., 1948; Franzйn N. O., Rossini, Stockh., 1951; Kuin J. P. W., Goacchino Rossini, Tilburg, 1952; Gozzano U., Rossini, Torino, 1955; Rоgnoni L., Rossini, (Parma), 1956; Weinstock H., Rossini. A biography, N. Y., 1968; "Nuova Rivista musicale italiana", 1968, Anno 2, No 5, sett./oct. (номер посв. Р.); Harding J., Rossini, L., 1971, то же, N. Y., 1972. E. P. Бронфин.

Музыкальная энциклопедия. - М.: Советская энциклопедия, Советский композитор . Под ред. Ю. В. Келдыша . 1973-1982 .

«В 14 ЛЕТ В СПИСКЕ ВЗЯТЫХ ИМ «КРЕПОСТЕЙ» ЗНАЧИЛОСЬ СТОЛЬКО ЖЕНЩИН, СКОЛЬКО БЫВАЕТ ЛИШЬ У ОПЫТНЫХ ЛОВЕЛАСОВ...»

«СОЛНЦЕ ИТАЛИИ»

Джоаккино Россини - великий итальянский композитор, создатель многочисленных опер и удивительно ярких и красивых мелодий, блестящий собеседник и острослов, жизнелюб и донжуан, гурман и кулинар.

«Упоительный», «сладчайший», «пленительный», «утешительный», «солнечный»... Какими только эпитетами не награждали Россини его современники. Под обаянием его музыки находились самые просвещенные люди разных времен и народов. Александр Пушкин писал в «Евгении Онегине»:

Но уж темнеет вечер синий,

Пора нам в Оперу скорей:

Там упоительный Россини,

Европы баловень - Орфей.

Не внемля критике суровой,

Он вечно тот же, вечно новый,

Он звуки льет - они кипят,

Они текут, они горят,

Как поцелуи молодые,

Все в неге, в пламене любви,

Как закипевшего аи

Струя и брызги золотые...

Оноре де Бальзак, прослушав «Моисея» Россини, сказал: «эта музыка поднимает склоненные головы и вселяет надежду в самые ленивые сердца». Устами своего любимого героя Растиньяка французский писатель говорит: «Вчера у итальянцев давали «Севильского цирюльника» Россини. Я никогда прежде не слышал такой сладостной музыки. Боже! Есть же счастливцы, которые имеют ложу у итальянцев».

Немецкий философ Гегель, приехав в сентябре 1824 года в Вену, решил посетить один из спектаклей Итальянского оперного театра. Прослушав «Отелло» Россини, он написал жене: «Пока у меня хватит денег, чтобы ходить в итальянскую оперу и оплатить обратный проезд, я остаюсь в Вене». За месяц пребывания в столице Австрии, философ по разу посетил все спектакли театра, и 12 раз (!) оперу «Отелло».

Чайковский, впервые прослушав «Севильского цирюльника», записал в дневнике: ««Севильский цирюльник» останется навсегда неподражаемым образцом... Той непритворной, беззаветной, неудержимо захватывающей веселости, какою брызжет каждая страница «Цирюльника», того блеска и изящества мелодии и ритма, которыми полна эта опера, - нельзя найти ни у кого».

Генрих Гейне, один из самых привередливых и злоязычных людей своего времени, был совершенно обезоружен музыкой итальянского гения: «Россини, божественный маэстро, - солнце Италии, расточающее свои звонкие лучи всему миру! Я... восхищаюсь твоими золотыми тонами, звездами твоих мелодий, твоими искрящимися мотыльковыми грезами, так любовно порхающими надо мной и целующими сердце мое устами граций! Божественный маэстро, прости моими бедным соотечественникам, которые не видят твоей глубины, - ты прикрыл ее розами...»

Стендаль, бывший свидетелем бешеного успеха итальянского композитора, констатировал: «Слава Россини может быть ограничена только пределами вселенной».

ШЕВЕЛИТЬ УШАМИ - ЭТО ТОЖЕ ТАЛАНТ

Отличники - хорошие исполнители, но миром правят троечники. Однажды один знакомый рассказал Россини о том, что некий коллекционер собрал большую коллекцию орудий пыток всех времен и народов. «А было ли в этой коллекции фортепиано?» - поинтересовался Россини. «Конечно, нет», - с удивлением отозвался собеседник. «Значит, в детстве его не учили музыке!» - вздохнул композитор.

В детстве будущая знаменитость Италии не подавала никаких надежд на светлое будущее. Несмотря на то, что Россини родился в музыкальной семье, два несомненных таланта, которые он сумел обнаружить, было умение шевелить ушами и спать в любой обстановке. Необычайно живой и экспансивный по натуре, юный Джоаккино избегал всяческой учебы, предпочитая ей шумные игры на свежем воздухе. Его счастье - это сон, вкусная еда, хорошее вино, компания уличных сорвиголов и разнообразные веселые проказы, по части которых он был настоящий мастак. Он так и остался малограмотным человеком: его письма, всегда содержательные и остроумные, полны чудовищных грамматических ошибок. Но это ли повод для огорчения?

Вы плохо знаете орфографию...

Тем хуже для орфографии!

Родители настойчиво пытались обучить его семейной профессии - напрасное дело: дальше гамм дело не сдвинулось. Родители решают: чем видеть такое мученическое лицо Джоаккино всякий раз, когда приходит учитель музыки, уж лучше отдать его в обучение к кузнецу. Физическая работа, может быть, ему больше понравится. Через короткое время выяснилось, что кузнечное дело сыну трубача и оперной певицы также не нравится. Зато, кажется, этот маленький разгильдяй понял, что куда приятнее и легче постукивать по клавишам чембало, чем громыхать тяжелым молотом по разным железякам. С Джоаккино происходит приятное преображение, он как будто проснулся - стал прилежно учиться и школьным премудростям, и, главное, музыке. И что еще удивительней, в нем неожиданно обнаружился новый талант - феноменальная память.

В 14 лет Россини поступил в Болонский музыкальный лицей, где стал первым учеником, а вскоре и сравнялся со своими учителями. Блестящая память и здесь была кстати: однажды он записал музыку целой оперы, прослушав ее всего два или три раза... Вскоре Россини начал дирижировать оперными спектаклями. К этому времени относятся первые творческие опыты Россини - вокальные номера для странствующей труппы и одноактная комическая опера «Вексель на брак». Заслуги в музыкальном искусстве были оценены по достоинству: в 15 лет Россини уже был увенчан лаврами Болонской филармонической академии, став таким образом самым молодым академиком Италии.

Хорошая память никогда не изменяла ему. Даже в старости. Сохранился рассказ о том, как однажды на одном из вечеров, где, кроме Россини, присутствовал и Альфред Мюссе, молодой французский поэт, приглашенные по очереди читали свои стихи и отрывки из произведений. Мюссе прочел публике свою новую пьесу - стихов приблизительно в шестьдесят. Когда он закончил читать, раздались аплодисменты.

Ваш покорный слуга, - поклонился Мюссе.

Извините, но этого никак не может быть: эти стихи я учил еще в школе! И, между прочим, помню до сих пор!

С этими словами композитор слово в слово повторил стихи, только что произнесенные Мюссе. Поэт покраснел до корней волос и ужасно разволновался. От растерянности он сел на диван и стал бормотать что-то невнятное. Россини, видя реакцию Мюссе, быстро подошел к нему, дружески пожал руку, и сказал с виноватой улыбкой:

Простите меня, дорогой Альфред! Это, конечно же, ваши стихи. Во всем виновата моя память, только что совершившая эту литературную кражу.

КАК СХВАТИТЬ ФОРТУНУ ЗА ЮБКУ?

Искусство говорить комплименты - одно из самых важных умений, какое должен освоить всякий мужчина, мечтающий об успехе в делах и, особенно, личной жизни. Психолог Эрик Берн советовал всем стеснительным юношам побольше шутить в присутствии предмета любви. «Скажите ей, - поучал он, - например, что-нибудь вроде этого: «Панегирики всех любящих вечности, трижды умноженные, стоят только половины твоих чар. Десять тысяч радостей из волшебной сумочки из оленьей кожи - не больше тутовой ягодки, в сравнении с гранатом, который сулит одно прикосновение твоих губ...». Если она этого не оценит, она не оценит ничего иного, что вы можете ей предложить, и лучше вам о ней забыть. Если она одобрительно засмеется, - вы уже наполовину победили».

Есть люди, которым нужно старательно учиться, чтобы выражать свои чувства столь изящно и оригинально - таких большинство. Но есть и такие, кто получил это умение как будто с рождения. Эти счастливчики все делают легко и непринужденно: словно играя, очаровывают, увлекают, соблазняют и... также легко ускользают. К их числу принадлежал и Джоаккино Россини.

«Женщины ошибаются, считая, что все мужчины одинаковы. А мужчины ошибаются, считая, что все женщины разные», - однажды пошутил он. Уже в 14 лет в списке взятых им «крепостей» значилось столько женщин, сколько бывает иногда лишь у зрелых мужчин и опытных ловеласов. Приятная внешность служила только дополнением к другим, более важным его достоинствам - остроумию, находчивости, всегда хорошему настроению, подкупающей обходительности, умению говорить приятные вещи и вести увлекательный разговор. А уж в искусстве расточать комплименты ему вообще трудно было найти достойного соперника. К тому же он был щедрый угодник: мазал словесным елеем всех женщин без разбора. В том числе и тех, с кем, по его словам, «можно было целоваться только с закрытыми глазами».

В нужное время и в нужном месте он, начинающий композитор, встречается с Марией Марколини, одной из самых выдающихся певиц своего времени. Она обращает внимание на улыбающегося красавчика-музыканта и сама начинает с ним разговор: «Любите ли вы музыку?» - «Обожаю». - «А певиц тоже... любите?» - «Если они похожи на вас, обожаю, так же, как музыку». Марколини с вызовом смотрит ему прямо в глаза: «Маэстро, но это едва ли не признание в любви!» - «Почему едва ли? Оно вырвалось так непроизвольно, и я не собираюсь от него отрекаться. Вы можете эти мои слова принять за легкий ветерок, щекочущий уши, и отпустить их на волю. Но я поймаю их и верну вам - с большим удовольствием». Красавица смеется: «Думаю, мы с вами прекрасно поладим, Джоаккино. Почему бы вам не написать для меня новую оперу?..». Вот так, не тушуясь, с наскока, можно, как говорят итальянцы, «схватить фортуну за юбку»!

Однажды какой-то журналист задал Россини вопрос: «Маэстро, вам все в жизни дается легко: слава, деньги, любовь публики!.. Признайтесь, как вам удалось стать любимцем фортуны?» - «Действительно, удача любит меня, - с улыбкой отвечал Россини, - но лишь по одной простой причине: фортуна - женщина и презирает тех, кто робко клянчит ее любви. Я же не обращаю на нее внимания, но при этом крепко держу эту ветреницу за подол ее роскошного платья!..»

КТО ТАМ ТАК ФАЛЬШИВО МЯУКАЕТ?

Сумасбродный весельчак и авантюрист, бесконечно жизнерадостный выдумщик всяких розыгрышей и шуток, забавный жуир, всегда готовый откликнуться на манящую женскую улыбку, нежный взгляд или записочку, сколько раз он оказывался в смешных, пикантных и даже опасных для жизни ситуациях! «Мне случалось, - признавался он, - иметь необыкновенных соперников; в течение всей моей жизни я по три раза в год переезжал из города в город и менял друзей...».

Однажды в Болонье одна из его любовниц, графиня Б., жившая в Милане, покинув дворец, мужа, детей, позабыв о своей репутации, приехала в один прекрасный день в комнату, которую он занимал в более чем скромной гостинице. Встретились они очень нежно. Однако вскоре по неосторожности незапертая дверь раскрылась и... на пороге показалась еще одна любовница Россини - княгиня К., самая знаменитая красавица Болоньи. Не долго думая, дамы сцепились в рукопашной. Россини попытался вмешаться, но разнять дерущихся дам ему оказалось не под силу. Во время этой валтузни, - вот уж правда: беда не приходит одна! - вдруг раскрывается дверца шкафа и... взору беснующихся дам предстает полуголая графиня Ф. - еще одна любовница маэстро, все это время тихо сидевшая у него в шкафу. Что было дальше история, как говорится, умалчивает. Ибо главный герой этой «оперы-буфф», к этому моменту весьма благоразумно занявший место поближе к выходу, быстро схватив шляпу и плащ, стремительно покинул сцену. В тот же день, никого не предупредив, он уехал из Болоньи.

В другой раз ему повезло несколько меньше. Однако, чтобы понять суть произошедшего далее, сделаем небольшую ремарку и перескажем один из любимых анекдотов Россини. Итак: французский герцог Карл Смелый был воинственным малым и в делах войны взял себе за образец знаменитого полководца - Ганнибала. Его имя он поминал на каждом шагу, по поводу и без повода: «Я гнался за ним, как Ганнибал за Сципионом!», «Это поступок, достойный Ганнибала!», «Ганнибал был бы тобой доволен!» и так далее. В сражении при Муртене Карл был наголову разбит и вынужден был бежать с поля боя в своей карете. Придворный шут, удирая вместе со своим господином, бежал рядом с каретой и, время от времени заглядывая в нее, выкрикивал: «Эк нас отганнибалили!».

Хороший анекдот, не правда ли? Но вернемся к Россини. В Падуе, куда он вскоре приехал, ему приглянулась одна очаровательная молодая особа, известная, как и он сам, своими причудами. Однако причуды эти - только полбеды. У очаровательницы, к несчастью, был крайне ревнивый и воинственный покровитель, неустанно следивший за своей подопечной. Чтобы разделить с красавицей запретный плод, как потом рассказывал сам Россини, «меня каждый раз в три часа утра заставляли мяукать по-кошачьи; а так как я был композитором и гордился мелодичностью своей музыки, то от меня потребовали, чтобы, мяукая, я брал фальшивые ноты...»

Неизвестно, то ли мяукал Россини излишне фальшиво, а, может быть, и чересчур громко, - от любовного-то нетерпения! - но однажды с заветного балкона, вместо обычного отзыва «Мур-мур-мур...», на него обрушился водопад зловонных помоев. Униженный и обгаженный с головы до ног, незадачливый любовник под злобный смех ревнивца и его слуг, доносившийся с балкона, поспешил домой... «Эк нас отганнибалили!» - то и дело восклицал он по дороге.

Что ж, видно, и у любимчиков фортуны бывают осечки!

«Обычно мужчины преподносят подарки красавицам, за которым ухаживают, - признавался Россини, - а у меня все было наоборот - красавицы делали подарки мне, и я им не мешал... Да, я многое не мешал им делать!». Он не искал женщин - они искали его. Он не просил их ни о чем - они умоляли его о внимании к себе и любви. Казалось бы, об этом можно только мечтать. Но и здесь, представьте себе, есть свои неудобства. Излишне шумная женская ревность преследовала Россини столь же назойливо, как и нешуточный и даже опасный для жизни гнев обманутых мужей, заставляя все время менять гостиницы, города и даже страны. Иной раз доходило до того, что женщины сами предлагали ему деньги за ночь любви с «божественным маэстро». Для уважающего себя мужчины, тем более итальянца, это уже позор. Тогда дамы пускались на хитрость и приходили к Россини с просьбой брать у него уроки музыки. Чтобы отпугнуть нежеланных учениц, маэстро заламывал за свои музыкальные консультации невиданные цены. Однако богатые стареющие дамы с радостью платили требуемую сумму. Россини по этому поводу говорил:

Хочешь - не хочешь, а приходится богатеть... Но какова цена! Ах, если бы хоть кто-нибудь знал, какие муки приходится мне терпеть, слушая голоса этих престарелых певиц, которые скрипят, будто несмазанные дверные петли!

ЧУДОВИЩНО ВЛЮБЛЕННАЯ ЖЕНЩИНА

Однажды, вернувшись из очередного концертного турне, Россини поведал своим друзьям о приключении, случившимся с ним в одном провинциальном городе, где он ставил свою оперу «Танкред». Главную партию в ней исполняла одна очень известная певица - дама необычайно высокого роста и не менее внушительного объема.

Я дирижировал, сидя, как всегда, на своем месте в оркестре. Когда на сцене появился Танкред, я был восхищен красотой и величественным видом певицы, исполнявшей партию главного героя. Она была уже немолода, но еще довольно привлекательна. Высокая, хорошо сложенная, со сверкающими глазами, в шлеме и доспехах она выглядела действительно очень воинственно. Вдобавок ко всему пела она великолепно, с большим чувством, так что после арии «О, родина, неблагодарная родина...» я закричал: «Браво, брависсимо!», а публика бурно зааплодировала. Певица была, видимо, очень польщена моим одобрением, потому что до конца акта не переставала бросать на меня весьма выразительные взгляды. Я решил, что мне позволено зайти к ней в уборную, чтобы поблагодарить за исполнение. Но едва я переступил порог, певица, словно обезумев, схватила горничную за плечи, вытолкала вон и заперла дверь на ключ. Потом она бросилась ко мне и в величайшем возбуждении воскликнула: «Ах, наконец-то настал момент, которого я так ждала! В моей жизни была только одна мечта - познакомиться с вами! Маэстро, мой кумир, обнимите меня!»

Представляете эту сцену: высоченная - я едва доставал ей до плеча - могучая, вдвое толще меня, к тому же в мужском костюме, в латах, она бросается ко мне, такому крохотному рядом с ней, прижимает к груди - к какой груди! - и сжимает в удушающем объятии. «Синьора, - говорю я ей, - не раздавите меня! Нет ли у вас хотя бы скамеечки, чтоб я мог оказаться на должной высоте. И потом этот шлем и эти латы...» - «Ах да, конечно, я же еще не сняла шлем... Я совсем сошла с ума, не знаю, что и делаю!» И она резким движением сбрасывает шлем, но он цепляется за латы. Она пытается оторвать его, но не может. Тогда она хватает кинжал, висящий у нее на боку, и одним ударом рассекает картонные латы, представляя моему изумленному взору нечто отнюдь не воинское, а весьма женственное, что находилось под ними. От героического Танкреда остались лишь нарукавники и наколенники.

«Боже милостивый! - кричу я. - Что вы сделали?» - «Какое это имеет значение сейчас, - отвечает она. - Я хочу вас, маэстро! Я хочу тебя...» - «А спектакль? Вам же надо выходить на сцену!» Это замечание, похоже, вернуло ее к действительности, но не совсем, и волнение ее не прошло, судя по безумному взгляду и нервному возбуждению. Я, однако, воспользовался этой краткой паузой, выскочил из уборной и бросился искать горничную. «Скорее, скорее! - сказал я ей. - У вашей хозяйки беда, сломались латы, надо срочно поправить их. Через несколько минут ее выход!» А сам поспешил занять свое место в оркестре. Но ждать ее выхода пришлось долго. Антракт длился дольше обычного, публика начала возмущаться и наконец подняла такой шум, что инспектор сцены вынужден был выйти к рампе. И публика с изумлением узнала, что у синьорины певицы, которая исполняет роль Танкреда, не в порядке латы и она просит разрешения выйти на сцену в плаще. Публика возмущена, выражает неудовольствие, но синьорина появляется без доспехов, только в плаще. Я же, едва закончился спектакль, немедленно уехал в Милан и, надеюсь, мне больше никогда не доведется встретить эту огромную и чудовищно влюбленную женщину...

«КАК ВАШЕ ИМЯ?» - «Я ДОВОЛЕН!»

Никакие происшествия не способны его образумить. Как-то в Вене он встретил славную компанию молодых повес, которые, как и он, следовали известному принципу средневековых трубадуров - «Вино, женщины и песни». Россини не знал ни слова по-немецки, кроме разве что одной-единственной фразы: «Ich bin zufrieden» - «Я доволен». Но это не мешало ему совершать экскурсии по всем лучшим трактирам, дегустируя местные вина и блюда, и участвовать в веселых, хотя и несколько сомнительных, прогулках с дамами «не строгого поведения» за город.

Как и следовало ожидать, и на этот раз не обошлось без скандала. «Однажды, прогуливаясь но улицам Вены, - делился позднее своими впечатлениями Россини, - я стал свидетелем драки между двумя цыганами, из которых один, получив страшный удар кинжалом, свалился на тротуар. Тотчас же собралась огромная толпа. Как только я хотел выбраться из нее, ко мне подошел полицейский и очень возбужденно сказал несколько слов по-немецки, из которых я ничего не понял. Я ему очень вежливо ответил: «Ich bin zufrieden». Вначале он опешил, а потом, взяв на два тона выше, разразился тирадой, свирепость которой, мне казалось, возрастала на непрерывном crescendo в то время, как я на diminuendo все более вежливо и почтительно повторял перед этим вооруженным человеком свои «ich bin zufrieden». Вдруг побагровев от ярости, он позвал другого полицейского, и оба с пеной у рта схватили меня под руки. Все, что я мог понять из их выкриков, это были слова «полицейский комиссар».

К счастью, когда они меня повели, навстречу попалась карета, в которой ехал русский посол. Он спросил, что здесь происходит. После короткого объяснения на немецком языке эти молодцы меня отпустили, всячески извиняясь. Правда, смысл их словесных реверансов я понял только по их выражавшим отчаяние жестам и бесконечным поклонам. Посол посадил меня в свою карету и объяснил, что полицейский вначале спросил меня только об имени, чтобы в случае надобности вызвать как свидетеля совершенного на моих глазах преступления. В конце концов он выполнял свой долг. Но мои бесконечные zufrieden настолько вывели его из себя, что он принял их за издевательство и пожелал доставить меня к комиссару, чтобы тот внушил мне уважение к полиции. Когда посол сказал полицейскому, что меня можно извинить, так как я не знаю немецкого языка, тот возмутился: «Этот? Да он говорит на чистейшем венском диалекте!». «Тогда будьте вежливы... и на чистом венском наречии!»...»

Говоря без преувеличения, биография Россини - это наполовину факты, наполовину анекдоты. Россини и сам был известен как первоклассный поставщик всевозможных рассказов и острот. Что в них правда, а что выдумка - не будем гадать. В любом случае они почти всегда соответствуют характеру композитора, его необыкновенному жизнелюбию, душевной простоте и легкости. Один из самых любимых его рассказов повествует о парижском шарманщике.

Однажды под окнами дома, в котором поселился, приехав в Париж, композитор, раздались в высшей степени фальшивые звуки старой шарманки. Только потому, что одна и та же мелодия повторялась несколько раз, Россини вдруг с изумлением узнал в ней невероятно искаженную тему из увертюры к своей опере «Вильгельм Телль». До крайности рассерженный, он открыл окно и хотел было приказать шарманщику немедленно уйти, но тут же передумал и весело крикнул уличному музыканту, чтобы тот поднялся наверх.

Скажи-ка, приятель, не играет ли твоя замечательная шарманка что-нибудь из музыки Галеви? - спросил он у шарманщика, когда тот появился в дверях. (Галеви - популярный оперный композитор, на то время - соперник и конкурент Россини. - А.К.)

Еще бы! «Дочь кардинала».

Отлично! - обрадовался Россини. - А ты знаешь, где он живет?

Конечно. Кто в Париже этого не знает?

Прекрасно. Вот тебе франк. Пойди и сыграй ему его «Дочь кардинала». Одну и ту же мелодию и, по крайней мере, раз шесть. Хорошо?

Шарманщик улыбнулся и покачал головой:

Не могу. Это ведь месье Галеви послал меня к вам. Однако он добрее вас: просил сыграть вашу увертюру только три раза.

«БЕЖ ЖУБОВ, КАК БЕЖ РУК...»

Красота - верительная грамота. Одна из маленьких слабостей маэстро - самовлюбленность. Он очень гордился своей внешностью. Однажды в беседе с неким важным служителем церкви, навестившим его в гостинице, он сказал: «Вы говорите о моей славе, а знаете ли вы, монсиньор, в чем мое настоящее право на бессмертие? В том, что я красивейший из людей нашего времени! Канова (знаменитый итальянский скульптор - А.К.) сказал мне, что собирается лепить с меня Ахилла!». С этими словами он выскакивает с постели и появляется перед очами римского прелата в костюме Адама: «Посмотрите на эту ногу! Посмотрите на эту руку! Я думаю, что когда человек так хорошо сложен, он может быть уверен в своем бессмертии...» Прелат открывает рот и начинает медленно пятиться к выходу. Довольный Россини заливается диким хохотом.

«Кто ест много сладкого, тот узнает, что такое зубная боль; кто потворствует своей похоти, тот приближает свою старость». Россини мог бы служить наглядным примером для этой цитаты из Авиценны. Чрезмерная работа (около 40 опер за 16 лет!), беспрестанные переезды и репетиции, немыслимое количество любовных связей, плюс самое натуральное обжорство превратили брызжущего здоровьем и энергией красавца в больного старика. Уже в тридцать четыре года он выглядел как минимум на десять лет старше. В тридцать девять лет он потерял все волосы на голове и зубы. Изменился и весь облик: его некогда стройную фигуру обезобразила тучность, уголки рта обвисли, губы, из-за отсутствия зубов, сморщились и втянулись, как у древней старухи, а подбородок наоборот выпятился, еще больше уродуя некогда красивое лицо.

Но Россини и сейчас большой охотник до удовольствий. Подвалы его дома переполнены бутылками и бочками с вином из разных стран. Это - подарки от бесчисленных поклонников, среди которых немало и августейших особ. Вот только смакует он эти подарки теперь все больше в одиночестве. Да и то тайком - врачи запрещают... То же самое и по части еды: приходится себя ограничивать. Только тут проблема не в каких-то запретах, а в отсутствии физической возможности есть то, что хотелось бы. «Без зубов, как украшения лица, - сетует он, преувеличенно шепелявя, - можно обойтись, но без зубов, как инструмента для еды, - к сожалению, невозможно...».

Свои искусственные зубы Россини носит с собой в платочке и демонстрирует всем любопытствующим. Вот только как-то подозрительно часто он роняет их (причем в самый неподходящий момент, прямо изо рта!) то в бульон, то, в минуты громкого хохота (смеяться по-другому маэстро не умеет), просто на пол, вызывая бурную реакцию в кругу эстетствующих синьор и чопорных синьоров. Над его зубными протезами не смеются, пожалуй, только ленивые да немые. Впрочем, маэстро, кажется, не в обиде, а, напротив, радуется и такой славе.

Художник Де Санктис, писавший портрет постаревшего композитора, отмечал: «У него красивейшая, идеальной формы голова, на ней нет ни единого волоска, и она такая гладкая и розовая, что светится, как алебастр...». Относительно своей «алебастровой» головы композитор также не комплексовал. Нет, он не демонстрировал ее всем подряд, как свои вставные зубы. Он искусно маскировал ее при помощи многочисленных и многообразных париков.

«У меня самая прекрасная шевелюра на свете, - сообщал он в одном из писем к знакомой даме, - вернее, даже самые прекрасные, потому что они имеются у меня на любой сезон и на все случаи жизни. Вы, наверное, полагаете, что я не должен говорить «моя шевелюра», потому что это чужие волосы? Но волосы-то действительно мои, потому что я купил их, причем заплатил немало. Они мои точно так же, как и одежда, которую я покупаю, поэтому мне кажется, я вполне справедливо могу считать своими эти чужие волосы, за которые я заплатил деньги».

Про парики Россини слагались легенды. Уверяли, будто их у него целая сотня. Париков, действительно, было много: разной фактуры, разных стилей, причесок, характера. Легкие и волнистые - для весенних дней, для жаркой солнечной погоды; строгие, важные и солидные - для пасмурных дней и торжественных случаев. Было и чисто россиниевское изобретение - парики с «моральным оттенком» (вероятно, для не очень красивых поклонниц...). Кроме того, у него имелись отдельные парики для свадеб, печальные парики для похорон, очаровательные парики для танцевальных вечеров, приемов и светских собраний, важные парики для присутственных мест, «легкомысленные» кудрявые парики для свиданий... Если кто-нибудь пытался шутить, удивляясь, что такой выдающийся человек, как Россини, имеет слабость к парикам, маэстро недоумевал:

Почему слабость? Раз я ношу парик, значит, у меня по крайней мере есть голова. Я знаю некоторых, даже очень важных людей, которым, вздумай они носить парик, не на что было бы надеть его...

«АРИСТОКРАТАМ НЕТ НАДОБНОСТИ ОБЛАГОРАЖИВАТЬСЯ...»

«Когда есть возможность, я всегда счастлив ничего не делать», - заявлял автор «Севильского цирюльника». Однако назвать Россини лентяем - не поворачивается язык. Написать 40 опер, а также еще более сотни других разножанровых музыкальных произведений - это огромный труд. Отчего же все говорят, что он образцовый лентяй?

Вот что сам говорил композитор по этому поводу: «Я вообще считаю, что человек превосходно чувствует себя только в постели, и убежден, что подлинное, естественное положение человека - горизонтальное. А вертикальное - на ногах, - наверное, придумал потом уже какой-нибудь тщеславный тип, захотевший прослыть оригиналом. Ну а поскольку на свете, к сожалению, сумасшедших достаточно, то человечество и было вынуждено принять вертикальное положение». Конечно, сказанное походит больше на шутку. Но она недалека от правды.

Россини сочинял свои знаменитые оперы не за роялем и не за столом, а, по преимуществу, в постели. Однажды, закутавшись с головой в одеяло, - на улице была зима, - он сочинял дуэт для новой оперы. Вдруг лист нотной бумаги выскользнул из его рук и упал под кровать. Вылезать из теплой уютной постели? Россини проще сочинить новый дуэт. Он так и поступил. Когда через некоторое время первый дуэт был извлечен (при помощи приятеля) из-под кровати, Россини приспособил его к другой опере - не пропадать же добру!

«Нужно всегда избегать труда, - утверждал Россини. - Говорят, труд облагораживает человека. Но это наводит меня на мысль, что именно по этой причине не трудятся многие благородные господа и аристократы - им нет надобности облагораживаться». Те, кто хорошо знал Россини, понимали, что маэстро вовсе не шутит.

«Гений, - утверждал знаменитый изобретатель Томас Эдисон, - это 1 процент вдохновения и 99 процентов потения». Кажется, это формула совсем не подходит для великого маэстро. Позволим себе смелое утверждение: огромное наследие итальянского композитора - итог не столько пролитого пота, сколько игры гения. Потеют таланты, гении же творят, играя. В своем деле, в сочинении музыки, Россини считал себя поистине всемогущим. Он из всего мог сделать «конфетку». Хорошо известно его высказывание: «Дайте мне хоть счет из прачечной, и я положу его на музыку». Бетховен удивлялся автору «Цирюльника»: «Россини... пишет с такой легкостью, что на сочинение одной оперы ему нужно столько недель, сколько годов потребовалось бы на это для немецкого композитора».

У гения Россини две стороны: одна - фантастическая плодотворность и легкость его музы, другая - пренебрежение к собственному дару, лень и «эпикурейство». Жизненная философия композитора сводилась к следующему: «Старайся избегать каких бы то ни было неприятностей, а если это не удается, пытайся как можно меньше огорчаться из-за них, никогда не переживай из-за того, что тебя не касается, никогда не выходи из себя, разве только в самых крайних случаях, потому что это всегда себе дороже, даже если ты прав, и особенно если ты прав. А главное - всегда заботься о том, чтобы не потревожить свой покой, этот дар богов».

Несмотря на то, что Россини писал свои оперы, в сравнении с другими композиторами, почти молниеносно, с ним нередко бывали случаи, когда он не успевал закончить партитуру в срок. Так было и с увертюрой к опере «Отелло»: премьера на носу, а увертюры все еще нет! Директор театра «Сан-Карло», не долго думая, заманил композитора в пустую комнату с решетками на окне и запер его в ней, оставив ему лишь тарелку со спагетти, и пообещав, что пока не будет последней ноты увертюры, Россини не выйдет из своей «тюрьмы» и не получит еды. Сидя взаперти, композитор очень быстро закончил увертюру.

Так же было и с увертюрой к опере «Сорока-воровка», которую он сочинял в тех же условиях, запертым в комнате, причем сочинял ее в день премьеры! Под окном «тюрьмы» стояли рабочие сцены и ловили готовые листы с нотами, затем бежали к нотным переписчикам. Разъяренный директор театра приказал людям, охранявшим Россини: если листы нотной партитуры не будут выбрасываться из окна, тогда из окна вышвырните самого композитора!

Отсутствие изысканной еды, вина, мягкой постели и других привычных удовольствий только подстегивали и без того энергичную музу Россини. (Кстати, не оттого ли в его операх так много быстрой музыки?) Кроме того, еще одним стимулом к скорейшему завершению оперы служили и угрозы директора театра - Доменико Барбайя, у которого Россини предательски «увел» любовницу, красивую и состоятельную прима-певицу Изабеллу Кольбран, женившись на ней. Ходили слухи, будто бы Барбайя хотел даже вызвать маэстро на поединок... Но вот сейчас он запер его в тесной комнате и ждет от него всего лишь какой-то увертюры. Кажется, наш композитор легко отделался: ему проще написать десяток увертюр, чем участвовать в дуэли и рисковать жизнью. Хоть Россини, конечно, и гений, но он явно не герой...

ЗДРАВОМЫСЛЯЩИЙ ТРУС

Однажды в Болонье, еще будучи молодым и малоизвестным музыкантом, Россини написал революционную песню, воодушевлявшую итальянцев на борьбу за освобождение от австрийского ига. Молодой композитор понимал, что после этого ему совсем не безопасно оставаться в городе, занятом австрийскими войсками. Однако уехать из Болоньи без разрешения австрийского коменданта было невозможно. Россини пришел к нему за пропуском.

Кто вы? - спросил австрийский генерал.

Я музыкант и композитор, только не такой, как этот разбойник Россини, который сочиняет революционные песни. Я люблю Австрию и написал для вас бравурный военный марш, который вы можете дать разучить вашим военным оркестрам.

Россини отдал генералу ноты с маршем и получил взамен пропуск. На другой же день марш был разучен, и австрийский военный оркестр исполнил его на площади Болоньи. А между тем это была та же революционная песня.

Когда жители Болоньи услышали знакомый мотив, они пришли в восторг и тут же подхватили его. Можно себе представить, как был взбешен австрийский генерал и как он сожалел, что «этот разбойник Россини» уже за пределами Болоньи.

Этот случай - редкий пример смелого поведения Россини. Скорее это даже не смелость, а обычное озорство, дерзость молодости. Тот, кто очень любит жизнь и ее удовольствия, редко бывает храбрецом.

Опасаясь призыва на военную службу, Россини старательно избегал встречи с военной жандармерией, постоянно меняя место своего ночлега. Когда же иной раз патруль заставал его на месте, он прикидывался возмущенным кредитором Россини, которого последний, не желая платить долг, подло избегает. Неизвестно чем бы закончилась эта игра в прятки, если бы начальник Миланского гарнизона не оказался большим любителем музыки. Он, оказывается, был в Ла Скала на триумфальном спектакле «Пробный камень» и пришел в восторг от оперы. И он полагает, что было бы несправедливо подвергать трудностям и опасностям военной жизни только что родившуюся музыкальную славу Россини. Поэтому генерал подписывает ему освобождение от военной службы. Счастливый маэстро приходит поблагодарить его:

Генерал, теперь благодаря вам я опять смогу писать музыку. Не уверен, правда, что музыкальное искусство будет вам также благодарно, как я...

Сомневаетесь? А я - нисколько. Не скромничайте.

Но могу вас заверить в другом - вам, несомненно, будет благодарно искусство военное, потому что я был бы плохим солдатом.

Вот тут я с вами согласен! - смеется генерал.

Итальянский писатель Арнальдо Фраккароли в книге «Россини» приводит рассказ об одном эпизоде из жизни композитора. «Когда Россини прибыл в Рим, он сразу вызвал цирюльника и тот в продолжение нескольких дней брил его, не позволяя себе с ним никакой фамильярности. Но когда подошел день первой оркестровой репетиции «Торвальдо», он, совершив со всей тщательностью свое дело, без церемоний пожал руку композитору, любезно добавив: «До встречи!» - «То есть как?» - спросил несколько озадаченный Россини. - «Да, скоро мы увидимся в театре». - «В театре?» - воскликнул удивленный маэстро. - «Разумеется. Я - первый трубач в оркестре».

Это открытие заставило призадуматься Россини, человека не храброго десятка. Он был очень строг и требователен на репетициях своих опер. Фальшивая нота, неверный ритм сердили его. Он кричал, бранился, приходил в бешенство, видя, как искажались до неузнаваемости плоды его вдохновения. Тогда он не щадил никого, даже самых почитаемых артистов. Однако мысль, что он может приобрести смертельного врага в лице человека, ежедневно проводящего по его лицу острым лезвием, заставила стать более сдержанным. Как ни велики были ошибки, совершенные трубачом-брадобреем, композитор не сделал ему ни малейшего упрека в театре, и лишь на другой день после бриться вежливо указал ему на них, чем тот был несказанно польщен и уж постарался угодить своему знаменитому клиенту».

Большой нелюбитель путешествий и, по его же словам, здравомыслящий трус, Россини всегда с особой тщательностью выбирал лошадей и упряжку - даже только для того, чтобы совершить пятиминутную поездку от дома до театра. Лошадей он предпочитал худых и усталых, которые наверняка будут тащиться медленно и спокойно, не подвергая никакой опасности. «Ведь в коляску садишься для того, чтобы доехать куда нужно, а не для того, чтобы мчаться сломя голову!»

«ТРЕУГОЛЬНИК УДОВОЛЬСТВИЯ»

Один из его биографов сказал: «не будь Россини великим композитором, ему, конечно, присудили бы звание величайшего гастронома XIX века». Действительно, природа наградила итальянского композитора завидным аппетитом и изысканным вкусом. Сочетание, надо сказать, очень даже благоприятное, ибо хороший аппетит без вкуса - это тупое обжорство, а вкус без аппетита - это уже почти извращение.

«Что касается меня, - откровенничал Россини, - то я не знаю более замечательного занятия, чем еда... Что любовь для сердца, то аппетит для желудка. Желудок - капельмейстер, который руководит большим оркестром наших страстей и приводит их в действие. Пустой желудок подобен фаготу или флейте пикколо, когда он урчит от неудовольствия или переливает рулады от желания. Напротив, полный желудок - это треугольник удовольствия или литавры радости. Что касается любви, то я ее рассматриваю как примадонну, как богиню, которая пропевает мозг каватинами, опьяняет слух и восхищает сердце. Еда, любовь, пение и пищеварение - вот воистину четыре акта комической оперы, которая называется жизнью и которая исчезает как пена от бутылки шампанского. Тот, у кого она протекает без наслаждений, - полнейший глупец».

Такое мог сказать только настоящий эпикуреец. И, как всякий ценитель простых и естественных удовольствий, Россини мог часами говорить о достоинствах и недостатках той или иной кухни, того или иного блюда или соуса. Высокую кулинарию и прекрасную музыку он называл «двумя деревами одного корня».

Россини был не только отменный едок, но еще и искусный кулинар. Свою стряпню он любил так же сильно, как и свою музыку. Его биографы до сих пор расходятся во мнениях, сколько раз в жизни маэстро плакал. Некоторые утверждают, что дважды: от радости - когда впервые услышал Паганини, и от горя - когда уронил блюдо собственноручно приготовленных макарон. Большинство же склоняется к тому, что четырежды: после прослушивания Паганини, после провала первой оперы, после получения известия о смерти матери, а также вслед за падением вожделенного кушанья. Вероятнее всего, это была приготовленная им к праздничному обеду фаршированная трюфелями индейка, которая выпала за борт лодки, где и проходил пикник. За эту птицу с его любимыми деликатесными грибами композитор был готов отдать если уж не душу, то любую из своих опер точно. Не говоря уже о чужих - ведь именно по поводу этих необычных грибов Россини заключил: «Я могу сравнить трюфели только с оперой Моцарта «Дон Жуан». Чем больше их вкушаешь, тем большая прелесть тебе открывается».

Композитор никогда не упускал возможности посмаковать индейку, фаршированную трюфелями, бывшую причиной массового помешательства гурманов того времени. Однажды Россини выиграл пари, ставкой в котором был его излюбленный деликатес. Однако свой вожделенный выигрыш ему пришлось ждать непозволительно долго. В ответ на настойчивые претензии маэстро, проигравший всякий раз оправдывался - то неудачным сезоном, то тем, что первые хорошие трюфели еще не появились. «Чушь, чушь! - кричал Россини. - Это только ложные слухи, распускаемые индейками, которые не хотят быть нафаршированными!»

Письма Россини полны кулинарии. Даже любовные. В одном из писем своей возлюбленной он пишет: «Что для меня намного интереснее музыки, любезная Ангелика, так это изобретение мной чудесного, несравненного салата. Рецепт выглядит так: берется немного прованского масла, немного английской горчицы, несколько капель французского уксуса, перец, соль, салатные листья и чуть-чуть лимонного сока. Туда же нарезаются трюфели самого отменного качества. Все хорошо перемешивается».

Несколько лет назад в Париже вышла книга под названием «Россини и грех обжорства». В ней приведено около полусотни рецептов, придуманных знаменитым гурманом своего времени. Например, салат «Фигаро» из вареного телячьего языка, каннеллони (макароны) а-ля Россини, ну и, конечно, знаменитое «Турнедо Россини» - жареная вырезка с паштетом из гусиной печенки и соусом из мадеры. О том, как это аппетитнейшее блюдо получило свое название, тоже существует легенда.

Все случилось в «Cafe Anglais» в Париже. Якобы Россини настаивал на приготовлении блюда под личным присмотром и обязал шеф-повара готовить в комнате, которая просматривалась бы из-за его столика. Во время готовки блюда маэстро все время комментировал действия повара, беспрестанно давая ему важные, с его точки зрения, указания и советы. Когда повар в конце концов возмутился постоянным вмешательством, маэстро воскликнул: «Et alors! Tournez le dos!» - «Ах, так! Тогда поворачивай обратно!» Одним словом, «турнедо».

ЧТО ТАКОЕ «ПАЛТУС ПО-НЕМЕЦКИ»?

Как у всякого выдающегося человека, у Россини был свой антипод. Его имя - Рихард Вагнер, знаменитый немецкий композитор. Если Россини - это легкость, мелодичность, эмоциональность, то Вагнер - это монументальность, помпезность и рациональность. У каждого из них находились отчаянные поклонники, которые схлестывались в ожесточенной полемике. Поклонники итальянского маэстро безжалостно высмеивали оперы «господина Громыхателя», как прозвали Вагнера в Италии, за их эмоциональную сухость, немелодичность и чрезмерную громкость. Немцы же, считавшие себя «законодателями мод» в философии, науке и музыке, были недовольны, что их авторитет поставил под сомнение какой-то выскочка-итальяшка, которым вдруг стала бредить вся Европа. Поэтому они обвиняли Россини и других итальянских композиторов в легкомыслии и профанации - мол, это не настоящие композиторы, а шарманщики, потакающие вкусам непритязательной толпы. А что же сами композиторы говорили друг о друге?

Вагнер, прослушав несколько опер Россини, заявил, что этот модный итальянец - не более чем «ловкий фабрикант искусственных цветов». Россини, побывав на одной из опер Вагнера, заметил: «Такую музыку нужно слушать не раз и не два. Но я больше одного раза не могу».

Россини не скрывал своей нелюбви к музыке немецкого композитора. Один из анекдотов рассказывает, как однажды в доме Россини, когда после обеда все уселись на террасе с бокалами сладкого вина, из столовой донесся невообразимый шум. Послышался звон, стук, грохот, треск, гул и, наконец, стон и скрежет. Гости замерли в изумлении. Россини побежал в столовую. Через минуту он вернулся к гостям с улыбкой:

Слава Богу, - это служанка зацепила скатерть и опрокинула всю сервировку. А я-то, представьте себе, грешным делом подумал, что кто-то осмелился в моем доме сыграть увертюру к «Тангейзеру»!

«Где у Вагнера мелодия? - возмущался Россини. - Да, что-то там у него звенит, что-то тренькает, но, кажется, он и сам не знает, зачем это звенит и почему тренькает»!» Как-то на один из своих еженедельных обедов он пригласил несколько музыкальных критиков, страстных поклонников Вагнера. Главным блюдом в меню на этом обеде значился «палтус по-немецки». Зная великие кулинарные способности маэстро, гости с нетерпением ждали этого деликатеса. Когда пришла очередь «палтуса», слуги подали очень аппетитный соус. Все положили его себе на тарелки и стали ждать основное блюдо... Но загадочный «палтус по-немецки» так и не был подан. Гости смутились и стали перешептываться: что же делать с соусом? Тогда Россини, забавляясь их замешательством, воскликнул:

Чего вы ждете, господа? Попробуйте соус, поверьте мне, он великолепен! А что касается палтуса, то, увы... Поставщик рыбы забыл его доставить. Но не удивляйтесь! Разве не то же самое мы наблюдаем в музыке Вагнера? Хорош соус, но он без палтуса! Мелодии-то нет!

Когда Россини обосновался в Париже, к нему, как в Мекку, потянулись со всех концов Европы поклонники, музыканты и просто известные люди - увидеть собственными глазами живую легенду и выразить ему свое восхищение. Вагнер, приехав в Париж, стал свидетелем этого неприятного для него паломничества. В одном из писем домой он сообщал: «Россини я, правда, еще пока не видел, но на него тут пишут карикатуры, как на жирного эпикурейца, набитого не музыкой, поскольку он от нее давно опорожнился, а болонской колбасой». Каково же было удивление Россини, когда ему сообщили о горячем желании Вагнера посетить «великого маэстро» в его доме.

Встреча двух композиторов состоялась. О чем могли говорить эти два совершенно разных человека? Разумеется, о музыке. После этой беседы все личные их недоразумения разрешились. Несмотря на то, что Россини по-прежнему не понимал музыку Вагнера, теперь он не был столь категоричен в своих оценках, и уже говорил о ней так: «У Вагнера встречаются чарующие моменты и ужасные четверти часа». Вагнер также изменил свое мнение о «ловком фабриканте искусственных цветов»:

Признаюсь, - сказал он после беседы с Россини, - я не ожидал встретить такого Россини, каким он оказался, - человека простого, непосредственного, серьезного, с живым интересом относящегося ко всему, о чем мы говорили... Как Моцарт, он в самой высокой степени обладает мелодическим даром, который подкрепляется удивительным чутьем сцены и драматической выразительности... Из всех музыкантов, каких я встретил в Париже, он единственный действительно великий музыкант!

(Как известно, Вагнер гораздо больше любил свою музыку и собственную художественную исключительность, нежели истину и искусство. Согласно его взглядам, если искусство создано не им, значит, это не искусство. Приходится удивляться этому лестному и, безусловно, искреннему отзыву Вагнера о Россини. Как бы там ни было, эти слова делают честь немецкому композитору.)

МАЛЕНЬКАЯ ТРЕЩИНКА В БОЛЬШОМ СЕРДЦЕ

«Если говорить правду, - признавался в конце жизни Россини, - то я все же больше способен писать комические оперы. Я охотнее брался за комические сюжеты, чем за серьезные. К сожалению, не я выбирал для себя либретто, а мои импресарио. А сколько раз мне приходилось сочинять музыку, имея перед глазами только первый акт и не представляя, как развивается действие и чем закончится вся опера? Подумайте только... в то время я должен был кормить отца, мать и бабушку. Кочуя из города в город, я писал три, четыре оперы в год. И, можете мне поверить, все же был далек от материального благополучия. За «Севильского цирюльника» я получил от импресарио тысячу двести франков и в подарок костюм орехового цвета с золотыми пуговицами, дабы я мог появиться в оркестре в приличном виде. Этот наряд стоил, пожалуй, сто франков, всего, следовательно, тысяча триста франков. Так как «Севильского цирюльника» я писал тринадцать дней, то выходило по сто франков в день. Как видите, - прибавил Россини, улыбаясь, - я все-таки получал солидный оклад. Я очень гордился перед собственным отцом, который в бытность свою трубачом в Пезаро получал всего два франка пятьдесят сантимов в день».

Решительный перелом в материальном положении Россини наступил в тот день, когда он решил связать свою судьбу с Изабеллой Кольбран. Этот брак принес Россини двадцать тысяч ливров годового дохода. До этого дня Россини не мог позволить себе покупать более двух костюмов в год.

Постоянная нехватка денег - а разве может их хватать тому, кто не привык отказывать себе в больших и маленьких удовольствиях? - мало-помалу превратили Россини, человека по природе своей благодарного и великодушного, в отменного скупердяя. Когда Россини спрашивали, есть ли у него друзья, он отвечал: «Конечно есть. Господа Ротшильд и Морган». - «Это которые миллионеры?» - «Да, те самые». - «Наверное, маэстро, вы выбрали себе таких друзей, чтобы в случае необходимости иметь возможность занимать у них деньги?» - «Напротив, я называю их друзьями как раз потому, что они никогда не берут у меня денег взаймы!»

Сверхэкономность маэстро служила источником многочисленных шуток и анекдотов. Один из них повествует о домашних музыкальных вечерах Россини, которые почти всегда проходили в зловещем полумраке. Огромную гостиную освещали всего лишь две жалкие свечи на фортепиано. Однажды, когда концерт подходил к концу, а пламя уже лизало розетку подсвечника, кто-то из друзей заметил композитору, что неплохо бы прибавить свечей. На что Россини ответил:

А вы посоветуйте дамам надевать побольше бриллиантов, они сверкают в темноте и отлично заменяют освещение...

Знаменитые обеды, которые давали «щедрые» супруги Россини, не стоили им практически ни одной лиры или франка. По требованию «божественного маэстро» каждый приглашенный должен был... приносить еду с собой. Одни несли изысканную рыбу, другие - дорогие вина, третьи - редкие фрукты... Ну а госпожа Россини без малейшего стеснения напоминала об этой «обязанности» гостям. Если же приглашенных было много (что было особенно выгодно в целях экономии), то количество принесенных блюд многократно превышало потребности одного обеда, и излишки с радостью прятались в хозяйский буфет - до следующего обеда...

Зато уж для «особо торжественных» обедов по субботам Россини не считается ни с какими расходами. Однако его вторая жена, синьора Олимпия, никак не в силах справиться со своей скупостью. Каждый раз на красиво накрытом столе стоят вазы с изумительно свежими фруктами. Но до них дело почти никогда не доходит. И все из-за синьоры Олимпии. То она вдруг почувствует себя плохо и выйдет из-за стола, а если поднялась хозяйка, встают и гости, то появится слуга Тонино с каким-то словно специально подготовленным известием или сообщением о неотложном визите, словом, между гостями и фруктами всегда возникает препятствие. Однажды один из постоянных гостей Россини дает слуге хорошие чаевые и спрашивает, почему в доме Россини гостям никогда не удается попробовать фрукты.

Все очень просто, - признается слуга, - мадам берет фрукты напрокат и должна вернуть их.

И все же, будем честны: скупость, как бы порой забавно она ни выглядела, все-таки вещь неприглядная и отталкивающая. Для мужчины же это и вовсе порок. Расставшись со своей первой женой, Изабеллой Кольбран, Россини оставил ей виллу Кастеназо - ту самую виллу, что до женитьбы принадлежала ей, сто пятьдесят скудо в месяц (жалкие крохи!) и скромную квартиру в городе на зимнее время. Друзьям он говорил:

Я поступил благородно, во всяком случае, все настроены против нее из-за бесконечных безумств.

Под безумствами он подразумевал ее страсть к картам...

По этому поводу Арнальдо Фраккароли с сожалением восклицает: «Ах, Джоаккино, величайший и знаменитейший маэстро, ты уже забыл годы, проведенные в Неаполе, как она помогала в твоих триумфах? Какая это была добрая, славная, великодушная подруга? Как же дорого обходится людям, даже самым великим, мысль об этом металле! И сколько трещинок в человеческом сердце даже у того, кто одарен искрой гения!»

«А МАМЫ НЕТ! МАМЫ БОЛЬШЕ НЕТ...»

Быть может, единственный человек, кого по-настоящему любил Россини, была его мать. Никому он не писал таких длинных писем, ни с кем не был так откровенен, ни о ком так не переживал и не заботился, как о матери. Ей, любимейшей, он без всякого стеснения адресует свои, полные горячей любви и уважения, послания: «Прекраснейшей синьоре Россини, матери знаменитого маэстро, в Болонье». Все его победы - это ее счастье, все его неудачи - это ее слезы.

Смерть матери стала для него потрясением, от которого он так и не смог оправиться. Через месяц после ее похорон, в день премьеры его новой оперы «Моисей», публика стала требовать автора на сцену. На вызовы, на настойчивые требования выйти на поклоны, он отвечал: «Нет, нет, оставьте меня!» Понадобились решительные действия и его почти силой вывели на сцену к публике. В ответ на ураган аплодисментов и неистовых криков Россини несколько раз поклонился, и зрители ближайших рядов с изумлением увидели в глазах маэстро слезы. Возможно ли это? Возможно ли, чтобы Россини, неисправимый жизнелюб и балагур, человек без лишних предрассудков, был так взволнован? Значит, буря этого успеха потрясла и его? Но только рядом стоявшие артисты могли понять загадку этого волнения. Уходя со сцены, рассказывали они, победитель бормотал сквозь слезы, безутешно, как ребенок: «А мамы нет! Мамы больше нет...»

Смерть матери, провал его новой оперы «Вильгельм Телль», решение нового французского правительства отказать ему в назначенной ранее пенсии, желудочные боли, импотенция и другие несчастья, разом свалившиеся на него, привели к тяжелой депрессии. Им все больше стала овладевать тяга к одиночеству, вытесняя его природную склонность к веселью. В 39 лет заболев неврастенией, Россини, на тот момент самый знаменитый и востребованный композитор Европы, вдруг бросит сочинять музыку, откажется от светской жизни и прежних друзей, и уединиться в своем небольшом доме в Болонье вместе с новой женой - француженкой Олимпией Пелиссье.

В последующие четыре десятилетия композитор не написал ни одной оперы. Весь его творческий багаж за эти годы - несколько небольших композиций в вокальном и инструментальном жанрах. За каких-то двадцать лет он достиг всего, и вдруг - полное молчание и демонстративная отстраненность от мира. Подобное прекращение композиторской деятельности в самом зените мастерства и славы - уникальное явление в истории мировой музыкальной культуры.

Когда болезнь стала внушать серьезные опасения за его психику, Олимпия уговорила его переменить обстановку и уехать в Париж. К счастью, лечение во Франции оказалось успешным: очень медленно его физическое и душевное состояние начало улучшаться. К нему вернулась доля если не веселости, то остроумия; музыка, которая была запретной темой в течение многих лет, опять стала приходить ему на ум. 15 апреля 1857 - именины Олимпии - стало своего рода поворотным пунктом: в этот день Россини посвятил жене цикл романсов, которые сочинял втайне от всех. В это чудо трудно было поверить: мозг великого человека, считавшийся навек угасшим, вдруг снова загорелся ярким светочем!

За циклом романсов последовал ряд небольших пьес - Россини называл их «Грехи моей старости». Наконец, в 1863 появилось последнее - и по-настоящему значительное - произведение Россини: «Маленькая торжественная месса». Эта месса - не очень торжественная и совсем не маленькая, но прекрасная по музыке и проникнутая глубокой искренностью.

Россини скончался 13 ноября 1868 и был похоронен в Париже на кладбище Пер-Лашез. После себя маэстро оставил два с половиной миллиона фраков. Большая часть этих средств он завещал на создание музыкальной школы в Пезаро. Выражая признательность Франции за гостеприимство, он учредил две годовые премии по три тысячи франков за лучшее исполнение оперной или духовной музыки и за выдающееся либретто в стихах и прозе. Большую сумму предназначил он и на создание дома для престарелых французских певцов, а также вокалистов из Италии, сделавших карьеру во Франции.

Через 19 лет по просьбе итальянского правительства гроб с телом композитора перевезли во Флоренцию и захоронили в церкви Санта Кроче рядом с прахом Галилея, Микеланджело, Макиавелли и других великих итальянцев.

«БЕЗ МУЗЫКИ ЖИЗНЬ БЫЛА БЫ ОШИБКОЙ»

Пытаясь объяснить, в чем секрет необыкновенной притягательности музыки Россини, Стендаль писал: «Основная черта музыки Россини - это быстрота, уже сама по себе отвлекающая душу от печальной грусти. Это свежесть, которая с каждым тактом заставляет меня улыбаться от удовольствия. Ни над какими сложностями раздумывать не приходится: мы всецело во власти наслаждения, которое нас захватило. Я не знаю никакой другой музыки, которая бы так вот чисто физически на вас действовала... Вот почему партитуры всех других композиторов кажутся тяжелыми и скучными по сравнению с музыкой Россини».

Лев Толстой сделал однажды такую запись в своем дневнике: «Я не огорчусь, если этот мир полетит в тартарары. Вот только музыку жалко». Фридрих Ницше говорил: «Без музыки жизнь была бы ошибкой». Может быть, музыка как раз и есть то немногое, что делает нашу жизнь более-менее сносной?

А, собственно, что такое музыка? Это, прежде всего, наше переживание. И задача любой музыки, выражаясь словами Бертрана Рассела, - дарить нам эмоции, главные из которых - радость и утешение. Если Бах - это очищение и смирение, Бетховен - отчаяние и надежда, Моцарт - игра и смех, то Россини - это восторг и радость. Восторг искренний и безудержный. И радость чистая и ликующая, как в детстве...

За радость эту - наш низкий поклон вам, синьор Джоаккино Россини! И наши благодарные аплодисменты:

Браво, маэстро! Браво, Россини!! Брависсимо!!!

Александр КАЗАКЕВИЧ

Как считается рейтинг
◊ Рейтинг рассчитывается на основе баллов, начисленных за последнюю неделю
◊ Баллы начисляются за:
⇒ посещение страниц, посвященных звезде
⇒ голосование за звезду
⇒ комментирование звезды

Биография, история жизни Россини Джоаккино

РОССИНИ (Rossini) Джоаккино (1792-1868), итальянский композитор. С творчеством Россини связан расцвет итальянской оперы 19 века. Его музыку отличают неистощимое мелодическое богатство, меткость, остроумие характеристик. Обогатил реалистическим содержанием оперу-буффа, вершина которой - его «Севильский цирюльник» (1816). Оперы: «Танкред», «Итальянка в Алжире» (обе 1813), «Отелло» (1816), «Золушка», «Сорока-воровка» (обе 1817), «Семирамида» (1823), «Вильгельм Телль» (1829, яркий образец героико-романтической оперы).

РОССИНИ (Rossini) Джоаккино (полное имя Джоаккино Антонио) (29 февраля 1792, Пезаро - 13 ноября 1868, Пасси, близ Парижа), итальянский композитор.

Бурное начало
Сын валторниста и певицы, с детства обучался игре на разных инструментах и пению; пел в церковных хорах и театрах Болоньи, где семья Россини обосновалась в 1804. К 13 годам уже был автором шести обаятельных сонат для струнных. В 1806, когда ему было 14 лет, поступил в Болонский музыкальный лицей, где его педагогом по контрапункту был видный композитор и теоретик С. Маттеи (1750-1825). Свою первую оперу, одноактный фарс «Брачный вексель» (для венецианского театра Сан-Моизе), сочинил в возрасте 18 лет. Затем последовали заказы из Болоньи, Феррары, снова из Венеции и из Милана. Написанная для театра Ла Скала опера «Пробный камень» (1812) принесла Россини первый крупный успех. За 16 месяцев (в 1811-12) Россини написал семь опер, в том числе шесть в жанре оперы-буффа.

Первый международный успех
В последующие годы активность Россини не снижалась. В 1813 появились его первые две оперы, завоевавшие международный успех. Обе они создавались для театров Венеции. Опера-сериа «Танкред» богата запоминающимися мелодиями и гармоническими оборотами, моментами блестящего оркестрового письма; в опере-буффа «Итальянка в Алжире» объединены комический гротеск, чувствительность и патриотический пафос. Менее успешными оказались две оперы, предназначенные для Милана (в том числе «Турок в Италии», 1814). К тому времени утвердились основные черты стиля Россини, в том числе поразившее его современников знаменитое «россиниевское крещендо»: прием постепенного усиления интенсивности путем многократных повторов короткой музыкальной фразы с добавлением все новых и новых инструментов, расширением диапазона, дроблением длительностей, варьированием артикуляции.

ПРОДОЛЖЕНИЕ НИЖЕ

«Севильский цирюльник» и «Золушка»
В 1815 Россини по приглашению влиятельного импресарио Доменико Барбайи (1778-1841) отправился в Неаполь, чтобы занять должность постоянного композитора и музыкального руководителя театра Сан-Карло. Для Неаполя Россини писал главным образом серьезные оперы; одновременно он выполнял заказы, поступавшие из других городов, в том числе из Рима. Именно для римских театров были предназначены две лучшие оперы-буффа Россини «Севильский цирюльник» и «Золушка». Первая, с ее изящными мелодиями, возбуждающими ритмами и мастерски выполненными ансамблями, считается вершиной буффонного жанра в итальянской опере. На премьере в 1816 «Севильский цирюльник» провалился, однако некоторое время спустя он снискал любовь публики всех стран Европы. В 1817 появилась прелестная и трогательная сказка «Золушка»; партия ее героини начинается с простой песенки в народном духе и завершается роскошной колоратурной арией, подобающей принцессе (музыка арии заимствована из «Севильского цирюльника»).

Зрелый мастер
Среди серьезных опер Россини, созданных в тот же период для Неаполя, выделяется «Отелло» (1816); последний, третий акт этой оперы, с его прочной, цельной структурой, свидетельствует об уверенном и зрелом мастерстве Россини-драматурга. В своих неаполитанских операх Россини отдал необходимую дань стереотипной вокальной «акробатике» и вместе с тем существенно расширил спектр музыкальных средств. Многие ансамблевые сцены этих опер весьма обширны, хор играет непривычно активную роль, облигатные речитативы насыщены драматизмом, оркестр часто выдвигается на первый план. По-видимому, стремясь с самого начала вовлечь свою аудиторию в перипетии драмы, Россини в ряде опер отказался от традиционной увертюры. В Неаполе у Россини завязался роман с популярнейшей примадонной, подругой Барбайи И. Кольбран. В 1822 они поженились, однако их семейное счастье длилось недолго (окончательный разрыв произошел в 1837).

В Париже
Карьера Россини в Неаполе завершилась операми-сериа «Магомет II» (1820) и «Зельмира» (1822); его последней оперой, созданной в Италии, стала «Семирамида» (1823, Венеция). Несколько месяцев 1822 года композитор с женой провели в Вене, где Барбайя организовал оперный сезон; затем они вернулись в Болонью, а в 1823-24 совершили путешествие в Лондон и Париж. В Париже Россини занял пост музыкального руководителя Итальянского театра. Среди произведений Россини, созданных для этого театра и для Гранд-опера, есть редакции ранних опер («Осада Коринфа», 1826; «Моисей и Фараон», 1827), частично новые композиции («Граф Ори», 1828) и оперы, новые от начала до конца («Вильгельм Телль», 1829). Последняя - прототип французской героической большой оперы - нередко считается вершиной творчества Россини. Она необычайно велика по объему, содержит множество вдохновенных страниц, изобилует сложными ансамблями, балетными сценами и шествиями в традиционном французском духе. По богатству и утонченности оркестровки, смелости гармонического языка и насыщенности драматическими контрастами «Вильгельм Телль» превосходит все прежние произведения Россини.

Снова в Италии. Возвращение в Париж
После «Вильгельма Телля» 37-летний композитор, достигший вершины славы, решил отказаться от сочинения опер. В 1837 он уехал из Парижа в Италию и два года спустя был назначен советником Болонского музыкального лицея. Тогда же (в 1839) он заболел длительной и тяжелой болезнью. В 1846, через год после смерти Изабеллы, Россини женился на Олимпии Пелисье, с которой он к тому времени жил уже 15 лет (именно Олимпия заботилась о Россини во время его болезни). Все это время он практически не сочинял (его церковная композиция Stabat mater, впервые исполненная в 1842 под управлением Г. Доницетти, относится еще к парижскому периоду). В 1848 чета Россини переехала во Флоренцию. Возвращение в Париж (1855) благотворно сказалось на здоровье и творческом тонусе композитора. Последние годы его жизни были отмечены созданием множества изящных и остроумных фортепианных и вокальных пьес, которые Россини называл «Грехами старости», и «Маленькой торжественной мессы» (1863). Все это время Россини был окружен всеобщим почтением. Он был похоронен на парижском кладбище Пер-Лашез; в 1887 его прах был перенесен во флорентийскую церковь св. Креста (Санта-Кроче).

Родился 29 февраля 1792 в Пезаро в семье городского трубача (глашатая) и певицы. Очень рано полюбил музыку, в особенности пение, но заниматься серьезно начал только в 14 лет, поступив в Музыкальный лицей в Болонье. Там он изучал игру на виолончели и контрапункт вплоть до 1810, когда первое заслуживающее упоминания сочинение Россини – одноактная опера-фарс Вексель на брак (La cambiale di matrimonio, 1810) – была поставлена в Венеции. За ней последовал ряд опер того же типа, среди которых две – Пробный камень (La pietra del paragone, 1812) и Шелковая лестница (La scala di seta, 1812) – до сих пор пользуются популярностью.

Наконец в 1813 Россини сочинил две оперы, которые обессмертили его имя: Танкред (Tancredi) по Тассо и затем двухактную оперу-буффа Итальянка в Алжире (L"italiana in Algeri), триумфально принятую в Венеции, а затем и во всей Северной Италии.

Молодой композитор попробовал сочинить несколько опер для Милана и Венеции, но ни одна из них (даже сохранившая свое обаяние опера Турок в Италии, Il Turco in Italia, 1814) – своего рода «пара» к опере Итальянка в Алжире) не имела успеха. В 1815 Россини вновь сопутствовала удача, на этот раз в Неаполе, где он подписал контракт с импресарио театра «Сан-Карло». Речь идет об опере Елизавета, королева Английская (Elisabetta, regina d"Inghilterra), виртуозном сочинении, написанном специально для Изабеллы Кольбран, испанской примадонны (сопрано), пользовавшейся расположением неаполитанского двора и любовницы импресарио (несколько лет спустя Изабелла стала женой Россини). Затем композитор отправился в Рим, где собирался написать и поставить несколько опер. Второй из них стала опера Севильский цирюльник (Il Barbiere di Siviglia), впервые поставленная 20 февраля 1816. Провал оперы на премьере оказался столь же громким, как и ее триумф в будущем.

Возвратившись, в соответствии с условиями контракта, в Неаполь, Россини поставил там в декабре 1816 оперу, которая, пожалуй, была наиболее высоко оценена современниками, – Отелло по Шекспиру: в ней есть действительно прекрасные фрагменты, но произведение испорчено либретто, исказившим трагедию Шекспира. Следующую оперу Россини сочинил опять для Рима: его Золушка (La cenerentola, 1817) впоследствии благосклонно принималась публикой; премьера же не давала никаких оснований для предположений о будущем успехе. Однако Россини пережил неудачу гораздо спокойнее. В том же 1817 он ездил в Милан для постановки оперы Сорока-воровка (La gazza ladra) – изящно оркестрованной мелодрамы, сейчас практически забытой, если не считать великолепной увертюры. По возвращении в Неаполь Россини поставил там в конце года оперу Армида (Armida), которая была тепло принята и до сих пор оценивается гораздо выше, чем Сорока-воровка: при воскрешении Армиды в наше время все еще ощущается нежность, если не сказать – чувственность, которую излучает эта музыка.

За следующие четыре года Россини ухитрился сочинить еще десяток опер, в основном не особенно интересных. Однако до расторжения контракта с Неаполем он подарил городу два выдающихся произведения. В 1818 написал оперу Моисей в Египте (Mos in Egitto), которая вскоре завоевала Европу; по сути дела, это род оратории, здесь примечательны величественные хоры и прославленная «Молитва». В 1819 Россини представил Деву озера (La donna del lago), которая имела успех несколько более скромный, но содержала очаровательную романтическую музыку. Когда в конце концов композитор уехал из Неаполя (1820), он взял с собой Изабеллу Кольбран и женился на ней, однако в дальнейшем их семейная жизнь протекала не слишком счастливо.

В 1822 Россини в сопровождении жены впервые покинул Италию: он заключил договор со своим старым другом, импресарио театра «Сан-Карло», который теперь стал директором Венской оперы. Композитор привез в Вену свою последнюю работу – оперу Зельмира (Zelmira), завоевавшую автору беспрецедентный успех. Правда, некоторые музыканты, во главе с К.М.фон Вебером резко критиковали Россини, но другие, и среди них Ф.Шуберт, давали благоприятные оценки. Что касается общества, то оно безоговорочно приняло сторону Россини. Наиболее примечательным событием поездки Россини в Вену стала его встреча с Бетховеном, о которой он позже вспоминал в разговоре с Р.Вагнером.

Осенью того же года композитора вызвал в Верону сам князь Меттерних: Россини должен был почтить кантатами заключение Священного союза. В феврале 1823 он сочинил для Венеции новую оперу – Семирамиду (Semiramida), от которой ныне осталась в концертном репертуаре только увертюра. Как бы то ни было, Семирамида может быть признана кульминацией итальянского периода в творчества Россини, хотя бы потому, что это была последняя опера, сочиненная им для Италии. Более того, Семирамида с таким блеском прошла и в других странах, что после нее репутация Россини как крупнейшего оперного композитора эпохи уже не подвергалась никаким сомнениям. Недаром Стендаль сравнивал триумф Россини на поприще музыки с победой Наполеона в битве при Аустерлице.

В конце 1823 Россини оказался в Лондоне (где пробыл полгода), а перед этим провел месяц в Париже. Композитора гостеприимно встретил король Георг VI, с которым он пел дуэты; Россини был нарасхват в светском обществе как певец и аккомпаниатор. Самым важным событием того времени стало получение приглашения в Париж в качестве художественного руководителя оперного театра «Театр Итальен». Значение этого контракта, во-первых, в том, что он определил место жительства композитора до конца его дней, а во-вторых, в том, что он подтверждал абсолютное превосходство Россини как оперного композитора. Надо помнить, что Париж был тогда центром музыкальной вселенной; приглашение в Париж являлось для музыканта самой высокой честью, какую только можно было себе представить.

Лучшие дня

Россини приступил к своим новым обязанностям 1 декабря 1824. По-видимому, ему удалось улучшить управление Итальянской оперой, в особенности в части ведения спектаклей. С большим успехом прошли представления двух ранее написанных опер, которые Россини радикально переработал для Парижа, а самое главное, он сочинил очаровательную комическую оперу Граф Ори (Le comte Ory). (Она имела, как и следовало предполагать, огромный успех при возобновлении в 1959.) Следующим произведением Россини, появившимся в августе 1829, стала опера Вильгельм Телль (Guillaume Tell), сочинение, которое обычно считают крупнейшим достижением композитора. Признаваемая исполнителями и критиками абсолютным шедевром, эта опера тем не менее никогда не возбуждала такого энтузиазма у публики, как Севильский цирюльник, Семирамида или даже Моисей: рядовые слушатели считали Телля оперой чересчур длинной и холодной. Однако нельзя отрицать, что второй акт содержат прекраснейшую музыку, и к счастью, эта опера не исчезла полностью из современного мирового репертуара и слушатель наших дней имеет возможность вынести о ней собственное суждение. Заметим только, что все созданные во Франции оперы Россини написаны на французские либретто.

После Вильгельма Телля Россини не написал больше ни одной оперы, и в последующие четыре десятилетия создал только две значительные композиции в других жанрах. Излишне говорить, что подобное прекращение композиторской деятельности в самом зените мастерства и славы – уникальное явление в истории мировой музыкальной культуры. Предлагалось множество разнообразных объяснений этому феномену, но, конечно, никто не знает полной истины. Одни говорили, что уход Россини был вызван его неприятием нового парижского оперного кумира – Дж.Мейербера; другие указывали на обиду, которую нанесли Россини действия французского правительства, пытавшегося после революции в 1830 расторгнуть контракт с композитором. Упоминалось и ухудшение самочувствия музыканта и даже его якобы невероятная лень. Возможно, сыграли роль все упомянутые факторы, кроме последнего. Следует учесть, что, покидая Париж после Вильгельма Телля, Россини имел твердое намерение приняться за новую оперу (Фауст). Известно также, что он продолжал и выиграл шестилетний судебный процесс против французского правительства по поводу своей пенсии. Что касается состояния здоровья, то, пережив потрясение в связи с кончиной любимой матери в 1827, Россини действительно ощущал недомогание, сначала не очень сильное, но позже прогрессировавшее с угрожающей быстротой. Все остальное – это более или менее правдоподобные домыслы.

В течение следующего за Теллем десятилетия Россини, хотя и оставивший за собой квартиру в Париже, жил в основном в Болонье, где надеялся найти покой, необходимый после нервного напряжения предшествующих лет. Правда, в 1831 он съездил в Мадрид, где появилась ныне широко известная Stabat Mater (в первой редакции), а в 1836 – во Франкфурт, где встретился с Ф.Мендельсоном и благодаря ему открыл для себя творчество И.С.Баха. Но все же именно Болонья (не считая регулярных поездок в Париж в связи с тяжбой) оставалась постоянным местопребыванием композитора. Можно полагать, что в Париж его призывали не только судебные дела. В 1832 Россини познакомился с Олимпией Пелиссье. Отношения Россини с женой уже давно оставляли желать лучшего; в конце концов супруги решили расстаться, и Россини женился на Олимпии, котораяя стала хорошей женой для больного Россини. Наконец, в 1855, после скандала в Болонье и разочарования от Флоренции, Олимпия убедила мужа нанять экипаж (он не признавал поездов) и отправиться в Париж. Очень медленно его физическое и душевное состояние начало улучшаться; к нему вернулась доля если не веселости, то остроумия; музыка, которая была запретной темой в течение многих лет, опять стала приходить ему на ум. 15 апреля 1857 – именины Олимпии – стало своего рода поворотным пунктом: в этот день Россини посвятил жене цикл романсов, которые сочинял втайне от всех. За ним последовал ряд небольших пьес – Россини называл их Грехи моей старости; качество этой музыки не требует комментариев для поклонников Волшебного магазинчика (La boutique fantasque) – балета, для которого пьесы послужили основой. Наконец, в 1863 появилось последнее – и по-настоящему значительное – произведение Россини: Маленькая торжественная месса (Petite messe solennelle). Эта месса – не очень торжественная и совсем не маленькая, но прекрасная по музыке и проникнутая глубокой искренностью, что и привлекло к сочинению внимание музыкантов.

Россини скончался 13 ноября 1868 и был похоронен в Париже на кладбище Пер-Лашез. Через 19 лет по просьбе итальянского правительства гроб с телом композитора перевезли во Флоренцию и захоронили в церкви Санта Кроче рядом с прахом Галилея, Микеланджело, Макиавелли и других великих итальянцев.

Джоаккино Россини

Родился Россини в Пезаро, в Марке, в 1792-м году, в музыкальной семье. Отец будущего композитора был валторнистом, а мать – певицей.

Вскоре музыкальный талант был обнаружен и у ребенка, после чего тот был отослан для развития своего голоса. Послали его в Болонью, к Анжело Тезеи. Там он начал также учиться игре на .

Кроме того, несколько уроков ему дал знаменитый тенор Матео Баббини. Несколько позже он стал учеником аббата Матеи. Тот обучил его лишь знаниям простого контрапункта. По мнению аббата, знания контрапункта было вполне достаточно, чтобы самому писать оперы.

Так и случилось. Первым дебютом Россини стала одноактная опера La cambiale di matrimonio, «Брачный вексель», которая, как и следующая его опера, поставленная в венецианском театре, обратила на себя внимание широкой публики. Ей они понравились, причем понравились настолько, что Россини был буквально завален работой.

К 1812-му году композитор написал уже пять опер. После того, как они были поставлены в Венеции, итальянцы пришли к выводу, что Россини – это величайший из ныне живущих оперных композиторов в Италии.

Больше же всего понравился публике его «Севильский цирюльник». Есть мнение, что эта опера – наиболее гениальное творение не только Россини, но и лучшее произведение в жанре опер-буфф. Россини же создал ее за двадцать дней по пьесе Бомарше.

На этот сюжет уже была написана опера, а потому новая опера была воспринята как дерзость. Поэтому первый раз ее восприняли довольно холодно. Расстроенный Джоаккино во второй раз отказался дирижировать в своей опере, а ведь именно во второй раз она и получила наиболее пышный отклик. Было даже устроено факельное шествие.

Новые оперы и жизнь во Франции

Во время написания своей оперы «Отелло» Россини совсем обошелся без recitativo secco. И благополучно продолжал писать оперы дальше. Вскоре он заключил контракт с Доменико Барбайа, которому обязался каждый год поставлять по две новые оперы. У того на руках в тот момент были не только неаполитанские оперы, но и Ла Скала в Милане.

Примерно в это же время Россини женился на певице Изабелле Кольбран. В 1823-м году он отправляется в Лондон. Туда его пригласил директор Театра Его Величества. Там он примерно за пять месяцев вместе с уроками и концертами зарабатывает примерно 10 000 фунтов стерлингов.

Gioachino Antonio Rossini

Вскоре он поселился в Париже, причем надолго. Там он стал директором Итальянского театра в Париже.

При этом Россини совсем не обладал организаторскими способностями. В результате театр попал в совсем уж бедственное положение.

В целом после французской революции Россини потерял не только эту, но и остальные свои должности и вышел на пенсию.

За время жизни в Париже он стал истым французом и в 1829-м году написал «Вильгельма Телля», свое последнее сценическое произведение.

Завершение творческой карьеры и последние годы жизни

Вскоре, в 1836-м году, ему пришлось вернуться в Италию. Сперва он жил в Милане, затем переехал и жил на своей вилле близ Болоньи.

В 1847-м году умерла его первая жена, а затем, спустя два года, он женился на Олимпии Пелиссье.

На какое-то время он вновь оживился из-за огромного успеха его последнего произведения, но в 1848-м году произошедшие волнения очень плохо повлияли на его самочувствие, и он полностью отошел от дел.

Ему пришлось бежать во Флоренцию, а затем он поправился и вернулся в Париж. Свой дом он сделал одним из самых модных на то время салонов.

Скончался Россини в 1868-м году, от пневмонии.