Главные герои повести о петре и февронии муромских. «Повесть о Петре и Февронии Муромских

8 июля Православная Церковь празднует память преподобных Петра и Февронии, которая является русской версией Дня влюбленных. "Повесть о Петре и Февронии" является авторским произведением, однако несёт в себе и фольклорные традиции.

Змей

История «Повести», написанной в XV веке по устной легенде, начинается с рассказа об искушении жены князя Павла змеем. Пытаясь соблюдать житийную традицию повествователь вводит в действие Дьявола – именно он посылает змея. Правда, если в сказках победа над змеем становится кульминацией, то здесь она присутствует лишь для того, чтобы познакомить читателя с одним из главных действующих лиц – братом Павла, муромским князем Петром. Но вернемся к «Повести»: искушаемая жена спешит рассказать мужу о напасти, а тот начинает искать способы избавления. Так и не придумав ничего дельного, он предлагает жене узнать у змея, «от чего ему смерть должна приключиться?» Подобно «смерть моя в игле, игла – в яйце», змей рассказывает жене, что умереть ему суждено «от Петрова плеча и от Агрикова меча».

Агриков меч

Павел не сразу догадывается, о каком «Петровом плече» идет речь. А вот Петр, узнав о беде брата, сразу всё понимает. Только где добыть меч? В сказках часто используется прием добычи способного уничтожить злодея оружия при помощи помощников или чудесных сил. В «Повести» же используется другой прием – Петр обретает меч благодаря молитве. История рассказывает, что Петр любил в одиночестве ходить в церковь. В один из таких визитов в церковь Воздвижения честного и животворящего креста во время вознесения молитвы ему является ангел в образе отрока, который показывает щель между алтарными плитами, где Петр и находит спасительный меч.

Загадки Февронии

Змей убит! Беда только, что кровь его попала на героя Петра, который покрылся струпьями и язвами – вот так награда! Видимо, на данном этапе автор «Повести» решает не использовать сказочный прием награды за победу над злодеем, а отдать Петру сполна чуть позже. Такой сюжетный ход делает возможным встречу Петра и Февронии. Петр узнает, что на Рязанской земле живут хорошие врачи и отправляется в путь. Во время остановки в селе Ласково (чудесное название!) один из отроков князя забредет в дом, где перед ним предстанет «удивительное зрелище»: сидящая за ткацким станком девушка, перед которой… скачет заяц. На все вопросы отрока крестьянская девушка будет отвечать загадками: «Плохо, когда дом без ушей, а горница без очей!», «Отец и мать мои пошли взаймы плакать, брат же мой пошел сквозь ноги смерти в глаза глядеть». Правда, не станет долго томить недоумевающего отрока, разъяснит: уши дома – это собака, очи дома – это ребенок, плакать взаймы – пойти на похороны, а смотреть сквозь ноги в глаза смерти – заниматься сбором меда, залезая высоко на дерево и рискуя ежесекундно упасть вниз и погибнуть. Так автор вводит в «Повесть» образ Мудрой девы – традиционный для волшебных сказок.

Испытание и исцеление

Феврония предлагает вылечить князя, а в качестве «платы» хочет стать женой князя. Петр с пренебрежением воспринимает слова ее: «Как это можно - князю дочь древолаза взять себе в жены!» Однако от помощи не отказывается, пообещав, что если Февронии удастся его вылечить, он женится на ней. Девушка дает слугам князя «волшебное зелье» в виде хлебной закваски и строго наказывает, как следует поступить: истопить баню, намазать все струпья и язвы, а один струп не мазать. Так князь и делает, но прежде, как и требует настоящая сказка, решает испытать Мудрую деву. Он посылает ей маленький пучок льна и велит за то время, пока он будет в бане, выткать и сшить ему одежду. Феврония не растерялась и сполна доказала свою мудрость: в ответ она отправляет князю обрубок полена с просьбой смастерить из него ткацкий станок. А на возмущение князя: «Как же можно из такого обрубка сделать станок?», ответила: «Так разве можно из пучка льна сшить одежду для взрослого мужчины да еще за то время, пока он будет в бане?»

Неравный брак

Удивлен был князь мудростью девушки, но, невзирая на это, а также на данное обещание, не женился, а вернулся в Муром, править дальше. Только на следующий же день после возвращения от оставленного струпа снова пошла болезнь по телу князя-обманщика. Со стыдом он снова послал к Февронии с просьбой об исцелении, на что Феврония лишь сказала, что выздоровеет князь, когда выполнит свое обещание. Князь снова дал обещание, Феврония назначила тот же курс, и князь выздоровел. Так Феврония стала княгиней. Вернулись они в Муром и стали жить благочестиво, ни в чем не нарушая Божьих заповедей, почти как в сказке – «жить-поживать да добро наживать». Только, как водится, не взлюбили бояре жену-простлюдинку, начали наговаривать на нее, будто не по чину собирает она после каждого пира крошки. Петр решил проверить: после пира действительно собрала Феврония крошки, а когда Петр разжал руку, увидел на ладони благоухающий ладан и фимиам. С тех пор Петр прекратил свои «проверки».

Жили они долго и счастливо

Только бояре не успокаивались: пожелали они изгнать Февронию. На пиру прямо ей об этом и заявили: «Забирай богатств, сколько хочешь, и уходи!». Мудрая же княгиня молвила: «Обещайте мне дать то, что попрошу!», а после боярских заверений продолжила: «Ничего не прошу, только супруга моего, князя Петра!» Не нарушивший заповеди князь последовал за своей женой. Они покинули город. Во время «путешествия» по реке Оке Феврония наставляла на путь истинный заблудших и продолжала творить чудеса. Так, во время ужина срубили молодые деревца для того, чтобы смастерить рогатины для котла, а уже на утро, после благословения святой княгини Февронии, из них выросли большие деревья. Она утешала мужа: «Не скорби, княже, милостивый Бог, творец и заступник всех, не оставит нас в беде!» И действительно, пришли на поклон бояре и попросили вернуться в город. Рассказали, что как только Петр и Феврония покинули город, каждый из бояр захотел править – начались убийства и смута. Муромский народ потребовал вернуть прежних правителей. И вернулись благоверные в родной город, и стали править по Заповедям Господним, справедливо и кротко, без жестокости и стяжательства, и милость творя всякому – «странников принимали, нагих одевали, голодных насыщали, бедных от напастей избавляли».

И умерли в один день

Когда пришло время умирать, приняли супруги монашеский постриг и умолили Бога, чтобы милостиво позволил им умереть в один день. Так и случилось. Как требует житийная традиция, после их кончины последовали посмертные чудеса. Вопреки завещанию, благоверных положили в разные гробы, которые развезли в разные места, однако на утро их тела оказались в одном гробе, который они сами велели высечь для себя из камня. Вторая попытка разлучить Петра и Февронию снова не увенчалась успехом – супруги утром снова оказались вместе. После этого не посмели люди трогать их и совершили погребение рядом с церковью пречистой Богородицы, что в Муроме.
История Петра и Февронии по праву считается самой прославленной легендой о верности и любви, которую родила земля русская.

Любой россиянин, несомненно, слышал о святых Петре и Февронии Муромских. Это чудотворцы, которые стали образцом семейной пары, прожившей в любви и верности многие годы, символом идеального супружеского союза....

В 1547 году Петр и Феврония Муромские были канонизированы представителями христианской православной церкви.

История о них была записана на бумаге в то же время, в XVI веке.

У муромского князя Павла, правившего в то время в городе, был младший брат Петр.

Однажды князь Петр начал болеть, его тело вдруг оказалось все в язвах и фурункулах. Он искал спасения от неизвестной болезни у врачей на Руси и в заморских странах, но никто не мог помочь знатному человеку.

Тогда князь послал гонцов во все земли с просьбой найти того, кто его излечит. И вот посланник князя заехал в одно русское село. Там он встретил девушку, поразившую в разговоре его своими мудрыми рассуждениями. Парень предложил ей попробовать исцелить князя.

Девица попросила, чтобы князь прибыл к ним в село, но предупредила, что вылечиться он сможет, если только умеет держать слово и добр к окружающим.

Звали девушку Февронией. Она в качестве награды за исцеление князя попросила его жениться на ней.

Когда князя Петра привезли в село, девица подула на хлебную закваску и повелела князю помыться в бане и затем намазать закваской все язвы и струпья, а один струп оставить.

Петр выполнил все ее наставления – сходил в баню и после мытья там же намазался целительной смесью, кроме одного струпа. Сразу же он почувствовал облегчение, кожа его очистилась, боли больше не было.

Однако девушка по имени Феврония не только казалась, но и поистине была очень мудрой. Она понимала, что князю Петру надо прежде всего исцелить душу, избавив ее от пороков, и тогда только излечится его тело. Феврония помнила, что Господь болезни насылает в наказание за грехи и поэтому, предвидя возможный обман князя по низости помыслов, наказала ему оставить один струп.

Петр поразился такому скорому выздоровлению и богато наградил девушку. Однако жениться на ней, как ранее обещал, он не захотел, так как она происходила из незнатной семьи. Феврония все дары отослала назад князю.

Петр вернулся в родной город полным сил и здоровья, лишь с одной оставшейся небольшой болячкой. Но через некоторое время от этого последнего струпа опять по его телу расползлись язвы и фурункулы.

На этот раз Петр усмирил свою и гордость и вернулся к мудрой девушке с твердым намерением сдержать слово и взять ее в жены. Князь отправил к ней посланника с мольбами о прощении. Феврония же не держала на сердце обиды и согласилась исцелить князя окончательно и стать его нареченной.

Точно так же Феврония подула на хлебную закваску и отдала князю. Петр, на этот раз окончательно излечившись, сдержал слово и сделал девушку княгиней, взяв ее в супруги.

Когда правивший в Муроме Павел скончался, Петр вместо него стал княжить в городе. Бояре с радостью приняли нового князя, но их знатные жены строили козни простолюдинке Февронии.

Накрученные своими злыми супругами, бояре возвели напраслину на скромную Февронию и поставили князю условие, чтобы он изгнал девушку из города. Князь послушался и повелел ей уйти, взяв с собой только одну любимую вещь. Феврония сказала, что хочет забрать с собой только его, своего любимого мужа.

Князь Петр помнил, что Господь заповедовал быть с супругой в горе и в радости и отправился в изгнание вместе с женой. Они отплыли из Мурома на двух кораблях.

По наступлении сумерек они высадились на суше. Князь сильно тревожился об их дальнейшей судьбе. Супруга успокаивала Петра, призывая надеяться на милость Божию.

И она была права. Уже через день бояре из Мурома прислали послов, прося князей вернуться, так как после того, как они отплыли, знать не смогла выбрать другого правителя, все передрались и сейчас хотели опять спокойствия и мира.

Будущие святые не стали злобствовать на обидевших их бояр и возвратились. Они правили Муромом мудро и справедливо многие годы, уважая Божьи заповеди и сея вокруг добро. Заботились о горожанах, оказывали помощь неимущим, были словно любящие родители для своих родных детей.

Не смотря на социальное положение человека, они любого одаривали любовью и душевным теплом, препятствовали злым поступкам и жестокости, не корпели над деньгами и любили и почитали Бога. Горожане ценили и уважали их, стремящихся помочь всем и каждому, насытить и облачить, исцелить болезных и дать наставления заблудшим.

Достигнув преклонного возраста, Петр и Феврония в одно время приняли постриг, взяв имена Давид и Ефросиния. У Господа они молили о возможности умереть в один день и подданным велели упокоить их в одном гробу, в котором была лишь тонкая стенка.

Однако после их отхода к Богу горожане подумали, что так как супруги приняли монашество, их нельзя будет похоронить в одном гробу, как те просили.

Срубили два гроба и оставили супругов на отпевание в разных церквях.

Но утром горожане увидели, что отдельные гробы пусты, а тела князей лежат в двойном гробу, высеченном из камня при их жизни.

Не осознав случившегося чуда, непонятливые горожане вновь разделили супругов, но и на другое утро Петр и Феврония покоились в общем гробу.

После этого люди наконец поняли, что так угодно Богу и упокоили их в совместном каменном гробу, поблизости к храму святой Богородицы.

И до сих пор туда совершают паломничество нуждающиеся люди, болезные и несчастные. И если они приходят туда с искренней верой и надеждой, то святые Петр и Феврония Муромские даруют им исцеление и семейное счастье. И рассказ о взаимной любви и верности супругов живет в веках.

В 1993 году мощи святых князей Муромских перевезли в Троицкий собор Муромского Свято-Троицкого монастыря.

В 2008 году 8 июля, День семьи, любви и верности, признали национальным праздником на государственном уровне. В православных церквях в этот летний день проводят службу в честь святых Петра и Февронии Муромских и снова рассказывают историю их любви благодарным потомкам.

На первый взгляд, вопрос о том, почему Повести о Петре и Февронии (далее – Повесть) нет в Великих Минеях Четиих (далее – ВМЧ) митрополита Макария, является маловажным: хорошо известно, что замысел Владыки собрать в единый свод все духовные творения, которые были читаемы в его время на Руси, оказался не реализован. Митрополит Макарий (Булгаков) в «Истории Русской Церкви» приводит примеры творений святых и даже библейских книг, не включенных в ВМЧ . В этом свете отсутствие в ВМЧ Повести о Петре и Февронии, казалось бы, не представляет собой факта, требующего детального анализа. Однако, как справедливо пишет О.В. Гладкова, «Во многих академических работах и в разделах учебных пособий, посвященных Повести или Ермолаю-Еразму, часто упоминается факт невключения Повести в Великие Минеи Четии митрополита Макария, который истолковывается как несоответствие самой повести агиографическому канону и свидетельство «неудачливости» Ермолая-Еразма» .

Икона Муромских святых князя Константина со чадами Михаилом и Феодором, Петра и Февронии и Иулиании Лазаревской с житием Петра и Февронии. XVII в.

Не представляет исключения и статья «Житийная литература» в Православной энциклопедии, в ее подразделе, озаглавленном «Восточнославянская житийная литература», автор, С.А. Семячко, предлагает однозначное объяснение факта отсутствия (мы считаем принципиальным употребление именно этого слова) Повести о Петре и Февронии в ВМЧ:

«Иногда специально заказанные для ВМЧ жития отвергались свт. Макарием. Так случилось с написанным по его заказу Ермолаем (Еразмом) Житием благоверных Петра и Февронии Муромских, канонизированных Собором 1547 г.» .

Продолжая мысль, С.А. Семячко раскрывает причину отвержения митрополитом Макарием Повести о Петре и Февронии: «Основанное на фольклорных материалах, развивающееся в соответствии с сюжетными схемами волшебной змееборческой сказки и новеллистической сказки о мудрой девице, оно совершенно не вписывалось в рамки макариевской школы. Авторы житий стремились подражать Пахомию Логофету, а чаще делали прямые заимствования из его сочинений. Однако применение эмоционального стиля в кон. XV–XVI в. в отличие от выработанного стиля кон. XIV – нач. XV в. сильно формализовано, лит. этикет крайне усложнен. Созданный в XVI в. стиль «второго монументализма» был «искусственно напыщенным, наполненным риторическими формулами и эклектичен (Дмитриева. 1993. С. 213)» .

Обзор историографии Повести показывает, что исследователи не всегда ставили акцент на том, что произведения нет в ВМЧ. Так, ни впервые опубликовавший Повесть Н.И. Костомаров , ни А.Н. Попов , ни И. Шляпкин не упоминают об этом факте, авторы первых посвященных Повести исследовательских работ Ф.И. Буслаев и А.Н. Веселовский также не касаются рассматриваемого нами вопроса. Создатель фундаментального агиографического труда В.О. Ключевский , равно как и митрополит Макарий (Булгаков) , отмечают низкое, по их мнению, качество Повести, но не анализируют причины ее отсутствия в ВМЧ. В некотором смысле исключением может служить митрополит Макарий (Булгаков), писавший о том, почему в ВМЧ нет житий святых, прославленных на Соборе 1547 года в качестве местночтимых . Его точка зрения будет немного подробнее раскрыта ниже. Среди достаточно интересных размышлений о Повести, принадлежащих митрополиту Филарету (Гумилевскому) , опять-таки нет места интересующему нас вопросу.

После 1917 года ситуация меняется: наряду с авторами, не комментировавшими отсутствие Повести в ВМЧ, такими как В.Ф. Ржига , Ю.А. Яворский , А.А. Зимин , М.Б. Плюханова , Ю.Г. Фефелова и др., появляются ученые, отмечающие в своих работах, что митрополит Макарий сознательно не включил Повесть в ВМЧ из-за ее несоответствия агиографическому канону: М.О. Скрипиль , Н.С. Демкова , А.А. Шайкин , Т.Р. Руди , А.Н. Ужанков и др. Наиболее подробно и обстоятельно эта точка зрения представлена в трудах Р.П. Дмитриевой: в академическом издании Повести о Петре и Февронии , в Словаре книжников и книжности Древней Руси , в статье, посвященной агиографической школе митрополита Макария , анализ которых мы предлагаем ниже.

Изучение работ Р.П. Дмитриевой позволяет увидеть, что ее точка зрения складывается из нескольких тезисов:

Ермолай-Еразм приехал из Пскова в Москву в конце 40-х гг. XVI века.

Митрополит Макарий поручил создать Ермолаю-Еразму житие благоверных Петра и Февронии.

Ермолай-Еразм создал Повесть о Петре и Февронии не позже 1552 года.

Митрополит Макарий не включил в ВМЧ созданную Ермолаем-Еразмом Повесть и, надо думать, не дал ему возможности исправить свое творение.

Рассмотрим последовательно каждый из них.

1) По мысли автора, «на Е.-Е. как писателя обратили внимание в 1546 г., когда он находился в Пскове» . Кто именно обратил внимание: государь Иван Грозный, посетивший в том году Псков, царский книгочий Кир-Софроний, адресат одного из посланий Ермолая-Еразма, или другой приближенный к царю человек – Р.П. Дмитриева не поясняет.

Заметим, что о времени пребывания Ермолая-Еразма в Москве почти ничего не известно, принято считать, что упомянутый в Никоновской летописи под 1555 годом Ермолай, который был «среди лиц, участвовавших вместе с митрополитом Макарием при поставлении Гурия епископом Казанским: «протопоп Спасской з дворца Ермолай» (ПСРЛ. СПб., 1904, т. 13, с. 250)». , и есть книжник Ермолай-Еразм. Никаких других точных данных в распоряжении историков нет. В таком случае однозначно можно утверждать лишь то, что он переехал из Пскова в Москву между 1546 и 1555 годом.

Р.П. Дмитриева, не называя точно сроки, дает понять, что переезд Ермолая-Еразма в Москву произошел в 40-х гг. XVI века: «В это время как раз под руководством митрополита Макария особенно интенсивно работал большой круг церковных писателей по созданию жизнеописаний русских святых» ). Получается следующая последовательность событий: в Москве идет работа над созданием жизнеописаний, примерно в это время царь посещает Псков, где один из его приближенных знакомится с хорошо образованным Ермолаем- Еразмом; талант Ермолая-Еразма оценивают по достоинству, он переезжает в Москву и получает задание (поручение) от митрополита Макария создать житие канонизированных на Соборе 1547 г. благоверных Петра и Февронии. «Макарий, по всей видимости, привлек этой работе и Е.-Е. По поручению его Е.-Е. было написано по крайней мере три произведения. В своем «Молении к царю» Е.-Е. сообщает: «благословением превеликаго всея России архиерея, Макария митрополита, составих три вещи от древних драги» (Шляпкин. Ермолай Прегрешный новый писатель эпохи Грозного, с. 566)» .

Указание на прибытие Ермолая-Еразма в Москву в сороковые годы XVI века позволяет Р.П. Дмитриевой почти однозначно заявить тезис 3 (о создании Повести до окончания Успенского списка ВМЧ), а затем при помощи тезиса 2 (о том, что Повесть была написана именно по поручению митрополита Макария) тезис 4 (о том, что митрополит Макарий не включил Повесть в ВМЧ): написанное по непосредственному поручению архиерея произведение не могло не войти в ВМЧ по какой-либо случайности – это было сознательное решение митрополита Макария.

Таким образом, датировка прибытия Ермолая-Еразма в Москву именно концом 40-х годов принципиально важна для обоснования положения о том, что митрополит Макарий не включил Повесть в ВМЧ, однако при этом Р.П. Дмитриева никак не поясняет свою позицию. Логика автора угадывается: автор Повести должен был работать вместе с другими книжниками макарьевского круга над созданием житий святых, канонизированных на Соборе 1547 года, в частности над житием благоверных Петра и Февронии. Но если бы это было так, то макарьевские книжники создали бы в конце сороковых жития и остальных святых, канонизированных к местному почитанию на Соборе 1547 года, между тем нет никаких результатов этой неизбежно предполагаемой деятельности, ничего неизвестно и о подобном поручении со стороны митрополита Макария.

В работе А.А. Зимина, А.Л. Хорошкевич «Россия времен Ивана Грозного» называется другая дата приезда Ермолая-Еразма в Москву – начало 50-х годов . Авторы также не поясняют, на чем основаны их расчеты.

Тем не менее мы считаем позицию А.А. Зимина, А.Л. Хорошкевич верной, так как она позволяет, мы покажем это ниже, избежать ряда алогизмов, которых не лишена позиция Р.П. Дмитриевой.

2) В процитированном выше фрагменте из , где Р.П. Дмитриева ссылается на труд Шляпкина, любопытно то, что модальность некоторой неуверенности, присутствующая в первом предложении приведенного нами фрагмента, уже в следующем предложении исчезает, несмотря на то, что никаких доводов, позволяющих оставить сомнение, автор не приводит. Слова Ермолая-Еразма из «Моления к царю» вырываются Р.П. Дмитриевой из контекста путем отсечения начальной фразы, и таким образом особенно тщательно подчеркивается благословение, которое дал митрополит на создание трех неназванных в «Молении к царю» произведений, которое потом, в авторском тексте Р.П. Дмитриевой, легко превращается в поручение. Но в древнерусском языке слово «благословение» отнюдь не было семантически тождественно слову «поручение», означав «разрешение», соизволение» , а это значит, что Ермолай-Еразм мог, действительно, писать Повесть по поручению митрополита Макария, однако мог также писать и по своей инициативе, но получив перед началом работы благословение архиерея. К тому же в житиях Саввы Сторожевского и Александра Свирского применительно к митрополиту Макарию употреблено слово «повелением».

Процитируем от начала рассматриваемое предложение: «Убо не собою есмь, но божиим промыслом и (нами выделен отсутствующий в цитате у Р.П. Дмитриевой отрезок. – И. Р.) благословением превеликаго всея России архиерея, Макария митрополита, составих три вещи от древних драги…». Ермолай-Еразм, защищаясь от тех, кто создавал ему перед царем репутацию «позорна и бесна» , говорит о том, что созданные им тексты – они стали в какой-то степени камнем преткновения – были написаны им не самостоятельно и не самовольно, но благодаря Богу и благословению митрополита Макария, а это ставит под сомнение тезис Р.П. Дмитриевой о том, что митрополит Макарий отверг Повесть о Петре и Февронии: если бы это произошло, информировать царя о том, что Повесть написана по непосредственному поручению митрополита, было бы совершенно незачем (по поручению митрополита была начата работа, но ее результат Макария не удовлетворил, следовательно, апеллировать к его авторитету при неудачно выполненной работе дерзко и неразумно, еще более неразумно и дерзко было бы заявлять при этом, что Повесть написана «Божиим промыслом» и что как Повесть, так и другие два произведения «тлениа в себе не требуют, иже убо ненавидящим и ругающимся многим, яко огненное оружие явитца» .

Таким образом, независимо о того, давал ли митрополит Макарий непосредственное поручение Ермолаю-Еразму написать житие благоверных Петра и Февронии или нет, крайне маловероятно, чтобы автор-священник в ситуации, когда правящий архиерей остался недоволен его работой, написал царю послание, содержащее процитированные выше слова.

3) В исследовательской литературе нам ни разу не приходилось встречать точную дату создания Повести о Петре и Февронии. Это легко объяснимо, так как достоверных сведений о датах жизни и творчества Ермолая-Еразма, к сожалению, очень мало. А.А. Зимин считал, что Повесть создана в конце сороковых годов, так «она возникла в связи с канонизационными соборами 1547 и 1549 гг., а по своему идейному содержанию близка к Правительнице, написанной в 1549 г.» . Аргументацию ученого нельзя считать убедительной: житие канонизированных в 1547 году благоверных Петра и Февронии вполне могло быть написано и в 50-е годы, как, например, житие канонизированных на том же соборе муромского князя Константина и его сыновей. Идейная близость Повести с Правительницей, датировка которой не является однозначно доказанной, опять же вполне возможна и при написании Повести в начале 50-х годов XVI века, так как у нас нет сведений об эволюции общественных взглядов Ермолая-Еразма в период 40–50-х гг. XVI века. В рассуждениях Р.П. Дмитриевой указывается другая веха, позволяющая приблизительно датировать Повесть: «Она (Повесть о Петре и Февронии. – И. Р.) безусловно была уже написана ко времени составления Успенского списка Четий-Миней, но Макарий не включил в него эту Повесть» . На чем основано такое безапелляционное утверждение, автор не поясняет. Двумя страницами ранее Р.П. Дмитриевой приводится палеографическое заключение: «По водяным знакам рукопись Ермолая-Еразма датируется серединой XVI в., не позднее начала 60-х годов (сфера в нескольких вариантах, рука маленькая с короной, рука средней величины со звездочкой или цветком, тиара, кораблик)» .

Ничего, что ограничивало бы срок создания Повести 1552 годом, здесь не говорится, а следовательно, тезис Р.П. Дмитриевой о создании Повести до 1552 года (возьмем крайнюю временную точку работы митрополита Макария над составлением Успенского списка), доказанным не является. В то же время, если принять версию о том, что Повесть была создана до 1552 года, придется согласиться с тем, что митрополит Макарий не включил ее в ВМЧ, а это влечет за собой ряд несообразностей, часть которых уже была проанализирована нами выше. Об остальных речь пойдет далее.

4) Наиболее уязвимыми для критики в концепции Р.П. Дмитриевой являются, на наш взгляд, ее рассуждения о причинах творческой неудачи Ермолая-Еразма: «На Е.-Е. оказало такое большое влияние народное предание о муромском князе и его жене, что он, хорошо образованный церковный писатель, перед которым была поставлена цель дать жизнеописание святых, создал произведение, далекое по существу от житийного жанра. Этот факт выглядит особенно поразительным на фоне той житийной литературы, которая в это же время создавалась в писательском кругу митрополита Макария, к которому, собственно, принадлежал и Е.-Е. Повесть о Петре и Февронии резко отличается от житий, написанных в это время и включенных в ВМЧ, она стоит одиноко на их фоне и ничего не имеет общего с их стилем» .

Соглашаясь с исследователем в том, что Повесть «резко отличается» от житий, написанных в середине XVI века, мы не можем считать бесспорным ее утверждение о том, что Повесть далека от житийного жанра. Точка зрения Р. Пиккио, показавшего в , что Повесть – произведение агиографическое и именно как агиографическое оно воспринималось в XVI веке, представляется нам лучше аргументированной.

Интересно, однако, что и сама Р.П. Дмитриева утверждала следующее: «Оба произведения (Повесть о Петре и Февронии и Повесть о рязанском епископе Василии. – И. Р.) получили распространение в середине XVI в. в связи с канонизацией муромских святых на соборе 1547 г. Повесть о Петре и Февронии была признана житием канонизированных на этом соборе князя Петра и его супруги Февронии (выделено нами. – И. Р.)» .

Если Повесть была признана житием, то на каких основаниях митрополит Макарий не включил бы ее в ВМЧ? Налицо противоречие в рассуждениях уважаемого исследователя.

Р.П. Дмитриева не поясняет, как именно повлияло на образованного писателя народное предание, поэтому остается предположить, что Ермолаю-Еразму настолько понравилась услышанная история, причем рассказанная от ему от начала до конца как законченное произведение, что он отказался отредактировать его в соответствии с требованиями, предъявлявшимися митрополитом Макарием.

Но написание Ермолаем-Еразмом богословского предисловия к Повести и хвалебного послесловия – «агиографического обрамления», по выражению Р. Пиккио говорит, скорее, об ином: не о беспомощности перед материалом, не об очарованности народным преданием – но о принципиальной авторской позиции, которая, как мы можем предполагать, не была осуждена Церковью.

По крайней мере, нет никаких сведений о том, что сам Ермолай-Еразм или его произведение подвергались Церковью какому-либо осуждению. Напротив, как замечает О.В. Гладкова, «наличие такого (свыше 350. – И. Р.) количества сохранившихся к нашему времени списков уже само по себе уникально и свидетельствует о необычайной популярности и востребованности Повести, в том числе, а может быть, и в первую очередь, в церковном обиходе» . К тому же «она (Повесть. – И. Р.) читалась в церкви во время службы, о чем свидетельствует внесение пояснений в некоторые рукописи Повести, разделяющие ее текст в соответствии с течением службы (см. об этом: Фефелова Ю.Г. Указ. соч. С. 479-481)» .

5) Из всего вышесказанного мы делаем вывод о том, что Р.П. Дмитриева не приводит достаточное количество сильных аргументов, подтверждающих невключение митрополитом Макарием Повести в ВМЧ. Последним доводом против дискутируемой нами точки зрения можно считать тот факт, что, как пишет сама Р.П. Дмитриева, включенную в Соловецкий сборник и отправленную без изменений к царю рукопись Ермолай-Еразм больше не изменял . Чем это может объясняться? Ермолай-Еразм, даже после решения митрополита

Макария не включать Повесть в ВМЧ, свято верил в то, что созданный им текст богоугоден и лишен недостатков, предлагал царю тоже убедиться в этом, писал о Боге как защитнике своей правоты и при этом подспудно обвинял митрополита Макария в том, что он отклонил благословленный им труд? У нас нет оснований подозревать «смиренного мниха Иеразма» в таком поведении. Митрополит Макарий до такой степени был разочарован, что не дал возможности ни Ермолаю-Еразму внести изменения в свою работу, ни другому автору отредактировать в нужном ключе Повесть, а кроме того, не поручил написать житие благоверных Петра и Феврония (других вариантов жития, кроме проложного, созданного на основе Повести, написано не было) кому-нибудь из уже проверенных агиографов?

Этот вариант ответа также выглядит крайне маловероятным, если вспомнить, к примеру, что житие благоверного Александра Невского, созданное намного раньше канонизации князя, подвергалось изменениям по велению митрополита Макария. И такой пример не единичен. Факт участия в 1555 году Ермолая-Еразма вместе с митрополитом Макарием в епископской хиротонии, помимо уже упоминавшейся исключительной популярности Повести, говорит о том, что Ермолай-Еразм вряд ли был подвергнут опале со стороны священноначалия.

Таким образом, мнение Р.П. Дмитриевой о причине отсутствия Повести в ВМЧ мы считаем не лишенным очень серьезных недостатков, а следовательно, являющимся не более чем неудачной гипотезой.

Рассмотрев точку зрения Р.П. Дмитриевой, скажем кратко о еще двух вариантах ответа на вопрос о том, почему Повести о Петре и Февронии нет в Великих Минеях Четиях, принадлежащих упоминавшимся нами исследователям Р. Пиккио и О.В. Гладковой.

Известный итальянский славист Р. Пиккио обозначает свою позицию следующим образом: «Облекшись во Христа, князь Петр уже не мог отвергать чужеземку, поскольку написано, что «несть ни эллина, ни иудея», то есть ни Мурома, ни Рязани; он не мог отвергать человека низкого происхождения, не принадлежащего, как он, к господствующему классу, поскольку написано: «несть раба, ни свободного»; и он не мог считать себя свободным от обязательств по отношению к женщине, поскольку написано: «несть ни мужеского пола, ни женскаго». Вероятно, такого рода христианский эгалитаризм мог вызвать смущение среди церковных и светских сановников в обществе, основанном на крепостном рабстве. Это вполне может быть одной из причин, по которым «Повесть» была отвергнута митрополитом Макарием и его кругом» .

Трудно принять эту точку зрения как верную. Если руководствоваться предложенной Р. Пиккио логикой, то не только «Повесть», но и Послание апостола Павла к галатам, и все творения Святых Отцов, и даже Евангелие должны были быть отвергнуты русской элитой времен Ивана Грозного. Но поскольку Слово Божие, вызывая, думается, и смущение, и страх, и покаяние, и многие другие чувства как у представителей высших слоев общества, так и у простых людей, жило в России в XVI веке, не подвергаясь преследованиям, версия Р. Пиккио не может рассматриваться нами как убедительная.

О.В. Гладкова причиной невключения Повести в ВМЧ считает то, что благоверные Петр и Феврония были канонизированы как местночтимые святые: «На самом деле, следует принимать во внимание тот факт, что, несмотря на давнее сложившееся почитание в самом Муроме, Петр и Феврония были канонизированы только как местночтимые святые на Соборе 1547 г., созванном по инициативе митрополита Макария. Местным почитанием, вероятно, и можно объяснить отсутствие «Повести»-жития в Великих Минеях Четиях» . Предположение, на наш взгляд, вполне логично и обоснованно: действительно в ВМЧ нет жития ни одного из девяти святых, прославленных Собором 1547 г. к местному почитанию. К тому же эта точка зрения в определенной степени защищается и митрополитом Макарием (Булгаковым): «Что же касается девяти святых, которым Собор 1547 г. положил праздновать лишь местно, то составление или только пересмотр житий их, равно как и служб им, по всей вероятности, были предоставлены самим местным церквам и обителям, где покоились святые. По крайней мере, ни одно из этих житий не занесено митрополитом в его Чети-Минеи, следовательно, не было им рассмотрено или одобрено, хотя два из них - житие святого Арсения, епископа Тверского, и житие святого Максима юродивого тогда, как можно догадываться, уже существовали{342}. Два другие жития, именно святых Устюжских - Прокопия юродивого и Иоанна юродивого{}, действительно, составлены по местному распоряжению местным грамотеем» . Однако рассматриваемую точку зрения мы все же не разделяем: во-первых, в ВМЧ есть житие угодника Божьего, канонизированного только в 1579 году, то есть уже после смерти митрополита Макария, – преподобного Иосифа Волоцкого, а значит, прославление к местному почитанию само по себе необязательно становилось препятствием для включения жития в ВМЧ; во-вторых, по словам Р.П. Дмитриевой, в ВМЧ было включено множество житий местночтимых святых: «В условиях сложной политической жизни Русского государства того времени Макарий не отступил от главной идеи как можно шире представить пантеон чтимых святых, включив значительное число местночтимых святых» . В то же время мы разделяем предположение митрополита Макария (Булгакова) о том, что создание житий местночтимых святых было поручено священству тех мест, где прославились святые, иначе трудно объяснить тот факт, что авторы макарьевского круга не написали до 1552 года житие ни одного из святых, прославленных в 1547 г. к местному почитанию.

Наконец предложим свое объяснение, заметив перед этим, что в ВМЧ нет не только Повести о Петре и Февронии, но и остальных творений Ермолая-Еразма. Повесть о епископе Василии, как известно, была использована «после значительной переделки» для создания Жития князя Константина Муромского. Однако сам по себе указанный факт не может служить надежным доказательством того, что Повесть о епископе Василии отсутствует в ВМЧ именно по этой причине. Помня о том, что даже читавшиеся на Руси творения Святых Отцов отнюдь не все были включены в ВМЧ, найти ответ о причинах отсутствия в ВМЧ нежитийных творений Ермолая-Еразма представляется практически невозможным.

Живший в Пскове образованный книжник Ермолай-Еразм, вполне вероятно, был замечен людьми из окружения царя. В начале 50-х годов он поселяется в Москве. По своей инициативе или по инициативе митрополита Макария Ермолай-Еразм начинает работу над созданием жития благоверных Петра и Февронии. Непосредственным поводом послужила, на наш взгляд, действительно канонизация благоверных Петра и Февронии но только не к местному почитанию (1547), а к общероссийскому (предположительно 1553 ). Возможно, впрочем, если справедливо предположение митрополита Макария (Булгакова), и другое объяснение. Написание житий святых, прославленных в 1547 к местному почитанию, было поручено местному священству, однако спустя несколько лет после проведения Собора житие святых Петра и Февронии создано не было. Приехавший в Москву в начале 50-х гг. образованный священник Ермолай получил благословение митрополита Макария на создание жития или же сам предложил начать работу и встретил одобрение. Нет противоречия и в совмещении обеих гипотез: до общероссийского прославления жития создано не было, и именно эта канонизация стала непосредственным поводом для его создания.

Отсюда можно предположить что, начата Повесть была в 1553 году и закончена в 1554 году, а именно после завершения Царского списка ВМЧ, и поэтому естественно не могла быть включена в него. В этом же, то есть в 1554, или в следующем году Ермолай-Еразм столкнулся с недоброжелательством со стороны каких-то влиятельных людей, которые, прочитав, а может, и не прочитав некоторые его творения, донесли о нем царю как о духовно нездоровом человеке («нарекоша позорна и бесна»). Очевидно, личность столичного священника была хорошо известна Ивану Грозному, он, вероятно, выразил желание самолично ознакомиться с тем, что написал Ермолай-Еразм. Можно предполагать, что к тому времени Повесть Ермолая- Еразма, как и другие посланные царю «вещи», уже получили одобрение митрополита Макария, иначе трудно объяснить и абсолютную уверенность Ермолая-Еразма в том, что его труды не могут послужить против его репутации, и упоминание митрополита Макария как человека, давшего благословение на создание этих трудов. Скорее всего, царь к присланным сочинениям отнесся благосклонно, так как Ермолай-Еразм в 1555 служил в столичном соборе. К работе над Повестью он больше не возвращался: одобрение как церковного, так и светского руководства было получено, а сам он не сомневался в богоугодности своих творений, и на Руси постепенно начали появляться многочисленные списки Повести о Петре и Февронии.

Заметим также, что в ВМЧ нет не только Повести о Петре и Февронии, но и остальных творений Ермолая-Еразма. Повесть о епископе Василии, как известно, была использована «после значительной переделки» для создания Жития князя Константина Муромского. Однако сам по себе этот факт не может служить надежным доказательством того, что Повесть о епископе Василии отсутствует в ВМЧ именно по этой причине. Помня о том, что даже читавшиеся на Руси творения Святых Отцов отнюдь не все были включены в ВМЧ, найти ответ о причинах отсутствия в ВМЧ творений Ермолая-Еразма представляется практически невозможным.

В заключение скажем немного о судьбе Повести в минейной традиции после митрополита Макария. Повесть о Петре и Февронии была включена в Годуновские и Милютинские минеи (в археографическом обзоре списков Повести о Петре и Февронии, выполненном Р.П. Дмитриевой, это соответственно списки: ГИМ, собр. Чудовского монастыря, № 315, в лист. Минеи четьи, написанные в 1600 г., за июнь и ГИМ, собр. Синодальное, № 806, в 4-ку, середина XVII века. Милютинские четьи минеи). Однако ее нет в Четьях-Минеях священника Германа Тулупова и святителя Димитрия Ростовского. Ответы на вопросы, почему Повести нет в Четьях-Минеях священника Германа Тулупова (в которых нет, впрочем, и ряда других житий русских святых) и почему святитель Димитрий ограничился в своем труде ссылкой на проложное житие, никак не использовав Повесть, требуют отдельного исследования. В этой статье мы считаем необходимым ограничиться попыткой ответить на вопрос, почему Повести нет в ВМЧ.

Литература

Андроник (Трубачёв), игум. Канонизация святых в Русской православной церкви // Православная энциклопедия. Том: Русская православная церковь / Общ. ред. Алексий II. М.: Церковно-научный центр «Православная энциклопедия», 2000.

Буслаев Ф.И. Песни древней Эдды о Зигурде и муромская легенда // Буслаев Ф.И. Исторические очерки русской народной словесности и искусства. СПб., 1861. Т. 1. С. 269–300.

Веселовский А.Н. Новые отношения муромской легенды о Петре и Февронии и сага о Рагнаре Лодброке // ЖМНП. 1871. Т. 4. Отд. 2. С. 95–142.

Гладкова О.В. К вопросу об источниках и символическом подтексте «Повести от жития Петра и Февронии» Ермолая-Еразма // Герменевтика древнерусской литературы. Сб. 13 / Отв. ред. Д.С. Менделеева. М.: Знак, 2008.

Демкова Н.С. К интерпретации «Повести о Петре и Февронии»: «Повесть о Петре и Февронии» Ермолая-Еразма как притча // Демкова Н.С. Средневековая русская литература: Поэтика, интерпретации, источники. СПб., 1997.

Дмитриева Р.П. Повесть о рязанском епископе Василии в ее отношении к Повести о Петре и Февронии // Повесть о Петре и Февронии / Подготовка текстов и исследование Р.П. Дмитриевой. Л.: Наука, 1979.

Дмитриева Р.П. Ермолай-Еразм // Словарь книжников и книжности Древней Руси. Вып. 2 (вторая половина XIV–XVI в.). Ч. 1. А–К / Отв. ред. Д.С. Лихачев. Л., 1988.

Дмитриева Р.П. Агиографическая школа митрополита Макария (на примере некоторых житий) // Труды Отдела древнерусской литературы / Российская академия наук. Институт русской литературы (Пушкинский Дом); Отв. ред. Д.С. Лихачев. СПб.: Дмитрий Буланин, 1993. - Т. 48.

Зимин А.А. И.С. Пересветов и его современники. Очерки по истории русской общественно-политической мысли середины XVI в. М., 1958.

Зимин А.А., Хорошкевич А.Л. Россия времени Ивана Грозного / Отв. ред. член- корр. АН СССР В.Т. Пашуто. М.: Наука, 1982. – 185 с. – (Из истории нашей Родины).

Ключевский В.О. Древнерусские жития святых как исторический источник. М., 1871.

Макарий (Булгаков), митрополит Московский и Коломенский. История Русской Церкви. Кн. 4. Ч. 1. М.: Издательство Спасо-Преображенского Валаамского монастыря, 1996.

Моление к царю // Повесть о Петре и Февронии / Подготовка текстов и исследование Р.П. Дмитриевой. Л.: Наука, 1979.

Памятники старинной русской литературы / Под ред. Н. Костомарова. Вып. 1. СПб., 1860.

Пиккио Р. Агиографическое обрамление древнерусской повести о князе Петре Муромском и мудрой деве Февронии // Пиккио Риккардо. Slavia Orthodoxa: Литература и язык / Отв ред. Н.Н. Запольская, В.В. Калугин; ред. М.М. Сокольская. М. : Знак, 2003.

Плюханова М.Б. Сюжеты и символы Московского царства. СПб. : Акрополь, 1995. – 336 с.

Попов А. Библиографические материалы. VIII. Книга Еразма о святой троице // Чтения ОИДР. – 1880. – Кн. IV.

Ржига В.Ф. Литературная деятельность Ермолая-Еразма // ЛЗАК. Т. 33. –Л., 1926.

Руди Т.Р. О первом авторском сборнике Ермолая-Еразма из библиотеки Соловецкого монастыря // Книжные центры Древней Руси: Книжное наследие Соловецкого монастыря / Ин-т рус. лит. (Пушкин. Дом) РАН; Отв. ред. О.В. Панченко. СПб.: Наука, 2010. – 599 с.

Семячко С.А. Восточнославянская житийная литература // Православная энциклопедия. Т. XIX: Ефесянам послание – Зверев. – М.: Церковно-научный центр «Православная энциклопедия», 2008.

Скрипиль М.О. Повесть о Петре и Февронии Муромских в ее отношении к рус. сказке // ТОДРЛ. – 1949. – Т. 7.

Словарь русского языка XI–XVII вв. Вып. 1 (А–Б). М.: Издательство «Наука», 1975.

Ужанков А.Н. Историческая поэтика древнерусской словесности. Генезис литературных формаций: Монография. М.: Издательство Литературного института им. А.М. Горького, 2011. – 512 с.

Фефелова Ю.Г. Повесть о Петре и Февронии в контексте традиционной обрядовой практики // Русская агиография. Исследования, публикации, полемика. – СПб.: Издательство «Дмитрий Буланин», 2005. – 788 с.

Филарет. Русские святые, чтимые всею церковью или местно. [Июнь]. – Чернигов, 1863.

Шайкин А.А. Новелла и житие (Фольклорные традиции в «Повести о Петре и Февронии Муромских») // Шайкин А.А. Поэтика и история. На материале памятников русской литературы XI–XVI веков. – М., 2005.

Шляпкин И. Ермолай Прегрешный, новый писатель эпохи Грозного // С. Ф. Платонову ученики, друзья и почитатели. СПб., 1911.

Яворский Ю.А. К вопросу о лит. деятельности Ермолая-Еразма, писателя XVI-го в. // Slavia. Praha, 1930. Roč. 9. Č. 1, Č 2.

Игорь Рысин, секретарь Славянского благочиния Новороссийской епархии Русской Православной Церкви, Славянск-на-Кубани, Россия

Источник

Рысин И.М. Почему Повести о Петре и Февронии нет в Великих Минеях Четиих? [Электронный ресурс] // Язык и текст langpsy.ru. 2014. №3. URL:

Повесть о житии святых новых чудотворцев муромских, благоверного, и преподобного, и достохвального князя Петра, нареченного в иночестве Давидом, и супруги его, благоверной, и преподобной, и достохвальной княгини Февронии, нареченной во иночестве Евфросинией

Благослови, отче

I

Есть в Русской земле город, называемый Муромом. Как рассказывают, в нем самодержствовал благоверный князь по имени Павел. Искони ненавидящий добро в роде человеческом, дьявол вселился в неприязненного змея, летающего к жене князя того на блуд. И являлся он ей в своем естественном облике, а людям, приходящим к князю, являлся князем, сидящим с женой своей. В таковом наваждении протекло немало времени. Жена этого не таила и рассказала обо всем князю, мужу своему. Змей же неприязненный насилие творил над ней.

Князь думал и не мог придумать, что ему сделать со змеем. И сказал он жене: "Я не могу придумать, что мне сделать с неприязненным змеем. Не знаю я, как его умертвить. Если будет он с тобой говорить, то исхитрись и спроси его об этом: знает ли он, неприязненный, отчего ему умереть. Если узнаешь об этом и нам расскажешь, то освободишься не только в нынешний век от злого его дыхания, и шипения, и распутства, о чем стыдно и говорить, но и в будущий век сделаешь своим нелицемерным судьей милостивого Христа". Жена твердо приняла в сердце слова мужа своего и решила: "Хорошо, так и будет".

Однажды пришел к ней неприязненный змей. Она же, хорошо помня слова своего мужа, начала змею многие льстивые слова говорить и в конце с почтением спросила его, похвалив: "Многое на свете ты знаешь, а знаешь ли ты о своей кончине, какова она будет и от чего?" Он же, неприязненный прельститель, был сам обманут, прельщенный верною женой, и не побоялся ей свою тайну поведать: "Смерть моя от Петрова плеча, от Агрикова меча". Жена, услышав ту речь, в сердце это твердо сохранила, и когда неприязненный змей ушел от нее, она рассказала князю, мужу своему, о том, что сказал ей змей. Услышав это, князь не мог понять, что означают слова: "Смерть от Петрова плеча, от Агрикова меча".

Был у него родной брат, по имени князь Петр. Однажды призвал он его к себе и поведал речи змея, что говорил тот жене его. Князь же Петр, услышав от брата своего, что змей назвал причиной смерти своей тезоименитого ему человека, не сомневаясь в своем мужестве, стал думать, как ему убить змея. Но только одно сомнение было у него: не знал он, где Агриков меч.

Имел Петр обыкновение ходить по церквам, уединяясь. За городом была в женском монастыре церковь Воздвиженья честного и животворящего креста. Туда пришел Петр один помолиться. Там явился ему отрок и сказал: "Князь, хочешь я покажу тебе Агриков меч?" Князь, хотя желание свое осуществить, сказал: "Покажи, где он?" Отрок ответил: "Иди за мной". И показал ему в алтарной стене в нише между двумя глиняными плитами лежащий меч. Благоверный же князь Петр взял тот меч, пошел и рассказал об этом брату своему. И с этого дня стал выжидать подходящее время, чтобы убить змея.

Каждый день ходил он к брату своему и снохе своей на поклон. Случилось ему прийти в хоромы к брату своему, а затем сей же час пошел к снохе своей в другой покой и увидал сидящего у нее брата своего. Когда он от нее вышел, то, встретив одного из слуг брата, спросил: "Вышел я от брата моего к снохе моей, оставив брата в своих хоромах. Нисколько не медлив, я быстро пришел в покои снохи моей, и не знаю и удивляюсь, как брат мой впред меня очутился в покое снохи моей?" Тот человек ответил Петру: "Никуда, господин, после твоего ухода брат твой не выходил из хором своих!" Петр понял тогда, что это было пронырство лукавого змея. Он пришел к брату и спросил: "Когда сюда пришел? Я ведь от тебя из этих хором вышел, и, нигде не задерживаясь, пришел в покой к жене твоей, и увидел тебя там с нею сидящим, и удивился, как ты прежде меня там очутился. Пришел снова к тебе, вновь нигде не задержавшись, ты же, не знаю как, меня обогнал и раньше меня здесь очутился". Павел же сказал: "Я, брат, никуда из хором этих после твоего ухода не выходил и у жены своей не был". Князь Петр на это сказал: "Вот оно, брат, пронырство лукавого змея: он мне тобою является. Если я хотел бы его убить, то не посмел бы, думая, что это мой брат. Теперь же ты, брат, никуда отсюда не выходи. Я же туда пойду бороться со змеем и с Божьей помощью постараюсь его лукавого убить".

И, взяв Агриков меч, пришел в покой к снохе своей. Там увидел он змея в облике брата своего и, твердо убедившись, что это не брат его, а прельститель змей, ударил его мечом. И явился змей в своем подлинном обличии, и стал извиваться, и издох, обагрив блаженного князя Петра кровью своею. Петр же от неприязненной той крови покрылся струпьями и язвами, и заболел он тяжкой болезнью. И искал он в своем владении исцеления у многих врачей, и ни от одного не мог его получить.

II

Слышал Петр, что много есть врачевателей в Рязанской земле, и приказал он себя туда повезти, ибо сам он не мог сидеть на коне из-за великой своей болезни. Привезли его в пределы Рязанской земли, и послал он сановников своих искать врачей.

Один из предстоящих ему юношей уклонился в село Ласково. И пришел он к воротам одного дома, и не увидел там никого. Вошел он в дом, и там никто не встретил. Он вошел внутрь дома и увидел чудное виденье: внутри сидела одна девица, ткала полотно, а перед ней прыгал заяц.

И промолвила девица: "Не хорошо быть дому без ушей и без очей!" Юноша же не понял тех слов и спросил девицу: "Где находится мужчина, который здесь живет?" Она же ответила: "Отец и мать мои пошли взаймы плакать. Брат же мой ушел через ноги в глаза смерти смотреть".

Юноша тот не понял слов ее и удивлялся, видя и слыша столь чудные вещи, и спросил он девицу: "Когда вошел я к тебе, то увидел тебя занятую делом и зайца перед тобой скачущего, а потом услышал из уст твоих странные слова, и не понял я, о чем ты говоришь. Сначала ты сказала: "Не хорошо быть дому без ушей и без очей". Про отца же своего и мать сказала, что пошли они взаймы плакать, а о брате своем - что пошел он через ноги в глаза смерти смотреть. И ни единого слова твоего я не понял". Она же ответила ему: "Ты этого не понимаешь? Прийдя в дом сей и войдя в горницу мою, увидел ты меня в будничной одежде. Если бы был в доме нашем пес, то он, почуяв тебя, к дому подходящего, залаял бы на тебя: это - уши дома. А если бы в горнице моей ребенок, то, увидев тебя, к дому подходящего, сказал бы мне: это - очи дому. А когда сказала тебе про отца и про мать, что отец мой и мать пошли взаймы плакать, то это значит, что пошли они на похороны и там плачут. Когда же они сами умрут, то другие станут плакать по ним - это и есть заемный плач. Про брата же тебе сказала, потому что отец мой и брат древолазцы-бортники, собирают в лесу с деревьев мед. Теперь брат мой ушел на это дело, и когда он влезет высоко на дерево, и через ноги с высоты посмотрит вниз, то подумает, как бы ему не сорваться с высоты. Если же кто сорвется, тот жизни лишится. Поэтому я и сказала, что пошел он через ноги в глаза смерти смотреть".

Промолвил ей юноша: "Вижу, девица, что ты мудра. Скажи мне имя свое". Она ответила: "Имя мое Феврония". Тот юноша сказал ей: "Я служу муромскому князю Петру. Князь мой тяжко болен, покрыт язвами. Покрыли ему струпы от крови неприязненного летающего змея, которого он своею рукой убил. От своей болезни искал он исцеления у многих врачей, и ни у одного не получил его. За тем и сюда велел привезти себя, поскольку слышал, что здесь много врачей. Но мы их не знаем, ни как их зовут, ни домов их, ни где они живут, и поэтому расспрашиваем о них". Она же ответила: "Тот, кто потребует князя твоего к себе, может вылечить его". Юноша сказал: "Что ты говоришь? Кто может требовать князя моего к себе! Кто его вылечит, тому князь мой даст большое богатство. Но скажи мне имя того врача, кто он и где жилище его". Дева же ответила: "Приведи князя своего сюда. Ежели будет он мягкосердечен и смиренен в ответах, то станет здоровым!" Юноша быстро возвратился к князю своему и рассказал ему обо всем подробно, что видел и что слышал.

Благоверный же князь Петр сказал: "Везите меня к той девице". И привезли его в дом тот, где жила девица. И послал князь отроков своих, говоря: "Скажи мне, девица, кто хочет меня вылечить? Пусть он вылечит меня и возьмет богатства много". Она же, не боясь, ответила: "Я хочу его вылечить, но богатства от него не требую. У меня к нему такое слово: если не стану его женой, то нет смысла мне лечить его". И пришел человек тот и поведал князю своему о том, что сказала девица.

Князь же Петр пренебрег словами ее, подумав: "Как мне, князю, взять в жены дочь древолазца!" И, послав к ней, сказал: "Передай ей: каково ее врачевание - пусть лечит. Если вылечит, возьму ее себе в жены". Пришедшие передали ей те слова. Она же, взяв небольшой сосуд, зачерпнула хлебной закваски, подула на нее и сказала: "Приготовьте князю вашему баню и пусть он смажет эти струпы и язвы на теле своем. А один струп пусть оставит несмазанным. И будет он здоров!"

И принесли князю эту мазь. И приказал он приготовить баню. Девицу же захотел проверить, так ли она мудра, как слышал он от юноши своего. С одним из слуг своих послал он пучок льну и сказал: "Эта девица хочет быть моей женой благодаря своей мудрости. Если она мудра, то пусть из этого льну сделает мне рубашку, штаны и полотенце за то время, которое я буду находиться в бане". Слуга принес ей пучок льну, подал ей и сказал княжеские слова. Она же сказала слуге: "Влезь на печку нашу и сними с шестка поленце, и принеси его сюда". Она же, отмерив его пядью, сказала: "Отруби здесь это поленце". Слуга отрубил. Она сказала ему: "Возьми этот обрубок от полена, и пойди дай его князю своему, и скажи ему от меня: в то время, в какое я этот пучок льну расчешу, пусть князь твой сделает из этой щепки ткацкий станок и все устройство, на котором я смогу соткать полотно". Слуга принес князю обрубок от поленца и передал слова девицы. Князь же ответил: "Иди и скажи девице, что невозможно из столь малой деревяшки в столь короткий срок такое устройство сделать!" Слуга, придя, передал ей княжескую речь. Девица ответила: "А разве возможно взрослому мужчине из одного пучка льну за то короткое время, пока он будет находиться в бане, сделать сорочку, штаны и полотенце?" Слуга ушел и все передал князю. Князь же удивился ответу ее.

И через некоторое время пошел князь Петр в баню мыться и по повелению девицы помазал язвы и струпы свои мазью. А один струп оставил он, по повелению девицы, непомазанным. Вышел он из бани и не почувствовал своей болезни. Утром увидел свое тело здоровым и чистым, остался только один струп, не помазанный им по повелению девицы. И подивился он своему быстрому исцелению. Но не захотел он взять девицу себе в жены из-за ее происхождения и послал ей подарки. Она же их не приняла.

Князь Петр поехал в отчину свою, город Муром, здоровым. Оставался на теле его только один струп, не помазанный по повелению девицы. И от этого струпа начали снова струпы по телу его расходиться, с того самого момента, как приехал он в отчину свою. И вновь тело его, как и прежде, покрылось многими струпами и язвами.

И вновь возвратился князь на исцеление к той девице. И когда он подошел к дому ее, то со стыдом послал к ней и просил вылечить его.

Она же, нисколько на него не сердясь, сказала: "Если князь будет моим мужем, то будет исцелен". Он же дал ей твердое слово, что возьмет ее в жены. Вот по такой причине и стала Феврония княгиней.

Пришли супруги в отчину свою, город Муром, и жили там в благочестии, соблюдая все Божии заповеди.

III

Немного времени спустя прежде упомянутый князь Павел отходит от жизни сей. Благоверный же князь Петр после смерти брата своего становится единым самодержцем града своего.

Княгиню же его Февронию бояре не любили по наущению своих жен, поскольку не была она княгиней по происхождению, Бог же прославлял ее за добродетельную жизнь.

Однажды один из слуг пришел к благоверному князю Петру и стал наговаривать на княгиню: "Из-за стола, говорит, она бесчинно выходит. Прежде чем встать, она собирает крошки в руку свою, словно голодная!" Благоверный же князь Петр, желая ее проверить, повелел ей обедать с ним за одним столом. И когда обед закончился, княгиня, по обыкновению, собрала хлебные крошки в руку свою. Князь Петр взял ее за руку, разжал ей пальцы и увидал внутри благовонный ливан и фимиам. И с этого дня прекратил ее проверять.

Но через некоторое время пришли к нему с яростью бояре и стали говорить: "Все мы, князь, хотим верно служить тебе и самодержцем тебя иметь, но не хотим, чтобы княгиня Феврония над женами нашими господствовала. Если хочешь ты быть самодержцем, то избери себе другую княгиню, Феврония же, взяв себе достаточно богатства, пусть идет, куда хочет!" Блаженный же Петр, как обычно, без всякой ярости, со смирением ответил: "Скажите обо всем Февронии и послушаем, что она скажет".

Неистовые же бояре, исполнившись бесстыдства, задумали устроить пир. Что и сделали. И когда все развеселились, раздались их бесстыжие голоса, словно псы лающие; желали они отнять у святой Божий дар, с которым Бог обещал ей быть неразлучной и после смерти. И говорили они ей: "Госпожа княгиня Феврония! Весь город и бояре говорят тебе: отдай нам то, что мы у тебя просим!" Она же им отвечала: "Возьмите то, что просите!" Они же единодушно воскликнули: "Мы, госпожа, все хотим князя Петра, пусть он нами правит. Тебя же жены наши не хотят, не хотят, чтобы ты господствовала над ними. Взяв достаточно себе богатства, иди, куда хочешь!" Отвечала им она: "Обещала я вам дать то, что вы просите. Я же вам говорю, дайте и мне то, что я попрошу у вас". Они же, злые, рады были и, не ведая, что будет, поклялись: "Что ты скажешь, то безо всякого прекословия возьмешь". Она же сказала: "Ничего иного, кроме супруга своего Петра, не прошу я у вас!" На это они ответили: "Если сам он захочет, то ничего тебе не скажем". Враг помутил их мысли, и каждый из бояр в уме своем держал, что если не будет князем Петр, то поставят себе другого самодержцем, и каждый из них желал стать им.

Блаженный же князь Петр не взлюбил временного самодержства, а держался Божиих заповедей и их путями шел, как вещает блаженный Матфей в своем благовествовании: "Тот, кто отпустит жену свою кроме слова прелюбодейного и женится на другой, тот прелюбодеяние творит" ("А Я говорю вам: кто разводится с женою своею, кроме вины прелюбодеяния, тот подает ей повод прелюбодействовать; и кто женится на разведенной, тот прелюбодействует" (Мф. 5, 32)). Сей же блаженный князь по Евангелию поступил и, чтобы Божии заповеди не нарушать, власть свою за ничто посчитал.

Они же, злочестивые бояре, дали Петру и Февронии суда на реке, - текла под городом тем река, называемая Окой. Они и поплыли по реке в судах. Был на судне у блаженной Февронии некий человек. На том же судне была и его жена. Тот человек, искушаемый лукавым бесом, посмотрел на святую с вожделением. Она же, разгадав злой помысел его, быстро обличила его и сказала: "Зачерпни воды из реки с этой стороны судна". Он почерпнул. И велела ему она выпить. Он выпил. И снова сказала ему: "Зачерпни воды с другой стороны судна". Он почерпнул. И велела ему снова выпить. Он выпил. Она же спросила: "Одинакова ли вода или одна слаще другой?" Он же ответил. "Одинакова, госпожа, вода". Тогда она ему сказала так: "И женское естество одинаково. Зачем же ты, свою жену оставив, думаешь о другой!" Понял тот человек, что есть у нее прозрения дар, и более не смел того помышлять.

С наступлением вечера остановились и расположились на берегу. Блаженный же князь Петр стал думать, что дальше с ним будет, поскольку он добровольно самодержства лишился. Предивная же Феврония сказала ему: "Не горюй, князь, милостивый Бог, творец и промыслитель, не оставит нас в нищете!"

На берегу блаженному князю Петру готовили еду на ужин. И повар его воткнул небольшие палки, на которые повесили котлы. После ужина святая княгиня Феврония пошла по берегу и увидела палки те, благословила их и сказала: "Пусть станут наутро большими деревьями с ветвями и листвой". Что и случилось. Встав наутро, все увидели, что те палки стали большими деревьями с ветвями и листвой.

И когда хотели слуги грузить их имущество с берега на суда, из города Мурома пришли вельможи и стали говорить: "Господин князь! От всех вельмож и от всего города пришли мы к тебе, не оставь нас сиротами и возвращайся на отчий престол. Многие вельможи погибли в городе от меча. Каждый из них хотел править, и сами себя губили. А оставшиеся в живых вместе со всем народом молят тебя, говоря: господин князь, прогневали мы тебя и раздражили, поскольку не хотели, чтобы княгиня Феврония господствовала над нашими женами, ныне же мы, со всеми домами своими, рабы ваши, и хотим вас, любим и молим, не оставьте нас, рабов своих!"

Блаженный же князь Петр и блаженная княгиня Феврония возвратились в город свой. И державствовали в городе том, живя по всем заповедям Божиим без порока, пребывая в непрестанных молитвах, и были они милостивыми ко всем людям, под их властью находящимся, словно чадолюбивые отец и мать.

Всех они одинаково любили, не терпели ни гордости, ни притеснений и богатств тленных не берегли, но от Бога богатели. Были они городу своему истинными пастырями, а не наемниками. Правили городом своим истиной и кротостью, а не яростью. Странников принимали, голодных насыщали, нагих одевали, бедных от напастей избавляли.

IV

Когда подошло время их благочестивого преставления, умоляли они Бога, чтобы им умереть в одно и то же время. И завещали они положить их обоих в одном гробу. И велели они сделать в одном камне два гроба, имеющих между собою одну перегородку. Сами же они одновременно облеклись в монашеские одежды. И назван был блаженный князь Петр во иночестве Давидом, преподобная же Феврония названа во иночестве Ефросинией.

В те времена преподобная и блаженная Феврония, названная Ефросиньей, вышивала своими руками для храма пречистой соборной церкви воздух , на котором были изображены лики святых. Преподобный же и блаженный князь Петр, названный Давидом, прислал к ней, говоря: "О сестра Ефросинья! Хочет уже душа моя отойти от тела, но жду только тебя, чтобы вместе умереть".

Она же ответила: "Подожди, господин, когда дошью я воздух для церкви святой". Он же вторично послал к ней, говоря: "Немного подожду тебя". И в третий раз прислал он, говоря: "Хочу уже умереть и более не жду тебя". Она же последние узоры воздуха того святого вышивала, одного только святого риз не вышила; вышила же лицо, прекратила она работу, воткнула иглу свою в воздух и обернула ее ниткой, которой шила. И послала она ко блаженному Петру, названному Давидом, весть об одновременном преставлении. И, помолившись, предали они святые свои души в руки Божии июня в 25-й день.

После их смерти хотели люди положить блаженного князя Петра внутрь города у соборной церкви пречистой Богородицы, Февронию же - вне города в женском монастыре у церкви Воздвижения честного креста, говоря, что в монашеском образе нельзя положить святых в одном гробе. И сделали им отдельные гробы, и положили в них тела: святого Петра, названного Давидом, положили в отдельный гроб и поставили его в церкви святой Богородицы в городе до утра, тело же святой Февронии, названной Ефросиньей, положили в отдельный гроб и поставили вне города в церкви Воздвижения честного и животворящего креста. Общий же гроб, который они повелели сами себе вытесать в одном камне, стоял пустой в том же храме соборной пречистой церкви, что внутри города. Утром, проснувшись, люди нашли их отдельные гробы, в которых их положили, пустыми. Святые же их тела нашли внутри города в соборной церкви пречистой Богородицы в едином гробу, который они сами себе велели сделать. Неразумные люди, как при жизни их мятущиеся, так и после честного их преставления, опять переложили их тела в отдельные гробы и снова разнесли. И вновь наутро оказались святые в едином гробу. И после этого уже не смели прикасаться к их святым телам и положили их в едином гробу, в котором они сами велели, у соборной церкви Рождества пресвятой Богородицы внутри города, что дал Бог на просвещение и спасение городу тому, и те, кто с верою приходят к раке их мощей, неоскудное исцеление принимают.

Мы же, по силе нашей, сложим им хвалу.

Примечания:

1. Агрик - былинный богатырь, владевший чудесным копьем из громовой стрелы и мечом-кладенцом.

2. Воздух - покрывало для жертвенной чаши (потира).

* Петр и Феврония Муромские - супруги, святые, ярчайшие личности Святой Руси, своей жизнью отразившие её духовные ценности и идеалы.
История жизни святых чудотворцев, благоверных и преподобных супругов Петра и Февронии, много веков существовала в преданиях Муромской земли, где они жили и где сохранялись их честные мощи. Со временем подлинные события приобрели сказочные черты, слившись в народной памяти с легендами и притчами этого края.
Записал повествование о блгв. Петре и Февронии в XVI в. свящ. Ермолай Прегрешный (в иночестве Еразм), талантливый литератор, широко известный в эпоху Иоанна Грозного. Сохранив в житии фольклорные черты, он создал удивительно поэтичную повесть о мудрости и любви - дарах Святого Духа чистым сердцем и смиренным в Боге.

К сожалению, немногие знают о православном празднике святых Петра и Февронии. 8 июля провозглашен Днем семьи, любви и верности, и этот праздник называют славянской альтернативой Дню святого Валентина. История Петра и Февронии действительно очень интересна и заслуживает восхищения.

Петр и Феврония – покровители супружеской любви, семьи и брака, ведь они всю жизнь прожили вместе в согласии и верности, умерли в один день и завещали похоронить их рядом. Их история нам известна благодаря древнерусской «Повести о Петре и Февронии Муромских», написанной в XVI в. Ермолаем Эразмом. В то же время, в 1547 г., муромские супруги были канонизированы на церковном соборе.

Древнерусская «Повесть о Петре и Февронии Муромских» – это настоящий гимн супружеской любви и верности, кроме того, это прославление женской мудрости и мужского самоотречения. Петр и Феврония жили в XIII в., но их история остается интересной и актуальной и для наших современников.

Петр был братом муромского правителя, князя Павла. Он помог ему избавиться от злого змея, одолевавшего их семью. Убив врага, он пострадал сам – отравленная кровь змея попала на кожу Петра, отчего она покрылась струпьями. Ни один из врачей не мог вылечить его от этой болезни.

В поисках целителя князь отправился в рязанскую землю, и в селе Ласково нашел мудрую не по годам девушку, дочь древолаза-бортника. Она пообещала вылечить князя в том случае, если он на ней потом женится. Петр пообещал, но клятвы не сдержал – князь не мог жениться на крестьянке. После этого болезнь к нему вернулась. Петр снова обратился к Февронии за помощью, и она вновь ему помогла. На этот раз он сдержал слово и взял ее в жены. Так Феврония стала княгиней.

Вскоре князь Павел скончался, и в Муроме стал править Петр. Боярские жены невзлюбили Февронию за ее простое происхождение и задумали от нее избавиться. Бояре заявили Петру о том, что их жены не хотят подчиняться Февронии и просят ее уйти из города. Тогда Петр отказался от царствования и ушел вместе с женой.

Когда они плыли в судах по Оке, Феврония заметила, что один мужчина, жена которого была на том же судне, смотрит на нее «с помыслом». Тогда она попросила его зачерпнуть воды с одной и с другой стороны судна и сказать, отличается ли она по вкусу. Конечно, отличий не было никаких. Тогда Феврония сказала: «Так и естество женское одинаково. Почему же ты, позабыв про свою жену, о чужой помышляешь?».

Вскоре муромские вельможи пришли просить Петра вернуться – после его ухода началась смута и распри. Супруги вернулись и правили Муромом в соответствии с заповедями, «не любили жестокости и стяжательства, не жалели тленного богатства». В старости они приняли монашество и договорились уйти в один день.

После их смерти 25 июня (по новому стилю 8 июля) их не решились положить в один гроб, как они просили. Их тела находились в разных церквях, но наутро они оказались в одной гробнице. Так любовь смогла победить даже смерть, поэтому праздник стали отмечать в этот день.

История Петра и Февронии стала примером любви, верности и почитания семейных ценностей. Спустя столетия она достойна такого же восхищения, как и много лет назад.

Художник - А. Простев