"Советская власть — убийцы". Иван Сергеевич Шмелев — интересные факты из жизни и биографии

Шмелев Иван Сергеевич - известный русский писатель. В своем творчестве он отразил жизнь различных слоев общества, однако особенно сочувственно он изобразил жизнь "маленького человека". Фото Ивана Шмелева представлено ниже.

Происхождение Шмелева

Иван Сергеевич 1873 года. Он был из рода замоскворецких купцов. Тем не менее, торговля отца его мало интересовала. Он содержал многочисленные бани и артель плотников. Семья Шмелева была старообрядческой, уклад в ней был своеобразный, демократический. Старообрядцы, как хозяева, так и простые работники, проживали дружной общиной. Они придерживались общих для всех правил, духовных и нравственных принципов. Иван Шмелев рос в атмосфере всеобщего согласия и дружелюбия. Он впитывал все самое лучшее в отношениях между людьми. Спустя годы эти детские впечатления отразились в его произведениях.

Знакомство с произведениями классиков

Домашним образованием Ивана Сергеевича занималась главным образом мать. Именно она приучила своего сына много читать. Поэтому Иван с детства был знаком с творчеством таких писателей, как Пушкин, Гоголь, Толстой, Тургенев и др. Изучение их продолжалось в течение всей его жизни. Позже обучался в гимназии Иван Шмелев. Биография его отмечена углублением литературных познаний. Иван Сергеевич с удовольствием читал книги Лескова, Короленко, Успенского, Мельникова-Печенского. В некотором смысле они стали его литературными кумирами. Конечно, при этом не прекращалось влияние на формирование будущего писателя произведений Александра Сергеевича Пушкина. Об этом свидетельствуют позднейшие произведения Шмелева: "Вечный идеал", "Заветная встреча", "Тайна Пушкина".

Литературный дебют

Иван Шмелев, биография которого нас интересует, дебютировал как автор в 1895 году. В журнале "Русское обозрение" был напечатан его рассказ "У мельницы". В этом произведении говорится о формировании личности, о пути человека к творчеству через преодоление жизненных трудностей, постижение судеб и характеров обычных людей.

Книга, принесшая разочарование

После женитьбы отправился с молодой супругой на остров Валаам, где находятся древние монастыри и скиты, Шмелев Иван Сергеевич.

Биография многих писателей отразилась в их творчестве, и Шмелев - не исключение. Результатом этого путешествия стала книга "На скалах Валаама...". Ее издание принесло начинающему автору множество разочарований. Дело в том, что Победоносцев, оберпрокурор через которого эта книга должна была пройти, нашел в произведении крамольные рассуждения. Шмелев в итоге вынужден был сокращать текст, переделывать произведение, лишив свое творение авторской изюминки. Это Ивана Сергеевича. Он решил, что литературное поприще - не его стезя. После этого Иван Сергеевич не писал практически 10 лет. Однако ему нужно было как-то содержать свою семью. Поэтому решил отыскать новый источник дохода Шмелев Иван Сергеевич. Биография дальнейших лет его жизни еще будет связана с литературой. Но пока он решил, что нужно заняться чем-то другим.

Иван Шмелев становится юристом

Иван Сергеевич решил поступить в Московский университет для того, чтобы получить профессию юриста. Многое изменилось с этого момента, и главное - окружение писателя. В этом учебном заведении обучалось поколение новой интеллигенции. Иван Сергеевич общался с образованными умными людьми, что обогащало и развивало его личность, а также творческий потенциал. Университет он окончил в 1898 году. Иван Шмелев какое-то время служил в поверенного (незначительная должность). Затем он переехал во Владимир. Здесь Иван Сергеевич начал работать Даже в этой рутинной работе Шмелев, являясь человеком творческим, смог найти свои плюсы. Он черпал жизненный опыт и впечатления во время многочисленных разъездов по губернии, посещения людных постоялых дворов. Так постепенно накапливались идеи для его будущих книг.

Возвращение к литературному творчеству

Шмелев в 1905 году решил вернуться к писательству. В журналах "Русская мысль" и "Детское чтение" начали появляться его произведения. Они были небольшими, скорее робкими пробами, своеобразной проверкой Шмелевым самого себя на писательском поприще. Сомнения, наконец, исчезли. Иван Сергеевич окончательно утвердился в сделанном выборе. Он решил оставить службу. Иван Шмелев приехал в столицу. В 1907 году начался новый этап его литературной деятельности.

Тогда-то и пригодился опыт общения с людьми, приобретенный во время путешествий по Писатель Иван Шмелев уже тогда понимал, что какая-то новая сила зреет в народе, возникают протестные настроения, наблюдается готовность к переменам, в том числе путем революции. В малой прозе Ивана Сергеевича отразились все эти наблюдения.

"Распад"

В 1906 году появилась его повесть под названием "Распад". В ней описывается история взаимоотношений отца и его сына. Отец не хочет никаких перемен, он привык делать все по старинке. Это владелец кирпичного завода. Сын его, напротив, жаждет изменений. Его переполняют новые идеи. Таким образом возникает конфликт поколений в рамках одной семьи. К гибели и того, и другого героя приводят обстоятельства. Трагический финал, однако, не внушает пессимизма и чувства безнадежности.

"Человек из ресторана"

"Человек из ресторана" - следующая повесть Шмелева. Ее часто называют визитной карточкой этого писателя. Повесть появилась в 1910 году. В ней также была затронута тема отцов и детей. Однако на этот раз события разворачиваются на фоне бушующих в обществе революционных настроений. Центром внимания Ивана Сергеевича, тем не менее, становятся не общественные проблемы, а человеческие взаимоотношения, проблема жизненного выбора.

"Оборот жизни"

Шмелев вместе со своей женой после начала Первой мировой войны переехал в калужское имение. В это время он сделал новое открытие для себя. Оказывается, не только физически уродует человека война, но также и нравственно. Герой нового рассказа Шмелева "Оборот жизни" - столяр. В военные годы его дела существенно улучшились за счет заказов на кресты и гробы. Приток денег поначалу тешил мастера, однако со временем он осознал, что заработанные на людском горе средства не приносят счастья.

Расстрел сына

На фронт вскоре отправился Сергей Шмелев, сын Ивана Сергеевича. Он служил в Алуштинской комендатуре, в армии Врангеля. Последний уже сбежал, когда Красная армия взяла Алушту. Так оказался в плену Сергей Шмелев. Отец тщетно пытался сделать все для спасения своего сына. Сергей Шмелев был расстрелян. Это стало тяжелым ударом для его родителей.

Эмиграция

Иван Сергеевич, пережив в 1921 году голод, принял решение эмигрировать. Сначала вместе с супругой он переехал в Берлин (в 1922 году), а затем по приглашению Бунина отправился в Париж (в 1923 году). Здесь он прожил до конца своей жизни. Годы эмиграции - новый этап не только в жизни Шмелева, но и в его творчестве.

"Солнце мертвых"

"Солнце мертвых", известный роман-эпопея, был написан в это время. Это произведение было переведено на английский, немецкий, французский и другие языки. Книга Шмелева стала настоящим открытием не только в отечественной, но и в мировой литературе. В произведении Ивана Сергеевича была предпринята попытка честно взглянуть на саму суть трагедии, которая постигла русское общество.

"Лето Господне" (Иван Шмелев)

Произведения Ивана Сергеевича были созданы в непростое для нашей страны время. Впечатления проведенных в России последних лет легли в основу следующего романа Шмелева - "Лето Господне". Писатель, рисуя картины православных праздников, раскрывает душу русского народа. Обращаясь к детским годам, Иван Сергеевич запечатлел восприятие мира верующим ребенком, который доверчиво принял в сердце свое Бога. Купеческая и крестьянская среда в книге предстает не "темным царством", а органичным и целостным миром, полным внутренней культуры, нравственного здоровья, человечности и любви. Шмелев далек от сентиментальности или романтической стилизации. Он изображает подлинный уклад жизни, не затушевывая ее жестоких и грубых сторон, ее "скорбей". Для чистой души ребенка бытие открывается главным образом своей радостной, светлой стороной. Существование героев тесно связано с богослужением и церковной жизнью. Впервые в отечественной художественной литературе столь полно и глубоко воссоздан был важный пласт народной жизни - церковно-религиозный. В молитвенных состояниях героев, их психологических переживаниях открывается духовная жизнь христианина.

"Няня из Москвы"

В романе Ивана Сергеевича "Няня из Москвы" говорится о судьбе простой женщины, которая оказалась волей обстоятельств в Париже. Писатель ведет свой рассказ, используя сочувственные мягкие тона с нотками легкой иронии. Читатель в то же время ощущает в отношении автора к происходящему боль и великую скорбь. Произведение написано в форме сказа, излюбленного Шмелевым. Следует отметить, что писатель достиг в нем непревзойденного мастерства. Для няни Дарьи Степановны характерно внутреннее спокойствие, глубокая вера, духовное здоровье и безграничная доброта. Воспитанница няни - своенравная, беспечная, капризная девушка. Автор показывает ее характер с добрым юмором.

"Пути небесные"

Шмелев Иван Сергеевич, произведения которого мы описываем, начал было работать над следующим своим романом под названием "Пути небесные" и практически закончил его. Однако в это время Ольга, его любимая жена, ушла из жизни после болезни. Это произошло в 1933 году. Шмелев Иван Сергеевич не представлял своего существования без этой женщины. Писателю пришлось многое пережить после ее смерти. Он собрался продолжать свой роман, однако его жизнь остановил внезапный сердечный приступ.

Иван Сергеевич Шмелев родился 3 октября 1873 года в доме, построенном его прадедом Иваном Шмелевым на Кадашевской слободе Замоскворечья. Прадед купеческого сословия Иван Иванович Шмелев, так же как и дед Иван Иванович, был личностью незаурядной. В «Автобиографии» Шмелев пишет, что водилась за дедом «страсть к французским переводным романам и историческим повествованиям» - в доме была соответствующая библиотека. К сожалению, книг Ивана Ивановича внук не застал - «сволокли куда-то в амбар, а там поели мыши». Отец писателя - Сергей Иванович (1842 - 1880) так же как и дед, состоял в купечестве, продолжая дело отца: строил ледяные горы, иллюминации, гонял по Москве-реке плоты, содержал бани, купальни, портомойни. Отец играл главную роль в жизни маленького Ивана: «Мы из торговых крестьян, - говорил о себе Шмелев, - коренные москвичи старой веры». Когда отец скончался в октябре 1880 года в возрасте 38 лет, сыну Ивану шёл лишь восьмой год...

Образование, как и в других купеческих семьях, мальчик получил дома. Мать Евлампия Гавриловна порола Ивана и всех пятерых детей за каждую провинность. В 1884 году Иван Шмелев поступил в шестую Московскую гимназию. Закончив ее, он начал писать рассказы. Один из них, «У мельницы», был опубликован в журнале «Русское обозрение» в 1895 году. В это же время Иван Шмелев женится на Ольге Охтерлони - дочери героя обороны Севастополя генерала Александра Александровича Охтерлони, с которой познакомился еще в 1891 году, когда ему было 18, а ей 16 лет. Женитьба состоялась 14 июля 1894 года в селе Трахонееве, на Клязьме (сегодня рядом с Шереметьево-2). Несмотря на патриархальное купеческое воспитание, с обычаями и культурой, основанной на православных традициях, перед свадьбой Иван пишет своей невесте: «Мне, Оля, надо еще больше молиться. Ведь ты знаешь, какой я безбожник». По предложению молодой супруги Шмелевы отправляются в свадебное путешествие «по святым местам» - на остров Валаам. Именно благодаря влиянию на Ивана Шмелева набожной супруги Ольги будущий писатель на осознанном уровне вернулся к своим корням - православной вере, за что всю жизнь был благодарен жене. 6 января 1896 года в их семье родился единственный и горячо любимый сын Сергей.

Иван Шмелев был студентом третьего курса юридического факультета Московского университета, когда вышла его первая книга: «На скалах Валаама. За гранью мира. Путевые очерки». Книга была порезана цензурой и с «вклейками плохо продавалась». Эта неудача заставила Шмелева задуматься о заработке для семьи. Университет был закончен в 1898 году. Недолго проработав помощником присяжного поверенного в Москве, он уезжает во Владимир-на-Клязьме служить налоговым инспектором, продолжая сотрудничать с литературными журналами и сочиняя детские рассказы. Именно в эти годы, многое повидав в служебных разъездах, Шмелев сформировался как писатель, в рассказах которого главным стал человек с его внутренним миром. По словам Ивана Ильина, Шмелев в своих произведениях показывает, «как стонет и ноет русская душа...». Много работая, поверив в свои силы, в 1907 году Иван Шмелев ушел со службы, полностью посвятив себя литературному творчеству. В результате работы было издано восьмитомное собрание его трудов. До 1917 года, писателя Шмелева успели полюбить читатели и хвалили критики, сравнивая с Достоевским. Февральскую революцию, как и многие, принял с восторгом. Октябрь не принял, но вначале не терял оптимизма, был растерян, но надеялся, что: «Смерти нет для Великой Страны...». В связи с царившим в стране хаосом и голодом в Москве многие уезжали на юг, к морю, где трудности переносились легче. Среди них оказался и Иван Сергеевич Шмелев, который в 1918 приехал в Крым в гости к С.Н. Сергееву-Ценскому. Затем в Алуште писатель купил на горе небольшую дачку, с видом на море; как он говорил, «глинобитный домик в 2 комнаты». В этом черноморском раю прошли годы, ставшие одними из самых трагичных в жизни Шмелевых. Здесь было так плохо, что «и море - не море, и солнце - не солнце».

Единственный сын Шмелевых, Сергей, в 1915 году был призван на службу в Туркестан подпоручиком артиллерии. Вскоре сын заболел желтухой и после отравления газом с пораженными легкими был уволен с военной службы. Больным он возвратился в Крым к родителям, и, признанный негодным к службе, работал в штабной канцелярии. За годы гражданской войны власть в Крыму переходила из рук в руки шесть раз. В 1920 году, после разгрома армии Врангеля, большая часть ее офицеров оказалась на чужбине. Те же, кто поверил обещаниям красных и добровольно пришел для регистрации, были расстреляны. Среди них был и сын Ивана Шмелева - Сергей. В январе 1921 года он был расстрелян в Феодосии без суда и следствия. Иван Сергеевич долго об этом не знал, искал сына, ходил по кабинетам чиновников, посылал запросы, в письмах молил о помощи Луначарского: «Без сына, единственного, я погибну. Я не могу, не хочу жить... У меня взяли сердце. Я могу только плакать бессильно. Помогите, или я погибну. Прошу Вас, криком своим кричу - помогите вернуть сына. Он чистый, прямой, он мой единственный, не повинен ни в чем». Ответа на это письмо от декабря 1920 года, когда сын Сергей был еще жив, не последовало, хотя Луначарский велел «разобраться на месте». Шмелев пишет ему вновь: «У меня остается только крик в груди, слезы немые и горькое сознание неправды». Несколько писем дошли до Горького, Вересаева, Серафимовича, но никто не в силах был помочь горю отца... «Покровительство к горю моему пришло поздно. Моего единственного, невинного, больного сына расстреляли. В Феодосии, особ[ый] отд[ел] 3-й див[изии] 4-й армии. Только, д[олжно] б[ыть] за то, что он имел несчастие служить на военной службе в чине подпоручика (герм[анская] война), что он был мобилизован... И повторю - безвинно погиб. И - безсудно».

Никто так и не сказал отцу, за что расстреляли Сергея Шмелева; в служебной записке от 25 мая 1921 года председатель ВЦИК Калинин писал наркому просвещения Луначарскому: «...расстрелян, потому что в острые моменты революции под нож революции попадают часто в числе контрреволюционеров и сочувствующие ей. То, что кажется так просто и ясно для нас, никогда не понять Шмелеву». Шмелеву действительно было не понять. Уже узнав о расстреле, Иван Сергеевич просил найти и выдать тело сына, что тоже оказалось невозможным: «Но я ничего не узнал. Знаю только, что приговор был 29 дек [абря], а казнь «спустя время», т.к. сын болел. Кажется месяц мой невинный мальчик ждал, больной, смерти». «Пусть скажут. Пусть снимут камень. Сын не был ни активным, ни врагом. Он был только безвинным человеком, тихим, больным, страдающим. В больнице, одинокий, он два месяца провел в подвале-заключении. Заеденный вшами, голодный, месяц ожидавший смерти. За какое преступление? Только за то, что назывался подпоручиком!» «Я не ищу вины. Я хочу знать - за что? Я хочу знать день смерти, чтобы закрепить в сердце». «Я хочу знать, где останки моего сына, чтобы предать их земле. Это мое право. Помогите». Убитые морально, Шмелевы мерзнут и голодают: «Мне нечего продать, Вы знаете. Я приехал на 2-3 мес[яца], а живу 4-й год. Я хожу в лохмотьях». В каждом его письме 1921 года - нестерпимая боль утраты. Из письма к Вересаеву: «Часто хочу заболеть сильно, до смерти. Боюсь за жену, за ее сиротство». «Горько, больно. Вот она, скверная усмешка жизни. Вся моя «охранная-то грамота» в сыне была. И будь он со мной, я бы теперь не сидел, я и жена, бедняжка, как убитые жизнью люди, в дыре у моря, в лачуге, у печурки, как богадел[ы]... Ну, да что говорить. Думаешь иногда - молчи, не объясняй людям, - не поймут, ибо не испытали твоего...»

Иван Сергеевич Шмелев никогда не собирался уезжать из страны, он любил свою Родину и русский народ, и еще в 1917 году так писал сыну: «Думаю, что много хорошего и даже чудесного сумеешь ты увидеть в русском человеке и полюбить его, видавшего так мало счастливой доли». Горе круто изменило жизнь писателя. Поняв, что больше ничего нельзя узнать о смерти сына, Шмелевы ищут возможности выехать из Крыма в Москву. Такая возможность была упущена осенью 1921 года, когда Шмелев узнал, что в Москву «везут вагон писателей из Коктебели». Шмелевы не уехали, поскольку надеялись, что сын может вернуться: «мы еще жили и живем какой-то жалкой надеждой. А м[ожет] б[ыть], мальчик еще придет!». Затем уехать было уже практически невозможно: «А пешком не дойти. Эх, пошел бы я с котомкой по Руси, от деревни к деревне. Но сто раз умрешь с голоду и снимут с тебя все, до рубахи (у меня, положим, лоскутья)». У Шмелевых совсем не было денег: «Помогите...мы в страшной нужде. Нам перестали давать и хлеб. Мы лишены заработка: ни вольных изд[ательст]в, ни журналов. В невольных я не могу писать. Говорю - я предпочту околеть. Раз нам не дадут возможности уехать из России - стало быть мы арестанты. Но и арест[анты] им[еют] право на хлеб». Желание быть свободным всегда вредило Шмелеву, - и уже позже, за границей, когда он не хотел печататься в некоторых эмигрантских изданиях. Приехав в Москву, Шмелевы стали хлопотать о выезде из страны: «Мне нужно отойти подальше от России, чтобы увидеть ее все лицо, а не ямины, не оспины, не пятна, не царапины, не гримасы на ее прекрасном лице. Я верю, что лицо ее все же прекрасно. Я должен вспомнить его. Как влюбленный в отлучке вдруг вспоминает непонятно-прекрасное что-то, чего и не примечал в постоянном общении. Надо отойти». По приглашению Бунина в 1922 году Шмелевы выехали сначала в Берлин, затем в Париж. «Где ни быть - все одно. Могли бы и в Персию, и в Японию, и в Патагонию. Когда душа мертва, а жизнь только известное состояние тел наших, тогда все равно. Могли бы уехать обратно хоть завтра. Мертвому все равно - колом или поленом»,- это строки из писем Шмелева к Треневу и Бунину.

После всего пережитого Шмелев похудел и постарел до неузнаваемости. Из прямого, всегда живого и бодрого человека превратился - в согнутого, седого старика. Его голос стал глухим и тихим. От созерцания на лице появились глубокие морщины, грустные серые глаза потухли и глубоко запали. «Я все потерял. Все. Я Бога потерял и какой я теперь писатель, если я потерял даже и Бога. С большой ли, с малой буквы - бог (Бог) - он нужен писателю, необходимо нужен. Мироощущение на той или иной религиозной основе - условие, без чего нет творчества».

Во Франции Иван Сергеевич начал работать над своим знаменитым романом-эпопеей «Солнце мертвых»,- «страшной книге» о большевистском терроре и голоде в Крыму, которая впервые была опубликована в 1923 году в Париже и впоследствии переведена на 13 языков. Тогда же Шмелев писал: «Свидетельствую: я видел и испытал все ужасы, выжив в Крыму с ноября 1920 по февраль 1922 года. Если бы случайное чудо и властная международная комиссия могли получить право произвести следствие на местах, она собрала бы такой материал, который с избытком поглотил бы все преступления и все ужасы избиений, когда-либо бывших на земле!». После выхода этого романа вернуться в Россию было уже нельзя. «Доживаем дни свои в стране роскошной, чужой. Все - чужое. Души-то родной нет, а вежливости много...», писал Шмелев о своей жизни в Париже в письме к Куприну.

Со временем жизнь Шмелевых во Франции наладилась. В их дом пришел родственник, маленький мальчик, Ив Кутырин-Жантийом, ставший для Шмелевых вторым сыном. Юлия Кутырина, племянница жены писателя, была матерью мальчика, отцом - француз, католик, учитель русского языка Рене Андре Эдмон Жантийом. Родители развелись, ребенок остался с матерью и вскоре был крещен по православному обряду с именем Ивистион. Крестным отцом Ивушки, как его ласково называли, стал Иван Сергеевич Шмелев. Маленький полуфранцуз вошел в семью русского писателя: «Они восприняли меня как дар Божий. Я занял в их жизни место Сережи...... О Сереже мы часто вспоминали, каждый вечер о нем молились». «Он (Шмелев) воспитывал меня как русского ребенка, я гордился этим и говорил, что только мой мизинец является французом. Свой долг крестного он видел в том, чтобы привить мне любовь к вечной России, это для меня он написал Лето Господне. И его первый рассказ начинался словами: Ты хочешь, милый мальчик, чтобы я рассказал тебе про наше Рождество...»

Это строки из книги Ива Жантийом-Кутырина «Мой дядя Ваня», выпущенной в издательстве Сретенского монастыря в 2001 году. Кроме воспоминаний самого мальчика: «Я воспитывался в духе: «за Родину, за веру». Большевики, убившие Царя, были виновниками всех мук и страданий», - в книге впервые опубликованы трогательные письма писателя к мальчику.

Помимо маленького крестника, самым близким человеком для Шмелева всегда оставалась его жена Ольга Александровна Шмелева. «Тетя Оля была ангелом-хранителем писателя, заботилась о нем, как наседка... Она никогда не жаловалась... Ее доброта и самоотверженность были известны всем». «Помню, я был очень болен энтеритом, меня спасла тетя Оля - «вымолила у Бога». «Тетя Оля была не только прекрасной хозяйкой, но и первой слушательницей и советчицей мужа. Он читал вслух только что написанные страницы, представляя их жене для критики. Он доверял ее вкусу и прислушивался к замечаниям». Много сил и времени у Шмелева отнимали заботы о самых насущных нуждах: что есть, где жить. Из всех писателей-эмигрантов Шмелев жил беднее всех, не хватало денег на отопление, на новую одежду, отдых летом: «Как и у всех любящих людей, у них, разумеется, возникали иногда недоразумения, со словами, которых лучше не повторять, но которые обогатили мой лексикон. В любую погоду тетя Оля шла на рынок с черной клеенчатой сумкой и тощим кошельком; обойдя все вдоль и поперек в поисках подходящих цен, она возвращалась тяжело нагруженной, никогда не жалуясь и не сетуя». Без супруги, которая оберегала его, создавала ему «тишину и уклад», «то, чего уже нет в России», не было бы «Богомолья», «Лета Господня» и всех других произведений Шмелева. Свои сочинения он сразу печатал на машинке двумя пальцами, как почти все непрофессионалы; затем правил первоначальный текст, часто характерными фиолетовыми или черными чернилами. Он отвергал орфографию безбожников, которые упразднили букву «ять», потому что в ее написании присутствовал крест. Он гордился тем, что придерживается «исконной традиции православных», как когда-то его предки. У Шмелева была тяжелая язва желудка. Его бесплатно лечил русский доктор Сергей Михеич Серов «человек редкой души, великолепный специалист». Писатель долго не мог решиться на операцию. Иван Сергеевич считал, что заступничество преп. Серафима Саровского помогло ему выздороветь, поскольку писатель увидел во сне свои рентгеновские снимки с надписью «Св. Серафим» и вскоре после этого видения было принято решение об отмене операции. «Шмелевы, как я уже говорил, умели принимать друзей и справлять праздники. Тетя Оля пекла пироги с вареньем, которые подавались к чаю». Шмелев, постоянно окруженный заботой, даже и не подозревал, на какие жертвы шла его жена, он понял это только после ее смерти. Ольга Александровна Шмелева скончалась внезапно, от сердечного приступа в 1936 году. В это время Шмелевы намеревались посетить Псково-Печерский монастырь, куда эмигранты в то время ездили не только в паломничество, но и чтобы ощутить русский дух. Монастырь находился на Территории Эстонии, граничащей с бывшей Родиной. Поездка была отложена на некоторое время, а после возвращения Шмелев жил целиком в литературном мире, навсегда сохранив в своем сердце то великое ощущение России, которое никому не отнять у человека. «Бог дал грешнику жизнь, и это обязывает. Хочу жить настоящим христианином и смогу это осуществить только в церковном быту». Перед своей кончиной, 24 июня 1950 г. Шмелев переехал в обитель Покрова Пресвятой Богородицы в 140 километрах от Парижа. В тот же день сердечный приступ оборвал его жизнь. Монахиня матушка Феодосия, присутствовавшая при кончине Ивана Сергеевича, писала: «...человек приехал умереть у ног Царицы Небесной под ее покровом».

Почти все русские эмигранты до конца своей жизни не могли смириться с тем, что они уехали из России навсегда. Они верили, что обязательно вернутся на родину. «Да, я сам хочу умереть в Москве и быть похороненным на Донском кладбище, имейте в виду. На Донском! В моей округе. То есть если я умру, а Вы будете живы, и моих никого не будет в живых, продайте мои штаны, мои книжки, а вывезите меня в Москву», - писал Иван Александрович. Мечта православного писателя, коренного москвича Ивана Шмелева осуществилась в наши дни. Недавно вышло полное собрание его сочинений. В апреле 2000 года внучатый племянник Шмелева Ив Жантийом-Кутырин передал Российскому фонду культуры архив Ивана Сергеевича Шмелева. Памятник-бюст православного писателя Шмелева торжественно был открыт 29 мая 2000 года в старом столичном районе Замоскворечья, где прошло его детство. А в мае 2001 года по благословению Святейшего Патриарха прах Шмелева и его жены был перенесен в Россию, в некрополь Донского монастыря в Москве, где сохранилось семейное захоронение Шмелевых. Так, спустя более полвека со дня своей смерти, коренной москвич Иван Сергеевич Шмелев вернулся из эмиграции.

Письмо Ивана Шмелёва господину Оберу, защитнику русского офицера Конради*, как материал для дела.

Фото семьи Шмелевых (с супругой Ольгой Александровной и сыном Сергеем)

Сознавая громадное общечеловеческое и политическое значение процесса об убийстве Советского Представителя Воровского русским офицером Конради, считаю долгом совести для выяснения истины представить Вам нижеследующие сведения, проливающие некоторый свет на историю террора, ужаса и мук человеческих, свидетелем и жертвой которых приходилось мне быть в Крыму, в городе Алуште, Феодосии и Симферополе, за время с ноября 1920 по февраль 1922 года. Все сообщенное мною, лишь ничтожная часть того страшного, что совершено Советской властью в России. Клятвой могу подтвердить, что все сообщенное мною — правда. Я — известный в России писатель-беллетрист, Иван Шмелев, проживаю в Париже, 12, рю Шевер, Париж 7.

I. — Мой сын, артиллерийский офицер 25 лет, Сергей Шмелев — участник Великой войны, затем — офицер Добровольческой Армии Деникина в Туркестане. После, больной туберкулезом, служил в Армии Врангеля, в Крыму, в городе Алуште, при управлении Коменданта, не принимая участия в боях. При отступлении добровольцев остался в Крыму. Был арестован большевиками и увезен в Феодосию «для некоторых формальностей», как, на мои просьбы и протесты, ответили чекисты. Там его держали в подвале на каменном полу, с массой таких же офицеров, священников, чиновников. Морили голодом. Продержав с месяц, больного, погнали ночью за город и расстреляли. Я тогда этого не знал. На мои просьбы, поиски и запросы, что сделали с моим сыном, мне отвечали усмешками: «выслали на Север!» Представители высшей власти давали мне понять, что теперь поздно, что самого «дела» ареста нет. На мою просьбу Высшему Советскому учреждению ВЦИК, — Всер. Центр. Исполнит. Комит — ответа не последовало. На хлопоты в Москве мне дали понять, что лучше не надо «ворошить» дела, — толку все равно не будет. Так поступили со мной, кого представители центральной власти не могли не знать.

II. — Во всех городах Крыма были расстреляны без суда все служившие в милиции Крыма и все бывшие полицейские чины прежних правительств, тысячи простых солдат, служивших из-за куска хлеба и не разбиравшихся в политике.

III. — Все солдаты Врангеля, взятые по мобилизации и оставшиеся в Крыму, были брошены в подвалы. Я видел в городе Алуште, как большевики гнали их зимой за горы, раздев до подштанников, босых, голодных. Народ, глядя на это, плакал. Они кутались в мешки, в рваные одеяла, что подавали добрые люди. Многих из них убили, прочих послали в шахты.

IV. — Всех, кто прибыл в Крым после октября 17 года без разрешения властей, арестовали. Многих расстреляли. Убили московского фабриканта Прохорова и его сына 17 лет, лично мне известных, — за то, что они приехали в Крым из Москвы, — бежали.

V. — В Ялте расстреляли в декабре 1920 года престарелую княгиню Барятинскую. Слабая, она не могла идти — ее толкали прикладами. Убили неизвестно за что, без суда, как и всех.

VI. — В г. Алуште арестовали молодого писателя Бориса Шишкина и его брата, Дмитрия, лично мне известных. Первый служил писарем при коменданте города. Их обвинили в разбое, без всякого основания, и несмотря на ручательство рабочих города, которые их знали, расстреляли в г. Ялте без суда. Это происходило в ноябре 1921 года.

VII. — Расстреляли в декабре 1920 года в Симферополе семерых морских офицеров, не уехавших в Европу и потом явившихся на регистрацию. Их арестовали в Алуште.

VIII. — Всех бывших офицеров, как принимавших участие, так и не участвовавших в гражданской войне, явившихся на регистрацию по требованию властей, арестовали и расстреляли, среди них — инвалидов великой войны и глубоких стариков.

IX. — Двенадцать офицеров русской армии, вернувшихся на барках из Болгарии в январе-феврале 1922 года, и открыто заявивших, что приехали добровольно с тоски по родным и России, и что они желают остаться в России, — расстреляли в Ялте в январе-феврале 1922 года.

X. — По словам доктора, заключенного с моим сыном в Феодосии, в подвале Чеки и потом выпущенного, служившего у большевиков и бежавшего заграницу, за время террора за 2-3 месяца, конец 1920 года и начало 1921 года в городах Крыма: Севастополе, Евпатории, Ялте, Феодосии, Алупке, Алуште, Судаке, Старом Крыму и проч. местах, было убито без суда и следствия, до ста двадцати тысяч человек — мужчин и женщин, от стариков до детей. Сведения эти собраны по материалам — бывших союзов врачей Крыма. По его словам, официальные данные указывают цифру в 56 тысяч. Но нужно считать в два раза больше. По Феодосии официально данные дают 7-8 тысяч расстрелянных, по данным врачей — свыше 13 тысяч.

Фото семьи Шмелевых (с супругой Ольгой Александровной и сыном Сергеем), 1917 год

XI. — Террор проводили по Крыму — Председатель Крымского Военно-Революционного Комитета — венгерский коммунист Бела-Кун. В Феодосии Начальник Особого Отдела 3-й Стрелковой Дивизии 4-й Армии тов. Зотов, и его помощник тов. Островский, известный на юге своей необычайной жестокостью. Он же и расстрелял моего сына.
Свидетельствую, что в редкой русской семье в Крыму не было одного или нескольких расстрелянных. Было много расстреляно татар. Одного учителя-татарина, б. офицера забили на-смерть шомполами и отдали его тело татарам.

XII. — Мне лично не раз заявляли на мои просьбы дать точные сведения — за что расстреляли моего сына и на мои просьбы выдать тело или хотя бы сказать, где его зарыли, уполномоченный от Всероссийской Чрезвычайной Комиссии Дзержинского, Реденс, сказал, пожимая плечами: «Чего вы хотите? Тут, в Крыму, была такая каша…».

XIII. — Как мне приходилось слышать не раз от официальных лиц, было получено приказание из Москвы — «Подмести Крым железной метлой». И вот — старались уже для «статистики». Так цинично хвалились исполнители. — «Надо дать красивую статистику». И дали.

Свидетельствую: я видел и испытал все ужасы, выжив в Крыму с ноября 1920 года по февраль 1922 года. Если бы случайное чудо и властная Международная Комиссия могла бы получить право произвести следствие на местах, она собрала бы такой материал, который с избытком поглотил бы все преступления и все ужасы избиений, когда-либо бывших на земле.

Я не мог добиться у Советской власти суда над убийцами. Потому-то Советская власть — те же убийцы. И вот я считаю долгом совести явиться свидетелем хотя бы ничтожной части великого избиения России, перед судом свободных граждан Швейцарии. Клянусь, что в моих словах — все истина.

Иван Сергеевич Шмелёв.

*Морис Конради - русский офицер (швейцарского происхождения), Георгиевский кавалер, участник Первой мировой войны и Белого движения. Галлиполиец. В эмиграции - в Швейцарии. 10 мая 1923 года в Лозанне, в ресторане отеля «Сесиль», Морис Конради застрелил советского дипломата Вацлава Воровского и ранил двух его помощников — Ивана Аренса и Максима Дивилковского. После этого он бросил пистолет (по другим рассказам — отдал его метрдотелю) и сдался полиции со словами: «Я сделал доброе дело — большевики погубили всю Европу… Это пойдет на пользу всему миру».

Краеведческо-генеалогический сектор библиотеки №18 им. Н.А.Островского.
Уважаемые читатели! Просим внести поправки и дополнения. Приглашаем принять участие в краеведческо-генеалогических семинарах!
Контакты: [email protected] Пажитнов Евгений.

ШМЕЛЕВ
Иван Сергеевич (1875-1950), писатель.
РГАЛИ, ф. 1198, 9 ед. хр., 1909-1917.
РГБ, ф. 387, 226 ед. хр., 1894-1920-е гг.

Родословная роспись:

Поколение 1 ___

1. ... 1
Пол: мужской.
1784: Родился Иван (2-1)
1785: Родился Иван (3-1)
Супруга: ... Аксинья Васильевна.
1743: Родилась
Умерла

Поколение 2 ___

2-1. Шмелёв Иван Иванович (большой) 2 (1784-?)
Пол: мужской.
Умер
Женился
1784: Родился. Мать: ... Аксинья Васильевна, отец: ... 1.
Жена: ....
Умерла
Родилась

3-1. Шмелёв Иван Иванович (меньшой) 3 (1785-После 1823)
1785: Родился. Отец: ... 1, мать: ... Аксинья Васильевна.
1807: Родился Андрей (4-3)
1809: Родился Захар (5-3)
1810: Родилась Анна (6-3)
1812: Родился Василий (7-3)
1813: Родилась Акулина (8-3)
1814: Родилась Пелагея (9-3)
1815: Родился Андрей (10-3)
03.1816: Родился Гаврила (11-3)
1819: Родился Иван (12-3)
После 1823: Умер
Супруга: .... Устинья Васильевна, продолжительность жизни: 71.
1792: Родилась
После 1863: Умерла

Поколение 3 ___

4-3. Шмелёв Андрей Иванович 4 (1807-?)
Пол: мужской.
Умер
1807: Родился. Отец: Шмелёв Иван Иванович (меньшой) 3, мать: .... Устинья Васильевна.

5-3. Шмелёв Захар Иванович 5 (1809-?)
Пол: мужской.
Умер
1809: Родился. Отец: Шмелёв Иван Иванович (меньшой) 3, мать: .... Устинья Васильевна.

6-3. Шмелёва Анна Ивановна 6 (1810-?)
Пол: женский.
Умерла
1810: Родилась. Отец: Шмелёв Иван Иванович (меньшой) 3, мать: .... Устинья Васильевна.

7-3. Шмелёв Василий Иванович 7 (1812-После 1869)
Женился
1812: Родился. Отец: Шмелёв Иван Иванович (меньшой) 3, мать: .... Устинья Васильевна.
1845: Родился Егор (13-7)
После 1869: Умер
Жена: ... Надежда Тимофеевна, продолжительность жизни: 62.
1818: Родилась
После 1880: Умерла

8-3. Шмелёва Акулина Ивановна 8 (1813-?)
Пол: женский.
Умерла
1813: Родилась. Отец: Шмелёв Иван Иванович (меньшой) 3, мать: .... Устинья Васильевна.

9-3. Шмелёва Пелагея Ивановна 9 (1814-1880)
Пол: женский, продолжительность жизни: 66.
1814: Родилась. Отец: Шмелёв Иван Иванович (меньшой) 3, мать: .... Устинья Васильевна.
1880: Умерла

10-3. Шмелёв Андрей Иванович 10 (1815-?)
Пол: мужской.
Умер
1815: Родился. Отец: Шмелёв Иван Иванович (меньшой) 3, мать: .... Устинья Васильевна.

11-3. Гаврила 11 (03.1816-12.1816)
03.1816: Родился. Отец: Шмелёв Иван Иванович (меньшой) 3, мать: .... Устинья Васильевна.
12.1816: Умер

12-3. Шмелёв Иван Иванович 12 (1819-После 1879)
Пол: мужской, продолжительность жизни: 60.
Родилась Любовь (14-12)
Родилась Анна (15-12)
1819: Родился. Отец: Шмелёв Иван Иванович (меньшой) 3, мать: .... Устинья Васильевна.
1842: Родился Сергей (16-12)
1847: Родился Павел (17-12)
После 1879: Умер
Супруга: ... Пелагея Петровна, продолжительность жизни: 42.
1821: Родилась
После 1863: Умерла

Поколение 4 ___

13-7. Шмелёв Егор Васильевич 13 (1845-14.04.1897)
Пол: мужской, продолжительность жизни: 52.
Женился
1845: Родился. Отец: Шмелёв Василий Иванович 7, мать: ... Надежда Тимофеевна.
Около 1866: Родилась Мария (18-13)
Около 1866: Родилась Елизавета (19-13)
1867: Родился Алексей (20-13)
14.04.1897: Умер
Жена: ... Екатерина Семёновна, продолжительность жизни: -32.
05.02.1909: Умерла
1941: Родилась

14-12. Шмелёва Любовь Ивановна 17
Пол: женский.

15-12. Шмелёва Анна Ивановна 16
Пол: женский.
Родилась. Отец: Шмелёв Иван Иванович 12, мать: ... Пелагея Петровна.

16-12. Шмелёв Сергей Иванович 14 (1842-1880)
Пол: мужской, продолжительность жизни: 38.
1842: Родился. Отец: Шмелёв Иван Иванович 12, мать: ... Пелагея Петровна.
1868: Родилась София (21-16)
1869: Родилась Мария (22-16)
1871: Родился Николай (23-16)
21.09.1873: Родился Иван Сергеевич (24-16)
1875: Родился Сергей (25-16)
1879: Родилась Екатерина (26-16)
1880: Умер
Супруга: Савинова Евлампия Гавриловна, продолжительность жизни: 90.
1844: Родилась
1934: Умерла

17-12. Шмелёв Павел Иванович 15 (1847-До 1873)
Пол: мужской, продолжительность жизни: 26.
1847: Родился. Отец: Шмелёв Иван Иванович 12, мать: ... Пелагея Петровна.
До 1873: Умер

Поколение 5 ___

18-13. Шмелёва Мария Егоровна 18 (Около 1866-?)
Пол: женский.
Умерла

19-13. Шмелёва Елизавета Егоровна 19 (Около 1866-?)
Пол: женский.
Умерла
Вышла замуж
Около 1866: Родилась. Отец: Шмелёв Егор Васильевич 13, мать: ... Екатерина Семёновна.
Муж: Семенович Иван Григорьевич.

20-13. Шмелёв Алексей Егорович 20 (1867-1887)
Пол: мужской, продолжительность жизни: 20.
1867: Родился. Отец: Шмелёв Егор Васильевич 13, мать: ... Екатерина Семёновна.
1887: Умер

21-16. Шмелёва София Сергеевна 21 (1868-1948)
Пол: женский, продолжительность жизни: 80.
Вышла замуж
Родилась Екатерина (27-21)
Родился Андрей (28-21)
1868: Родилась. Отец: Шмелёв Сергей Иванович 14, мать: Савинова Евлампия Гавриловна.
18.06.1892: Родилась Ольга (29-21)
1896: Родился Никанор (30-21)
1903: Родилась Мария (31-21)
1905: Родился Иван (32-21)
1948: Умерла
Муж: Любимов Никонор Никонорович.
1918: Умер

22-16. Шмелёва Мария Сергеевна 22 (1869-?)
Пол: женский.
Умерла
1869: Родилась. Отец: Шмелёв Сергей Иванович 14, мать: Савинова Евлампия Гавриловна.

23-16. Шмелёв Николай Сергеевич 23 (1871-1928)
Пол: мужской, продолжительность жизни: 57.
Женился
Родился Михаил (33-23)
1871: Родился. Отец: Шмелёв Сергей Иванович 14, мать: Савинова Евлампия Гавриловна.
1928: Умер
Жена: ....

24-16. Шмелёв Иван Сергеевич 24 (21.09.1873-24.06.1950)
Пол: мужской, продолжительность жизни: 76.
Женился
21.09.1873: Родился. Отец: Шмелёв Сергей Иванович 14, мать: Савинова Евлампия Гавриловна.
06.01.1896: Родился Сергей (34-24)
24.06.1950: Умер
Жена: Охтерлоне Ольга Александровна, продолжительность жизни: 61.
1875: Родилась. Отец: Охтерлоне Александр Александрович, мать: Вейденгаммер Олимпиада Алексеевна
2ж.
1936: Умерла

25-16. Сергей 25 (1875-1875)
Пол: мужской, продолжительность жизни: 0.
1875: Родился. Отец: Шмелёв Сергей Иванович 14, мать: Савинова Евлампия Гавриловна.
1875: Умер

26-16. Шмелёва Екатерина Сергеевна 26 (1879-?)
Пол: женский.
Умерла
Вышла замуж
1879: Родилась. Отец: Шмелёв Сергей Иванович 14, мать: Савинова Евлампия Гавриловна.
Муж: Ренев....

Поколение 6 ___

27-21. Любимова Екатерина Никаноровна 27
Пол: женский.
Родилась. Отец: Любимов Никонор Никонорович, мать: Шмелёва София Сергеевна 21.

28-21. Любимов Андрей Никанорович 28 (?-1936)
Пол: мужской.
Родился. Отец: Любимов Никонор Никонорович, мать: Шмелёва София Сергеевна 21.
1936: Умер

29-21. Любимова Ольга Никаноровна 29 (18.06.1892-1960)
Пол: женский, продолжительность жизни: 67.
Вышла замуж
18.06.1892: Родилась. Отец: Любимов Никонор Никонорович, мать: Шмелёва София Сергеевна 21.
1922: Родилась Татьяна (35-29)
1924: Родился Андрей (36-29)
1960: Умерла
Муж: Дураков Андрей Сергеевич, продолжительность жизни: 84.
1895: Родился
1979: Умер

30-21. Любимов Никанор Никанорович 30 (1896-Около 1943)
Пол: мужской, продолжительность жизни: 47.
Женился
Родился Юрий (37-30)
Родилась Женщина (38-30)
1896: Родился. Отец: Любимов Никонор Никонорович, мать: Шмелёва София Сергеевна 21.
Около 1943: Умер
Жена: ... Ольга Васильевна.

31-21. Любимова Мария Никаноровна 31 (1903-Около 1987)
Пол: женский, продолжительность жизни: 84.
Вышла замуж
1903: Родилась. Мать: Шмелёва София Сергеевна 21, отец: Любимов Никонор Никонорович.
1926: Родился Евгений (39-31)
Около 1987: Умерла
Муж: Ольшевский Александр Александрович.
1894: Родился
Умер

32-21. Любимов Иван Никанорович 32 (1905-1975)
Пол: мужской, продолжительность жизни: 70.
Женился
1905: Родился. Отец: Любимов Никонор Никонорович, мать: Шмелёва София Сергеевна 21.
02.12.1934: Родилась Ольга (40-32)
1975: Умер
Жена: ....

33-23. Шмелёв Михаил Николаевич 33
Пол: мужской.
Родился. Мать: ..., отец: Шмелёв Николай Сергеевич 23.

34-24. Шмелёв Сергей Иванович 34 (06.01.1896-01.1921)
Пол: мужской, продолжительность жизни: 24.
06.01.1896: Родился. Отец: Шмелёв Иван Сергеевич 24, мать: Охтерлоне Ольга Александровна.
01.1921: Умер

Поколение 7 ___

35-29. Дуракова Татьяна Андреевна 35 (1922-?)
Пол: женский.
Умерла
1922: Родилась. Отец: Дураков Андрей Сергеевич, мать: Любимова Ольга Никаноровна 29.

36-29. Любимов (Дураков) Андрей Андреевич 36 (1924-09.04.2006)
Пол: мужской, продолжительность жизни: 82.
Женился
1924: Родился. Отец: Дураков Андрей Сергеевич, мать: Любимова Ольга Никаноровна 29.
13.10.1953: Родилась Татьяна (41-36)
09.04.2006: Умер
Жена: Усова Мария Васильевна, продолжительность жизни: 84.
17.04.1924: Родилась
29.04.2008: Умерла

37-30. Любимов Юрий Никанорович 37 (?-1944)
Пол: мужской.
Родился. Отец: Любимов Никанор Никанорович 30, мать: ... Ольга Васильевна.
1944: Умер

38-30. Любимова... 38
Пол: женский.
Родилась. Отец: Любимов Никанор Никанорович 30, мать: ... Ольга Васильевна.

39-31. Ольшевский Евгений Александрович 39 (1926-1984)
Пол: мужской, продолжительность жизни: 58.
Женился
1926: Родился. Отец: Ольшевский Александр Александрович, мать: Любимова Мария Никаноровна 31.
12.07.1956: Родилась Наталья Евгеньевна (42-39)
1984: Умер
Жена: .... Светлана Матвеевна, продолжительность жизни: 75.
1934: Родилась
2009: Умерла

40-32. Любимова Ольга Ивановна 40 (02.12.1934)
Пол: женский, возраст: 79.
Вышла замуж
02.12.1934: Родилась. Отец: Любимов Иван Никанорович 32, мать: ....
15.03.1964: Родился Вадим (43-40)
Муж: Елисеев Вадим Константинович.

Поколение 8 ___

41-36. Любимова Татьяна Андреевна 41 (13.10.1953)
Пол: женский, возраст: 60.
Вышла замуж
13.10.1953: Родилась. Отец: Любимов (Дураков) Андрей Андреевич 36, мать: Усова Мария Васильевна.
12.07.1979: Родился Олег Владимирович (44-41)
Муж: Дяченко Владимир Александрович, возраст: 59.
1955: Родился

42-39. Ольшевская Наталья Евгеньевна 42 (12.07.1956)
Пол: женский, возраст: 57.
Вышла замуж
12.07.1956: Родилась. Отец: Ольшевский Евгений Александрович 39, мать: .... Светлана Матвеевна.
1989: Родился Владимир (45-42)
Муж: Семенякин Андрей Владимирович, возраст: 51.
1963: Родился

43-40. Елисеев Вадим Вадимович 43 (15.03.1964)
Пол: мужской, возраст: 50.
Женился. Жена 1.
Женился. Жена 2.
15.03.1964: Родился. Отец: Елисеев Вадим Константинович, мать: Любимова Ольга Ивановна 40.
1995: Родилась София Вадимовна (46-43(1))
2009: Родилась Анастасия (47-43(2))
2013: Родился Иван (48-43(2))
2013: Родился Андрей (49-43(2))
Жена 1: Кузьменкова Елена Леонидовна.
Жена 2: Сиуда Надежда Леонидовна, возраст: 37.
1977: Родилась

Поколение 9 ___

44-41. Дяченко Олег Владимирович (Oleg Diaczenko) 43 (12.07.1979)
Пол: мужской, возраст: 34.
Женился
12.07.1979: Родился. Отец: Дяченко Владимир Александрович, мать: Любимова Татьяна Андреевна 41.
15.10.2010: Родилась Агата (50-44)
Жена: Анна Липинська, возраст: 33.
1981: Родилась

45-42. Семенякин Владимир Андреевич 44 (1989)
Пол: мужской, возраст: 25.
Женился
1989: Родился. Отец: Семенякин Андрей Владимирович, мать: Ольшевская Наталья Евгеньевна 42.
Жена: Потапова Олеся Вадимовна, возраст: 29.
1985: Родилась

46-43(1). Елисеева София Вадимовна 45 (1995)
Пол: женский, возраст: 19.
1995: Родилась. Отец: Елисеев Вадим Вадимович 43, мать: Кузьменкова Елена Леонидовна.

47-43(2). Елисеева-Сиуда Анастасия Вадимовна 46 (2009)
Пол: женский, возраст: 5.
2009: Родилась. Мать: Сиуда Надежда Леонидовна, отец: Елисеев Вадим Вадимович 43.

48-43(2). Елисеев Иван Вадимович 47 (2013)
Пол: мужской, возраст: 1.

49-43(2). Елисеев Андрей Вадимович 48 (2013)
Пол: мужской, возраст: 1.
2013: Родился. Мать: Сиуда Надежда Леонидовна, отец: Елисеев Вадим Вадимович 43.

Поколение 10 ___

50-44. Дяченко Агата Олеговна 45 (15.10.2010)
Пол: женский, возраст: 3.
15.10.2010: Родилась. Отец: Дяченко Олег Владимирович (Oleg Diaczenko) 43, мать: Анна Липинська.

ПРИЛОЖЕНИЕ ПИСЬМА.

2. Письма И.С. к сыну. (РГБ-НИОР Ф387 к9 е.х.23)
1.2.11.1916 . Открытое письмо. В действующую армию. 5 лёгкий мартирный парковый артиллерийский дивизион, 1 взвд, повозочный. Прапорщику Сергею Ивановичу Шмелёву.
Здравствуй, дорогой Сергушка, вчера послал тебе письмо. Твои получил. Норя (1)выдержал экзамен на прапорщика, очень тоскует по тебе. У него теперь за день живёт мышка ставит самовар топит печь я посоветовал сводить в кинематограф и сняться Назначили … 21 дивизии и 13 или 17. Напиши ему, всё ждёт. Книги я тебе завтра пошлю немного пока не напишешь получил ли. Газету высылать? Вот мой приказ: у тебя должны оставаться деньги непременно нам высылай, буду беречь да и нам могут понадобиться. Но конечно для тебя. Помни я дело говорю. У меня целей будет. Всё ещё пишу рассказ Журналы и газеты просят, а я не работаю, всё волнует. Иван Белоусов (2) сейчас просил привет передать, все кланяются. Книги мои идут хорошо. Суровые дни везде. Хвалят Русскую мысль, Вестник Европы, Русские записки – все. Русские ведомости просят рассказ, дам непременно. Переведи деньги, привей тиф, узнай о квартирных, напиши Норе. Всегда вставляй дату письма. Мамочка крепко целует. Я тоже. Милый! Все кланяются. Что ешь? Чисто ли у Вас? Что надо прислать? Следом пишу ещё. Милый наш мальчик! Твой … папа И.С.Шмелёв.
Приписка О.А.Шмелёвой.
Береги себя, мой дорогой мальчик. Успокой нас. Сделай прививку. Как хорошо ты вышел на открытке. Целую крепко, крепко. Пиши. Мама.

1)Норя – Любимов Никанор Никанорович (1896 – около 1943) двоюродный брат по отцу.
2) Иван Белоусов – поэт, друг И.С.Шмелёва.

2. 6.11.1916 Открытое письмо. Действующая армия. 5 лёгкий мортирный парковый артиллерийский дивизион, повозочный парк. Прапорщику Сергею Ивановичу Шмелёву.

Был Норька с командировкой. Будучи там в Полит. Музее на вечере в пользу Союза Городов – для подарков солдатам. Приглашали меня в новый журнал – летчики издают – хоть фантазию какую напишите! - для фронта. Согласился. Володя (1) просит сообщить, что жалел очень, что не застал тебя. Напиши, можно ли к тебе приехать? Я бы прикатил как-нибудь. Как это сделать? На нас наложили за квартиру 10 р. Пришлем тебе одну твою карточку. Напиши подробней как проводишь день. Деньги, если возможно, пришли. Я внесу в офицерское общество. Зачем тебе лишние деньги? А я сберегу. Категорическое повеление! И рожу не строй. В(ина) красного постараюсь достать. Пришлю. Написал бы чего тебе надо ещё. Так иной раз захочется тебя видеть, мой мальчуга! Невесела наша жизнь, только работой и спасаюсь. Книги мои идут хорошо, читают ещё старого Шмеля, любят. Отпустил бороду, увидал, что седой, чорт, становлюсь и опять сбрил. Эх, дорогой, когда-то мы с тобой купанёмся в море! Будем есть пирожки на станции перед звонком?! Милый мой малька, пиши чаще! Твой всегда папа Ив.Шмелёв.
Приписка О.А.Шмелёвой.
Дорогой мой сынка, целую, скучаю. Постараюсь прислать всё что ты любишь. Пришли мне … Ольга кланяется, соскучилась по тебе. Надя шлёт привет. Узнай, напиши когда можно ждать тебя в отпуск. Целую, мама.

(1)Володя – Мошинский Владимир Николаевич, друг семьи.

3.21.11.1916 Открытое письмо. Действующая армия. 5 Лёгкий мортирный парковый артиллерийский дивизион, повозочный парк, прапорщику Сергею Ивановичу Шмелёву.
Милый мой Сергейка, вот уже 4 дня нет от тебя известий. Последнее время нападает на меня тоска да и погода была мокрая. Приготовил я книги, пошлю в два приёма. Как вы устраиваетесь с баней? Сходи, если у Вас есть. Чистота необходима. Да и о прививках подумай. Напиши о своём душевном состоянии, не тоскуешь ли? Если бы дали тебе командировку! У нас нового ничего нет. Вчера с Володей был в Студии Худ. Т. Нет, тяжело и в театре. Сегодня так грустно на душе… Пиши больше, полней. В Сев. Записках, которые я посылаю, прочти статьи «из писем артиллериста» Это пишет человек философски образованный: интересно. Это сотрудник журнала, Степпун. Начало его Начало его писем я тебе сунул в чемодан, отыщи. Пиши точней, что тебе посылать, а то мы затрудняемся, что нужней. Где-то то ты теперь, мой милый мальчушка? Напекла мамка тебе пряников, попробовал. А я тебе две бутылки красного достал у Вересаева. Пошли ему привет. Его адрес: Зубовский б. 15-24 Викентий Викентьевич Вересаев. Целую тебя, Ив.Шмелёв.

4. 23.11.1916 Печатный текст. Конверта нет.
Милый мой Серёжка, сейчас 4 дня, погода тусклая, туманная. Галки собираются по ночлегам. Вон рассаживаются они по крышам, на снегу, у дымящихся труб, на тополе, вправо от окна, на доме Штрома. Уже фонари зажигают… Помнишь ты этот предвечерний свет короткого ноябрьского дня, когда спится и не знаешь – весна ли, осень ли – так… сумеречное, ленивое, тусклое. Бывало, в эти часы ты заваливался подремать, побренчав на мандолине… А моя машинка – чи-чи-чи-чи. Ты помнишь это? Теперь никто не слышит это – чи-чи. Мало пишу, скучно, погано на душе. А в окне темнеет и темнеет. И хочу я глядеть в эту серую водянистую мглу и представить пустынное место и такую же тусклоту, перелески, белые поля и лощинки, чернеющие кучки рощиц и огоньки окошек деревни, где ты. И вижу тебя. Здравствуй, мой дорогой милый наш мальчик! Нет, не могу представить. Если бы тихо подойти и заглянуть, оставить у стенки лыжи, стукнуть в оконце! А, не надо мечтать … Ждём твоего солдата. Обещал быть сегодня, всё готово тебе и я торопливо пишу письмо. Может быть, забыл, затерял адрес солдат твой? А ему надо 25 быть на фронте … Достал у Вересаева две бутылки красного. Было бы хорошо, если бы ты написал ему письмецо-открытку. Ещё лучше бы было, если бы / между нами, приложили руку и твои товарищи, которых ты угостишь вином. Напиши коротко, так хоть: " Глубокоуважаемый Викентий Викентьевич, шлю Вам добрый привет из Армии за виноград! Желаю от всего сердца радостной и крепкой работы. С искренним уважением … " Ну, прибавь, что найдёшь нужным про себя. Он с готовностью уступил мне пару. Если достанет Володя, пришлю 3 декабря ещё. Посылаю тебе какие мог книги, вторые экземпляры. Три ещё вышлю, что смогу. Посылаю газеты от 20-го и от 23-го с речами Пуришкевмча и Маркова. Знаменательно, и главное, о газете андреевской. Вот, брат, как я угадал всё и решительно ещё в июле, как ты знаешь, уклонился! Что только творится! Штюрмер изменник и ушёл уже. Теперь очередь за другими. Каждый день открываются новые скандалы. Жизнь России темна, темна. Получаете ли Вы там газеты? Голубчик, читай, будь в курсе времени. Сейчас наша жизнь переходит значительнейший рубеж. За ним или новая Россия, или постепенное отмирание. Не хочется писать тебе, сколько всякой грязи, сколько навоза, в которых кто-то проклятый спит и видит утопить Россию. Ещё раз прошу тебя о прививке – два, три раза привей. Голоушев говорил, что положительно необходимо. Ещё вот что. Узнай, можно ли устроить с квартирными. Говорят опять, что той бумажки достаточно. Мама очень просит. Жизнь дорожает с каждым днём … Устрой как-нибудь баню, вымойся хорошенько. Если бы ты заглянул к нам хоть на день на два. Володя ещё у нас, до 3-4 декабря. Достал я ему через Массалитинова билеты в Худ. Театр. Новостей никаких. Живём помаленьку, изо дня в день. Корнет а пистон … нигде его не достанешь. Зина позвонила из Серпухова – есть где-то у Сухареки за 35 руб., но надо уметь играть, чтобы определить, не продут ли, а никого нет, с кем бы поехать. А я не могу рискнуть. Мандолина будет готова сегодня вечером, пошлём с Загидулиным. С этим солдатом, если зайдёт посылаем два места. Да вот уже около пяти, а его нет и нет. От тебя нет писем с 17-го, уже шесть дней. Тяжело, дорогой, пиши чаще. Мы пишем аккуратно. Если ты мне дашь слово, что книги будут целы, я буду тебе посылать все новые. А ты возвращай по прочтении с оказией. Что надо из лекарств? Вот уже 31 день, как мы не видимся. Течёт и течёт время. И сколько его ещё протечёт и какими мы встретимся – кто знает! Я нигде не бываю, разве по делам только. Не хочется никуда, и не работается. Получил от Ценского письмо. Спрашивает про тебя. Напиши ему коротенькую открытку с приветом. Его адрес: Алушта, Таврическая губ. Почтовая контора, ящик 100. ЕВ. Сергею Николаевичу Сергееву-Ценскому. Его новую книгу "Наклонная Елена" – посылаю … Сейчас мамка заваливается подремать. Упал её башмак … Ты можешь представить всё, закрыть глаза и представить, как я лущу на машинке, у столика, при своей лампе. В окна глядит что-то синее, ночное. А я вот должен выдумывать, чтобы вообразить тебя. Вижу твоё почему-то усталое лицо, вижу сонно-спутанное, какое-то нерасчёсанное лицо Валясика и живой глаз Маруськи …. И только.
Адр. Смидовича-Вересаева: Зубовский бульвар, 15, кВ. 24.
Ну, дорогой мой мальчик, крепко тебя целую и обнимаю. Не забывай нас. Теперь наши мысли, большая часть нас устремлена в ту точку просторов где ты. И мы можем видеть её только на карте. Можно ли к тебе проехать и что для этого надо сделать: на всякий случай напиши. И пиши чаще. Только хоть два-три слова. Прошу тебя. А то мне неизвестность не даёт спокойно работать. Мой рассказ "Пианино д.6" будет напечатан 27-го.
Целую тебя …. Твой папка, И.Шмелёв.

5. 1 дек. 1916 г. Конверта нет. Машинописный текст.
Восемь дней стояло у меня на столе, прислонённое к твоему портрету, это запечатанное письмо, ждало этого негодяя Гопскаго-Жопскаго! Это негодный солдат, который не выполняет поручения офицера при полной возможности выполнить. Это предел нахальства и неизвинительной небрежности. Хуже! Это сознательная подлость! Сказал 15 ноября, что зайдёт, я сам пожал ему, подлецу, руку, сказал, что посылка будет ждать, он торжественно заявил, что зайдёт 23-го, мама изволновалась, пришлось съесть твою колбасу, выбросить фрукты и ещё что-то. И теперь приходится наваливать на Загидулина четыре места! А негодяй прокатил через Москву! Был в Москве у жены и не зашёл! Володя возмущён страшно такой распущенностью. Такого негодяя я бы под ружьё часов на десять закатал! А это потому он так, что лень ему было тащить для офицера посылку. И посылку-то небольшую – всего два маленьких места! Не знаю, в каком виде придёт вино. И теперь не могу больше послать вина – и так тяжело. А то бы я и ещё достал! Нет, этого Жопскаго надо строго отчитать. Отчитай его за меня, мошенника. Под ружьё не ставь, чёрт с ним, дело прошлое. А Загидулин молодчина, в срок явился, точно, пришёл утром сегодня, а вечером отправится. Дай ему на чай особо, а мы ему особо полтора р даём. Валясику особый малый свёрток мама шлёт и ещё баранки. Ты ему дай от нс на чай и поделись с ним там кой-чем. Бабушкины десять рублей не все использованы. Тётя Катя посылает фунт шоколаду, там написано. Пошли ей письмо и бабушке. Вот и всё. Посылаю тебе текущие газеты. В воскр. От 27-го мой рассказ в Рус Вед. Книгу III как-нибудь перешлю, когда из печати выйдет. Получили сегодня твою карточку, очень тусклую, и письмецо. Мошенник подлец этот Жопский. А по виду будто путный. Ты его не посылай, я его видеть не желаю, такого прохвоста. Посылай или татар, или пожилого, а то эти с ребячьими глазами – ничего, кроме баб, не соображают. Боялся опоздать. Врёт. Ничего он не боялся, а лень было. Жулик! Нового ничего, разве то только, что сегодня в газетах стало официально известно, что немцы предлагают приступить к мирным переговорам. Но только из этого ничего не получится. Работать мешает целый ряд дел и делишек. В издательстве скандал, Клестов мутит, весь раскрылся! В п (?) заседании 15 декабря будет бой в издательстве, кто кого перешибёт. Дело о вознаграждении редакторов, меня Вересаева и Бунина. Теперь члены – не писатели, которых мы посадили себе на шею, с Клестовым поднимают поход. Может кончиться тем, что писатели уйдут и организуют новое дело, выбрав свои книги. Тогда членам не писателям останется только смотреть на Клестова. Голоса делятся поровну, пока. Вчера звонил Чуковский, просил рассказ для Нивы. Говорит, что в скором времени издатели выступят с предложением мне дать мои книги в приложение к Ниве. Но это должно быть, состоится после войны. Вот тогда мы с тобой будем иметь тыс. 25 за это – только приложиться на год, а книги мои само собой будут мои же, и я их могу издавать. Как Короленко, Бунин, Горький, Вересаев. Вот тогда мы с тобой можем купить участок земли в Малороссии или на море. И я буду сажать дыни и арбузы, и пить своё вино. Вот! И это, конечно, будет. Вот что означает стук и «воробьи» моей машинки! Меня очень читают, меня узнают больше и больше. И, кажется, любят. Но это я тебе только говорю. Меня засыпали просьбами о рассказах, но я не могу быстро работать, а тут целый ряд всяких мелочей и тревог. Я не хочу давать пустяки, а уйти в себя мешает всё, Так-то, брат. Напиши Вересаеву, Ценскому – поклон тебе от него. Напиши Квасову – Д.А. 78 пех. дивизия, перевязочный отряд, ст. врачу Н.В.Квасову. Напиши Володе: Д.А. 95 Красноярский полк, пехотный, порочику В.Н. Мош.. . Обязательно. От него тебе письмо с мандолиной положено. Он уезжает 3-4 декабря. Поручик Бобров убит, - говорит, верно.
Опять наказываю:
1. Прививка
2. Баня!
3. Не рискуй и не напарывайся
4. Пиши на письмах дату!
5. Не запускай волосы! Стригись обязательно!
6. Пиши чаще и мы тебе будем отвечать незамедлительно.
7. Напиши о корнет а пистоне. Серёжа Куньев нашёл за 50 руб., но ты ничего не подтверждаешь – нужно? И с кем переслать, т.к. в посылках не берут, а я теперь не решаюсь покупать, м.б. не нужно.
8. Володя говорит, что адъютант Иркутского полка отсидел за длинные волосы 12 суток! Не бери с него примера!
Старайся посылать солдата аккуратного и чаще! Тогда будешь получать пряники. Почта принимает всё только в фабричной упаковке! Звонил вчера Коля Кутырин -- просил книг моих. Дал ему, сегодня он уехал на тот погиб. Кавк.. Сейчас мать зовёт кушать. Эх, выпил бы я теперь рюмицу, да Володя всё по губам мажет своим спиртом, а не достанет что-то. Ждёт. Ну, вот и всё, дорогой мой сынка … Ну, обнимаю тебя крепко, целую твои глазки, всю твою мордашку. Снимись получше да чтобы Машка была, Валясик и соответствующая обстановка. Мама шлёт тебе письмо. Деньги твои 125 руб. получили. Отнесу в банк. К твоим деньгам не прикоснусь. Посылай ещё, это тебя избавит от лишних трат. Регулярно посылай. Потом сам будешь доволен. Ты можешь посылать каждый месяц, минимум на мой взгляд, 80 руб. Теперь твоих денег у нас около 200 руб. Ну, роднушка, до свиданья. Если бы тебе удалось получить командировку на Рождество! Но не смею мечтать. Твой всегда крикун-папа. Как только получишь посылку – напиши!
Особый задушевный привет! От Вересаева тоже. Напиши им.

6.
7.
8.
9.
10.

11. 21.6.1917 Открытое письмо.
Запасн. полев. почт. Контора № 139. Действующая Армия. 5 легко-мортирный парковый артиллерийский дивизион. Прапорщику артиллерии Сергею Ивановичу Шмелёву.
Здравствуй Серёга! Получил ли известие, что мы в Крыму, в Алуште, у Ценского. Пиши Алушта, Таврическая губерния, почтовый ящик № 100, С.Н.Сергееву-Ценскому – для меня. Вот уж 6 дней здесь. Погода переменная.И грозы, и дожди. По тебе скучаем, ждём писем. Получишь … ?. Нового чего … хочу поработать. С.Н всё болеет, схватил малярию. У него прекрасная ферма. 19 коров и 5 телят, бычки – одна прелесть. Ты бы растаял от удовольствия. 17 свиней. Совсем помещик. Приезжай?! Меня, брат, не узнаешь: перестал бриться и поседел, как вершина Казбека. Покупаю у Тихомировых участок в 600 кв. саж. Будем груши сажать! 2 раза купался но одному тоска. Встревожила меня срочная телеграмма: болван издатель просил разрешить Ему 1000 руб. Папа Ваня.

Письма к Сергею Ивановичу Шмелёву от разных лиц.

(1)Письмо Мошинского Владимира к С.И.
1.Ну-с Серёжа, как ты живёшь? Чего не пишешь ничего? Я теперь в команде разведчиков младшим офицером, чувствую себя прекрасно, увлекаюсь делом … очень интересно и особенно мне как ярому охотнику. Вчера пошли в денную разведку и нас обстреляла артиллерия шрапнелью и это было первое артиллерийское крещение, … даже свои войска стреляют. Наша артиллерия гвоздит во-всю, что очень радует. А моя страсть рыболова проснулась здесь опять. Рыбу ловили раньше твоим способом, т.е. глушили, пока не замёрзла река, а теперь думаю ставить верши. Глушили очень много на большой реке: язей, леща, …, щуку. Вспоминаю своё пребывание на Протве. Сейчас сижу у себя в блиндаже, очень уютном, горит в печке, тепло, хорошо. Отдыхаю, сегодня не пошёл на разведку, так как ходил … напротив сидит разведчик «Васька» - девчонка, сегодня тоже не пошла на разведку и ждём пока разогреется ужин и приготовится немецкая каша … которая мне очень нравится. Очень интересный тип эта девчонка. Почти ничего женственного, так что её присутствия не замечешь, ругаемся во всю, говоришь глупости и она ничего, привыкла, так как в полку уже она долго, и сама говорит ужасные глупости, хотя из интеллигентной семьи. Ну и начал я здесь ругаться, тебе доложу, ужасно, да и иначе нельзя, так как русский человек тогда поймёт тебя, когда с ним будешь по-хорошему: и ругнёшь, и похвалишь. Да, ещё про разведчика Ваську: она очень истерична и по моему она благодаря своей истеричности попала на войну и самолюбива. Например достаточно несколько раз подтрунить над её героизмом как она закатывает истерику. Она участвовала во многих боях, была ранена осколками … (12 осколков) и в одной из атак получила благодарность от одного полковника, который не знал, что она девчонка (он в этой атаке командовал всеми разведчиками дивизии), а думал, что мальчик, сошёл с лошади, поблагодарил и поцеловал, представил к Георгиевскому, но узнав, что разведчик девчонка, ужасно смутился и представил только к Георгиевской медали. Она имеет их две. Сейчас притащили сетку, пойду поставлю, авось завтра будем есть рыбу. Здесь всё-таки хорошо и весело, пьём изредка красное вино, играем в преферанс, в общем не скучаем. Ну, до свидания, поклон маме и папе, пойду ловить рыбу.
Твой Володя.
Да, как поживают Маруся и Надя, может они соберутся когда-нибудь написать мне с тобой, буду очень рад. Недостаёт только книг, те которые взял – уже прочёл, и теперь нечего читать. Поклон всем знакомым, а Марусе и Наде в особенности. Володя.
Видишь не поленился, написал много.

(2) ПИСЬМА К С.И.Шмелёву от невесты.

1. Милый Сержек!
Не думай, что я не хотела приехать к тебе, нет – я опоздала на поезд и только потому не приехала. Сейчас вот сижу и плачу. Так мне обидно, что я не смогу увидеть тебя. Со всеми готова перессориться, что так поздно разбудили меня, я встала в 8 часов. Милый Сержек, как я стремилась, как хотелось увидеться, даже ночью часто просыпалась, всё боялась, как бы не проспать, а под утро, точно нарочно, крепко заснула. Ох, если бы знал, как обидно. Мой Сержек, я всё-таки не теряю надежды приехать в следующее воскресенье, если конечно тебе будет удобно, тогда уже со мной не случится подобное несчастие. Ох, Серёжа, так хочется тебя увидеть, так много надо сказать тебе, давно, давно ведь мы не виделись, а ты ведь тоже был в Москве и не мог зайти на минутку. Сергей, ты знаешь? – ведь я сейчас плачу и наши знают о чём, они знают, что я опаздала на поезд (только папа не знает). О, Милый Сержик, мне самой даже странно, что я так плачу, точно ребёнок, которого обидели. Ну, Сержек, больше не буду плакать, а с нетерпением буду ждать следующего воскресения, когда я увижу тебя и крепко, крепко поцелую твою дорогую головку.
Пиши, целую тебя, твоя Мура.
Пиши, целую, целую, целую…

2. Москва 4 февраля.
Здравствуй Милый Сержек!
Ты опять не пишешь и мне приходится опять тебе напоминать о себе. Сержек, хоть бы ты приехал в Москву, мне так хочется увидеться и крепко, крепко поцеловать твой лобик, - бедный лобик, как он должно быть устал! Право, мой милый, я так соскучилась, так соскучилась, ну не могу выразить. Мысли только о любви, настроение скучное, почти нигде не бываю … а ведь весна скоро, опять будет много тепла и света, только будешь ли ты со мной, Сержек?! Неужели уйдёшь ещё дальше?*! … Сергей, ты знаешь, мне кажется, если бы я совершенно тебя не знала, мне было бы легче жить, а теперь, даже не могу без ужаса подумать о том, что мы с тобой должны расстаться.

3.
4.
5.
6.

7.Милый Сержек! Здравствуй радость моя. От тебя опять что-то нет никаких вестей? Здоров ли? Знаешь ли, милый Сержек, я виделась с Володей, он переведён в Калугу на несколько времени и вот я поспешила там побывать, прожила там 4 дня. Мой милый, если бы ты знал, сколько было радости при встрече и как тяжело расставаться. Вот уже 3 дня прошло, как я уже в Москве, а тяжёлое впечатление нашей разлуки ещё до сих пор преследует меня. Всё думаю, думаю о моём бедном братике Володьке и о тебе, моя радость. моя печаль. Время … красивое, тёплое, ласковое, а на душе тяжёлая грусть. Даже … , окружающих меня людей, почему то меня раздражает. Только одна радостная мысль, скорее бы увидеться с тобой. Я буду молиться, чтобы тебя отпустили, да мой милый, за всё время моего пребывания в Калуге я совершенно не могла молиться, и даже забыла о Боге. … мой Сержек, скорее бы, скорее бы увидеться, мне так тяжело без тебя, приезжай при первой возможности, я жду, жду. Ну, прощай … Я спешу кончить письмо. Мне почему-то стыдно моей грусти. Эти последние дни, чувствую себя не совсем хорошо. Но это пустяки, просто я слишком напряжённо жду тебя и мне кажется, ты скоро обязательно приедешь. Ну, целую крепко тебя и надеюсь скоро обязательно увидеться. Буду молиться усердно. Крепко, крепко прикрепко целую.
Твоя Мура.
P.S. К тебе собираюсь, да всё думаю не совсем удобно.

8. Милый Сержек.!?!
Я беспокоюсь… Терпение моё кончается, если на это письмо не получу ответа, приеду к тебе сама и разыщу тебя там. Я не знаю что делать, может быть ты серьёзно болен, мне хочется знать, мне необходимо знать. Скучаю, скучаю, ну, что же ты право ничего не напишешь о себе.

9. Здравствуй Милый Сержек! Поздравляю тебя с Новым Годом и желаю счастья. Милый Сержек, я очень о тебе соскучилась, как хочется увидеться с тобой, поговорить. Милый мой, у нас опять несчастья. Всё относительно Володи, увидемся всё расскажу. … приехала и привезла столько неприятности и слёз. … скорее бы увидеться с тобой. Милый Серёжек, я так тоскую, так неспокойна. Как-то ты поживаешь, здоров ли? Береги себя Сержек, я так боюсь за тебя, так люблю милый, будь здоров. Пиши Сержек, я больше не могу. Целую тебя крепко. Твоя Мура. Пиши. Целую, целую, целую… Собираюсь к тебе к

(3) Письмо Г.Кутырина к С.И.Шмелёву.

Письмо Кутырина Григория Александровича к Шмелёву С.И.

1 Дорогой мой Сержик (видишь ли, прости меня, но у тебя столь неудобное в смысле уменьшения и ласкательности имя, что не могу ни как приспособиться, а потому остановился на сём офранцузенном неблагозвучие. Милый мой учениче … , козлище … и к дому новому приблудшее, Настало время скорбное и … сладость твоего.. Увы мне бедному!.. Видишь ли все говорят, что надо теперь же озаботится своей судьбою если хочу куда либо попасть. И вот милый во первых … обращаюсь к тебе друже. Попробуй разузнать позондировать у себя в батарее. Ведь есть вероятно люди хорошо к тебе относящиеся. Нельзя – ли мол каким-нибудь праведным или неправедным «каком» втиснуть меня старую … к Вам в дивизион на правах вольнопёра. Записан я вольноопределяющимся 27 лет минёр в ма … Отсрочка для государств. экзаменов имею до 1 июня. Если таковая возможность попасть к Вам найдётся то узнай пообстоятельнее что я должен сделать, когда подавать просьбу, кому, какк, может быть мне надо сейчас же с кем-нибудь повидаться в Серпухове. …, что не попаду никуда и предётся идти в пехотное училище или в батальон запасной, а потому очень прошу тебя похлопочи и разузнай всё пообстоятельнее и напиши мне потолковее. Первый экзвмен у меня 8 февраля. Сотрясалось!! Душа у меня вельми тёмная, … и консистенцию напоминает медвежье кало (пробка – тожь) после зимней спячки, местное обиталище ея (сиречь души) пониже спины в месте злачном и непокойном называемом (…).
Дорогой мой прости, за хлопоты еже доставляю тебе. Но помни ведь было время я обливался кровью горячею сокрушаясь по твоему поведению еже называется блуд на потребу бахусу. Теперь плюйся и обливайся … но помоги.
У твоих давно не был. Они раскисают маленько. Их надо бы маленько порастрясти, встряхнуть. Желаю голубчик во всём успеха и радости.
Муся-то твоя чуть слёзы льёт о блестящем прапоре.
Ну целую в носик жму крепко лапу.
Оля всё хворает. Тебе шлёт привет ….
Твой брат Григорий Кутырин.
2.Сын сладчайший!, … мiй безтолковiй понеже глуп еси яще болезнею велего страждении уже блудом суесловия зовётся. Почто ввергнул еси сердце моё любвиобильном страхе, трясцею лихоманскою потрясающею, тело мое … Аз блудный сын земли … в страхе и скорби пребываю за твоё суесловие богопротивное; аз «педалогич» наукой забирал денно и нощно сокрушаюсь по твоём чреве погханом або не треснуло кашею и … обжирался. Денно и нощно молю отца господа да пошлёт тебе продрест … ещё несе тебя жижно да крутого сорок дней сорок ночей … по скрыжалям заветным..
Милому Сергуну шлю привет и пожелания лучшие, которые только могу придумать. … в феврале экзамены государственные и я трепещу, то гусиною кожею покрываюся. Сейчас идут экзамены, которые частно зачтутся за государственные. Надо много и серьёзно работать. А времени и какой-то нравственной силы бодрости – суметь сесть отвлечься …, продуктивно …

На голом пузе

В мае месяце иду по твоим следам и если не удастся устроиться в Московскую артиллерийскую бригаду, то обращусь к Вашему содействию, мой неуважительный изнутро-рыкающий … Заходил раза 3-4 к твоим – хандрят. Дядя Ваня так брыкает, теперь когда ругается и ругает всех и вся, что ближе

В общем Москва стоит на месте.

Оля шлёт привет.

Не было у Ивана Сергеевича Шмелева отца - выдающегося математика, матери – талантливой пианистки, не было среди его родни мистиков, философов, художников, действительных тайных советников, не текла в его жилах кровь князей Курбских, не принадлежал он по рождению ни к политической, ни к военной, ни к творческой элите.

Гуслицы – это юго-восточная часть Богородского уезда Московской губернии с прилегающими землями Рязанской и Владимирской губерний по реке Гуслице, притоке реки Нерской, которая впадает в Москва-реку. По одной из версий, название пошло от финского «kuusi», то есть «ель»: в начале второго тысячелетия население Гуслиц было смешанным, славянским и финно-угорским. По реке названо и село Гуслицы Богородского уезда, известное со времен Ивана Калиты. Оттуда идет род Шмелевых.

Эти места называли старообрядческой Палестиной. Там в ХVII – ХVIII веках селились беглые староверы. Из актов конца ХVII в. Иван Сергеевич Шмелев вычитал, что его предок во время тяжбы в Успенском Соборе между старообрядцами и новообрядцам в присутствии царевны Софьи учинил драку с соборным батюшкой. Жители назывались гусляками, они были носителями особого, гуслицкого, самосознания, которым многое объясняется в характере и образе жизни Шмелевых. Гусляки – люди с достоинством, деятельные, предприимчивые, грамотные. В ХVIII – ХIХ веках в гуслицких селах добывали глину, производили фаянсовую посуду, хлопчатобумажные ткани, занимались извозом, торговлей, хмелеводством, потому и родилась поговорка, записанная В. Далем, «У него в голове гусляк разгулялся». Гусляки делали лестовки и развивали иконопись, причем их заказчиками были и новообрядцы. В Гуслицах сложился свой стиль оформления книг – их переписыванием и украшением там занимались профессионально. Оформился и свой стиль рисованного лубка.

Прадед Ивана Сергеевича Шмелева, тоже Иван, был из государственных гуслицких крестьян. Прабабушка, Устинья Васильевна, состояла в родстве с Морозовыми, из которых вышел основатель династии Морозовых – Савва Васильевич. Прадед Иван перебрался в Москву в 1812 году. Он обосновался в Кадашевской слободе, что в Замоскворечье, – в районе купеческих особняков и каменных церквей. Замоскворечье – символ купечества. Здесь укоренился купец первой гильдии В. А. Кокорев, из старообрядческой семьи костромских торговцев; с его именем связана Большая Ордынка, Кокоревское подворье. Здесь были владения Шемшуриных и Жемочкиных. Отсюда купец Кумакин, дядя Достоевского по материнской линии. Тут благодаря прадеду Ивану жило несколько поколений Шмелевых.

Слобода названа по селу Кадашево, которое упомянуто в завещании великого князя Ивана Васильевича в 1504 году. Название пошло, очевидно, от старинного наименования мастеров полотняного ремесла, либо от кадник , кадаш , кадыш – бочар, обручник, бондарь… «наехали кадаши, из Мещеры торгаши». Шмелев построил дом, а когда началась война с Наполеоном, он оставил в этом доме жену, детей и ушел на Воробьевы горы, где по ночам вместе с другими мужиками ловил французов. По семейному преданию, Устинья Васильевна как-то схватилась с французом-мародером, пытавшимся увести со двора корову, ее заступником оказался Наполеон, появившийся во дворе в нужное время. После войны прадед занялся плотницким делом, торговал посудным и щепным, то есть деревянным, товаром резной, токарной работы, а это могли быть чашки, мисы, ложки, игрушки, складни и проч. Он накопил денег и стал подрядчиком.

Его сын, тоже Иван, дед писателя, продолжил семейное дело, расширил его – начал брать подряды на строительство домов и стал настолько уважаемым подрядчиком, что принял участие в строительстве деревянного Крымского моста. И не такое бывало: он взялся за дело, сулившее верные прибыли и почет, – за перестройку Коломенского дворца. Думал, что за это ему пришлют «кулек крестов», как написал его внук в «Автобиографии» (1913). Но Иван Иванович, человек, по всей видимости, с норовом, отказался дать взятку приемной комиссии, а в результате почти разорился. От коломенского проекта пришлось отказаться. Тогда он выломал дворцовый паркет, снял рамы и двери и пустил все это на ремонт отцовского дома в Кадашах. Иван Иванович оставил сыну Сергею три тысячи рублей ассигнациями и сто тысяч долга.

Сергей Иванович курса в Мещанском училище не окончил, проучился только четыре класса; он с пятнадцати лет помогал отцу и после его смерти продолжил подрядное дело, покупал лес, гонял с ним барки, сплавлял плоты, стал хозяином большой плотницкой артели и держал банные заведения. Почти все московские бани строились по берегам рек, речек, проточных прудов. От Крымского моста до Воробьевых гор тянулись бани, купальни, портомойни, был устроен прокат лодок. Часть всего этого принадлежала Шмелевым и обеспечивала им доход. Шмелевский род вообще отличался хозяйственностью: двоюродный брат Сергея Ивановича, Егор Васильевич, владел кирпичным заводом на Воробьевых горах; правда, в 1894 году завод был продан.

Иван Сергеевич Шмелев, будущий писатель, родился 21 сентября (3 октября) 1873 года, в родовом шмелевском доме, что на Калужской улице, под номером тринадцать. Он появился на свет в пору расцвета семейного дела, домашний уклад был благополучен, устойчив, а детское ощущение райского бытия происходило от отцовского жизнелюбия.

У Сергея Ивановича было триста плотников – и они тоже были известны по всей Москве. Они выполняли такие престижные работы, как возведение лесов и помостов в храме Христа Спасителя. Азарта Сергея Ивановича хватало на серьезные проекты, и на веселую безделицу. Он первым ввел в Москве ледяные горы. Алексей Михайлович Ремизов в «Центурионе», вошедшем в его книгу «Мышкина дудочка» (1953), писал: «Отец Шмелева заделался тузом на Москве за свои масленичные горы – понастроены были фараоновы пирамиды в Зоологическом и Нескучном. Долго потом купцы вспоминали в Сокольниках и на Воробьевых за самоваром шмелевские фейерверки» . Сергей Иванович, как говорили раньше, ставил балаганы. Он упомянут как устроитель народных гуляний в «Юнкерах» (1933) Александра Ивановича Куприна. Его последним делом был подряд по постройке трибун на открытии памятника Пушкину. Умер Сергей Иванович 7 октября 1880 года. Молодая лошадь сбросила Сергея Ивановича и протащила его по дороге. Перед кончиной он долго болел. Его похоронили на кладбище Донского монастыря. Его сыну Ивану было тогда семь лет, он наблюдал из окна, как траурная процессия продвигалась к монастырю. Он обожал своего отца. Сергей Иванович стал героем произведений Шмелева. Когда в феврале 1928 года в парижской газете «Возрождение» был опубликован посвященный Куприну рассказ Шмелева «Наша Масленица», Константин Бальмонт 4.03.1928 написал автору: «Когда я читал его вслух, мы и плясали, и смеялись, и восклицали, и плакали <…> Это – чудесно. Это – родное. Мы любим Вашего отца. Я его вижу. Мы – силой Вашего слова были у него в гостях<…>» .

После смерти отца семья жила скудновато, остались долги. Но Шмелев вспоминал, что дома пекли ситный хлеб, по воскресеньям к чаю обязательно были пирожки – эти и другие привычки милой старины матушка сохранила. Ее звали Евлампией Гавриловной. Она была родом из купеческой семьи Савиновых, закончила институт благородных девиц, вышла замуж за Сергея Ивановича и родила ему детей: Софью, Марию, Николая, Сергея, Ивана, Екатерину. Став вдовой, она в полной мере проявила жесткость характера, силу воли и взвалила на себя заботы о благополучии дома. Кормилась семья за счет бань, но Евлампия Гавриловна еще сдавала третий и подвальный этажи дома. Родители Шмелева – из устроителей. В матушке проявилась купеческая хватка. Шмелев, как это видно из его произведений, в частности из статьи «Душа Москвы» (1930), не считал купечество темным царством, отдавал должное купцам в материальном и духовном строительстве Москвы, имея в виду галерею Третьяковых, художественные собрания Щукина и Цветкова, собрания древней иконной живописи Солдатенкова, Рябушинского, Постникова, Хлудова, Карзинкина, картинную галерею Морозова, библиотеку Хлудовых, бесплатные больницы – Алексеевскую, Бахрушинскую, Хлудовскую, Сокольническую, Морозовскую, Солдатенковскую, Солодовниковскую, а также богадельни, дома дешевых квартир, родильные приюты, училище для глухонемых, приют для исправления малолетних преступников.

Семья будущего писателя в известном смысле не была просвещенной, в доме, кроме старенького Евангелия, молитвенников, поминаний, да в чулане на полках «Четьи-Минеи» прабабушки Устиньи, других книг не было. Жизнь протекала по когда-то давно заведенному порядку.

Шмелевы хоть и приняли новую веру, но к сохранению религиозных обрядов и домашних устоев относились со старообрядческой строгостью. Обязательно соблюдались посты, постились также по средам и пятницам. Семья почитала святыни, посещала церкви, ходила на богомолье; еще маленьким Шмелев совершил паломничество в Троице-Сергиеву Лавру, принял там благословение от старца Варнавы – старец достал из кармана и дал ему крестик. Смысла церковных слов маленький Шмелев не понимал, а картинки с грешниками, шествующими по мытарствам, рождали страх и говорили о существовании жуткой тайны. Решающее духовное воздействие на него – еще при жизни отца – оказал плотник Михаил Панкратыч Горкин, по сути, его домашний воспитатель. Раньше таких, как Горкин, называли дядьками. Он утешитель и наставник маленького Шмелева, он внушал впечатлительному мальчику мысль о том, что есть ангел-хранитель, что Господь его любит, что ветчину в пост есть грешно, что надо трудиться, что душа все равно как полевой цветик. Уже постаревший Шмелев писал о том, что душу его сотворили отец и Горкин.

Помимо церковного, Шмелеву с детства открылся мир балаганных сказок: амбары были завалены декорациями морей, китов, чудовищ, скелетов и прочего, что рождалось в головах художников с Хитрова рынка. Открылся ему и мир простонародный – плотников, бараночников, скорняков, сапожников, банщиков. Он рано услышал бойкую речь – тот народ, что стекался во двор, за словом в карман не лез. Шмелев вспоминал в «Автобиографии»:

«Здесь, во дворе, я увидел народ. Я здесь привык к нему и не боялся ни ругани, ни диких криков, ни лохматых голов, ни дюжих рук. Эти лохматые головы смотрели на меня очень любовно. Мозолистые руки давали мне с добродушным подмигиванием и рубанки, и пилу, и топорик, и молотки и учили, как “притрафляться” к доскам, среди смолистого запаха стружек, я ел кислый хлеб, круто посоленный, головки лука и черные, из деревни привезенные лепешки. Здесь я слушал летними вечерами, после работы, рассказы о деревне, сказки и ждал балагурство. Дюжие руки ломовых таскали меня в конюшни к лошадям, сажали на изъеденные лошадиные спины, гладили ласково по голове. Здесь я узнал запах рабочего пота, дегтя, крепкой махорки. Здесь я впервые почувствовал тоску русской души в песне, которую пел рыжий маляр. “И-эх и темы-най лес… да эх и темы-най…” Я любил украдкой забраться в обедающую артель, робко взять ложку, только что начисто вылизанную и вытертую большим корявым пальцем с сизо-желтым ногтем, и глотать обжигающие рот щи, крепко сдобренные перчиком. Многое повидал я на нашем дворе и веселого, и грустного. Я видел, как теряют на работе пальцы, как течет кровь из-под сорванных мозолей и ногтей, как натирают мертвецки пьяным уши, как бьются на стенках, как метким и острым словом поражают противника, как пишут письма в деревню и как их читают. Здесь я получил первое и важное знание жизни. Здесь я почувствовал любовь и уважение к этому народу, который все мог. Он сделал то, чего не могли делать такие, как я, как мои родные. Эти лохматые на моих глазах совершали много чудесного. Висели под крышей, ходили по карнизам, спускались под землю в колодезь, вырезали из досок фигуры, ковали лошадей брыкающихся, писали красками чудеса, пели песни и рассказывали дух захватывающие сказки».

Все так замечательно складывалось в его жизни, и все так его любили, а между тем уже в раннем детстве он узнал страх, потому что увидел страшное. Такое страшное, что жалость к человеку укоренилась в нем навсегда. Была Пасха 1877 года. Тогда началась Русско-турецкая война. Было солнечно и звонили колокола, маленький Шмелев гулял с няней и заметил, что у сарая столпились люди. Няня взяла его на руки, и он увидел чужих, они были безъязыкими, под лохмотьями старика он разглядел незатянувшуюся рану, сквозь которую проступала кость, у женщины вместо глаз были красные ямы. Тогда он узнал, что есть православные мученики, что царь начал войну с турками, чтобы турки не мучили христиан. Эти несчастные долго снились ему, и ужас вновь и вновь сковывал его сердечко. Второй раз панический страх овладел им в 1881 году: он услышал, что убили Александра II, что без царя всем грозит беда, что нигилисты всех будут резать.

Обучение наукам началось в частном пансионе сестер-француженок Верзес, располагавшемся недалеко от дома, на Полянском рынке. В одиннадцать лет Шмелев сказал «прощай» праздности вольной, его отдали в первую гимназию, что у Храма Христа Спасителя. Попасть туда оказалось делом нелегким, на шестьдесят вакантных мест было четыреста кандидатов. Приемный диктант по русскому языку он написал без ошибок, но на экзамене по арифметике сбивался и робел. Хлопотать за него принялась крестная, Елизавета Егоровна, его дальняя родственница, сама в девичестве Шмелева. Проучился он там всего три месяца, с августа по ноябрь. В 1913 году Шмелев вспоминал: «Меня подавили холод и сушь. Это самая тяжелая пора моей жизни – первые годы в гимназии. Тяжело говорить. Холодные сухие люди. Слезы. Много слез ночью и днем, много страха». Уже в детстве накопились обиды и страхи, все, что в зрелые годы обернулось страстностью, непримиримостью и даже мнительностью.

Каждое утро маленький Шмелев шел по Якиманке, через Большой Каменный мост к Волхонке, к розовому огромному зданию за высокими чугунными воротами. Из-за своих рефлексий он был отстающим; разбирая «Птичку Божию», не мог определить сказуемое; получал колы и двойки, и смятение его разрасталось, застило весь свет. На перемене он ютился под пожарной лестницей на большом дворе; до него доносились запахи сыра, колбасы, слоек, он в одиночестве жевал в своем укрытии пустой розанчик – пятачка на гимназический завтрак дома не выдавали.

Матушка решила перевести его в другую гимназию – под номером шесть. Она находилась неподалеку от дома, в Большом Толмачевском переулке, в усадьбе графов Сологубов, за чугунными воротами с литым фруктовым орнаментом. Собственно, посоветовал ей это сделать четырехклассник шестой гимназии некто Сережа Волокитин. Хотя бабушка и называла его пакостником, совету его вняли. Просторные классы сменили маленькие уютные комнаты, а в учебе Шмелев выказывал успехи. Из последних учеников стал чуть ли не первым. Он попал в свою среду.

На молебны в гимназию приходил диакон Алексий, впоследствии старец, схимник Зосимовой пустыни. Он был литературно и философски образованным человеком, о котором учитель словесности Федор Владимирович Цветаев, дядя Марины Цветаевой, преподаватель шестой гимназии и инспектор Московского учебного округа, говорил: «О, он всего Достоевского … пере-же-вал! И всего – Соловьева… и – всех “гностиков-хвостиков”… му-дрец!» . За сочинения у Цветаева Шмелев получал в основном пятерки, за работу «Летний дождь в лесу» – пятерку с тремя плюсами. По русскому языку были четверки. По латыни получал тройки, но больше двойки, по немецкому – тройки. Вот фрагмент рассказа «Как я покорил немца» (1934):

«Только Отто Федорыч, немец, ставил всё тройки с минусом. Как ни переводил ему любимые его каверзы – “он, казалось, был нездоров”, “он, казалось бы, не был бы нездоров”, даже – “он, не казалось бы, что будто бы будет нездоров”… как ни вычитывал Шиллера и Уланда, как ни жарил все эти фатер, гефеттер, бауэр и нахбар… – ничто не помогало. Он пучил стеклянные ясные глаза, и румяное, в пятнах, лицо его, похожее на святочную маску с рыжими бровями и бачками, сияло удовольствием: “ошень ка-ашо, драй!”

Но почему же – драй?!.

Руски ушенник не мошет полушайт фир, немецкий мо-шет!». Я ненавидел щегольский галстук немца – зеленый с клюковками, в розовых клеточках платочек, которым он вытирал потную лысину, тыкал в стеклянные ясные глаза, когда, растроганный, декламировал нам шиллеровскую “Лид фом Глокэр” или “Уранэ, Гросмуттер, Муттер унд Кинд ин думпфер Штубэ бейзаммен зинд”…– как накануне Троицы убило молнией четверых. «Жестокий, он притворяется добряком, он тычет в глаза платочком, чуть не рыдает даже: “Унд моэн ист… Файэртаг!..” – у, фальшивый!». Я вычитывал ему с чувством “Дер Монд ист ауфгеганген, ди гольдене Штернэ пранген” – драй и драй! – только 2-е место. <…> Я поклялся сжечь Кайзера и хрестоматию Бертэ».

Все же Шмелев закончил гимназию весной 1894 года, до медали ему не хватило полбала.

Из детства сохранилось чувство безысходности, незащищенности перед насилием. Отца уже не было, и никто не мог помешать материнской деспотии. Матушка его… была она из матушек-командирш. То ли жестокосердие, то ли страх вдовы за будущее семьи побуждали ее пороть мальчика. Пороть, пороть, пороть. Порой его наказывали розгами по три раза в неделю. И так, что стыдно было идти в баню. В 1929 году Шмелев рассказал Буниным, как его пороли: «<…> веник превращался в мелкие кусочки» . Евлампия Гавриловна не умела приласкать, она не была нежной матерью; бессильная в убеждении, в слове, она использовала верное, как ей казалось, средство воспитания. Возвращаясь из первой гимназии, мальчик заходил в часовню Николая Чудотворца у Большого Каменного моста – она была разрушена в 1930-е – и, жертвуя редкую копеечку, просил угодника, чтобы поменьше пороли; когда его, маленького, худого, втаскивали в комнату матери, он с кулачками у груди, дрожа, криком молился образу Казанской Богородицы, но за негасимой лампадой лик Ее был недвижим. В молитве – все его «не могу» и «спаси»… но мать призывала в помощь кухарку, когда он стал старше – дворника. В четвертом классе Шмелев, сопротивляясь, схватил хлебный нож – и порки прекратились.

Мать, не желая того, была постоянным источником стрессов, ей подросток Шмелев был обязан нервными тиками. В письмах писателя к ставшей в эмигрантские годы его близким другом Ольге Александровне Бредиус-Субботиной встречаем следующее: «И еще помню – Пасху. Мне было лет 12. Я был очень нервный, тик лица. Чем больше волнения – больше передергиваний. После говенья матушка всегда – раздражена, – усталость. Разговлялись ночью, после ранней обедни. Я дернул щекой – и мать дала пощечину. Я – другой – опять. Так продолжалось все разговение (падали слезы, на пасху, соленые) – наконец, я выбежал и забился в чулан, под лестницу, – и плакал» . Вряд ли он научился страдать и терпеть, скорее материнское воспитание стало причиной проявившейся позже страстности в отрицании насилия и неправды.

Обиды обострили впечатлительность, книги и театр развили воображение, влюбленности сформировали нежный внутренний мир. Он начал влюблялся уже с восьми лет. То это была Саша, то Тоня… Шмелев вымаливал у брата своей избранницы ее портрет и от переживаний, в ночной рубашке, босой, выбегал в морозные сени – чтобы умереть!

В гимназии он увлекся театром. Это семейное: театр обожали его дед и его дядя Павел Иванович. У Шмелева рано обнаружили вокальные способности, сначала альт, потом баритон. Интерес к музыке развился благодаря сестре Марии, учившейся в Московской консерватории: он слушал ее упражнения на фортепьяно и посещал консерваторские концерты. В пятом классе страстно увлекся оперой, каждый субботний вечер шел к Большому театру за билетами по тридцать пять копеек, на галерку, на пятый ярус; он выстаивал в очереди с десяти вечера до десяти утра – в любую погоду! Эти тридцать пять копеек он выпрашивал у матери за «пятерку», но он и сам начал зарабатывать деньги, уже в шестом классе занялся репетиторством, и полученное за уроки вознаграждение тоже шло на билеты. Он знал весь репертуар театра Корша; чрезвычайно был увлечен игрой артистки Малого театра Е. К. Лешковской в «Старых годах» И. В. Шпажинского, в «Волках и овцах» А. Н. Островского, как вспоминал потом: «Не была красива, в жизни страшная неряха, всегда непричесанная, туфли на босу ногу, но… “Божией Милостью” талантище!»

Еще одна ранняя страсть Шмелева – чтение. Как-то во дворе он увидел дворника, который по складам читал потрепанную книжечку. По-видимому, не поминальник и не молитвенник, и уже это было необычно. Есть книги, их откуда-то берут, и нужно научиться читать, что он и сделал с помощью матери. Среди окружения было мало интеллигентных людей, но имя Пушкина было услышано семилетним Шмелевым и стало своим, хотя о том, что Пушкин – поэт, он еще не знал: просто отец взял – не ради барыша, а ради чести – подряд на строительство «мест» для публики к открытию памятника Пушкину. И Пушкин стал постоянной темой разговоров в доме. Его образ долго ассоциировался в памяти маленького Шмелева прежде всего со смертельно больным отцом, с оставшимися в кабинете покойного отца пригласительными билетами на торжество освящения и открытия памятника. Из этих билетов он потом строил домики. Позже Шмелев начал учить стихи Пушкина, и через Пушкина – мыслить и страдать. Он учил «Песнь о вещем Олеге» и плакал: жаль было и бедного Олега, и бедного коня. Как-то почтальон принес завернутое в рогожку фисташкового цвета полное собрание сочинений поэта. Тогда и случилось истинное открытие Пушкина. Но разгадан Пушкин был только в 1930-е.

На Калужской была книжная лавочка Соколова. В ней не было дверей, и на ночь она закрывалась досками. В этой лавочке в енотовой шубе сидел сам Соколов, обладатель рыжего, похожего на лисью морду и с утиным носом лица. Этот Соколов продавал дешевые книги, книжки-листовки, продавал и редкие книги, попадавшие к нему из Мещанской богадельни от скончавшихся там стариков. Благодаря этой лавочке Шмелев прочитал Толстого. О Толстом он впервые услышал от парильщика, старого хромого солдата, от которого пахло вином и паром и которому парившийся в шмелевских банях лакей из толстовского дома в Хамовниках подарил книгу «Чем люди живы». В бане же маленький Шмелев услышал историю о том, что за Крымским мостом живет граф Толстой, который сам ходит за водой, одевается по-деревенски, посещает простые бани за пятак. От «Чем люди живы» Шмелеву стало печально. Тогда у Соколова он купил книгу «Три смерти», от которой стало еще грустнее: «Помнится, я заплакал, как умирала березка. Но было и интересно: и в книжке разговаривали люди, – совсем как у нас на дворе, наши». У Шмелева даже зародилась мечта написать роман и отдать его на суд Толстому. Ему нравились «Казаки», и скучной показалась «Смерть Ивана Ильича». То ли в пятом, то ли в шестом классе гимназии, на Святках, все дни и ночи, он читал «Войну и мир». Толстой притягивал своей мощью. Уже в детстве Шмелев понял, что Толстой – не как все: раз на Рождество за чаем в доме Шмелевых один батюшка рассказал о произошедшем от гордыни помрачении ума Толстого – о его Евангелии, о новой, толстовской, вере. О своем открытии Толстого Шмелев написал в «Как я узнавал Толстого» (1927), «Как я ходил к Толстому» (1936).

Из русских писателей в гимназическом возрасте он зачитывался М. Загоскиным, И. Крыловым, И. Тургеневым, В. Короленко, П. Мельниковым-Печерским, А. Чеховым, от которого воспринял «чувство народности, русскости, родного». Он знал наизусть лермонтовский «Маскарад». Он рано прочитал Г. Успенского и Н. Златовратского, и ему нравилось, что они описывали знакомую ему жизнь. От едкого слова М. Салтыкова-Щедрина он впадал в восторг. Заметим, однако, что постаревший Шмелев посчитал это слово неимоверным злом для России. Из европейских писателей любимыми были те, которые будоражили воображение, – Ж. Верн, М. Рид, Ф. Марриэт, Г. Эмар. Он увлекался Г.Флобером, Э. Золя, А. Доде, Ги де Мопассаном, Ч. Диккенсом и не любил Г. Гейне, не любил В. Гюго за очень уж скрытую в медлительной фабуле суть, В. Гете – за сухость.

О ранних литературных пристрастиях Шмелева можно судить по его автобиографическому рассказу «Как я встречался с Чеховым» (1934); на пруду в саду при Мещанском училище Чехов облюбовал для рыбалки место, которое мальчики-гимназисты считали своим – так состоялось их знакомство, позже они вновь встретились в библиотеки Мещанского училища:

«Мне опять понравилось добродушное его лицо, такое отрытое, простое, как у нашего Макарки из бань, только волосы были не ежом, а волнисто зачесаны назад, как у о. дьякона. Вскидывая пенсне, он вдруг обратился к нам:

– А, господа рыболовы… братья-краснокожие! – сказал он, с усмешливой улыбкой, – вот где судьбе угодно было столкнуть нас лицом к лицу… – выговорил он особенным, книжным, языком. – Тут мы, кажется, не поссоримся, книг вдоволь.

Мы в смущении молчали, теребя пояса, как на уроке.

– А ну, посмотрим, что вы предпочитаете. Любите Жюль-Верна? – обращается он ко мне.

Я отвечаю робко, что уже прочитал всего Жюль-Верна, а теперь… Но он начинает допрашивать:

– Ого! А Густава Эмара, а Фенимора Купера?.. Ну-ка, проэкзаменуем краснокожих братьев… Что читали из Густава Эмара?..

И я начинаю перечислять, как по каталогу, – я хорошо знал каталоги: Великий предводитель Аукасов, Красный Кедр, Дальний Запад, Закон Линча, Эльдорадо, Буа-Брюле, или Сожженные Леса, Великая Река…

– Ого! – повторил он значительно. – А что из Майн Рида прочитали? – и он хитро прищурился.

Я был польщен, что такое ко мне внимание: ведь не простой это человек, а пописывает в “Сверчке” и в “Будильнике”, и написал даже книгу – “Сказки Мельпомены”. И такой замечательный, спрашивает меня, знаю ли я Майн Рида!

Я чеканил, как на экзамене <…> Он сказал – “вот знаток-то!” – и спросил, сколько мне лет. Я ответил, что скоро будет тринадцать <…>

– Ого! – сказал он, – вам пора переходить на общее чтение.

Я не понял, что значит – “общее чтение”.

– Ну-с… с индейцами мы покончим. А как Загоскина?..

Я ему стал отхватывать Загоскина, а он рассматривал в шкапу книги.

– А… Мельникова-Печерского?

Я видел, что он как раз смотрит на книги Мельникова-Печерского, и ответил, что читал “В лесах” и “На горах”, и…

– “На небесах”?.. – посмотрел он через пенсне.

Я хотел показать себя знатоком и сказать, что читал и “На небесах”, но что-то удержало. И я сказал, что этого нет в каталогах».

Конечно, читательские вкусы повлияли на его раннее творчество, а писать собственную прозу и стихотворения он начал в гимназии. Поздний Шмелев вывел закон: все, даже гении, в творчестве могут состоятся лишь под чьим-либо влиянием. Даже Пушкин, даже Лермонтов, даже Достоевский, поначалу напитавшийся от Бальзака, даже Мопассан – он что-то воспринял от Флобера, даже ранний Толстой был под влиянием Стендаля!..

В первом классе Шмелева прозвали римским оратором – orator romanus. Он рано полюбил слово, а желание писать в нем развили гимназические сочинения. В третьем классе он увлекся романами Ж. Верна и написал поэму о путешествии учителей на Луну на воздушном шаре, сделанном из необъятных штанов латиниста, за что по решению педсовета был наказан. Юмористические стишки, написанные в пятом классе и посланные в «Будильник», не были пропущены. «Буди, буди, “Будильник”, / Чтоб жизнь была, а не могильник»! Красным карандашом цензор начертал: жизнь не могильник, а Божий дар. Редакция подарила ему на память гранку, и он годился тем, что всего две строчки его стихов помещались на незаполненном листе бумаги. В пятом же классе он столкнулся с жесткой учительской цензурой: в сочинение о Храме Христа Спасителя ввел цитату из пессимиста и бунтаря Надсона, за что получил кол, не был допущен к экзамену и остался на второй год. Он писал потом: «С тех пор я возненавидел и Надсона, и философию».

Положительная сторона этой драмы состояла в том, что Шмелев в итоге попал к другому словеснику – Цветаеву, предоставившему ему полную творческую свободу. Тогда же под влиянием романа Мельникова-Печерского «В лесах» он начал писать роман из эпохи ХVI века. Под впечатлением от рассказа Успенского «Будка» он ночью, со слезами, написал рассказ «Городовой Семен»: одинокий городовой дружит с фонарщиком, обездоленным калекой, они мечтают переселиться в деревню, но городовой умирает, фонарщик в его честь зажигает на всю мощь фонари; яркий свет – это аллегория вечного света; но лопаются стекла фонарей, ясно, что фонарщика прогонят со службы, а новый фонарщик будет зажигать фонари вполсвета. Вот такой жалостливый сюжет, полный, как Пушкин бы сказал, сердца горестных замет, в нем есть и благородный порыв, и любовь к ближнему, и мировая несправедливость, и высокая аллегоричность. Шмелев отдал рукопись в редакцию, ее ему, конечно, вернули. Редактор, запивая розанчик чаем и подмигивая автору на его гимназическое пальто, сказал что-то вроде: слабовато, но… ничего… Под влиянием Загоскина Шмелев писал роман об эпохе Ивана Грозного; был и другой источник вдохновения: он любил смотреть на дом Малюты Скуратова напротив Храма Христа Спасителя. Под влиянием Толстого он взялся еще за один роман и написал его; название было «Два лагеря»; на чердаке прятал рукопись от сестры, но одна из тетрадей все-таки к ней попала – и он согласился с ее замечаниями. Герой романа – владелец сибирских приисков, он едет в глушь Н…го уезда, в имение сестры, там разворачивается интрига, в которой участвует обманщик управляющий – беглый каторжник. Шмелев решил показать роман Толстому. Мимо церкви Николы-в-Хамовниках, мимо пивоваренного завода, вдоль забора толстовской усадьбы он подошел к калитке, посмотрел на засветившуюся в мансарде лампу с зеленым абажуром, подождал и позвонил. Вышел сердитый дворник:

«Я растерянно показал ему тетрадки и сказал невнятно, что “графа Толстого бы…” Дворник посмотрел на тетрадки, на мою потертую гимназическую шубу…

– Много у нас графов… самого молодого вам?..

Я сказал, что мне надо знаменитого писателя графа Льва Толстого.

– Во-он кого вам!.. Нету их, уехали к себе в деревню… – и хотел затворить калитку.

Должно быть, мое лицо что-то ему сказало; он опять поглядел на синие тетрадки:

– По ихнему делу, что ли… сочиняете ли? Нету их, в Ясной они, там для их дела поспокойней. И графиня не велит таких бумаг принимать, не беспокоить чтобы.

В этот ужасный миг кто-то, голенастый и прыщавый, в гимназической фуражке и синей курточке, обшитой серым барашком, ляпнул огромным комом в загривок дворнику, и меня залепило снегом. Дворник хлопнул калиткой, чуть не прихлопнул мою руку и погнался за голенастым: “Ну, стой теперь, су-кин кот… я те покажу, чертов баловень!” – слышал я сиплый голос и топот ног. Я вытирал глаза и мокрый снег, а в глазах смеялось большеротое, некрасивое лицо щеголя гимназиста, – может быть “самого молодого графа”? Собака брехала яростно, рвалась и гремела цепь. В доме зажгли огонь, и сразу стемнело в переулке. У Николы-Хамовники печально благовестили к вечерне. А я продолжал стоять. Потянуло жареной рыбой с луком, по-постному. В голых березах, осенявших чудесный дом, лег желтоватый отсвет, – должно быть, из нижних окон. Глухо захлопало: затворяли ставни в невидном мне нижнем этаже» («Как я ходил к Толстому», 1936).

Примечания

1. Тексты И. С. Шмелева цитируются по изданию: Шмелев И. С. Собр. соч.: В 5 т. (доп. 6 – 8).Сост. Е. А. Осьминина. М., 1998 – 2000.

2. Ремизов А. М. Мышкина дудочка // Ремизов А. М. Собр. соч.: В 10 т. Под ред. А. М. Грачевой. М., 2000 – 2003. Т. 10. С. 128.

3. Встреча. Константин Бальмонт и Иван Шмелев. Вступ.ст., примеч., публикация К. М. Азадовского и Г. М. Бонгард-Левина // Наше наследие. 2002. № 61. С.110.

4. Ильин И. А. Собр. соч.: Переписка двух Иванов (1947 – 1950). Сост., текстология, коммент. Ю. Т. Лисицы. М., 2000. С. 16.