А.Н. Радищев о революции как единственном пути достижения свободы для народа


…Да юноша, взалкавый славы,
Пришед на гроб мой обветшалый,
Дабы со чувствием вещал:
"Под игом власти, сей рожденный.
Нося оковы позлащенны,
Нам вольность первый прорицал".

А. Радищев, ода "Вольность".

I. ГРАЖДАНИН БУДУЩИХ ВРЕМЕН

"Человек, человек потребен для ношения имени сына Отечества…"

А. Радищев

Ты хочешь знать: кто я?.. - спрашивал Радищев в одном из своих стихотворений.

Я тот же, что и был и буду весь мой век:
Не скот, не дерево, не раб, но человек!

Он написал это стихотворение, добравшись в дорожной кибитке, в сопровождении двух унтер-офицеров, зимой 1790 года, до занесенного снегом Тобольска.

Он только что вырвался из рук царского палача, из стен Петропавловской крепости, где, присужденный к "отсечению головы", долго ждал своего смертного часа, замененного потом ссылкой. Он был истомлен долгой и тяжелой дорогой.

Будущее тревожило его. Ему казалось, что необозримая снежная пустыня крепче каменной тюремной стены, крепче чугунной решетки встанет между ним и его прежней жизнью. Ссылка представлялась ему могилой, готовой поглотить все, чем он особенно дорожил: деятельную жизнь, исполненную труда и борьбы, любовь к семье и детям, заветные мечты, любимые книги.

Хватит ли душевных сил, мужества и веры в свое дело, чтобы претерпеть лишения, тоску и горечь изгнания, одинокую, бесплодную жизнь?

Да, он стерпит все, все перенесет! Он остался тем же, что и был, и таким будет весь свой век. Ничто не могло сломить, ничто не сломит его: он - ч е л о в е к!

Его могли бросить в тюрьму, лишить прав, заковать в цепи, обречь на медленное умирание в Сибири. Но никто никогда не мог бы сделать его рабом, отнять у него гордость высоким званием ч е л о в е к а.

В сознании этого был источник его непоколебимого мужества.

Как все великие русские революционеры, борцы за свободу и счастье народа, Радищев свято верил в человека.

"Известно, что человек существо свободное, поелику одарено умом, разумом и свободною волею, - писал он, - что свобода его состоит в избрании лучшего, что сие лучшее познает он и избирает посредством разума… и стремится всегда к прекрасному, величественному, высокому" .

В этих словах ярко и сильно выражена вера Радищева в добрую волю человека, благородная мечта о человеческом счастье.

И это было не только убеждением мыслителя. Это было трепетом, радостью, болью и страданием живого горячего сердца, было главным делом смелой и бескорыстной жизни борца-революционера.

В отличие от многих передовых мыслителей и писателей Западной Европы того времени Радищев не обобщал понятие "человек". И уже одно это не только отличает его от них, но жизненной силой и правдой, ясной и точной целеустремленностью его деятельности ставит Радищева выше самых смелых западноевропейских мыслителей и писателей XVIII столетия, раскрывает глубину и самобытность его философской мысли.

Тот человек, за свободу и счастье которого он боролся всю жизнь, был не отвлеченным представлением о человеке вообще, но живой исторической реальностью: русским человеком, русским крепостным крестьянином. Радищеву были чужды космополитические тенденции, - он прежде всего любил родной русский народ и верил в него. Он верил в могучие силы, верил в величественное и прекрасное будущее русского народа. Он жил во имя этого будущего и боролся за него.

"Твердость в предприятиях, неутомимость в исполнении суть качества, отличающие народ российский… О, народ, к величию и славе рожденный!.." - писал Радищев.

И перед его духовным взором открывались грядущие времена, когда рабы, "отягченные тяжкими узами, ярясь в отчаяньи своем, разобьют железом вольности их препятствующим, головы бесчеловечных господ и обагрят их кровью нивы свои…"

"Что бы тем потеряло государство?" - задавал Радищев вопрос. И ответ его звучал замечательным пророчеством:

"Скоро бы из среды их (рабов. - Б. Е.) исторгнулись великие мужи для заступления избитою племени… "Не мечта сие, но взор проницает густую завесу времени, от очей наших будущее скрывающую; я зрю сквозь целое столетие…"

Он принадлежал к числу людей, смысл жизни которых - в борьбе за лучшее будущее своего народа, за то, чтобы это будущее скорее стало сегодняшним днем.

Современники говорили о Радищеве: "он зрил вперед".

Позднее Герцен писал о нем:

"Александр Радищев смотрит вперед… Его идеалы- это наши мечты, мечты декабристов. Что бы он ни писал, так и слышишь знакомую струну, которую мы привыкли слышать и в первых стихотворениях Пушкина, и в Думах Рылеева, и в собственном нашем сердце…"

В своей знаменитой книге "Путешествие из Петербурга в Москву" Радищев рассказывает такой случай. Выходя на станции Хотилов из дорожной кибитки, он поднял с земли сверток бумаг, оброненный неизвестным проезжим. Развернул, стал читать бумаги. В них оказалось "начертание законоположений" об уничтожении рабства в России. Читая эти бумаги, Радищев находил в них проявление человеколюбивого сердца, "везде видел гражданина будущих времен…"

Не найти, пожалуй, лучшего определения и для самого Радищева. Поистине он был "гражданином будущих времен". Он открывает собой славную плеяду борцов за счастливое будущее русского народа, за счастливое будущее человечества.

Недаром так часто обращался он к нам, к своим потомкам, продолжателям дела всей его жизни. Недаром незадолго до своей смерти он сказал:

Потомство за меня отомстит…

Но стремясь к лучшему будущему, увлеченный мечтою о нем, Радищев не стоял в стороне от насущных вопросов современности, не пренебрегал настоящим. Сила и правда подлинно великих "граждан будущих времен", то-есть деятелей, борющихся за счастливое будущее человечества, состоит в том, что они, провидя далеко вперед, выращивают на почве современности в труде и борьбе сильные и крепкие ростки будущего.

Величайшими образцами деятелей подобного типа являются Ленин и Сталин.

Радищев был практиком борьбы, - в этом еще одно примечательное отличие его от западноевропейских мыслителей и писателей - самых передовых его современников, - и до конца дней своих честно выполнял долг гражданина, верного сына своей родины, своего времени так, как он понимал этот долг.

Радищев раскрывает также экономическую несостоятельность крепостничества, его противоречие интересам развития сельского хозяйства, низкую производительность подневольного труда. У крепостных нет стимулов к труду; чужое поле, урожай с которого им не принадлежит, крестьяне обрабатывают без прилежания и заботы о результатах труда. «Нива рабства, неполный давая плод, мертвит граждан».

Не менее резко Радищев выступал против самодержавия. Еще в 1773 году термин «деспотизм», содержащийся в книге Мабли, Радищев перевел как «самодержавие» и пояснил: «Самодержавство есть наипротивнейшее человеческому естеству состояние». Ода «Вольность» (1781-1783 гг.) содержит осуждение монархии и концепцию народной революции.

В «Путешествии из Петербурга в Москву» сделаны конкретные выводы из общетеоретических посылок естественно-правовой школы.

В главе «Спасская полесть», описывая противоречие между внешним обликом «лучезарного царского величества» и его истинной деспотической сущностью, Радищев почти открыто изображает противоположность между показным великолепием екатерининского двора и бедственным состоянием ограбленной и угнетенной России. Первенствующий в славе, почете, в заботах об общем благе монарх, который «в народе зрит лишь подлу тварь», – на самом деле «первейший в обществе может быть убийца, первейший разбойник, первейший предатель, первейший нарушитель общия тишины, враг лютейший».

В главах «Путешествия» изображены слуги самодержавия, казнокрады, бездушные бюрократы, самодуры. Каждый из чиновников связан круговой порукой со всем дворянским сословием, объединенным общей заинтересованностью в совместной охране сословных привилегий, подавлении угнетенных и недовольных. Эту круговую поруку, неразрывную связь «дворянского общества» и «верховной власти» Радищев красочно рисует, описывая дворянский суд над крепостными в главе «Зайцово», вызвавшей особенно злобные замечания Екатерины II Она обнаружила здесь идеи «совершенно те, от которых Франция вверх дном поставлена… Надежду полагает на бунт от мужиков».

Особое место в радищевской критике самодержавия занимает проблема «просвещенного абсолютизма». Само положение монарха, утверждал Радищев, таково, что он недоступен просвещению. «Пребывание мое, – говорит Истина, – не есть в чертогах царских». Союзником монарха в угнетении и подавлении народа под прикрытием «общего блага» являются церковь и духовенство: «Власть царска веру охраняет, власть царску вера утверждает; союзно общество гнетут; одно сковать рассудок тщится, другое волю стерть стремится; на пользу общую – рекут».

Казенному оптимизму прислужников монарха Радищев противопоставлял реалистическое описание страны, подавленной и разоренной самодержавием и крепостничеством.

Критика идеи «философа на троне» у Радищева органически связана с опровержением надежд на реформы «просвещенного монарха». Во-первых, монарх не может стать просвещенным («Скажи же, в чьей голове может быть больше несообразностей, если не в царской?»). Во-вторых, монарху нет выгоды ограничивать свой собственный произвол.

В главе «Хотилов» излагается проект постепенного освобождения крестьян, о возможности которого Радищев, однако, пишет скептически: свободы следует ожидать не от соизволения помещиков, «но от самой тяжести порабощения».

В будущей России должен установиться республиканский строй: «На вече весь течет народ». Вопреки господствовавшей абсолютистской идеологии и дворянской историографии Радищев стремился примерами истории доказать способность русского народа к республиканскому правлению: «Известно по летописям, что Новгород имел народное правление».

В Новгородской республике Радищев видел воплощение радикальных идей непосредственной демократии: «Народ в собрании своем на вече был истинный Государь». Так же будет управляться и будущая Россия. Поскольку в большом государстве невозможно осуществить непосредственную демократию, Радищев предполагал создание на территории России союза небольших республик: «Из недр развалины огромной… возникнут малые светила; незыблемы свои кормила украсят дружества венцом».

Основой общества будет частная собственность, которую Радищев считал естественным правом человека, обеспеченным первоначальным общественным договором: «Собственность – один из предметов, который человек имел в виду, вступая в общество». Поэтому в будущем обществе «межа, отделяющая гражданина в его владении от другого, глубока и всеми зрима и всеми свято почитаема». Но Радищев – противник феодальной собственности на землю; первым в России он выдвинул принцип: земля должна принадлежать тем, кто ее обрабатывает («Кто же к ниве ближайшее имеет право, буде не делатель ее?»). В результате революции и ликвидации помещичьей собственности землю получат крестьяне: «Удел в земле, ими обрабатываемый, должны они иметь собственностию». Незыблемую частную собственность Радищев считал необходимым стимулом к труду; трудовая собственность на землю обеспечит общее благосостояние, процветание народного хозяйства: «Но дух свободы ниву греет, бесслезно поле вмиг тучнеет; себе всяк сеет, себе жнет».

Разработанная Радищевым программа была теоретическим выражением интересов крепостного крестьянства. Понимая, насколько трудно добиться того, чтобы эта программа вошла в сознание многомиллионных масс крестьянства, Радищев замечал: «Но не пришла еще година, не совершилися судьбы; вдали, вдали еще кончина, когда иссякнут все беды». Народная революция осуществится нескоро, однако она неизбежна: «Не мечта сие, но взор проницает густую завесу времени, от очей наших будущее скрывающую: я зрю сквозь целое столетие».

Не видя близкой перспективы антифеодальной революции в России, Радищев разработал проект постепенной ликвидации рабства («Хотилов. Проект в будущем»), взывая к совести помещиков и одновременно угрожая им ужасами крестьянской войны («"Приведите себе на память прежние повествования… Блюдитеся»).

Демократические положения содержатся также в рукописях Радищева по вопросам права («Опыт о законодавстве», «Проект Гражданского уложения»). На всех этапах своего творчества Радищев отстаивал естественные права личности (право на вольность, на безопасность), равенство граждан перед законом и судом, свободу мысли, слова, право собственности и др.

3. Революционные взгляды А. Н.Радищева

Перелом в истории русской общественной мысли в конце XVIII века во многом связан с А. Н.Радищевым, с его книгой «Путешествие из Петербурга в Москву».

Радищев писал, что крестьянин «заклепан в узы» и «в законе мертв». Дворяне заставляют крестьян «шесть раз в неделю ходить на барщину», взимают с них непосильные оброки, лишают их земли, применяют «дьявольскую выдумку» – месячину.

Помещики истязают крестьян «розгами, плетьми, батожьем или кошками», сдают в рекруты, ссылают на каторгу, «продают в оковах как скот».

Ни один крепостной крестьянин «не безопасен в своей жене, отец в дочери».

Помещики оставляют «крестьянину только то, чего отнять не могут, – воздух, один воздух». Из этого Радищев делал вывод о необходимости «совершенного уничтожения рабства» и передачи всей земли крестьянину – «делателю ее».

Еще дальше своих предшественников Радищев пошел в понимании связи между крепостничеством и самодержавием. Самодержавие защищает интересы вельмож и «великих отчинников», в органах управления и судах царят крепостнические порядки. Он первым среди русских мыслителей подчеркнул, что религия и церковь являются одним из важнейших орудий угнетения народа.

Впервые в истории русской политико-правовой идеологии Радищев выдвинул и концепцию народной революции. Критика надежд на совестливость помещиков или «просвещенность» монарха, описание ужасов крепостного права логически подводят к выводу: «Из мучительства рождается вольность».

«Русский народ очень терпелив, – писал Радищев, – и терпит до самой крайности; но когда конец положит своему терпению, то ничто не может его удержать, чтобы не преклонился на жестокость». Напоминая помещикам о крестьянской войне, когда восставшие «не щадили ни пола, ни возраста», Радищев предостерегает дворянство: «Страшись, помещик жестокосердый, на челе каждого из твоих крестьян вижу твое осуждение».

Близко к аналогии Козельского между восстанием угнетенных и рекой, прорвавшей плотину, Радищев пишет о потоке, который будет тем сильнее, чем тверже ему сопротивление; если этот поток («таковы суть братья наши, в узах нами содержимые») прорвется, «мы узрим окрест нас меч и отраву. Смерть и пожигание нам будет посул за нашу суровость и бесчеловечие».

В оде «Вольность» красочно описываются народный суд над царем и его казнь: «Ликуйте, склепанны народы. Се право мщенное природы на плаху возвело царя». Обращаясь в той же оде к истории английской революции, Радищев порицает Кромвеля за то, что «твердь свободы сокрушил». «Но, – продолжает Радищев, – научил ты в род и в роды, как могут мстить себя народы, ты Карла на суде казнил».

«Ода совершенно явно и ясно бунтовская, где царям грозится плахою, – возмущалась Екатерина. – Кромвелев пример приведен с похвалами. Сии страницы суть криминального намерения, совершенно бунтовские».

Считая народную революцию правомерной, призывая к ней на страницах «Путешествия», Радищев печалился, что «прельщенные грубым самозванцем» крестьяне «в невежестве своем» не видели других способов освобождения, как убийства помещиков: «Они искали паче веселия мщения, нежели пользу сотрясения уз».

В то время многие даже радикальные мыслители опасались, что народная революция не сможет привести к положительным результатам, боялись ужасов революции. Эти опасения были чужды Радищеву.

Действительно, бесчеловечность и жестокосердие господ, доводящих до отчаяния рабов, неизбежно порождают мстительность, жестокость, «пагубу зверства» восставших. Но и поголовное истребление дворянства не привело бы к урону для страны. «Что бы тем потеряло государство?

Скоро бы из среды их изторгнулися великие мужи для заступления избитого племени; но были бы они других о себе мыслей и права угнетения лишены».

Не случайно «Путешествие» завершается «Одой Ломоносову». В Ломоносове Радищев видел пример ученого-самородка, каких во множестве выдвинет Россия, освобожденная от ига рабства.

Радищев твердо верил, что после революционного уничтожения крепостничества из крестьянской среды скоро бы «исторгнулися великие мужи для заступления избитого племени; но были бы они других о себе мыслей и права угнетения лишены».

Радищев наполнил понятие «патриотизм» революционным содержанием. Настоящим патриотом, по Радищеву, может считаться лишь тот, кто всю свою жизнь и деятельность подчиняет интересам народа, кто борется за его освобождение, за установление «предписанных законов естества и народоправления».

По Радищеву, «самодержавство есть наипротивнейшее человеческому естеству состояние». Он утверждал, что истина и справедливость не живут в «чертогах царских», что одежды царя и его приближенных «замараны кровью и омочены слезами» народа, поэтому тщетны надежды просветителей на «мудреца на троне».

Своим произведением «Путешествие из Петербурга в Москву» Радищев как бы готовил читателей к восприятию идеи о необходимости революции.

Революция - наивысшее выражение творческих возможностей народа. Именно потому в Городне путешественник обращается с прямым призывом к крепостным поднять восстание. Этот призыв к мятежу полон великой радостной веры в победу народа, в создание им своими силами новой государственности, новой культуры, «народным правлениям приличных». Вот эти вдохновенные слова путешественника: «О! если бы рабы, тяжкими узами отягченные, яряся в отчаянии своем, разбили железом, вольности их препятствующим, главы наши, главы бесчеловечных своих господ и кровию нашею обагрили нивы свои! что бы тем потеряло государство? Скоро бы из среды их исторгнулися великие мужи для заступления избитого племени; но были бы они других о себе мыслей и права угнетения лишенны». В «Путешествии» и оде «Вольность» Радищев проникновенно раскрыл свою мечту о будущем отечества. Он вдохновенно нарисовал перед читателем картину будущей жизни свободного народа. …Отгремят годы революции, и народ создаст свое правительство. «Скоро бы из среды их исторгнулися великие мужи для заступления избитого племени». Интересы народа, забота о его благе - вот что будет предметом их внимания. В этом государстве все население будет свободно и все будут трудиться. Земля будет принадлежать тому, кто трудится. Восторжествовавший великий дух свободы, «зиждительный как бог», преобразует все стороны жизни. Труд, проклятье при барщине, станет радостным и творческим. В государстве тружеников, говорит Радищев, «труд - веселье, пот - рсса, что жизненностию своею плодит луга, поля, леса». Уйдут в невозвратное прошлое бедность и нищета: свободный труд - основа экономического богатства. Веря в революцию, Радищев на основе изучения реальных условий современной ему России твердо знал, что еще нет нужных обстоятельств, что еще «не пришла година» славной победы. Оттого, воистину пророчески он писал в «Путешествии»: «Не мечта сие, но взор проницает густую завесу времени, от очей наших будущее скрывающую; я зрю сквозь целое столетие». Пушкин, хорошо знавший «Путешествие из Петербурга в Москву», справедливо назвал его «сатирическим воззванием к возмущению». В своей мятежной книге Радищев идейно осмыслил колоссальный опыт народа в его неутомимой многовековой борьбе за свою свободу, высказал веру в неизбежную победу русской революции. Революционные убеждения писателя определили его художественное новаторство в изображении русской жизни и русского народа. Вот почему эта книга была нужна русским людям и борцам за свободу и писателям. Превратив жанр «путешествия» в своеобразный воспитательный роман, Радищев совершил художественное открытие. Вот почему многие писатели, и прежде всего Пушкин и Гоголь, по-своему оценили и восприняли опыт Радищева. В романе «Евгений Онегин» появилась глава «Путешествие Онегина», которая должна была сыграть важную роль в идейном возрождении главного героя романа. Сюжет «Мертвых душ» развивается с учетом опыта жанра «путешествий». Ссылая Радищева в далекий сибирский острог Илимск, Екатерина II была уверена, что он, не выдержав тяжелого пути, умрет по дороге. Так бы и случилось, если бы не вмешательство друга Радищева графа А. Р. Воронцова. Он добился от императрицы, чтобы она приказала снять с осужденного кандалы, а затем послал своего гонца по пути следования с письмами к губернаторам с просьбой, чтобы они создали Радищеву сносные условия передвижения и жизни на месте ссылки, обещая им взамен свое покровительство. В ноябре 1796 года умерла Екатерина II, и начал царствовать ее сын Павел. Он переменил место ссылки Радищева - из Илимска его перевели под Москву, в отцовскую деревню Немцове, где он прожил до 1801 года. Новый император, Александр I, вступив на престол, пообещал обществу создание новых законов. Он объявил политическую амнистию, освободил Радищева, вызвал его в Петербург и назначил, по рекомендации вошедшего в силу А. Р. Воронцова, в Комиссию по составлению новых законов. Вернувшись в столицу, Радищев сновой энергией принялся за работу. Но скоро он увидел, что обещания Александра были ложью. За попытки отстоять свое мнение в комиссии ему пригрозили новой ссылкой. Но ни угрозы, ни преследования не сломили больного Радищева. Не желая смириться, он решил покончить с собой. В 9 часов утра 11 сентября 1802 года он выпил стакан сильного яда - азотной кислоты. В ночь на 13 сентября Радищев умер в тяжелых мучениях. Самодержавие наложило запрет на имя Радищева и на его революционные произведения - оду «Вольность» и «Путешествие из Петербурга в Москву». Но несмотря на это, они получили широкое распространение в списках и были известны многим читателям. Уже в 1790-е годы начали появляться рукописные списки «Путешествия». Особенно интенсивно новые списки создавались и распространялись в первую половину XIX века. Видимо, в обращении находилось несколько сотен таких списков. До нас дошло более 60 списков «Путешествия». Передовые общественные деятели и писатели неоднократно пытались переиздать «Путешествие» или перепечатать некоторые главы. В 1805 году в журнале «Северный вестник» была перепечатана глава «Клин». В 1806-1811 годах сыновья Радищева издали Собрание сочинений отца в шести томах, но без «Вольности» и «Путешествия», которые запретила цензура. Пушкин отлично знал сочинения Радищева, имел собственный экземпляр «Путешествия». В 1817 году, вслед за радищевской одой «Вольность», он пишет свою оду «Вольность». В 1833-35 годах он пишет «Путешествие из Москвы в Петербург», включая в свою книгу большие отрывки из радищевского «Путешествия». В 1836 году в стихотворение «Памятник» он включает строфу, в которой открыто говорилось о том, что шел он по пути, проложенному Радищевым: * И долго буду тем любезен я народу, * Что звуки новые для песен я обрел, * Что вслед Радищеву восславил я свободу * И милосердие воспел. Русская революционная общественность не добилась права напечатать оадищевское сочинение в России. Тогда Герцен издает «Путешествие из Петербурга в Москву» в Лондоне (1858). В течение второй половины XIX века в России предпринимались вновь и вновь попытки издать запретную книгу. Наконец в 1868 году формально запрет на ее издание был снят. Но практически положение не изменилось. В том же 1868 году купец Шигин издал «Путешествие», но его разрешили выпустить только потому, что оно было безобразно искажено - из книги изъяли вес страницы, где обличались самодержавная власть и крепостнические порядки, все революционные суждения автора. В 1888 году Суворин издал «Путешествие» в количестве 100 экземпляров. Разрешение было дано только ввиду ничтожного тиража. Через год, также незначительным тиражом, «Путешествие» вышло в составе V тома издания А. Е. Бурцева «Дополнительное описание библиографически редких, художественно-замечательных книг и драгоценных рукописей». Только революция 1905 года окончательно сняла запрет с мятежной книги. В том же году вышло полное издание «Путешествия» Радищева. С тех пор оно издавалось многократно - и отдельно и в составе Собрания сочинений Радищева. …Далекой историей стало время, когда жил Радищев. Но жива память о нем - мужественном человеке и мыслителе, пророке и мученике революции. Жива и бессмертна память сердца свободного и благодарного народа.

Борис Сергеевич Евгеньев

РАДИЩЕВ

…Да юноша, взалкавый славы,

Пришед на гроб мой обветшалый,

Дабы со чувствием вещал:

«Под игом власти, сей рожденный.

Нося оковы позлащенны,

Нам вольность первый прорицал».

А. Радищев, ода «Вольность».

I. ГРАЖДАНИН БУДУЩИХ ВРЕМЕН

«Человек, человек потребен для ношения имени сына Отечества…»

Ты хочешь знать: кто я?.. - спрашивал Радищев в одном из своих стихотворений.

Я тот же, что и был и буду весь мой век:

Не скот, не дерево, не раб, но человек!

Он написал это стихотворение, добравшись в дорожной кибитке, в сопровождении двух унтер-офицеров, зимой 1790 года, до занесенного снегом Тобольска.

Он только что вырвался из рук царского палача, из стен Петропавловской крепости, где, присужденный к «отсечению головы», долго ждал своего смертного часа, замененного потом ссылкой. Он был истомлен долгой и тяжелой дорогой.

Будущее тревожило его. Ему казалось, что необозримая снежная пустыня крепче каменной тюремной стены, крепче чугунной решетки встанет между ним и его прежней жизнью. Ссылка представлялась ему могилой, готовой поглотить все, чем он особенно дорожил: деятельную жизнь, исполненную труда и борьбы, любовь к семье и детям, заветные мечты, любимые книги.

Хватит ли душевных сил, мужества и веры в свое дело, чтобы претерпеть лишения, тоску и горечь изгнания, одинокую, бесплодную жизнь?

Да, он стерпит все, все перенесет! Он остался тем же, что и был, и таким будет весь свой век. Ничто не могло сломить, ничто не сломит его: он - ч е л о в е к!

Его могли бросить в тюрьму, лишить прав, заковать в цепи, обречь на медленное умирание в Сибири. Но никто никогда не мог бы сделать его рабом, отнять у него гордость высоким званием ч е л о в е к а.

В сознании этого был источник его непоколебимого мужества.

Как все великие русские революционеры, борцы за свободу и счастье народа, Радищев свято верил в человека.

«Известно, что человек существо свободное, поелику одарено умом, разумом и свободною волею, - писал он, - что свобода его состоит в избрании лучшего, что сие лучшее познает он и избирает посредством разума… и стремится всегда к прекрасному, величественному, высокому».

В этих словах ярко и сильно выражена вера Радищева в добрую волю человека, благородная мечта о человеческом счастье.

И это было не только убеждением мыслителя. Это было трепетом, радостью, болью и страданием живого горячего сердца, было главным делом смелой и бескорыстной жизни борца-революционера.

В отличие от многих передовых мыслителей и писателей Западной Европы того времени Радищев не обобщал понятие «человек». И уже одно это не только отличает его от них, но жизненной силой и правдой, ясной и точной целеустремленностью его деятельности ставит Радищева выше самых смелых западноевропейских мыслителей и писателей XVIII столетия, раскрывает глубину и самобытность его философской мысли.

Тот человек, за свободу и счастье которого он боролся всю жизнь, был не отвлеченным представлением о человеке вообще, но живой исторической реальностью: русским человеком, русским крепостным крестьянином. Радищеву были чужды космополитические тенденции, - он прежде всего любил родной русский народ и верил в него. Он верил в могучие силы, верил в величественное и прекрасное будущее русского народа. Он жил во имя этого будущего и боролся за него.

«Твердость в предприятиях, неутомимость в исполнении суть качества, отличающие народ российский… О, народ, к величию и славе рожденный!..»- писал Радищев.

И перед его духовным взором открывались грядущие времена, когда рабы, «отягченные тяжкими узами, ярясь в отчаяньи своем, разобьют железом вольности их препятствующим, головы бесчеловечных господ и обагрят их кровью нивы свои…»

«Что бы тем потеряло государство?» - задавал Радищев вопрос. И ответ его звучал замечательным пророчеством:

«Скоро бы из среды их (рабов. - Б. Е.) исторгнулись великие мужи для заступления избитою племени… "Не мечта сие, но взор проницает густую завесу времени, от очей наших будущее скрывающую; я зрю сквозь целое столетие…»

Он принадлежал к числу людей, смысл жизни которых - в борьбе за лучшее будущее своего народа, за то, чтобы это будущее скорее стало сегодняшним днем.

Современники говорили о Радищеве: «он зрил вперед».

Позднее Герцен писал о нем:

«Александр Радищев смотрит вперед… Его идеалы- это наши мечты, мечты декабристов. Что бы он ни писал, так и слышишь знакомую струну, которую мы привыкли слышать и в первых стихотворениях Пушкина, и в Думах Рылеева, и в собственном нашем сердце…»

В своей знаменитой книге «Путешествие из Петербурга в Москву» Радищев рассказывает такой случай. Выходя на станции Хотилов из дорожной кибитки, он поднял с земли сверток бумаг, оброненный неизвестным проезжим. Развернул, стал читать бумаги. В них оказалось «начертание законоположений» об уничтожении рабства в России. Читая эти бумаги, Радищев находил в них проявление человеколюбивого сердца, «везде видел гражданина будущих времен…»

Не найти, пожалуй, лучшего определения и для самого Радищева. Поистине он был «гражданином будущих времен». Он открывает собой славную плеяду борцов за счастливое будущее русского народа, за счастливое будущее человечества.

Недаром так часто обращался он к нам, к своим потомкам, продолжателям дела всей его жизни. Недаром незадолго до своей смерти он сказал:

Потомство за меня отомстит…

Но стремясь к лучшему будущему, увлеченный мечтою о нем, Радищев не стоял в стороне от насущных вопросов современности, не пренебрегал настоящим. Сила и правда подлинно великих «граждан будущих времен», то-есть деятелей, борющихся за счастливое будущее человечества, состоит в том, что они, провидя далеко вперед, выращивают на почве современности в труде и борьбе сильные и крепкие ростки будущего.

Величайшими образцами деятелей подобного типа являются Ленин и Сталин.

Радищев был практиком борьбы, - в этом еще одно примечательное отличие его от западноевропейских мыслителей и писателей - самых передовых его современников, - и до конца дней своих честно выполнял долг гражданина, верного сына своей родины, своего времени так, как он понимал этот долг.

Время, в которое Радищев жил, XVIII век, он назвал «безумным и мудрым», достойным проклятий и удивления. Веком созидания и разрушения, торжества свободного человеческого разума и разгула мрачных сил ненавистного ему «самодержавства», - таким Радищев видел XVIII столетие.

В честь его он сложил стихи, торжественные и страстные, как гимн. В этих стихах, написанных на заре нового, XIX столетия, Радищев пытался осмыслить те явления жизни, современником которых он был.

Он писал, что XVIII столетие родилось в крови и, орошенное кровью, сходит в могилу. Оно воздвигало и низвергало царства. Оно порвало узы, сковывавшие дух человека, и дало свободу мысли. В это столетие были открыты новые земли и народы, были исчислены небесные светила. Дивных успехов достигла наука, заставив работать летучие пары, сманив небесную молнию на землю.

Но главное, что Радищев видел и ценил в XVIII столетии, - это то, что оно, по его убеждению, открыло людям дорогу к вольности, к борьбе за свободу.

«О незабвенно столетье, радостным смертным даруешь истину, вольность и свет…»

Таким представлялось Радищеву, и таким он изобразил свое время - XVIII столетие - в стихах, написанных на склоне жизни.

Он родился в царствование «дщери Петра», императрицы Елизаветы, он жил в прославленный придворными одописцами «екатеринин век», он пережил недолгое царствование «безумца на троне»- Павла - и умер в те дни, когда Александр I, «властитель слабый и лукавый»2, шагнув к трону через труп отца, обещал править Россией «по заветам» своей бабки.

Радищев был современником событий, нанесших сокрушительные удары старому, феодальному укладу жизни: революционной войны американского народа за свою независимость, буржуазной революции во Франции, возвестившей гибель феодализма на Западе Европы, грозной крестьянской войны в России под водительством Емельяна Пугачева.

Россия второй половины XVIII века была дворянской, военно-бюрократической империей. Могущество и богатство ее покоились на старой основе феодально-крепостнического хозяйства, на хищническом ограблении народа царями, дворянами-помещиками, купцами, чиновниками. Государство помещиков-крепостников, ненасытных в своей жадности, беспощадных в своей жестокости, выжимало последние жизненные соки из крепостных крестьян, составлявших подавляющее большинство населения тогдашней России.

Из года в год увеличивался вывоз хлеба за границу. Возникали крепостные мануфактуры. Это давало большие барыши крепостникам, разжигало их страсть к стяжательству, вело к еще большему закабалению ими народа. Народ стонал в оковах рабства, под бременем нищеты и непосильного подневольного труда.

…Да юноша, взалкавый славы,

Пришед на гроб мой обветшалый,

Дабы со чувствием вещал:

«Под игом власти, сей рожденный.

Нося оковы позлащенны,

Нам вольность первый прорицал».

А. Радищев, ода «Вольность».

I. ГРАЖДАНИН БУДУЩИХ ВРЕМЕН

«Человек, человек потребен для ношения имени сына Отечества…»

А. Радищев

Ты хочешь знать: кто я?.. - спрашивал Радищев в одном из своих стихотворений.

Я тот же, что и был и буду весь мой век:

Не скот, не дерево, не раб, но человек!

Он написал это стихотворение, добравшись в дорожной кибитке, в сопровождении двух унтер-офицеров, зимой 1790 года, до занесенного снегом Тобольска.

Он только что вырвался из рук царского палача, из стен Петропавловской крепости, где, присужденный к «отсечению головы», долго ждал своего смертного часа, замененного потом ссылкой. Он был истомлен долгой и тяжелой дорогой.

Будущее тревожило его. Ему казалось, что необозримая снежная пустыня крепче каменной тюремной стены, крепче чугунной решетки встанет между ним и его прежней жизнью. Ссылка представлялась ему могилой, готовой поглотить все, чем он особенно дорожил: деятельную жизнь, исполненную труда и борьбы, любовь к семье и детям, заветные мечты, любимые книги.

Хватит ли душевных сил, мужества и веры в свое дело, чтобы претерпеть лишения, тоску и горечь изгнания, одинокую, бесплодную жизнь?

Да, он стерпит все, все перенесет! Он остался тем же, что и был, и таким будет весь свой век. Ничто не могло сломить, ничто не сломит его: он - ч е л о в е к!

Его могли бросить в тюрьму, лишить прав, заковать в цепи, обречь на медленное умирание в Сибири. Но никто никогда не мог бы сделать его рабом, отнять у него гордость высоким званием ч е л о в е к а.

В сознании этого был источник его непоколебимого мужества.

Как все великие русские революционеры, борцы за свободу и счастье народа, Радищев свято верил в человека.

«Известно, что человек существо свободное, поелику одарено умом, разумом и свободною волею, - писал он, - что свобода его состоит в избрании лучшего, что сие лучшее познает он и избирает посредством разума… и стремится всегда к прекрасному, величественному, высокому» .

В этих словах ярко и сильно выражена вера Радищева в добрую волю человека, благородная мечта о человеческом счастье.

И это было не только убеждением мыслителя. Это было трепетом, радостью, болью и страданием живого горячего сердца, было главным делом смелой и бескорыстной жизни борца-революционера.

В отличие от многих передовых мыслителей и писателей Западной Европы того времени Радищев не обобщал понятие «человек». И уже одно это не только отличает его от них, но жизненной силой и правдой, ясной и точной целеустремленностью его деятельности ставит Радищева выше самых смелых западноевропейских мыслителей и писателей XVIII столетия, раскрывает глубину и самобытность его философской мысли.

Тот человек, за свободу и счастье которого он боролся всю жизнь, был не отвлеченным представлением о человеке вообще, но живой исторической реальностью: русским человеком, русским крепостным крестьянином. Радищеву были чужды космополитические тенденции, - он прежде всего любил родной русский народ и верил в него. Он верил в могучие силы, верил в величественное и прекрасное будущее русского народа. Он жил во имя этого будущего и боролся за него.

«Твердость в предприятиях, неутомимость в исполнении суть качества, отличающие народ российский… О, народ, к величию и славе рожденный!..» - писал Радищев.

И перед его духовным взором открывались грядущие времена, когда рабы, «отягченные тяжкими узами, ярясь в отчаяньи своем, разобьют железом вольности их препятствующим, головы бесчеловечных господ и обагрят их кровью нивы свои…»

«Что бы тем потеряло государство?» - задавал Радищев вопрос. И ответ его звучал замечательным пророчеством:

«Скоро бы из среды их (рабов. - Б. Е.) исторгнулись великие мужи для заступления избитою племени… "Не мечта сие, но взор проницает густую завесу времени, от очей наших будущее скрывающую; я зрю сквозь целое столетие…»

Он принадлежал к числу людей, смысл жизни которых - в борьбе за лучшее будущее своего народа, за то, чтобы это будущее скорее стало сегодняшним днем.

Современники говорили о Радищеве: «он зрил вперед».

Позднее Герцен писал о нем:

«Александр Радищев смотрит вперед… Его идеалы- это наши мечты, мечты декабристов. Что бы он ни писал, так и слышишь знакомую струну, которую мы привыкли слышать и в первых стихотворениях Пушкина, и в Думах Рылеева, и в собственном нашем сердце…»

В своей знаменитой книге «Путешествие из Петербурга в Москву» Радищев рассказывает такой случай. Выходя на станции Хотилов из дорожной кибитки, он поднял с земли сверток бумаг, оброненный неизвестным проезжим. Развернул, стал читать бумаги. В них оказалось «начертание законоположений» об уничтожении рабства в России. Читая эти бумаги, Радищев находил в них проявление человеколюбивого сердца, «везде видел гражданина будущих времен…»

Не найти, пожалуй, лучшего определения и для самого Радищева. Поистине он был «гражданином будущих времен». Он открывает собой славную плеяду борцов за счастливое будущее русского народа, за счастливое будущее человечества.

Недаром так часто обращался он к нам, к своим потомкам, продолжателям дела всей его жизни. Недаром незадолго до своей смерти он сказал:

Потомство за меня отомстит…

Но стремясь к лучшему будущему, увлеченный мечтою о нем, Радищев не стоял в стороне от насущных вопросов современности, не пренебрегал настоящим. Сила и правда подлинно великих «граждан будущих времен», то-есть деятелей, борющихся за счастливое будущее человечества, состоит в том, что они, провидя далеко вперед, выращивают на почве современности в труде и борьбе сильные и крепкие ростки будущего.

Величайшими образцами деятелей подобного типа являются Ленин и Сталин.

Радищев был практиком борьбы, - в этом еще одно примечательное отличие его от западноевропейских мыслителей и писателей - самых передовых его современников, - и до конца дней своих честно выполнял долг гражданина, верного сына своей родины, своего времени так, как он понимал этот долг.

Время, в которое Радищев жил, XVIII век, он назвал «безумным и мудрым», достойным проклятий и удивления. Веком созидания и разрушения, торжества свободного человеческого разума и разгула мрачных сил ненавистного ему «самодержавства», - таким Радищев видел XVIII столетие.

В честь его он сложил стихи, торжественные и страстные, как гимн . В этих стихах, написанных на заре нового, XIX столетия, Радищев пытался осмыслить те явления жизни, современником которых он был.

Он писал, что XVIII столетие родилось в крови и, орошенное кровью, сходит в могилу. Оно воздвигало и низвергало царства. Оно порвало узы, сковывавшие дух человека, и дало свободу мысли. В это столетие были открыты новые земли и народы, были исчислены небесные светила. Дивных успехов достигла наука, заставив работать летучие пары, сманив небесную молнию на землю.